– Здесь длинное устье, местами открытое сверху... – предупреждает Согрин. Сам он не был в этом краю, но данным сержанта верит. Волков показался ему человеком основательным.
О том, что на склоне бушует пурга, они догадываются, когда натыкаются ещё в пещере на первый сугроб. Луч фонаря задирается кверху и уходит в чёрную пустоту, пересекаемую стремительными белыми полосами. В пурге, в снежной круговерти, видно не лучше, чем в пещере без фонаря.
– Товарищ подполковник... – зовёт Разина лейтенант Стогов.
Впереди, на снегу, отчётливо просматривается полузанесённый след. Туда, в ту сторону, снег почти не долетает. Сохно тут же ставит рядом свою ногу и на десять секунд склоняется, наблюдая.
– Минут пятнадцать назад прошли...
– Почему след здесь, в стороне... – размышляет полковник.
– Компьютерщики... Кто-то из них... Умышленно...
– Компьютерщики?
– След... Кто-то идёт в кроссовках...
– Кто пойдёт в кроссовках в пургу?
– Тот, кого ведут силой...
– Без ног останется...
– А им наплевать... Хоть без ног, хоть без чего... Была бы голова и руки... Что ещё для компьютера надо? Всё равно потом расстреляют. Использованный материал... Лишние свидетели...
– Парни понимают это. Потому и след у стены... Дают нам знать...
– Догонять... Догонять... – ожесточённо твердит Сохно.
– Если только они в пещере гуляют... Если они вышли, то следы сразу заметёт... – уверен майор Паутов. – Я с такой пургой несколько раз сталкивался, не понаслышке знаю...
– Вперёд! Искать следы, – всё же решает полковник Согрин.
– Вперёд! – повторяет подполковник Разин, поскольку операцией официально руководит он.
До выхода на склон два десятка шагов.
– Обходить по камням, центр заминирован... – предупреждает Согрин.
Это ещё чуть-чуть задерживает их. Но, наконец-то, они выходят за последний поворот и жмурятся.
Ветер дует в другую сторону, но среди камней закручивается и только едва-едва попадает по касательной в лица. Но даже это не позволяет смотреть перед собой.
– Как же тут идти! – восклицает капитан Ростовцев.
– Обыкновенно... Чтобы ветер дул в спину... – решает Сохно. – Тогда можно видеть, куда идёшь... Хотя бы на метр... И стараешься при этом с обрыва не свалиться. Если обрыв видишь...
– Бесполезно, – Согрин досадливо бьёт кулаком в раскрытую ладонь. – Ветер постоянно меняется. Уже здесь следов не видно. Откуда они могут быть дальше, на открытом месте?
Разин молча опускает голову, признает свое поражение... И поддергивает на руках велосипедные перчатки. Он всегда их поддергивает, чтобы кулак жестче чувствовать. А когда злишься, кулак сжимается сам собой... С силой и хрустом суставов...
2
След в пещере, догадываясь, что это будет именно указующий след, намеренно оставил Леня Борман. Он воспользовался тем, что боевик, идущий последним, споткнулся и толкнул его в спину. Лёня сделал вид, что тоже пытается удержать равновесие, и шагнул на снег, нанесённый из отверстия в потолке. И сразу же вернулся на середину. Вовремя, потому что оборачивается Талгат и светит фонарём, выясняя, что за шум раздался за спиной.
– Осторожнее, – говорит он, и снова устремляется вперёд. – Здесь обходите середину. По камням идти. Тропа заминирована.
– Я знаю, – кивает Азиз.
Устье пещеры встретило их свистом ветра и снежной кутерьмой, за которой ничего не видно. Руку вытянешь – свои пальцы, и их-то увидеть не сумеешь. Остановились все вместе. Выглядывают, не решаясь начать спуск. Ни один здравомыслящий человек не рискнёт в такую погоду блуждать по горам. Только от отчаяния, от верной смерти спасаясь...
Или от плена, от тюрьмы...
– Замыкающий... – оборачивается Талгат. – При попытке пленников к бегству стрелять сразу... Опусти предохранитель...
Идти с опущенным предохранителем автомата – мера чрезвычайная. Тем более на такой сложной дороге. Поскользнешься, споткнешься, ногу не так и не туда поставишь, упадёшь – автомат может сам выстрелить. Но это жесткое предупреждение. И сказано оно таким голосом, что не захочешь, а поверишь в серьезность намерений.
Талгат вытаскивает из-под куртки моток тонкого, но прочного альпинистского каната.
– Завязывать не обязательно. По два витка вокруг пояса... Этого хватит. И не выпускать из рук... Кисти в рукава. Держаться через рукав. Пальцы беречь! Ноги...
Он только сейчас освещает фонарём и осматривает ноги компьютерщиков.
– Шайтан!.. Какой дурак привёл их так? Они же без ног останутся, стоит только сесть на пять минут в сугроб... Теперь из-за чьей-то небрежности мы не можем себе отдых позволить... Они не нужны мне подыхающие... Они нужны мне здоровые...
Азиз что-то объясняет на незнакомом языке, оправдываясь. Азиз подчиняется Талгату не только как спасителю. Он получил такой приказ. И знает, что этот приказ обязан выполнить, иначе неприятности ждут всю его семью. У тех, кто этот приказ отдал, руки такие длинные, что и в Иордании достанут из-за самого высокого забора.
– Ладно. – Талгат не из тех, кто будет долго объяснять очевидное. – Погреться и перевести дыхание можно будет только в одном месте. В нормальное время это полтора часа хода. Сейчас – четыре часа, не меньше. Вперёд...
И он первым шагает в белую тьму...
* * *Четыре часа... Были они в прошлом, есть они в настоящем или болтаются в непонятном будущем?.. Есть они или нет их?.. Вообще – реальны ли они сами, реален ли мир вокруг?.. Время потерялось... Потерялось, как монетка, выпавшая из дырявого кармана. Порой кажется, что оно идёт назад, что оно торопится, с устойчивой скоростью проворачивая в обратную сторону стрелки часов... Или что оно закручивается по спирали... Или это вообще одно и то же – вперёд, назад, вверх и вниз, вправо и влево, по спирали, по вектору, нестись и нестись, стоя на месте...
И нет даже возможности на часы посмотреть.
Борман дважды пытается это сделать. Бесполезно... В вечерней или в ночной черноте поднести руку с часами к лицу – что проще, подноси и смотри. В белой тьме руку ветром отрывает вместе с часами. И ничего не видно. Не понимаешь потом, есть у тебя рука или нет. Может, и голову уже унесло... Сейчас бы платки на голову, те самые, арабские, которыми укутывали их недавно по приказу Азиза. Но платки потерялись там, в лазе, когда завалило часть группы, или потом потерялись, когда через другой лаз пробирались второпях, или даже ещё позже, когда бежали в полумраке, подталкиваемые стволами автоматов. Тогда платки смотреть мешали. Сейчас бы они не помешали, сейчас всё равно можно идти с закрытыми глазами. Главное, верёвку не выпускать, потому что Талгат, идущий впереди, тянет за собой весь маленький отряд. Как на буксире тащит. И ещё важно руки почаще менять. Отмерзают пальцы, что держатся за канат. Чувствуешь, пальцы занемели, меняй руку, иначе без пальцев останешься. Пальцы для компьютерщика – рабочий инструмент.
Как можно в такой снеговерти понимать, куда идёшь? Дороги здесь нет. Её просто не может быть. Не существует дороги, как не существует всего остального, как не существует тех четырёх часов, отпущенных на преодоление какого-то участка. А Талгат идёт сам, идёт уверенно, без сомнений, и тащит, натужно упираясь, остальных на канате. Если силы кончатся, если упадёшь и не сумеешь встать, он всё равно будет тащить. Будет снег забивать лицо, за шиворот снег завалится, а Талгат, кажется, так и будет упрямо выполнять эту непосильную для нормального человека работу.
Борман переставляет ноги, даже не чувствуя, что делает это. И только нечаянно замечает, что упирается в чью-то согнувшуюся спину. Пытается рассмотреть, что произошло перед ним. И видит кого-то рядом с этой согнувшейся спиной Каховского. Это Талгат. Он подталкивает Мишу куда-то, заставляет согнуться сильнее.
Оказывается, они входят в грот, расположенный на склоне горы. Как, каким образом не сбился с пути ведущий – это уму непостижимо. Куда он смотрел, когда фонарь сквозь пургу не может своим лучом пробиться дальше, чем на расстояние вытянутой руки? Смотреть бесполезно. С закрытыми глазами идти – результат был бы тем же самым. Но он привёл...
Борман даже на колени встал, чтобы в грот вползти. И вполз.
Там тесно. Они едва уселись у стены, прижавшись друг к другу. У другой стены, рядом с выходным отверстием, сложены дрова. Талгат с Азизом начинают костёр разводить. Дрова сухие, смолистые – еловые поленья. Огонь вспыхивает, даёт тепло. Руки сами тянутся к трём полешкам, поставленным в виде треноги. Слабое пламя, но жаркое. Хорошо бы ещё дров подбросить – рука одного из боевиков тянется к полену, но Талгат бьёт по этой руке.
– Хватит... Дрова на целую зиму запасены...
Боевик – араб, по-русски не понимает и смотрит на Талгата вопросительно. Азиз переводит слова.
– Значит, Разин там... И Сохно там же... Если там Сохно, то обязательно и Согрин, если ещё жив... – говорит Талгат. – С Сохно я побеседовал... Хорошо бы не беседовать с Разиным...
– Они не дураки, – качает головой Азиз. В такую погоду носа из пещеры не высунут.
– Это точно... Они даже не знают, в какую сторону мы двинулись – к границе или в Россию...
Грот быстро наполняется теплом, а ещё быстрее – дымом. Входное отверстие расположено низко. Дыму, чтобы выйти, приходится сначала подниматься до потолка, потом заполнить верхнее пространство, заставляя людей глотать душистую горечь и тереть воспалённые глаза. И только потом он добирается до выхода, где ветер, идущий вскользь, образует тягу и уносит его.
– Можно здесь переждать... – говорит Азиз. – Скоро ветер стихнет...
– Нет... Нескоро... – не соглашается Талгат. – А нам ещё идти и идти. Только треть пути прошли.
– Не заплутаем?
– Я ещё мальчишкой здесь не плутал... Сейчас ориентируюсь чуть-чуть лучше...
3
Доктор Смерть с Тобако решили воспользоваться информацией, полученной от Басаргина, так, чтобы извлечь из неё как можно больше пользы. Александр сообщил, что владелец, авторитетный уголовник, хотя и не из самых серьёзных, решил продавать не слишком прибыльное дело – далековато от городских кварталов, мало клиентов. И даже уже просил кого-то подыскать ему покупателей. Именно с этим они и приходят в офис.
Здесь, как и положено, солидных гостей встречает секретарша, с ногами, растущими от ушей. Но рабочее место секретарши выглядит не слишком привлекательно, потому что рядом со столом обыкновенная печатная машинка. Отсутствие компьютера в офисе не может не насторожить покупателей. И потому лица их отражают скепсис. Они переглядываются и чуть заметно кивают друг другу. Кофе секретарша не предлагает, просит минутку подождать и заходит в кабинет директора с докладом. Директор выходит за порог сам, на ходу застёгивая пиджак, чтобы выглядеть солиднее. Впрочем, это ему всё равно не удаётся. Основательно растерян.
– Продавать? Я впервые слышу об этом...
Доктор Смерть смотрит на него сверху вниз. Борода шевелится в сомнении.
– Должно быть, хозяин решил продать дело вместе с тобой...
– Можно и вместе с секретаршей... – Входя в роль с разбега, Андрей осматривает секретаршу снизу доверху и обратно. И улыбается. Секретарша улыбается в ответ и, кажется, готова на шею Андрею броситься – по крайней мере глаза её говорят об этом откровенно. Слишком уж Тобако выигрывает своим обаянием рядом с директором, несмотря на то что старше последнего лет на двадцать.
Директор теряется ещё больше и лепечет довольно робко:
– Извините, я сейчас хозяину позвоню... – И делает какой-то знак секретарше. Та кивает и тотчас выходит. Каблучки её стучат по дощатому полу коридора.
– Звони...
Доктор проходит в небольшой директорский кабинет, довольно скудно обставленный, осматривается. Офис не производит впечатления благополучия или же говорит о скупости хозяина, жалеющего денег на ремонт и приобретение приличной мебели. Выцветшие обои, колченогие стулья, обшарпанный письменный стол.
Директор звонит. Сначала ему сообщают, что хозяина нет на месте. Он набирает номер «мобильника», спрашивает.
– Да... Да... Хорошо... Я понял... Два господина... – Короткий и опасливый взгляд на гостей. Чтобы заметили, как лестно он их характеризует. – Солидные... Да... Да... Понял... Всё покажу... Обстоятельно... Хорошо... Приезжайте... Я попрошу подождать...
Он кладёт трубку, хило улыбается, и, кажется, готов раскланяться.
– Да, хозяин говорит, что собирается продавать... Просил показать вам хозяйство. Сам он уже на половине дороги сюда. Будет минут через десять-пятнадцать... Вы дождётесь? Как раз посмотрим, что у нас есть... Службы, магазин, мастерскую...
– Может быть... – говорит Доктор неопределённо и откровенно недовольно. – Если есть из-за чего ждать... Пошли, показывай...
Из коридора двери в несколько комнат. Обшарпанные, давно просящие краски. Директор не к месту потирает руки, должно быть, у него сильно потеют ладони, докладывает:
– Нам места много не надо. Большинство комнат пустуют. Их временно парни хозяина занимают. У них свои дела, нас не касаются... Здесь у нас менеджеры сидят... Снабженцы, если по-старому... Они сейчас все в разгоне... Там чёрный ход в магазин запчастей. Сам магазин вы, наверное, видели. А здесь бухгалтерия... – показывает он на дверь, обитую листовым металлом.
– Давайте мастерской займёмся... Какое у вас установлено диагностическое оборудование?
Директор перечисляет, одновременно направляясь к двери в торце коридора – во двор...
* * *Пулат улыбается глазами, когда встречается с Ангелом взглядом. И чуть заметно мигает – всё, мол, в порядке, работаем, как работали, дело привычное. И очень волнуется из-за не слишком чистого состояния своей куртки. Рукавами трясёт, грязь стряхивая, и словно не видит, что куртка на спине вся в грязи. Наивный, одним словом, человек. Ангел даже может конкретно сказать, какую карту Пулат перед ними разыгрывает... Это стабильный, никогда не подводящий вариант – любитель выпить... Такому многое прощают и относятся к нему слегка свысока. То есть делают прямо противоположное тому, что должны бы делать. И они это делают... Именно так делают, как того добивается Виталий...
Его не слишком надёжно блокируют, и при желании «маленький капитан» свободно может уйти – это Ангел видит явственно. Только два быстрых удара – и открывается коридор в сторону забора. Бежать на улицу глупо, потому что там сразу догонят на машинах. А вот через заборы – здесь Пулат имел бы преимущество. Но бежать он не собирается. Однако здоровенные парни этого знать не могут. Ангел просто определяет потенциальный уровень противников – как они «держат», насколько плотно блокируют... Грамотно ли? С потенциалом у них слабо. Это непрофессионалы. Значит, и с другим будет точно так же, и проблем возникнуть не должно. Он разглядывает и самих парней, и их гостя. С удовлетворением отмечает при этом, что лицо Виталия не пострадало во время захвата. Значит, ещё не прикладывались. Только планируют...
Двое самых, пожалуй, крупных парней берут Виталия под локти. Ангелу просто смешно смотреть, как они это делают. В голос похохотать хочется. Просто цепляются клешнями в куртку в районе локтя, крепко цепляются и думают при этом, что хватка их очень надёжная. Но Ангел-то знает, как умеет Пулат выбрасывать резко вверх одновременно оба кулака. Он сам умеет так же – в одной школе учились, кстати сказать, и одновременно. При таком ударе костяшки пальцев попадают прямо по челюсти, доворот кулака назад создаёт очень опасную дополнительную резкость. И оба верзилы в этом случае сядут в лужу... В прямом и переносном смысле, потому что к подвалу они идут напрямую по луже – вода медленно, но верно натекает прямо во двор из крана, торчащего из стены. Со стороны то, что в состоянии сотворить Пулат, должно смотреться эффектно и быть эффективным. Ангел любит красивые демонстрации и жалеет, что Виталию не дано показать себя в деле во всей красе.
Замок на двери подвала врезной. Один из парней долго вставляет ключ, потом отпускает рукав Виталия и приседает, словно пытается в замочную скважину заглянуть – не мешает ли что там. Ещё один момент – локоть свободной руки имеет возможность сделать опасный круг по полной траектории и замкнуть движение на затылке «ключника». Ангелу остаётся только вздохнуть... И он вздыхает.
Дверь, наконец, решается впустить конвоиров и пленника. Втроём они исчезают из поля зрения. Хочется верить, что «маленький капитан» не будет там подставлять себя, поскольку уже видит ситуацию. Если здесь Ангел, значит, зона действия определена, и противник обложен. И он начнёт предпринимать свои маленькие незаметные шаги к той же цели. По крайней мере резонно предположить, что Виталий не выпустит из подвала своих конвоиров. Но здесь же следует сообразить, к кому его привезли в такую даль? Сами верзилы могли бы и в машине «обработать» пленника. Должно быть, есть здесь кто-то поважнее их. Кто? Местный директор или сам хозяин? Есть два пути, чтобы это выяснить. Первый – дождаться допроса или дождаться приезда кого-то постороннего. Второй – до этого начать работу, то есть активно допросить верзил. Конечно, не имея знания акупунктуры, которое проявляет Дым Дымыч, результата достичь труднее. Но и сам Ангел, и Доктор, и Тобако – все они прошли хорошую школу и что-то умеют... Второй вариант выглядит даже предпочтительнее, потому что не хочется доводить дело до допроса. Ангел знает, что он сделает с тем, кто причинит вред Пулату... А идти под суд очень не хочется...
Во двор выходит длинноногая девица, делает знак лысому верзиле, что приехал в одной машине с Пулатом. Тот не подходит, а подскакивает. Выслушивает несколько слов и кивает. Девица уходит.
– Что там с машиной? – опять смотрит на часы Ангел, спрашивая маленького автослесаря.
– Только собрать...
Открывается дверь, и во двор выходят Доктор Смерть с Тобако, и с ними какой-то очень любезный человек, старающийся забежать вперёд и заглянуть гостям в глаза. Ангел показывает взглядом на подвал. Андрей кивает – понял.