- А у него-то вы спрашивали?
- Он говорит - из Америки. Это и так видно. А вот как он к вам попал? - оттеснив Галку, спросила Аня Забелина тоном самой Фемиды.
- Видите ли… Из Соединенных Штатов писали Лениному отцу. Теперь-то у него новый адрес… Несколько лет назад он прооперировал одного американского спортсмена, спас его, можно сказать. И с тех пор этот юноша и его семья шлют доктору Пушкареву благодарности и поздравления - на Пасху, на Рождество… А что случилось-то?
Но они слишком презирали ее сына, чтобы жаловаться на него. И не могли прямо смотреть Пушкаревой в глаза.
- А вы справляете пасху и рождество? - заинтересовалась Тамара Петрова. - Вы что, верующие?
Ленина мама бледно улыбнулась.
- Это они справляют, американцы. И каждый раз пишут: "Да хранит вас Господь".
Помолчали.
- Еще есть вопросы? - осведомилась у ребят Забелина.
- Дело ясное, что дело темное, - сказал Гродненский и, отвернувшись, цыкнул зубом и сплюнул. - Пошли.
- Но какое дело? - допытывалась встревоженная мама.
- Пусть ваш сын вам расскажет! - уклонилась Галка за всех.
Ребята невнятно пробурчали "до свидания" и пошли прочь.
Когда Ленина мама зашла в квартиру, застав там незнакомого человека, который ломился в ванную комнату, у нее ослабли ноги, предчувствие беды сковало язык.
- Вы… кто? - выговорила она и провела рукой по горлу.
- Меня Виталий зовут. Я у них на практике, а Леня - там… - невразумительно объяснил гость. - Заперся, понимаете, и молчит… У вас топорика нет? Или хотя бы стамески?
- А что тут произошло?
- Да не знаю я ничего толком. Я понял так, что была какая-то игра или шутка… с письмами от американских детей… Нет, сперва нужно достать его оттуда. Он вообще у вас… психически устойчивый мальчик или не совсем?
Такого вопроса не следовало задавать. Взгляд женщины стал враждебным, и она сказала:
- Вам лучше уйти, наверно. Какой бы он ни был, я с ним сама договорюсь…
- Извините.
И страшно злой на самого себя, с крохотным сигаретным огарком, от которого уже дымились пальцы, он бочком, бочком ретировался из этого дома…
А Леня Пушкарев лежал под душем в одежде и в ботинках. Он дрожал от позора и отвращения к жизни. Ему хотелось утонуть или простудиться до смерти.
- Сынок, не бойся, это я, - услышал он мамин голос.
10.
На другой день было погожее апрельское воскресенье. Галка и Тамара спешили в кино, поток машин их задерживал.
- Чего ты так возмущаешься, даже не понимаю, - дернула плечом Тамара.
- Как?! Мы же одинаково считаем.
- Одинаково. Только ты все никак не успокоишься, а по-моему, на него надо плюнуть и растереть.
- Но такого я еще не видела! Какой-то он нетипичный…
Наконец дали зеленый свет, девочки побежали через дорогу.
Они были уже в двух шагах от кино, когда стоящий у тротуара новенький "жигуль" напугал их резким сигналом ни с того ни с сего. Девочки шарахнулись, оглянулись - в машине сидела Аленка Родионова.
Тамара так обрадовалась, как будто Аленка собиралась своего "жигуленка" ей подарить.
- Ой, Аленушка!… Ты что тут делаешь?
Родионова вышла из машины, посмотрела на Галку (как поймешь, хорошо или плохо посмотрела, если на ней темные очки, совсем ненужные в эту погоду?), сказала сказала ей "здравствуй", а Тамару взяла под руку.
- Ты понимаешь, мама зашла в этот дом на минутку, а сидит там уже полчаса. Скука ужасная. Там ей какие-то туфли предлагают, а вообще-то мы сейчас едем к знакомым актерам с Таганки…
Они прохаживались, а Галка стояла в стороне и глупо ждала. Она только теперь ясно поняла, с кого Тамара "сдирает" свои моды: та же белая куртка на Аленке, а под ней - брючки и те же белые легкие туфельки, на голове так же чалмой повязан белый платочек, и сумка на таком же длинном ремне висит через плечо. Ну разве что на Аленке все это подороже, ибо фирменное. Важнее те усилия, которые затрачивала Тамара, чтобы не отстать…
Они беседовали. А Галкино лицо становилось таким, словно сейчас она крик нет: "Граждане, что же такое происходит?! Вы понимаете? Я - нет!"
Вместо этого она дождалась, когда подруга повернется к ней лицом, и окликнула ее, зачем-то улыбаясь.
Тамара прикусила губу в досаде.
- Ты… знаешь что? Ты оторви мне билет и иди сама. Я на журнал опоздаю. Тут у нас один важный разговор.
Галка не понимала и не уходила.
- Если опаздывать, то вместе, - сипло сказала она, но вмешалась Аленка:
- Тебе же русским языком объяснили, чего же ты ждешь?
- А тебе-то что? Ты еще не купила эту улицу и не командуй, пожалуйста! - выкрикнула Галка, и лицо ее залилось краской.
Она сунула Тамаре оба билета и быстро пошла, подняв плечи. Ее шапка, которую она всем сердцем ненавидела, сползла набок и вздрагивала при ходьбе.
- Анекдот ходячий, - вздохнула Аленка и открыла Тамаре дверцу. - Садись, здесь хоть можно спокойно поговорить.
Галка стояла у входа в кино. Ей рано было плакать. Сперва ей надо было уложить в голове факт, который не хотел там укладываться. На афише Юрий Никулин завлекал зрителей на новую комедию. То самое кино, на которое они шли, да не дошли…
А в кремовый "жигуль" уже села за баранку стройная блондинка в таких же, как у Аленки, очках, и Аленка ей что-то говорила - видно, знакомила Тамару с мамой.
Галка видела, как Тамара сидела на заднем сиденье одна и жадно приобщалась к разговорам и планам этой семьи и скромно улыбалась, чтобы нравиться этой интересной женщине, когда та смотрела в зеркальце "заднего вида".
А потом "жигуль", набирая скорость, миновал кинотеатр и Галку с ее съехавшей назад шапкой.
11.
Семья Андрюши Коробова только что кончила завтракать. Бабушка, папина мать, убирала посуду. У нее темное морщинистое лицо и светлая улыбка, уже знакомая нам по беленькому личику внука. Но сам внук сегодня не намерен улыбаться; не допив чай, он перебрался на тахту, всем видом своим говоря, что никакие силы не сдвинут его оттуда. И соблазны никакие не смогут.
Бабушка подошла, придирчиво пощупала ему лоб.
- Отстань, ба.
- Вроде нормальная. И чего, спрашивается, в молчанку играть? Если что болит - скажи. А не болит - опять скажи, чтоб родные зря не переживали второй день. Ты глянь, апрель-то какой на улице!
- Зачем вы его улицей соблазняете? Мало он там околачивается?
Это говорит мама Андрюши. Она примеряет новый парик. Папа тоже здесь, но его не видно почти, он полулежит в кресле, закрывшись газетами.
- Лучше бы в кино сходили, как в тот раз, чем лежать да колупать стенку! - стоит на своем бабушка, но Андрей молчит, и она отправляется на кухню.
Пользуясь ее отсутствием, мама комментирует насмешливо:
- Это ж надо - в семьдесят лет такая страсть к культурному отдыху! И, главное, напрашивается сама. Как будто у парня нет товарищей, с кем в кино сходить.
Не повернув головы, Андрей тихо, но внятно говорит:
- В гробу я видал этих товарищей.
- Андрей, я не переношу этих выражений, ты знаешь!
- Фунт падает, - вздохнул из-под газеты отец.
- Что? Куда?
- "Куда"! - передразнил он. - Курс фунта стерлингов, говорю, падает.
- Тебе-то что до этого?
Комната у Коробовых большая, светлая, но в ней всего слишком много: низкие мягкие кресла, тахта, диванчики, застекленные шкафы с резными игрушками и посудой, низенькие столики, торшеры, бра. Господствует же над всем этим огромный стол.
- Петя, - говорит бабушка, входя в комнату, - я как мусор выносила, гляжу - там на доске наша фамилия написана. Это за что?
- Вот хамы! - восклицает мама. - Значит, все-таки повесили нас на доску неплательщиков. Петр, слышишь?
Заслонившись газетой от неприятного известия, отец хмыкает.
- Очень красиво, - продолжает мама. - Все, кому не лень, могут тыкать пальцем. Дожили.
Андрей, внезапно "выздоравливая", вскакивает.
- Я сейчас же ее сорву - и вся игра!
Отец вздрагивает.
- Сядь, не твое дело. Люся, скажи, чтоб он сел!
- А чего они! - кричит Андрей. - Очень мне надо, чтоб все тыкали. Тут всякие ходят, и из нашего класса и вообще… Или платите сейчас же, или я эту доску раздолбаю! - выкрикнул Андрей тонким от злости голосом. Он стал красный весь. - И еще окна выбью в ЖЭКе, чтоб не нахальничали!
- Ладно, выбивальщик, - миролюбиво говорит бабушка. - Большая беда, подумаешь. Ихнее дело напомнить, а наше - заплатить…
Мама иронизирует:
- А чем, интересно, платить - вашими советами? Вы со своей пенсии не поможете нам, а то у вас на кино не хватит…
- Трешка у меня. Принести?
- Только не надо этого, не надо! - взмолилась мама. - Можно подумать, что мы плантаторы, а вы - негритянка у нас!
- Мам, а давай бабку линчуем, - кривя рот, предложил Андрей.
- Чего сделаете? - переспросила бабушка.
- Не бойся, это шутка, - сказал Андрей и опять лег, отвернувшись к стене.
Старуха опять ушла на кухню.
- Половину гроссмейстеров на мыло пора, - вздохнул из-за газеты отец. - Стареют, видно, результативность уже не та…
- Половину гроссмейстеров на мыло пора, - вздохнул из-за газеты отец. - Стареют, видно, результативность уже не та…
- У твоей мамочки давно уже результативность не та, - сказала мама ему. - Самолюбия - через край, а пользы - на полкопейки…
- Помолчите вы все! Хотя бы ради воскресенья, - просит бабьим голосом отец.
Звонит телефон.
- Если Гродненский или Курочкин - меня нет! - быстро говорит Андрюша.
- Да это Ксения, наверно, - мрачно предполагает мама. - Достанешь ты ей этот секретер румынский или нет? Она ведь житья не даст!
- Скажи: в конце месяца, - отзывается папа.
- Да? - говорит мама в трубку. - Ксюша, ты?… А я уже беспокоюсь, куда ты пропала… Ей-богу! Только сейчас говорю Петру: надо бы ей позвонить, пропащей…
- Ха-ха-ха! - злобно, по слогам произносит Андрей. Он вскочил и шнурует ботинки. - Я пошел. Привет Ксюше.
- Через два часа чтобы был, - оторвавшись от трубки, говорит мама.
Спустившись по лестнице, Андрей выходит из парадного, на котором висит черная доска с грозным обращением: "Для вас, неплательщики!" Далее - номера квартир и фамилии. Так и есть: красуется Андрюшина фамилия, чтобы любой и каждый мог позлорадствовать. Оглянувшись по сторонам, Андрей с треском срывает доску. Наступив на одну ее половинку ногой, борется с ней, пытаясь сломать. Готово! "Неплательщики" теперь на одной половине, "Коробов" - на другой. Андрей разбегается и со свистом забрасывает обе дощечки - одну на северо-восток, другую на юго-запад. Все! Его совесть чиста, он предупреждал.
Из парадного выходит бабушка, в пальто и в платке, с сумкой. На ногах - тупоносые боты с пряжками.
- Ты куда? - спрашивает Андрей.
- На междугородную схожу… Давно Дмитрию не звонила, в Куйбышев.
- Слушай, ба… - Андрей глядит мимо бабкиных глаз. - Ты знаешь, не обращай на них внимания. На мать, на все разговоры эти. А то взяла и махнула бы к дяде Диме. Чем плохо? Там Волга…
- Надоела я тебе, - по-своему поняла бабка.
- Вот голова! Наоборот! А потом и я бы к тебе смотался, или давай вместе…
- Это как же? От живых родителей? От школы? - испугалась бабушка.
- Школы везде есть, - успокоил ее внук.
- А отец с матерью? Они у тебя одни! Грех, Андрюша…
- Это ты у меня одна…
Он не выдержал паникующего взгляда бабушки, тяжкой серьезности всего разговора и побежал что есть духу. Искажено его симпатичное лицо, горло ему что-то сдавливает, и он сам не поймет: что это, почему, откуда?…
В глубине двора появляется Курочкин - не то расстроенный, не то заспанный. Увидев Андрея, он, делая от радости нелепые подскоки, кидается ему навстречу:
- Андрюх! Где ты был? Мы тебя искали… И по телефону и везде!
- Зачем? - Андрей идет своей дорогой, не удостаивая его даже взглядом.
- Ну, вообще… Пойти куда-нибудь можно, воскресенье все-таки.
- Вот и хромайте.
- Слушай, а Пушкарь-то? - Курочкин трусит рядом, заглядывает в неумолимые Андрюшины глаза. - Отмочил, а? Это ж надо - так все наврать!
- Как это - наврать? - останавливается Коробов.
- А ты не знаешь?! Нет,ты правда не знаешь ничего? Это американское письмо он сам себе написал! Его Числитель расколол - он вспомнил книжку, из которой Пушкарь все эти имена cтырил! Потеха, да?
Лицо Андрюши светлеет, розовеет, и вновь расцветает его ясная неотразимая улыбка:
- Я ж говорил! Эх вы, ишаки!
И он прибавляет ходу.
- Андрюш, а мне можно с тобой? - томится Курочкин.
- Тебе? Со мной? - таким тоном спрашивает Андрей, что тот сразу теряется, отстает и смотрит вслед, распустив толстые губы.
Вернувшись во двор, Курочкин запустил камнем в кошку. Просто так, ни за что. Вероятно, он представил себе, что это не кошка, а Пушкарев.
12.
А Леня Пушкарев не утонул, не застрелился, даже не заболел, и под его ногами не разверзлась земля…
Он идет по улице сосредоточенный и темноликий. Не заглядывается ни на какие машины или витрины. Руки глубоко в карманах, воротник пальтишка поднят, глаза сощурены.
Леня подходит к новому пятиэтажному дому, входит в парадное. Поднимается по лестнице - медленно, как-то не по возрасту затрудненно.
Вот перед ним нужная дверь. За ней смех, магнитофонное пение. Леня не сразу решается позвонить. Женский голос спрашивает:
- Кто там?
Леня с внезапной юркостью бросается назад, одним лестничным маршем ниже. Непохоже, однако, чтобы он пришел сюда для такой пустой забавы - позвонить и сбежать.
Вышла моложавая черноволосая женщина, огляделась, пожала плечами.
- Детки, наверно, развлекаются, - сказала она, закрывая за собой дверь.
Леня подождал немного, затем снова поднялся на эту площадку и снова позвонил. Слегка. И снова дал стрекача.
После паузы, какой-то возни и спора вышел большой высоколобый человек с трубкой, лысеющий, что не мешало ему быть лохматым; он в джинсах (вещь нечастая в ту пору и завидная), светлой шерстяной рубашке и в тапочках.
Никого перед ним не было. Человек постоял, щурясь точно так же, как только что на улице щурился Леня, и продекламировал:
- Не пугайтесь, храбрый витязь,
Не скрывайтесь, отзовитесь!
Ленькина голова поднялась над перилами.
- Папа, это я.
- Суслик? Здорово! Молодец, отменный поступок… Взял и пришел. И никаких гвоздей! - За многословной отцовской радостью скрывается какое-то смущение. - А почему ты ретировался, когда открыла Лида… то бишь Лидия Аркадьевна?
Леня промолчал.
- Так. Замнем для ясности. Ну заходи! У меня тут, понимаешь, один юморист в гостях. Накормим тебя, потешим…
Леня опять промолчал: он не хотел ни есть, ни потешаться.
- Случилось что-нибудь? - отрезвел вдруг папа. - С мамой?
- Нет. Папа, а ты выйти не можешь?
Папа в раздумье пощипал себя за ухо.
- Когда меня просит старший сын, в принципе я все могу… ибо он в своем полном праве. Тем более, что у него такие скорбные глаза… и мы давненько не виделись… В общем… подожди. Сейчас я им скажу, что мой старший сын - мое высшее начальство, и, раскидав конвой, уйду в самоволку!
Леня хотел возразить, что раз такие трудности, то не надо, но отец уже скрылся за дверью.
…И вот они уже идут вдвоем по воскресному многолюдному городу. На папе - теплая куртка с нестандартным количеством молний.
- А Ванечка что делает? - спрашивает Леня.
- Спит. Сегодня еле пустил нас в кухню завтракать - там у него шли маневры. Стиральная машина выполняла функцию БТРа или танка - точно не скажу…
- Потом, как проснется, мне можно с ним погулять?
- Конечно. Воскресенье - ваш день. Итак, я весь внимание: что стряслось?
Лене трудно начать: кажется, они слишком по-разному настроены сейчас…
- Есть один человек, который мне нра… ну, в общем, с которым я очень хотел дружить…
На папином лице - веселый преувеличенный испуг.
- Ну, ты даешь! Нельзя ли пораньше? Ромео - уж на что дитя, но ему было пятнадцать, кажется…
Леня обозлился.
- Не буду рассказывать!
- Ну, прости, я слушаю очень серьезно.
- А этот человек, он считает меня… ну… за шмокодявку.
- За кого? Не знаю такого слова.
- Какая разница, понимаешь ведь! В общем, никак он не относился ко мне… До субботы.
- А в субботу?
- Не перебивай! Я придумал одну вещь, такую, чтобы он стал на меня… ну…внимание обращать. И чтобы всем стало интересно! Понимаешь? Например, был я пешка, а сделал ход, как тура!
- Как ладья.
- Ну, ладья. А он меня стал ненавидеть! И он и все. Весь класс.
- Неужто? Какой же ты сделал ход, интересно?
- Теперь это не важно. Только в школу я больше ходить не буду…
- Видишь ли… ситуация еще не вполне для меня ясная, но неприятная, что и говорить. Ты же сам сказал, что нарушил правила игры, а люди этого не прощают, мой мальчик. Надо быть ладьей, чтобы ходить, как ладья! Иными словами - быть личностью! Понимаешь?
- Как это… личностью?
- Ну, об этом написаны тысячи томов! Это, брат, главный вопрос жизни! Дай бог тебе хоть в мои годы узнать на него ответ… А применительно к твоему возрасту это несколько проще: тебе, суслик, надо учиться… Извини за банальность. Учиться, да! А не морочить голову ни себе, ни этой девчонке. Она же еще в куклы играет, я думаю…
- Кто? - Леня даже остановился.
- Ну та, которая тебя отбрила…
- Это не девчонка. Я сказал: "один человек", а девчонку ты сам изобрел… - Леня прерывисто вздохнул. - Это Андрей Коробов.
- Парень?! Не понял, брат, извини. Ну, в таком случае, дело вообще не стоит выеденного яйца. Уверяю тебя! Всерьез человек зависит от женщин и от начальства. Он у вас кто - староста или пионерский вождь?
- Нет.
- Вот видишь! Хорошо учится?
- Без троек, кажется. А при чем здесь отметки?
- Очень даже при чем. Он без троек, а ты навались так, чтобы и четверок не было. Вот и утрешь ему нос!
- И тогда я буду личность, да? - зло рассмеялся Леня. - Это про такую фигню тыщи томов написали?
Отец хотел отшутиться, но поперхнулся. Мальчик шел рядом с ним, но был очень далеко. Это случается редко: на детском лице вдруг прочерчивается взрослое - видишь, каким станет человек через много лет. Леня казался сейчас старше отца; подняв голову и засунув руки глубоко в карманы, он шел сам по себе. Разговор был окончен.