Очень важно, если человек с задатками именно такого мироощущения приходит в церковь. Да, он не умеет пока общаться с Богом, он вообще, может, не до конца понимает, зачем он сюда пришел и что с ним здесь должно произойти. Для начала ему необходимо быть просто кем-то услышанным. Сегодня мы все вроде окружены массой людей – коллегами, приятелями, «друзьями» из социальных сетей, но внутренне часто остаемся глубоко одинокими. Возможно, позже такой человек научится общаться с Богом, но когда он перешагивает порог церкви, ему необходимо простое человеческое общение. Поэтому так важна роль священника.
Конечно, в современном мире Церковь – не единственное прибежище. Есть родные, близкие, литература, искусство, психотерапия, наконец. Кстати, в каком-то смысле священник занимается внешне похожим делом, но состояние человека, посещающего платного специалиста, все-таки сильно отличается от состояния человека, приходящего в церковь. Часто человек хочет большего, нежели просто быть услышанным специалистом, пусть и высококвалифицированным профессионалом в области душевных проблем. Желание встретиться с собой в Боге гораздо масштабнее потребности получить грамотный житейский совет и «разрулить» сложную семейную ситуацию или внутренний конфликт. Те, кто обращается за помощью и к психотерапевтам, и к священникам, говорят, что это взаимоотношения разного уровня. При грамотном подходе и то и другое способно оказать поддержку, однако общение со священником затрагивает онтологический пласт души и сознания. Покаяние и исповедь приносят такое чувство облегчения и обновления, с которым мало что вообще может сравниться.
И в этом смысле священник приобретает статус посредника, человека, который в глазах окружающих обладает даром, данным ему от Бога. Он воспринимается людьми как некая особенная фигура, не просто как профессионал, одетый в специальную одежду, выполняющий работу и получающий за нее деньги.
Сегодня в храмы приходит очень много людей, совершенно не знакомых с традициями. Для тех, кто впервые переступает порог храма, очень важно встретить умного и опытного священника, способного проявить мудрость и великодушие, столкнувшись со сложной человеческой судьбой. Такого, кто не будет выискивать церковный канон, определяющий меру ответственности человека за совершенный грех, а с любовью и лаской утешит его и протянет руку помощи.
Церковь, как институт земной и человеческий, имеет свою организацию. Во главе церковной иерархии стоит патриарх. Это высший духовный сан в православии. Его установили в 451 г., а в начале XI в. после разделения Церкви на западную (Римско-католическую) и восточную (Греко-православную) титул патриарха стали применять к иерархам восточной церкви. Первым патриархом Московским и всей Руси стал митрополит Иов в 1589 г., а само патриаршество закрепилось в период правления Бориса Годунова.
В православии существует трехступенчатая священническая иерархия. На высшей ступени – архиерей, он же епископ, который избирается по правилам Церкви из черного духовенства, то есть из монахов. На второй – иерей, то есть священник, который может быть монахом или женатым (белое духовенство). И низшая ступень – это сан диакона.
В монашестве эти ступени священства: иерадиакон, иеромонах, то есть монах-священник (последний может носить сан игумена и архимандрита как высшей степени священства). И уже из иеромонахов избирается и рукополагается епископ, который может носить сан архиепископа и митрополита, и именно из епископов избирается патриарх.
К сожалению, иерархия не только организует церковное пространство, но порой и разъединяет его. Из-за огромных пространств и небольшого количества епископов архиереи стали особой кастой, обособленной и изолированной от остальных. По сути, они почти не знают, как и чем живут священники и народ, что они из себя представляют, как смотрят на Церковь и на мир. Между нами слишком большой разрыв.
Особенность сегодняшнего дня в том, что современный епископ – это прежде всего администратор, крутой менеджер, который должен у себя на месте так наладить отношения с губернатором и существующими бизнес-структурами, чтобы его церковное дело процветало. Очевидно, что при таком раскладе любая помеха на пути будет восприниматься этим человеком как борьба с самой Церковью.
Например, был случай, когда в Чите епископ лишил священника сана, возможности жить священнической жизнью и обеспечивать свою семью только за его мнение о том, что Ходорковский – политзаключенный. Священник окормлял храм на зоне, общался там с МБ, и после этого, когда его попросили освятить зону (отдельный разговор, как ее вообще можно освящать?!), он сказал, что не будет этого делать, потому что здесь находится политический заключенный. Сказал как человек, что думал и чувствовал. За это его немедленно извергли из сана и сломали ему всю жизнь.
Или другой, вроде умный и достойный человек из священнической среды вдруг пишет, что наша борьба с несправедливостью должна заключаться в том, чтобы… в ней не участвовать. То есть, кроме нашего благополучия, нас ничего не должно интересовать. Но ведь это просто противоречит Священному Писанию. Возможно, он имел в виду, что нам не надо участвовать в несправедливостях, что в отказе заключается наша борьба. Однако в «Апостоле» сказано: «Не участвуйте в делах неплодных тьмы, наипаче же обличайте!»
Мы все различаемся по своим способностям, нравственным качествам, духовному состоянию. Без сомнения, и в священнической среде нет единообразия. Один становится исключительным и замечательным батюшкой, почти святым, а другой – бесконечно далеким от совершенства. Но так или иначе каждый священник призван к слушанию и слышанию. Призван помочь человеку в его земных делах и попытках понять и почувствовать Бога. Неважно, обладает священник от природы подобными способностями или нет, он обязан воспитывать их в себе. По-другому не получится, само его положение к этому обязывает.
Вообще, не надо излишне идеализировать священников. Мы все время как-то забываем, что они тоже люди. Многие из них бывают не так умны и образованны, как нам хотелось бы. Кто-то одержим соблазнами. Кто-то крайне резок в высказываниях и бескомпромиссен в суждениях. Нетерпимость – вообще свойство человеческой природы, и агрессия проявляется во всех кругах, но среди верующих их присутствие обиднее всего. Именно здесь любую резкость воспринимаешь особенно болезненно. Ведь очевидно, что в пространстве Церкви, где самое главное – любовь, прощение и терпимость, жестокости не должно быть места. Слишком сильно это диссонирует с базовыми идеями христианства. Но люди есть люди. Мы все далеки от совершенства. И священники не исключение.
«Один батюшка ненавидел людей. Произошло это с ним не сразу. Сначала он всех любил. А потом разлюбил. И запрезирал. Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей. Потому что людей было много, и с годами становилось все больше, и они, эти безликие жаркие толпы, во-первых, дышали, во-вторых, толкались, лезли вперед, громыхали банками для святой воды, тыкали ему в лицо вербами, чтобы он получше их окропил, в-третьих, задавали шизофренические вопросы, на исповеди рассказывали про плохих мужей и свекровей, требовали советов, но советов никогда не выполняли, в-четвертых, верили в сглаз, в-пятых, носили причащать дико орущих внуков по совету бабушек-колдуний. И по большим праздникам батюшка даже служить старался с закрытыми глазами. Ему казалось, что вот он откроет глаза – и его ненависть к ним сразу же их испепелит. Но так-то человек он был очень хороший, в кругу друзей и семьи – приветливый, ласковый. Просто раздражительный слегка. А человек отличный. С детьми в воскресной школе делал воздушных змеев».
Майя Кучерская.Современный ПатерикВ своих воспоминаниях митрополит Антоний Сурожский описывает один случай. Он приехал в Париж и искал русскую православную церковь. Нашел. Однако священник оказался пьяницей. Отец Антоний расстроился, но поскольку вариантов у него не было, пошел все-таки к тому на исповедь. И вдруг во время исполнения таинства священник ему говорит: «Знаешь, я очень плохой человек, очень грешный, но то, что я тебе сейчас скажу, я тебе скажу не от себя, а от Бога». Эти слова ошеломили будущего митрополита. Спустя некоторое время тот батюшка стал духовником отца Антония. Они много общались, оказалось, что тот когда-то был белым офицером, прошел всю войну, на его глазах погибли его жена и дочь, и уже после всего этого на исходе своих дней он стал священником. По нашим человеческим меркам его можно осудить за то, что он был пьяницей, но провидение Господне не поддается ни человеческой логике, ни человеческому рассудку.
Как правило, священниками становятся не случайно. Все-таки это путь служения, и когда человек выбирает его сознательно, он хорошо понимает, к чему его это служение обязывает. Да, священник не перестает оставаться человеком и как человек он несовершенен и обладает своими слабостями. Но благодать Божия, которая делает из него священника, – это не выдумка и не красивые слова. Благодать Божия дает ему власть и духовную силу совершать таинства и через эти таинства привлекать в мир благословение Божие, освящать людей Божественной любовью. Но никогда не надо забывать, что происходит это не по воле самого человека. Эту благодать священник получает от Бога.
Как правило, священниками становятся не случайно. Все-таки это путь служения, и когда человек выбирает его сознательно, он хорошо понимает, к чему его это служение обязывает. Да, священник не перестает оставаться человеком и как человек он несовершенен и обладает своими слабостями. Но благодать Божия, которая делает из него священника, – это не выдумка и не красивые слова. Благодать Божия дает ему власть и духовную силу совершать таинства и через эти таинства привлекать в мир благословение Божие, освящать людей Божественной любовью. Но никогда не надо забывать, что происходит это не по воле самого человека. Эту благодать священник получает от Бога.
Когда совершается таинство священства, когда епископ рукополагает ставленника, он читает такие слова: «Благодать Божия, немощствующих врачующая и оскудевающих восполняющая пророчествует», то есть: «Через мои руки делает тебя священником». Это врачество немощствующих и полнота оскудевших в священнике проявлены как дар Божий. Этот дар лично мне не принадлежит. Более того, как человек недостойный я могу всячески быть грешен против него, но он все равно будет через меня осуществляться. Любовь Божия будет через меня явлена в Церкви и не перестает, даже если я буду «плохим» священником.
Действительно, по-человечески батюшка может быть далеко не идеален. Но когда он как священник старается в меру своих сил выполнять поручение, возложенное на него Богом, он может сказать нечто такое, чего обычный человек, вероятнее всего, никогда не скажет. Он сам ничего особенного для этого не делает, Господь в нужный момент раскрывает в нем дар священства. Пришедший в церковь говорит со священником, но через него разговаривает с Богом. И ответ, который он получает, он получает от Бога. Иногда в подобном разговоре многое становится ясно, иногда бывает ничего не понятно, но в любом случае чрезвычайно важен сам факт общения: с человеком, со священником, с Богом. И когда это становится образом жизни, когда понимание происходящего постепенно начинает «прорастать» в человеке, он понемногу научается сам разговаривать с Богом, сам Его слышать и понимать.
Один опытный батюшка преподавал в богословском институте и много рассказывал своим студентам, каким должен быть хороший священник: сколько часов в день он должен молиться, какие книги читать, как поститься, как быт вести и так далее. Во многом тот батюшка был прав, кроме одного. По-настоящему священник должен только одно: он должен уметь с Богом разговаривать. Все остальное – ерунда.
У священников, как и у всех людей, свои жизненные пути. Приходят в семинарии и становятся священниками по-разному. У меня есть знакомый, отец Александр, мы вместе с ним работали, телепрограмму делали, так вот он – бывший полковник милиции. Чудный, совершенно замечательный священник. И таких примеров много. Священниками становятся врачи, архитекторы, писатели, филологи, физики и математики.
В этом смысле показателен пример отца Иоанна. У него после рукоположения явно энтузиазм был огромный. Вообще восторг рукоположенного священника неизбежен и вполне объясним. Это чувство, похожее на восторг ребенка, получившего заветный подарок вроде вожделенной волшебной палочки. Первое время после рукоположения от счастья голова идет кругом. Я сам помню, как поверить не мог: вдруг я хожу в подряснике, кто-то хочет получить у меня благословение, я служу литургию – все это так неожиданно и прекрасно! Так и отец Иоанн вначале ревностно рвался проповедовать, служить и обращать. Взялся за своих друзей из артистического мира, серьезно ко всему относился и первое время очень самоотверженно служил. Но постепенно энтузиазм ослабел. Такое случается. Постепенно к этому дару привыкаешь. Проходит время, и восторг священства, как всякое первое узнавание, как влюбленность, исчезает. Начинается повседневная жизнь с ее совсем не праздничными заботами и бытовыми хлопотами.
Отец Иоанн (в миру Иван Охлобыстин) – актер, режиссер, сценарист, драматург, писатель. Написал сценарии культовых в 90-е гг. фильмов «ДМБ» и «Даун Хаус» режиссера Романа Качанова. В 1996 г. на сцене МХАТа Михаил Ефремов поставил спектакль по пьесе Охлобыстина «Злодейка, или Крик дельфина». В разгар творческой карьеры в 2001 г. Иван Охлобыстин был рукоположен в священники архиепископом Ташкентским. Служил в Средней Азии, затем в нескольких храмах Москвы. Параллельно вел свою передачу на радио и колонку в сообществе «Сноб». В этот период по его сценариям были сняты фильм «Параграф 78» и картина Гарика Сукачева «Дом Солнца», он сам сыграл в нескольких ролях, в том числе в фильме П. Лунгина «Царь», где выступил в роли шута Ивана Грозного Вассиана. В 2009 г. отец Иоанн сам попросил патриарха Кирилла освободить его от служения в силу «внутренних противоречий». Прошение было удовлетворено. С 2010 г. снимается в сериале «Интерны». Выдвигал свою кандидатуру на пост президента страны. Является креативным директором компании «Евросеть» и организатором партии «Коалиция Небо». Однако говорит, что планирует в скором времени вернуться к служению в церкви. Отец шестерых детей.
То, что происходит с Иваном сейчас, – это еще не окончательный итог его жизни. В конце концов, он только запрещен в служении, но сана священнического не лишен. У него есть возможность возвратиться к служению, если он, сделав сам для себя какие-то выводы, этого захочет. Вероятно, это был тот случай, когда он принял сан, не осознавая всей меры ответственности. Недооценил тяжести креста, который на себя взял. Другое дело, что он-то сам со временем все это понял. Признался, что не может отказаться от профессии актера, от той формы существования, к которой привык. Пришел к выводу, что с жизнью священника это несовместимо. Я не судья отцу Иоанну. Мне понятно, почему это происходит с ним, мне непонятно другое: почему архиепископ, видя, в сущности, малознакомого человека, решился на такой эксперимент – взять и рукоположить. Это то же самое, что взять в ополчение подростка и пустить его на передовую.
Безусловно, в деле священничества жизненный опыт играет большую роль. И, как и в любом другом деле, он приходят с годами. Первое время священник готов на все, он себя не бережет, для всех открыт, все время отдает и только постепенно начинает понимать, что надо вести себя сдержаннее. В каком-то смысле он находится в положении человека, из которого постоянно вытягивают энергию посторонние люди. И, если не следить за собой и не распределять собственные силы, то их надолго не хватит. Люди ведь не задумываются о том, что священник тоже человек, для многих общение с батюшкой – прекрасный способ в одностороннем порядке подпитаться энергией. В этом смысле священник, как и психотерапевт, безусловно, должен рассчитывать свои силы. Но есть и кое-что еще, помимо разумной предосторожности. Если бы он не имел этой Божественной благодати священства, которая покрывает, хранит и оберегает, от него ничего не осталось бы в скором времени.
Помимо этого и для самих священников существуют разного рода опасности, например, почувствовать себя гуру, или окружить себя хором влюбленных почитательниц, или начать манипулировать прихожанами, или вообще превратиться во «всезнающего» старца, который с порога может давать людям безошибочные и провидческие духовные советы. Несмотря на то что благодать хранит священника, житейских соблазнов у него очень много.
«Один батюшка был большой женолюб. Любовался женскою красотою, завитком, выбившимся из-под платка, полными чистых слез женскими несчастными глазами, глядящими на него во время исповеди, и влюблялся чуть ли не в каждую мало-мальски симпатичную свою прихожанку. И думал про себя так: “Ах, если бы я мог на ней жениться!” Но так ни на ком и не женился, жил со своей матушкой, чинил в ванной кран, забивал куда надо гвозди, забирал вечерами детей из школы, ну и служил, конечно, тоже. Так что главное оно и есть главное».
Майя Кучерская.Современный патерикПо канонам Церкви священника не могут рукополагать до 30 лет. Считается, чтобы заниматься этим делом, человек должен быть внутренне зрелым. И часто, когда это правило нарушается и священников рукополагают в более раннем возрасте, случаются настоящие трагедии. Дело в том, что у нас все православные священники обязаны принимать исповедь вне зависимости от их духовного и жизненного опыта. И в тридцать, и в двадцать лет, если случилось в столь юном возрасте стать священником. А чужая исповедь для молодого неокрепшего сознания может стать настоящим испытанием. Я вспоминаю себя и понимаю, что ко многим вещам, которые я в свое время слышал, я был совершенно не готов. Я о них только в книгах читал, но не мог себе представить, что такое в жизни бывает.
Однажды, вскоре после моего рукоположения, ко мне на исповедь пришла женщина и призналась, что у нее было больше десяти абортов. Я был в полном шоке, потому что, если применять к ней церковные каноны (а в соответствии с древнецерковными правилами грех аборта приравнивается к греху убийства), мне следовало эту женщину отлучить от Церкви и проклясть до конца ее дней. Для меня это был крайне сложный момент, я не мог решить, что делать, поступать по правилам или как-то иначе. Я до сих пор вспоминаю этот случай и переживаю, что вместо того, чтобы простить ту женщину, я наложил на нее очень тяжелую епитимью. Мне надо было порадоваться тому, что она все-таки нашла в себе силы, пришла в церковь и призналась в совершении столь тяжкого греха, а я сурово наказал ее.