– А что ж вы такие важные улики не уничтожили, Игорь Васильевич? – спросил Гуров. – Не думали, что вашу квартиру станут обыскивать?
– Я хотел на помойку выбросить, – произнес Мокин, – да побоялся оставлять информацию. Я в этом не очень хорошо разбирался, думал – вдруг ее можно будет восстановить?
– Но вы же уничтожили операционную систему в компьютере Артемова! Значит, какими-то познаниями обладаете?
– Он сказал – сохрани до поры до времени. Наверное, надеялся уничтожить потом сам, чтобы уж наверняка. А может, не до конца доверял…
– Он – это полковник Лемешев? – уточнил Гуров.
Мокин кивнул и прикрыл глаза.
– Артемов позвонил в часть и напал прямо на него. Он вызвал меня и сказал, что такого-то числа нужно будет проникнуть к нему на квартиру и стереть все. А потом передал и камеру. Может, надеялся таким образом всю вину на меня свалить, в случае чего… Хотя это глупо, а он не дурак. Просто растерялся, наверное. Он-то думал, что после смерти Романенко ему ничего не грозит, все быльем поросло…
– А Костырев?
– Костырев ему не мешал, – усмехнулся Мокин. – Он сам Лемешева боялся, как черт ладана, потому и уволился после смерти Романенко. Он тогда и закладывать стал, боялся, что следующим окажется он сам. Но Романенко горячий был и глупый, а Костырев поумнее и сдержанный. Лемешев с ним побеседовал и понял, что тот будет помалкивать в тряпочку, лишь бы его не трогали. И помалкивал… Пока этот журналист не вмешался.
– А почему Романенко вдруг заговорил? Столько лет молчал… Или он случайно что-то узнал?
– Какое там случайно! – скривился Мокин. – Мы все там повязаны были, и Романенко не меньше других.
– Расскажите, – потребовал Гуров, – с самого начала.
– С начала? – снова усмехнулся Мокин. – История долгая… Хотя вроде, с другой стороны, и рассказывать особо нечего.
– Говорите, – повторил Гуров.
Слушая Мокина, он внутренне удивлялся, до чего может дойти человек, офицер, призванный защищать свою страну, под воздействием аргумента, называемого деньги…
По словам Мокина, началось с мелочей. Находясь в Чечне несколько месяцев, офицеры потихоньку стали продавать информацию налево. Информация, естественно, предназначалась для чеченских боевиков. «Мелочь», рядовые и сержанты, продавали патроны. За это их сильно наказывали, но сами продолжали свою деятельность. Потом произошло кое-что посерьезнее…
– Большую группу боевиков заперли со всех сторон, – рассказывал Мокин. – Уйти им было некуда: кругом горы и наши бойцы. Нам, то есть нашей части, оставалось только открыть огонь. Приказ был – стрелять на поражение, потому что банду эту несколько лет взять не могли. Но Лемешев уже имел к тому времени связь с Назимом Умаровым, лидером боевиков. И договорился его отпустить. За большие деньги. Умаров ушел, а остальных мы положили, нанесли артудар. Это был первый серьезный момент, а дальше пошло еще хлеще… У Лемешева уже началось плотное сотрудничество с Умаровым. Свой процент от сделки имели, конечно, все – и я, и Костырев, и Романенко. Но больше всех получал, естественно, Лемешев.
– И все охотно его поддерживали?
– А куда деваться? – развел руками Мокин. – Во-первых, его боялись. Там человека застрелить куда проще, чем тут. И свалить на чеченцев. Война! Лемешев и глазом бы не моргнул, замочил бы любого, кто стал бы вякать. Во-вторых, у нас у самих рыло в пуху было. Что уж тут запираться?
Потом война закончилась, но связь Лемешева с Умаровым не прервалась, только стала другого качества. Теперь Умаров готовил теракт в Москве, о чем и договорился с Лемешевым, спокойно возглавлявшим к этому моменту войсковую часть номер 31254. Уже и дата была назначена, и место.
И вот тут серьезно восстал Романенко. У него когда-то сестра погибла в метро от теракта, и он крайне болезненно переживал такие вещи. А тем более, как выпьет, у него совсем крышу сносило. И вот, узнав про готовящийся теракт, он надрался и устроил пьяную истерику. Орал, что мы все сволочи и уроды, что своих людей убиваем, что этого он уже не потерпит и пойдет в военную прокуратуру. «Мне и так кошмары по ночам снятся!» – кричал он, размазывая сопли.
Но деньги на заграничные счета Лемешева уже были перечислены, а жизнь какого-то Романенко не шла ни в какое сравнение с ними. Теракт не состоялся, его удалось предотвратить, спецслужбы сработали отлично, всех боевиков уничтожили вместе с Умаровым. А Лемешев не пострадал как раз только потому, что всех убили и некому было давать против него показания. Денег у него было достаточно, и он собирался спокойно дослужить пару-тройку лет и уйти на покой.
А Костырев был другом Романенко и все понял. Но так как был поумнее, просто тихо ушел в тень, уволившись от греха подальше. Лемешева он боялся и ни в какую прокуратуру идти не собирался. Лемешев, как человек умный, об этом знал и не собирался его убивать. И так бы все тихо-мирно и закончилось, если бы у журналиста Артемова в заднице не воспылал пионерский костер и он не принялся ворошить осиное гнездо…
Я понял, что это он убил Костырева и этого репортера. Он лично несколько раз ездил в Москву перед этим. Готовился, значит. Потом Маринку подключил, а мне поручил квартиру репортера обшарить. А когда понял, что вы уже на Маринку вышли и ему на хвост сели, решил, что и ее убирать пора.
– И вы пошли на это? – возмущенно произнес Гуров.
– А куда деваться? Коготок увяз – всей птичке пропасть…
– Только что поступили сведения – полковник Лемешев застрелился в своем кабинете, – сообщил генерал-лейтенант Орлов, едва Гуров закончил допрос Мокина.
Собственно, долго возиться с майором ему не дали: после данных о преступлениях в Чечне, вскрывшихся в ходе расследования, в дело вмешалась военная прокуратура. Гурову было приказано быстренько оформить все, что необходимо, и отправить Мокина в другое ведомство…
– Что ж, может быть, это и к лучшему, – заметил Крячко без тени расстройства на лице. – Как ни крути, Лева, а не факт, что нам удалось бы повесить на него убийство семи человек в кафе.
– Шести, – заметил Гуров. – Я звонил в больницу. Кристиана Вайгель пришла в себя, и теперь ее жизни ничто не угрожает.
– Да? Ну, и хорошо. Правда, нам ее показания уже не нужны, но пусть живет, верно?
– Добрый ты, Станислав, – усмехнулся генерал-лейтенант Орлов.
Сейчас он был совсем в другом настроении. От напряжения последних дней не осталось и следа. Будто огромная скала свалилась с генеральских плеч, и теперь он мог позволить себе и самому пошутить, и спокойно воспринимать шутки Крячко.
– Очень, – подтвердил Крячко. – Добрее меня никого в управлении нет! А про Гурова вообще все говорят, что он злющий, как черт! Не любят его!
– Зато уважают, – заметил Лев.
Он сидел возле стола с совершенно обычным видом, словно не благодаря ему было в три дня раскрыто столь громкое преступление.
– С другой стороны, он мог бы подробно рассказать, как все получилось, – сказал Орлов, глядя на Гурова и имея в виду полковника Лемешева.
– Зачем? Я тебе и сам расскажу, – пожал плечами полковник.
– Да? Ну, сделай милость! Очень интересно послушать.
– За точность мелких деталей не ручаюсь, но, сопоставив факты, показания свидетелей и собственные умозаключения, могу предположить, что картина примерно следующая… – начал Лев свой рассказ.
Журналист Гриша Артемов, устав от бесплодных попыток самому найти подходящий материал для грандиозной статьи, в который раз вцепился в главного редактора Николая Ивановича, поймав его в коридоре. Выбрал он, мягко говоря, не совсем удобный момент: Николай Иванович был раздражен и взъерошен, что, вообще-то, ему несвойственно. Он быстро шел по коридору к лифту, явно намереваясь покинуть здание редакции. Гриша подскочил к нему сзади и завел свою пластинку:
– Николай Иванови-ич! Ну, дайте же мне, наконец, что-нибудь дельное! Пожалуйста!
– Господи, Гриша! – Николай Иванович закатил глаза. Потом снял очки и протер стекла. – Вы что, сговорились, что ли, меня в гроб свести? Да напиши уже что-нибудь! Вон, о дедовщине в армии, например… А то меня эти мамки чуть не съели! Как будто от меня зависит, чтобы с их сынками обращались в армии, как в санатории! Вот и напиши; чем черт не шутит, может, будет толк? Глядишь, докажешь, что и мы, журналисты, не зря свой хлеб едим и чего-то стоим…
Подъехал лифт, и Николай Иванович, бросив эту гневную тираду, вошел в него, проговаривая последнюю фразу уже из-за закрывающихся дверей. Фраза Артемову понравилась. Доказать, что журналисты чего-то стоят? Так он именно этого и хочет! А дедовщина… Почему бы, в конце концов, и нет? Только нужно найти что-то поинтереснее и подать со вкусом.
– Спасибо, Николай Иванович! – крикнул Гриша в щель лифта и чуть ли не вприпрыжку отправился на свое рабочее место.
Юрик Ширяев и Маша встретили его удивленно. Ширяев даже оторвался от своего пасьянса.
– Спасибо, Николай Иванович! – крикнул Гриша в щель лифта и чуть ли не вприпрыжку отправился на свое рабочее место.
Юрик Ширяев и Маша встретили его удивленно. Ширяев даже оторвался от своего пасьянса.
– Что, неужели узнал, что в Подмосковье было явление Девы Марии? – насмешливо сказал он.
– Не мешай! – огрызнулся Артемов, открывая браузер и набирая в «Яндексе» строку.
– Кто бы говорил! – усмехнулся Ширяев, моментально теряя к Артемову интерес. Он никогда не верил в то, что Гриша сможет написать мало-мальски сносную статью. Поэтому вернулся к своему пасьянсу, мысленно прикидывая, сколько часов ему хватит на написание статьи о провальных результатах ЕГЭ.
Гриша увлеченно открывал сайт за сайтом, быстро пробегал глазами информацию, смотрел видеосюжеты и читал публикации, но его как-то ничего не цепляло. Он уже даже начал ощущать разочарование, но приказал себе не отчаиваться.
Вдруг один из репортажей все-таки привлек его внимание. Открывшееся видео изображало бравого на вид, уже не молодого полковника, который с прискорбием рассказывал о гибели офицера Романенко, служившего в их части. Фамилия полковника была Лемешев. Гриша вгляделся в экран и сделал звук в наушниках погромче.
– …Погиб один из лучших боевых офицеров, – говорил Лемешев, глядя прямо на Гришу суровым взглядом. – И такие преступления не должны оставаться безнаказанными. Это вопиющий случай! Я со всей ответственностью заявляю, что нами, совместно с органами правопорядка, будут приложены все силы для поимки этих негодяев! Повторения такого безобразия нельзя допускать! Такие вещи не должны сходить с рук!
Гриша включил репортаж сначала и еще раз просмотрел его. Ему стало понятно, что в своей квартире был найден задушенным офицер Сергей Романенко, служивший под командованием полковника Лемешева. Милиция характеризовала этот случай как убийство с целью ограбления.
Вот только беда: к дедовщине в армии эти сведения не имели никакого отношения. Гриша вздохнул. Возможно, он махнул бы рукой на репортаж и стал искать что-то другое, но все-таки случай и в самом деле был нерядовым, и он решил послушать еще и интервью с одним из офицеров той же части.
Мужественное, волевое лицо майора Костырева – Гриша запомнил фамилию – выглядело хмурым. Интервью он давал крайне неохотно. Гришиному коллеге пришлось брать его прямо на ходу, а оператор, снимавший его, наверное, чуть ли не бежал за Костыревым, который явно не хотел попадать в кадр. Однако фразы, пророненные майором, крепко засели в Гришиной голове…
– … Дело темное, – бросал Костырев. – Ограбление? Какое, к черту, ограбление, у него и брать-то было нечего. А концов все равно никто не найдет, так что и браться нечего. Через год все забудется.
И все. Экран погас, видео закончилось. Но Гриша уже не мог успокоиться. Мрачная уверенность Костырева задела его. «Дело темное», на ограбление не похоже… А главное – «все равно никто не найдет, так что и браться нечего»! Как это, не найдет? Почему? Всегда можно найти истину! Вот он, Гриша Артемов, и найдет! В конце концов, часто бывает, что журналисты проводят свое расследование и выясняют гораздо больше, чем милиция. Мало ли таких случаев? Да сколько угодно!
Гриша в волнении вскочил со стула. Мысль о том, что он сможет раскрыть убийство трехлетней давности, которое так и не смогла раскрыть милиция, окрыляла его. Сердце прямо-таки готово было вылететь из грудной клетки.
«Подожди, подожди, – сказал он самому себе. – Прежде всего нужно успокоиться. С чего я взял, что дело до сих пор не раскрыто? Может быть, все давно выяснили, и преступники давно сидят в тюрьме!»
Теперь Гриша методично искал материалы, посвященные убийству Романенко, и внимательно просматривал, все что попадалось. Увы, часа через два он был вынужден констатировать, что дело так и не раскрыто, и преступник – или преступники – по-прежнему гуляет на свободе.
Но с «увы» он лукавил. В душе Гриша был очень рад такому повороту событий. Он уже забыл о дедовщине в армии. Какая дедовщина?! Все публикации на эту тему меркли по сравнению с умышленным убийством офицера, случившимся к тому же вовсе не в части. Гриша решил, что нужно «искать концы». И немедленно.
Недолго думая, он покопался в Интернете и вскоре раздобыл номер телефона войсковой части номер 31254. Первым делом решил найти майора Костырева и побеседовать с ним. Однако, когда позвонил в часть, ему было сказано, что такой офицер у них не числится.
– Да? – растерялся Гриша и бухнул: – Тогда соедините меня с командиром части!
Через минуту он услышал не очень довольный баритон:
– Полковник Лемешев слушает.
«Вот здорово! – мелькнула у Гриши мысль. – Напал на самого Лемешева! У него-то я точно все разузнаю».
– Добрый день, газета «Вестник», журналист Григорий Артемов! – затараторил Гриша. – Я вам звоню по поводу одного важного дела. Помните, три года назад был убит ваш офицер, Сергей Романенко? Так вот, я решил поднять материалы этого дела и написать об этом статью…
Он говорил очень быстро, не давая Лемешеву сказать ни слова, а когда, наконец, выдохся, на другом конце повисла пауза, после которой полковник произнес:
– А о чем, собственно, писать?
– Как о чем? – изумился Гриша. – Ведь преступников так и не нашли!
– Вот именно, – заметил Лемешев.
– Вот я и собираюсь провести журналистское расследование! – восторженно поведал Гриша, уверенный, что полковник, конечно же, одобрит такое благородное стремление журналиста.
– Молодой человек! – строго ответил ему полковник. – Что вы несете? В этом деле ничего не смогла сделать ни милиция, ни мы! Прошло три года. Мы и сами были бы рады узнать, кто поднял руку на нашего офицера, но… Вы еще молоды, но имейте в виду – такими вещами не шутят.
– Я вовсе не собирался шутить… – растерялся Гриша. – Я и в самом деле решил провести расследование. Знаете, мне показалось, что один из ваших офицеров, Костырев, что-то скрывает. И я хотел бы с ним встретиться.
– Молодой человек! – уже раздраженно повторил полковник. – Не морочьте мне голову. Во-первых, Костырев ничего не скрывает. Я знаю его много лет и готов поручиться лично. Во-вторых, не лезьте не в свое дело! И все, хватит об этом! Выбросьте из головы вашу глупую затею.
– А вы не дадите мне адрес Костырева? – с надеждой прокричал Гриша.
– Нет! – категорически заявил Лемешев и с треском положил трубку.
Гриша слушал короткие гудки и размышлял. Он думал, что Лемешев счел его трепливым сопляком и не поверил в серьезность его намерений. Что ж, Гриша справится без его помощи. Отказываться от этого дела он не собирался.
Нужно было отыскать адрес Костырева самому. Он напряг всю свою сообразительность и фантазию. Наконец по журналистским каналам и используя все тот же Интернет, ему удалось обзавестись нужным адресом. Не дожидаясь окончания рабочего дня, Гриша поехал на улицу Чертановская.
Увиденное, честно говоря, разочаровало его. Боевой офицер Валерий Костырев был пьян, и чувствовалось, что в последнее время это его обычное состояние. Никакого разговора у них не получилось. Костырев молча выслушал возбужденную Гришину речь, затем неожиданно взял его за шиворот своей рукой, оказавшейся на удивление сильной и крепкой, и так же молча выставил журналиста за дверь.
– Валерий Викторович! – попробовал докричаться Гриша через дверь, поправляя помятый воротник тенниски.
Костырев не ответил, и тогда Гриша решил прийти на следующий день с утра, когда Костырев наверняка будет трезвым. Так и оказалось, но в трезвом виде Костырев оказался еще неприветливее. Он смерил топчущегося возле подъезда Гришу тяжелым взглядом и прошел мимо. Гриша догнал его и засеменил следом. Костырев, слушая Гришино бормотание и думая о своем, неожиданно резко остановился и посмотрел таким тяжелым взглядом, что Гриша осекся на полуслове.
– Тебе что, жить надоело? – хрипло проговорил он.
Гриша почувствовал, как в позвоночнике что-то кольнуло, и ответил:
– Нет.
– Тогда езжай отсюда подобру-поздорову и не лезь в это дело. Тогда, глядишь, проживешь долго и счастливо.
И, не сказав больше ни слова, Костырев пошел своей дорогой, направляясь в сторону магазина. Гриша уехал, но мириться с поражением ему не хотелось, он уже закусил удила. Почему все так отговаривают его заниматься этим делом? И Лемешев, и Костырев… Здесь явно какая-то тайна! И Костырев ее знает! Нужно просто убедить его сказать правду. Но Гриша уже понял, что Костырев не из тех, кто легко расскажет то, что ему совсем не хочется. И ему в голову не пришло ничего лучшего, как начать слежку.
Гриша даже не предполагал, что полковник Лемешев тоже не дремлет и что за ним, Гришей, уже тоже началась слежка…
Он начал каждое утро приходить к дому Костырева и, следуя за ним на некотором расстоянии, снимал бывшего офицера в разных ракурсах. Через пару дней, однако, понял бесперспективность этого занятия. Маршрут Костырева всегда был примерно одинаковым: с утра он шел в рюмочную, где похмелялся прямо у стойки стаканом какого-то пойла, гордо именуемого водкой, закусывал ломтиком огурца и шел в магазин, где покупал бутылку, после чего скрывался у себя в квартире до вечера. Вечером он выползал за очередной дозой. Иногда, правда, останавливался у рюмочной и перебрасывался парой слов с мужиками, внешний вид которых не оставлял сомнений в том, что они – постоянные завсегдатаи этого заведения.