– Они могли и не быть знакомы, – вставил Крячко.
– Могли, конечно! Но почему тогда репортер Артемов сел с ним за один столик? Ведь внешне Костырев имел вид довольно сомнительный. Правда, заметно, что он привел себя в порядок, даже побрился, но все равно! Ведь в кафе было много других свободных мест – зачем журналисту понадобилось садиться именно с Костыревым?
– Может быть, Костырев к нему подсел, – продолжал высказывать предположения Крячко.
– А зачем он вообще туда приперся, этот Костырев? – снова с нажимом спросил Гуров. – Без денег, заметь. На что он рассчитывал? На милостыню? Да его тогда из кафе сразу спровадили бы.
Орлов, нахмурившись, слушал.
– Я понял! – возбужденно воскликнул Крячко. – Все просто! Репортер писал статью о бомжах! Ну, или о сильно пьющих людях… Поэтому пригласил этого Костырева и пообещал заплатить за его обед.
– Допустим, – кивнул Гуров. – Допустим, что так и было, тем более что выглядит и впрямь правдоподобно, и я сам об этом думал. Но тут выходит одна нестыковочка. Где тогда у репортера камера? Или, на худой конец, фотоаппарат? Блокнот, ручка, в конце концов… Почему у него при себе ничего этого нет? Почему у него найдено только журналистское удостоверение? Как он собирался готовить репортаж с пустыми руками?
Гуров говорил очень эмоционально, что, вообще-то, было ему не свойственно. Он словно выплескивал мысли, накопившиеся у него за какое-то время, и Орлов подумал, что Лев, наверное, и дома размышлял над этим делом. Может быть, даже до глубокой ночи. Он знал: если Гуров чем-то заинтересовался, будет ломать голову, пока не найдет ключ к разгадке. И зря Орлов вчера подумал, что Крячко с Гуровым только и мечтают о том, как бы поскорее уехать домой со службы и выбросить из головы все дела. Оба они любили свою работу, бывшую порой совсем неблагодарной, и генерал-лейтенант в который раз убедился, что зря порой грешит на своих сыщиков. Правда, он все равно был убежден, что убийство в кафе произошло из-за чьей-то важной фигуры, но сейчас был рад, что Лев думает о деле постоянно, и слушал его не без интереса.
– А действительно, – медленно произнес Крячко, запуская ладонь в свою нестриженую шевелюру, – мы как-то упустили это из виду…
– Я поначалу – тоже, но просто потому, что пострадавших было слишком много. Глаза, что называется, разбегались, – признался Гуров. – Теперь же, более-менее разобравшись, я считаю правильным проверить Костырева и Артемова. Были ли они знакомы?
– Лева, – подавив вздох, сказал Орлов, – я рад, что ты работаешь. И даже прошу у тебя прощения за сказанные вгорячах слова. Но я тебя прошу, подумай еще! Не может быть, чтобы этот пьющий человек был тут при делах. Кому нужен сильно пьющий человек, без денег и даже сотового телефона? Это нелогично, Лева.
– Нелогично, – согласился Гуров. – Но в этом деле вообще много нелогичных вещей. Не стану сейчас их все пересказывать, просто хочу проверить этот вариант.
– И как ты собираешься его проверять? – спросил Крячко. – С чего начинать?
– А вот давай мы с тобой сейчас съездим в редакцию, где работал Артемов, и спросим, над каким материалом он трудился в последнее время. Если действительно писал статью об алкоголиках или людях с трудной судьбой, значит, тут все можно считать ясным – они встречались с Костыревым по делам. Правда, остается непонятным, где его камера и прочие причиндалы, но, возможно, как раз в редакции нам дадут ответ и на этот вопрос. Словом, как ни крути, а в редакцию ехать придется.
– Поехали! – Станислав быстро поднялся с кресла.
– Ох, блин! – прозвучал в спину сыщикам глубокий вздох. – Нет бы Богатенко заняться всерьез или, на худой конец, немкой с ее попами, а они…
Редакция газеты «Вестник» размещалась на седьмом этаже восемнадцатиэтажной башни. На входе у Гурова и Крячко потребовали пропуск, но молча предъявленные удостоверения полковников вполне удовлетворили пожилую женщину сурового вида. Гуров с Крячко прошли к лифту, и, пока он вез их на седьмой этаж, Лев сказал:
– Хорошо бы пообщаться не только с его шефом, но и со всей журналистской братией. Это народ шустрый, они обычно много чего знают.
– Или не знают, но наговорят с три короба, – тут же откомментировал Крячко. – Честно говоря, не люблю я эту братию! Вспомни, Лева, сколько мы из-за них натерпелись за годы службы?
– Ну, не все журналисты одинаковы, – возразил Гуров.
– И все-таки я был бы с ними поосторожнее, а то завтра же появятся статьи об убийстве журналиста, который готовил компромат на сотрудников МВД… Да-да, чего ты на меня так смотришь? Я не удивлюсь! – убежденно тряхнул лохматой головой Станислав.
– Будем надеяться, что до этого не дойдет, – улыбнулся Гуров. – Я побеседую с главным редактором и официально запрещу давать какие-либо репортажи на эту тему до выяснения всех обстоятельств.
– Плевать они хотели на твои запреты! – буркнул Крячко, который и в самом деле относился к журналистам, мягко говоря, без симпатии, а порой даже слишком предвзято.
Гуров, признаться, и сам не любил таких карьеристов, которые ради популярности и славы могут написать любую пакость. Но рвачи встречаются в любой профессии, и по этой причине он старался быть объективным.
Редакция занимала три комнаты. В одной сидели собственно «работники пера», в другой проходила верстка, а третья принадлежала администрации. И именно дверь третьего кабинета сейчас была заперта, посему Гуров с Крячко отправились, что называется, в народ. Станислав заранее набычился и приготовился дать отпор на любое проявление любопытства.
Обстановка в редакции была довольно вялой и при появлении полковников не очень-то оживилась. Только когда Гуров сообщил, что они опера по особо важным делам, приехали из МВД, чтобы побеседовать об их коллеге, в кабинете повисла тишина, в которой явно угадывался интерес.
– Мы пока что просим вас просто рассказать о своем коллеге Григории Артемове, – вежливо произнес Гуров, усаживаясь на свободный стул. Крячко, для которого места не нашлось, прошел к окну и, упершись ладонями, запрыгнул на подоконник.
– А… с ним что-то случилось? – спросила миниатюрная, довольно хорошенькая девушка в светлых кудряшках, глядя на Гурова и Крячко немного испуганно.
– Он умер, – коротко ответил Гуров. – Ответьте, пожалуйста, на наш вопрос.
Теперь тишина повисла на более долгое время, минуты на полторы. Все словно окаменели, а потом вдруг заговорили как-то разом, хором, возбужденно и вразнобой.
– Я знал, что это добром не кончится! – кричал долговязый парень в очках. – Он слишком часто совал нос не в свое дело!
– Да брось ты, какое дело, – морщась, возражал ему другой, черноволосый и смуглый. – Он сроду делом не занимался!
– Юра, ты несправедлив, – дрожащим голоском вмешалась девушка. – Гриша много работал!
– Работал? – с нескрываемой иронией в голосе спросил смуглый. – По-моему, он только мешал другим это делать.
– И все-таки он был хороший парень, добрый! – стояла на своем девушка.
– Парень – да, хороший, – согласился смуглый Юра. – А журналист плохой.
– Ну, разве можно сейчас так говорить? – Девушка вдруг всхлипнула и, достав из сумочки платок, быстро вышла из кабинета.
– Любовь? – приподняв бровь, спросил с подоконника Крячко, кивая ей вслед.
– Что? – не понял Юрий. – А, нет, что вы! Маша просто очень впечатлительная натура. Никакой любви с Артемовым у них и в помине не было. У него вообще, кажется, с личной жизнью был напряг.
– Точнее, ее полное отсутствие, – поправил его долговязый парень в очках, который тут же представился: – Виталий Дорошин, новости культуры…
– Очень приятно, – склонил голову Крячко, стараясь говорить предельно вежливо. – Я всегда с огромным интересом слушаю новости культуры.
– Расскажите, пожалуйста, об Артемове, – попросил Гуров.
– Да мы, кажется, все уже рассказали, – пожал плечами Юрий. – Кстати, моя фамилия Ширяев.
– А моя – Крячко, – тут же сказал Станислав. – Не слышали?
– Простите, не доводилось, – серьезно произнес Ширяев.
– Как же так? Неужели в российской культуре не упоминается мое имя? – искренне удивился Крячко.
– Я, вообще-то, занимаюсь социальными проблемами, – развел руками, словно извиняясь, Юрий.
– Давайте вернемся к Артемову, – вмешался Гуров, бросая на Крячко неодобрительный взгляд и делая ему знак не перегибать палку.
Станислав даже ухом не повел. Он ухмыльнулся и поерзал, поудобнее устраиваясь на подоконнике.
– Значит, Артемов был слабым журналистом? – уточнил Гуров.
– Откровенно! – категорично заявил Ширяев. – Мы вместе журфак заканчивали, я ему еще тогда говорил: мол, Гриша, подумай, может быть, тебе лучше чем-то другим заняться? Но он горел журналистикой, постоянно искал сенсационный материал…
– Кстати, а каким материалом занимался Артемов в последнее время? – спросил Крячко.
– Кстати, а каким материалом занимался Артемов в последнее время? – спросил Крячко.
Ширяев и Дорошин переглянулись.
– Насколько я знаю, ничем конкретным он не занимался, – медленно произнес Виталий, снимая очки и протирая их. Затем водрузил обратно на нос и закончил: – Он только всех доставал.
– А чем доставал? – заинтересовался Гуров.
– Ну, он постоянно рыскал в поисках материала и просил подбросить ему чего-нибудь погорячее, – ответил Ширяев. – Как будто кто-то станет с ним своими материалами делиться! Он даже Николая Ивановича достал.
– А Николай Иванович у нас кто?
– Это наш главный редактор.
– Его сейчас нет на месте? Кабинет, кажется, закрыт.
– Он скоро будет, непременно, – заверил Гурова Дорошин. – Поехал на одно мероприятие, там все уже должно закончиться.
– А вот скажите мне, пожалуйста, – располагающим тоном заговорил Лев. – Артемов – он вообще по натуре какой был человек? Чем увлекался, с кем жил?
– Жил он с мамой, – ответил Ширяев. – Родители его давно в разводе, у отца то ли другая семья, то ли он спился – в универе разные слухи ходили. Гриша с ним особо отношения и не поддерживал. А увлекался он всем подряд, лишь бы это дало повод для статьи. Совал нос во все что можно.
– Но статьи тем не менее писал плохие, – заметил Гуров. – Почему же?
– Я же говорю, у него просто не было таланта к журналистике, – закатил глаза Ширяев.
– Не в этом дело! – подал голос Дорошин. – Артемов мог писать не так уж и плохо. В конце концов, что у нас здесь, сплошные гении собрались, что ли?
По выражению лица Ширяева было ясно, что уж себя-то он считает если не гением, то человеком больших способностей и возможностей.
– Каждый пишет, как может. Порой, когда выпуск горит, строчишь, не задумываясь над тем, есть у тебя талант или нет. Просто пишешь, и все. А Артемов все искал какой-то неведомый феерический материал. Ему хотелось взорвать, потрясти всех!
– Но такого материала он не нашел, – сказал Гуров.
– Насколько я знаю, нет, – усмехнулся Дорошин, – иначе уже прославился бы.
– А если он просто не успел написать?
– Да о чем вы говорите? – Ширяев снисходительно посмотрел на Льва. – Какой он мог найти феерический материал? Почему только он один? Если бы в обществе произошло что-то грандиозное, информация об этом уже давно просочилась бы, и статей появилось бы, как грибов после дождя!
– Понятно, понятно, – закивал Гуров. – А вот этого человека вы, случайно, с ним никогда не видели?
Полковник достал фотографию опознанного сегодня Костырева и показал обоим журналистам. Те, сгрудившись, посмотрели на снимок и синхронно покачали головами. Тут в кабинет вернулась уже успокоившаяся Маша, и Гуров переадресовал снимок ей. Она тоже сказала, что никогда не видела этого человека, и вообще ей странно, что он имеет какое-то отношение к Артемову.
– Гриша же был приличным человеком!
– А такое имя – Валерий Викторович Костырев – вы никогда не слышали? – Гуров обвел присутствующих внимательным взглядом.
Все переглянулись, потом вновь последовало отрицательное качание головами.
Гуров встал и прошелся по кабинету, осматриваясь. Потом повернулся и спросил:
– А где рабочее место Артемова?
– Вот, – показала Маша на старенький деревянный столик в углу, на котором стоял компьютер. Он был оснащен древним монитором, громоздким и занимавшим половину стола. От таких уже давно отказались уважающие себя компании. На других столах стояли компьютеры поновее, мониторы были уже плоскими, жидкокристаллическими.
– Николай Иванович вынужден экономить, – поймав взгляд Гурова, пояснила Маша. – У нас не слишком доходная организация, всё на самоокупаемости…
– Я посмотрю его компьютер, – скорее утвердительно, нежели вопросительно, произнес Гуров.
Никто, в общем-то, и не пытался ему возражать, только Ширяев подал голос:
– Вообще-то, Артемов, если и работал, то в основном дома. Здесь он почти ничего не хранил. Я никогда не видел, чтобы он на этом компе писал что-нибудь путное.
– Ничего, я все равно посмотрю, – кивнул Гуров и спросил: – А дома у него есть компьютер?
– Да, и вполне приличный, – ответила Маша. – Грише его мама подарила на окончание университета.
– А вы были у него дома? – Гуров с интересом уставился на девушку.
– Нет, никогда. – Маша почему-то покраснела. – Просто Гриша рассказывал.
– Да выпендривался он просто! – не выдержав, выпалил Ширяев. – И камерой своей хвастался, постоянно с ней таскался…
– Камера знатная, – не без зависти в голосе подтвердил Дорошин. – Мне бы такую, я бы горя не знал!
– Ой, ну что вы завидуете? – воскликнула Маша. – Он на нее полгода копил! Если бы вы столько пива не дули, тоже вполне могли себе такие купить!
Оба журналиста гордо оттопырили нижнюю губу, но промолчали. Маша же обратилась к Гурову:
– Гриша давно мечтал о камере и месяца два назад купил себе очень дорогую, оснащенную многими функциями. Конечно, он этим гордился. Нас не снабжают такой аппаратурой, а у него теперь своя была.
– И он что же, всегда ходил с ней? – Гуров проявил самый искренний интерес к этой теме.
– Думаю, он и спал с ней, – махнул рукой Дорошин.
– Тем более что больше не с кем, – добавил Ширяев.
Маша поморщилась и демонстративно отвернулась. Гуров внимательно посмотрел на Крячко и отозвал его в коридор.
– Вот что, Станислав, – проговорил он, приглаживая свои короткие волосы. – Езжай-ка ты домой к Артемову и привези сюда его жесткий диск. Да поскорее!
– Чего? А нельзя ли такую работенку поручить кому-нибудь, мягко говоря, рангом пониже? – обиделся Крячко. – Или у нас сержантов мало?
– Нельзя, – серьезно ответил Гуров. – Потому что я хочу не просто получить жесткий диск. Я хочу, чтобы был произведен качественный осмотр квартиры репортера. А кто, кроме тебя, сможет сделать это быстро, профессионально и грамотно?
Крячко моментально повеселел, широко улыбнулся и расправил плечи.
– Сделаем! – заговорщицки подмигнув другу, произнес он шепотом и двинулся в сторону лифта.
Гуров улыбнулся в ответ и проговорил ему в спину:
– Только на этот раз не вздумай тащить сюда весь компьютер! С меня вполне хватит и винчестера.
Крячко, уже не слушая Гурова, вошел в лифт и нажал кнопку. Лев же решил пока изучить компьютер, стоявший на рабочем месте Артемова. Едва он повернулся, чтобы вернуться в комнату, как открылись двери второго лифта, и из него быстро вышел высокий седоволосый человек лет шестидесяти. Он держался очень прямо, хотя и торопился. Темно-серый костюм, хоть и несколько заношенный, был тщательно отглажен. Слишком яркие для его возраста голубые глаза оживляли его ничем не примечательное вытянутое лицо.
Мужчина торопливо двинулся к двери, на которой было написано: «Главный редактор», и принялся ключом отпирать ее. Гуров тут же шагнул к нему.
– Прошу прощения, Николай Иванович?
– Да, чем могу служить? – на ходу спросил мужчина, уже отперев замок и стоя на пороге своего кабинета.
– Полковник Гуров, Главное управление МВД. – Лев достал свое удостоверение. – Я к вам по поводу смерти вашего сотрудника, Григория Артемова.
Длинное лицо главного редактора вытянулось еще сильнее.
– Смерти? Григория? – переспросил он. – Но… когда он умер, почему?
– Позавчера, – ответил полковник. – Уделите мне несколько минут, у меня к вам всего несколько вопросов.
– Да… Э… Так сказать, прошу! – нашелся наконец Николай Иванович, делая приглашающий жест.
Гуров прошел в его кабинет, который хоть и был уровнем чуть выше комнаты, в которой сидели журналисты, все же роскошью не блистал. Газета «Вестник» явно не страдала от излишка средств. Николай Иванович уселся за свой стол и машинально включил компьютер, а Гурову предложил устроиться напротив.
– Боже мой, боже мой, – бормотал он, бесцельно перекладывая на своем столе какие-то диски, флешки и распечатки. – Кто бы мог подумать, кто бы мог подумать… Такой молодой, жизнерадостный парень… А я-то все голову ломаю – куда он запропастился? Звоню, звоню – никто не отвечает! Подумал уж грешным делом, что он обиделся на всех и решил уволиться!
– А что, у него были основания? – спросил Гуров.
– Нет, нет, что вы! – тут же пошел на попятную главный редактор. – Просто… молодой амбициозный человек… Ну, это свойственно практически всем молодым людям, вы должны понимать, о чем я.
– Примерно понимаю. Меня уже проинформировали, что Артемов хотел прославиться, – сказал полковник.
– Да, да, да, хотел, хотел, – мелко закивал головой Николай Иванович, явно находясь под впечатлением от полученного известия. – Но, простите, отчего же он все-таки умер?
– Его убили, – сообщил полковник, наблюдая, как лицо Николая Ивановича приобретает какой-то неестественный оттенок. – И по этому поводу у меня к вам сразу же строжайшее предупреждение: никаких материалов в прессе не должно быть. Никаких! В противном случае будет возбуждено дело за разглашение официальных сведений. Это я вам обещаю. Я не угрожаю, просто предупреждаю. Вы тоже должны меня понимать.