Какое отношение эта история имеет к офтальмологии? А самое прямое. Когда пришло время выбирать специализацию, Федоров решил остановиться на офтальмологии только потому, что глаз и офтальмологическое оборудование напоминали ему аппаратуру фотографа. Оптика, поле зрения, сила роговицы, рефракция, исправление зрения с помощью оптики – все это ему было знакомо и понятно благодаря увлечению фотографией.
Было у Станислава Федорова и еще одно увлечение, которое тоже сыграло определяющую роль в его жизни. В институте он увлекся плаванием, причем настолько, что скоро уже не представлял себе жизни без чуть ли не ежедневных заплывов. В воде он чувствовал себя абсолютно свободно и совсем не замечал своего физического недостатка, а для него это было очень важно – ощущать себя полноценным человеком, а не инвалидом. Поэтому плавание для него скоро стало не просто увлечением, а важной частью жизни – он хотел не только купаться, но и соревноваться с другими пловцами, чтобы доказать, что несмотря на ампутированную ступню он ничем не хуже их.
В кратчайшие сроки он освоил все основные стили, тренер заметил его старания и через некоторое время включил в команду. На соревнованиях от него многого пока не требовалось, только доплыть до финиша. Но именно этот заплыв и «создал» того Федорова, который теперь известен всему миру. Когда дали старт, он прыгнул в воду с мыслью «лишь бы доплыть». А вскоре понял, что идет не последним…
И тут такая злость на меня нашла! Вдруг захотелось перегнать и победить. Метров за триста до финиша я лидера обошел и, к своему удивлению, стал победителем. На набережной собралась большая толпа, все хлопали, что-то кричали. Было необычайно приятно сознавать, что я могу то, чего не могут другие. В ту минуту впервые понял, глубоко прочувствовал, что все по силам. Я понял, что если человек может преодолеть себя, то он сможет преодолеть любые трудности. Именно тогда, на берегу Дона, во мне родилась и осталась на всю жизнь неодолимая уверенность в себе, в своих возможностях. Может быть, это качество – самое главное в моем характере. Стоя на набережной, еще не успев обсохнуть, я открыл для себя простую, но невероятно важную истину: надо, что называется, вкалывать. Вкалывать до седьмого пота. Только при этом условии в жизни можно чего-то добиться. Для меня та победа, пусть скромная и незначительная, стала точкой отсчета всей жизни.
Эта маленькая, но такая важная победа сделала Святослава Федорова фаталистом и трудоголиком. Вот такое странное сочетание – бесконечная вера в себя и свои силы и одновременно работа на износ. Осталось в прошлом легкомысленное отношение к учебе. Федоров резко повзрослел и решил: пусть он и не совсем по собственному желанию выбрал для себя профессию врача, но теперь это его путь на всю жизнь, а значит, надо не только пройти его достойно, но и взойти на самую вершину.
8 марта 1951 года он, еще будучи студентом, провел первую в своей жизни операцию. На кафедре все готовились к празднику, когда привезли слесаря, которому в глаз попал отколовшийся кусочек зубила. Федоров должен был только ассистировать, но хирург сделал анестезию, а потом сказал ему: «Оперировать будешь сам».
В тот день профессия хирурга-офтальмолога из обычной работы превратилась для него в призвание. С инструментами в руках, оперируя живого человека, он наконец почувствовал, что это не просто случайно выбранная специальность, а его судьба.
Люблю оперировать… Чувствуешь свою власть над процессом, словно ты в полете. И как бы идешь все время по лезвию бритвы, но знаешь, что дойдешь, не упадешь. Ощущение ответственности и полезности того, что делаешь: этот пациент, почти слепой, завтра будет нормально видеть… Я человек импульсивный, взрывной и потому не мог бы быть, скажем, терапевтом: мне необходимо быстро увидеть результат сделанного. А пациенты прямо у нас в клинике выбрасывают за ненадобностью очки! Операция – процесс динамичный, всегда творческий.
В 1952 году, после окончания института, следуя своему решению идти вперед по выбранной дороге, он сразу хотел поступить в ординатуру. Но его отец все еще находился в заключении, и сыну «врага народа» продолжать обучение не позволили. С этим пришлось смириться, но вот с распределением он решил бороться. Его собирались отправить в Тюмень, а от холода у него открывались трофические язвы на ноге. К тому же мать он взять с собой не мог, и она осталась бы совершенно одна, без помощи и поддержки.
Вместе с приятелем они отправились в Москву, чтобы добиться нового распределения. Денег у них не было, поэтому большую часть пути они ехали «зайцами». Но зато в Москве удача их не оставила, и они сумели попасть на прием к заместителю министра по кадрам. Федоров – чуть ли не впервые в жизни – надавил на свою инвалидность, и его согласились вместо Тюмени послать в станицу Вешенскую. Находилась она всего в шестидесяти километрах от Ростова, но была такой глухоманью, что зимой туда добраться было просто невозможно, а на вызовы к пациентам приходилось ходить на лыжах.
К тому же прямо перед распределением в его жизни произошло важное событие – он серьезно влюбился. Его избранницу звали Лилей, она была студенткой химфака Ростовского университета, и ей еще оставался год до выпуска. Ее строгая мать была против их скоропалительного романа, но разве харизме Федорова можно было что-то противопоставить? На зимних каникулах Лиля приехала к нему, и они поженились, ну, а потом еще несколько месяцев у них был брак по переписке, ведь он не мог покинуть Вешенскую, а ей надо было доучиться.
В 1953 году Лиля с отличием окончила университет и получила распределение в город Лысьва Пермской области, куда вместе с ней переехал и Святослав – уже заведующим глазным отделением. Это была еще одна глухомань, в распоряжении тамошней «скорой помощи», например, были одна машина и две лошади. Но зато в больнице оказалось достаточно оборудования, чтобы он мог делать операции, а потом на основании них подготовить свой первый научный доклад на тему удаления хрусталика вместе с капсулой при помощи специальной петельки. До этого хирурги удаляли только ядро хрусталика, капсула оставалась в глазу, со временем мутнела, и приходилось снова делать операцию.
Доклад местными научными кругами был принят благосклонно, но Федоров прекрасно понимал, что без дальнейшего обучения, без ординатуры, исследований, научного роста, он так навсегда и останется простым врачом. А он мечтал о большем, понимал, что годы идут, ему уже скоро тридцать, а он стоит на месте, потому что жестокая государственная машина запрещает ему развиваться!
И тут удача наконец решила ему улыбнуться. В стране произошли огромные перемены, которые не могли не повлиять на жизнь отдельных людей, и тем более на жизнь сына «врага народа». Умер Сталин, дела репрессированных при нем людей стали пересматриваться, и 9 апреля 1955 года коллегией Верховного суда СССР отец Федорова был реабилитирован за отсутствием состава преступления. Святослав был счастлив и немедленно забрал отца к себе, но кроме простой человеческой радости ему это событие принесло еще кое-что. Теперь пятно с его биографии было смыто, и теперь уже никто не мог помешать ему учиться дальше.
За два года обучения в клинической ординатуре государственного медицинского института в Ростове-на-Дону он собрал материал для защиты кандидатской диссертации. Для этого он полтора года ежедневно до трех часов работал в больнице, а потом через весь город ехал в нейрохирургическую клинику. Там он изучал состояние глаза при опухоли мозга или воспалительных процессах в мозгу, изучал поле зрения при заболеваниях, фотографировал глазное дно. К девяти часам вечера он возвращался в свою больницу, чтобы проявить пленку и напечатать фотографии. Домой он приезжал не раньше полуночи.
Наконец 20 мая 1958 года Святослав Федоров успешно защитил кандидатскую диссертацию, хотя некоторые офтальмологи, присутствовавшие на защите, уже заметили в работе некоторую «ересь». Он был слишком счастлив, чтобы обратить на это внимание, да и разве мог он тогда знать, что ему придется еще тридцать лет насмерть сражаться за свою «ересь»… Впрочем, знай он это – все равно не отступил бы. Он верил в свою счастливую звезду.
Самое главное – это изобрести новую технологию в молодом возрасте, до тридцати пяти лет. Тогда она даст тебе интересную жизнь: деньги, известность, возможность передвигаться по миру, не считая центов…
Что двигало Святославом Федоровым, когда он придумывал новую технологию? Сам он всегда без стеснения говорил, что просто хотел славы и денег. Но это плохо вяжется с тем, как он поступил спустя много лет, когда наконец создал свой знаменитый НИИ микрохирургии глаза. Очереди туда выстроились длиннее, чем в Мавзолей, но вместо того, чтобы поднять цены на свои услуги, он открыл филиалы по всей стране, чтобы больные, у которых было мало денег, не ехали в Москву, а могли вылечиться в своем городе.
Но таким уж он был – любил представляться бо́льшим эгоистом и циником, чем являлся на самом деле…
Хотелось бы сказать, что защита кандидатской диссертации переменила жизнь Федорова, но, к сожалению, это не так. Ничего не изменилось, он по-прежнему продолжал работать ординатором в областной больнице. В Ростове-на-Дону найти другую работу было достаточно сложно. Конечно, его это не устраивало. Он был молод, честолюбив, энергичен и уверен, что способен на большее. Поэтому он готов был ухватиться за любой шанс, который позволил бы ему подняться на новый уровень. И когда кто-то из его знакомых упомянул, что в Чебоксарах есть вакансия заведующего клиническим отделением в филиале НИИ глазных болезней им. Гельмгольца, он не стал медлить и тут же подал туда заявку. Конкурс он выиграл, его пригласили в Чебоксары, и уже в августе он принял в свое распоряжение клиническое отделение.
Именно там, в Чебоксарах, он и задумался об искусственном хрусталике. Конечно, сама идея не родилась из воздуха, как бы ни был талантлив ученый, он не сможет ничего открыть, если этому открытию не будет предшествовать большой практический опыт, причем не только его личный, но и опыт других ученых. По легенде, все началось с «Вестника офтальмологии», в котором критиковали западное увлечение идеей искусственных хрусталиков из пластмассы. Еще в 1949 году английский окулист Гарольд Ридли впервые попробовал заменить глазной хрусталик больного катарактой на искусственный, но операция прошла неудачно, и на время подобные опыты прекратились. Но к началу 60-х наука шагнула вперед, и уже многие другие офтальмологи вновь увлеклись идеей искусственного хрусталика. Даже в СССР уже тоже была одна попытка имплантации искусственного хрусталика, но вновь неудачно, после чего эту идею объявили ересью и шарлатанством от медицины.
Святослав Федоров, занимаясь исследованием катаракты, буквально загорелся идеей об искусственном хрусталике, и, несмотря на запрет со стороны руководства института, начал проводить эксперименты на кроликах. Он нашел умельца, который мог изготовить нужной прозрачности линзу – таковым стал технолог-лекальщик Чебоксарского агрегатного завода Семен Мильман. По чертежам Федорова он изготовил не только образцы линз, но также штампы и приспособления для пропиливания краешка линзы, чтобы вставлять крепежные дужки.
Когда самодельные искусственные хрусталики были готовы, Федоров имплантировал их кроликам. Результат практически сразу был великолепный – кролики и не заметили изменений в глазах, вели себя как обычно и видели, несомненно, также как прежде. И в 1960-м году он отправился в Москву на научную конференцию по изобретательству в офтальмологии с фотографиями глаз своих прооперированных кроликов. Столичные коллеги были в шоке и растерянности, для них это было все равно что выход в космос – настолько невероятно и высокотехнологично. Но практический результат этой поездки был скорее отрицательный – Федорова привычно заподозрили в шарлатанстве. То ли из зависти, то ли, и правда, ученые мужи не могли поверить в то, что какой-то молодой провинциальный выскочка настолько превзошел и их, и зарубежных коллег.
А он, вернувшись в Чебоксары, решился на смелый шаг – провел операцию по имплантации искусственного хрусталика человеку. Первой пациенткой стала двенадцатилетняя чувашская школьница Лена Петрова, с рождения страдавшая катарактой. Правым глазом она ничего не видела, поэтому ее родители решили, что терять ей все равно нечего, и согласились на рискованный эксперимент.
Поскольку человеческого зрения для проведения такой тонкой операции было недостаточно, а специальных приборов в Чебоксарском НИИ ему, конечно, никто не предоставил, Федоров использовал микроскоп, который поставил на тумбочку и обложил толстыми книгами, чтобы тот не упал на пациентку. В таких условиях он и имплантировал хрусталик. Уже через день зрение девочки восстановилось на 30–40 %, и она стала первой из трех миллионов больных с подобной проблемой, прооперированных Федоровым и под его руководством. Кстати своего сына она назвала Святославом – в честь доктора, вернувшего ей зрение.
Федоров взорвал офтальмологию изнутри. Он подарил советским людям искусственный хрусталик. За рубежом подобные опыты проводились, но далеко не всегда они были успешны, и в СССР их считали шарлатанством. Но Святослав Николаевич рискнул! Кроме того, впервые в мире он стал проводить операции по коррекции зрения методом кератотомии (делая насечки на роговице), первым в стране стал использовать донорскую роговицу, разработал метод непроникающей хирургии глаукомы, одним из первых начал внедрять операции при помощи лазеров… Он был человеком-глыбой, ученым-глыбой, без преувеличения.
Профессор межотраслевого научно-технического комплекса «Микрохирургия глаза» (МНТК) Зинаида МорозКазалось бы – вот он, момент славы! Начальство поначалу было в восторге, еще бы, ведь в их провинциальном НИИ сделали то, что не смогли сделать ни в Москве, ни за границей. Федоров провел еще несколько успешных операций, а потом… из столицы пришел запрет проводить «эксперименты на людях». Письма, обращения во всевозможные инстанции, попытки объяснить, что оперируют только тех пациентов, которым другими методами помочь невозможно, не помогали. В Минздраве было слишком много тех, кому не понравился успех слишком молодого и никому не известного чебоксарского выскочки. Влиятельные чиновники и корифеи от медицины официально предостерегли коллег от использования «сомнительного федоровского метода», а самого его, чтобы перестал надоедать своими жалобами, «сослали» в длительную командировку в Ташкент. Вернувшись, он обнаружил, что все его кролики передохли, а самого его попытались научить уму-разуму на партбюро. А когда не получилось – просто уволили.
Это был не особо разумный поступок: Федоров сдаваться не собирался, да и работа его имела слишком большой резонанс, поэтому его имя было многим известно. А увольнение лишь подтолкнуло его к более активным действиям. В Москве он познакомился с известным журналистом Анатолием Аграновским, у которого были очень большие связи. К нему Святослав Федоров и обратился за помощью. Аграновский поговорил с ним, потом позвонил заместителю министра здравоохранения, и через несколько дней Федорова восстановили на прежней работе с оплатой всех дней вынужденного отсутствия, а директора обязали не мешать ему.
Но конечно, в Чебоксарах после всего произошедшего он оставаться не собирался, тем более, что его как раз вовремя пригласили возглавить кафедру глазных болезней Архангельского медицинского института, где обещали создать все условия, чтобы он мог продолжать свои исследования.
Работа мне не в тягость: я – существо творческое, я себя ощущаю художником. Я как будто рисую картины и наслаждаюсь ими; только вместо картин у меня другое: сделанные мною дела. Их много!
В Архангельске Федоров наконец-то смог развернуться в полную силу, насколько это вообще было возможно в советских реалиях. У него сложился коллектив единомышленников, вместе с которыми он организовал небольшую клинику по имплантации искусственного хрусталика. Он занимался разработкой более качественных материалов для производства хрусталиков и много оперировал. В 1963 году он начал имплантировать в глаз лучший в мире искусственный хрусталик со зрачковым креплением. Причем эти линзы они по-прежнему делали сами, кустарным способом, нагревая пластмассу на электроплитке, а во время операции использовали нитки из женских капроновых чулок.
Параллельно Федоров занимался и другими разработками, например, первым стал использовать жидкий силикон при отслойках сетчатки. А еще он разработал модель операционного стола, и офтальмологи с тех пор стали оперировать сидя, держа руки на специальных подлокотниках. До этого им приходилось делать операции стоя, а руками опираться на лицо пациента.
В 1966 году на симпозиумах катарактальной хирургии в Нидерландах и в Англии Федорова приняли в члены Общества Международного клуба интраокулярных имплантологов. Слава его росла, но… в Советском Союзе международное признание лишь добавляло ему врагов. Многие офтальмологи настолько в штыки воспринимали одно его имя, что не желали даже знакомиться с его методами. В 1965 году его клинику даже чуть не закрыли, спасло лишь новое вмешательство Аграновского, переговорившего с нужными людьми и напечатавшего в «Известиях» статью «Открытие доктора Федорова». А постепенно и враждебно настроенные коллеги сдавали свои позиции – число вылеченных от слепоты людей росло, и их уже трудно было не замечать.
Но растущая популярность сыграла с клиникой злую шутку – люди приезжали в Архангельск со всех концов страны, а условий для того чтобы вылечить их всех, попросту не было. Ведь что у Федорова и его помощников имелось в наличии? Крохотная лаборатория и самодельное оборудование – вот и все, что можно было устроить на голом энтузиазме. А больные этого, конечно, не понимали и писали жалобы, что условия в клинике возмутительные. Федоров стал задумываться о том, чтобы перебраться в более крупный город, где имеется подходящий завод, на котором можно производить линзы промышленным способом. Сначала выбор пал на Киев, где директор клиники собирался на пенсию и хотел видеть своим преемником Федорова. Но по повелению Брежнева в Киев была переведена профессор Шлопак, когда-то доставшая соринку из его глаза. Пришлось искать другие варианты.