Зачем и почему – тоже вопросы хорошие, но сначала – дело.
– Готово! – хором произнесли Лабашов и Саня.
Только Лабашов поставил на стол блюдо с картошкой и тарелку с селедкой, а Тонкий предъявил ему снимок.
Секунду каждый из них рассматривал плоды трудов чужих. Лабашов среагировал первым:
– Этот! – он ткнул пальцем в утреннего гостя Васнецова.
Тонкий облегченно кивнул и взял с тарелки картошку.
Все верно. Вот гость, побывавший на КПП, он же – наводчик, вот Шантрапа, вот Васнецов. А этот, который скорчил рожу…
– А этот вроде на краже был, вторым, не? – Лабашов показал.
Саня опять кивнул и с удовольствием откусил душистую картофелину. Для порядка он, конечно, спросил:
– Уверен?
Лабашов тоже взял картофелину и закивал:
– Наводчик – железно! Да и второй, даром что рожу скорчил. Неужели сам не помнишь?
– Я больше разглядывал первого, – Тонкий ткнул пальцем в Шантрапу. – Сканер подсоединим?
– Что, и поесть нельзя спокойно? – делано возмутился Лабашов, вытирая руки.
Он нырнул под стол, ногой подпихивая к себе свободную табуретку, водрузил на нее сканер и стал возиться с проводами.
– Кто еще-то их видел?
– Многие, – не понял сперва Тонкий. – Старушки, мы с тобой…
– Старушкам фотку пошлем? – засмеялся Лабашов.
– Ой, нет! – дошло до Сашки. – Увидишь. Сейчас будет цирк!
Вдохновленный обещанием цирка, Лабашов моментально подсоединил аппаратуру, сам отсканировал снимок и плюхнул Тонкому на колени ноутбук.
– Там, если я тебе не рассказывал, был еще и пранкер, – объяснял Тонкий, регистрируясь в «аське». – Ужасный придурок, я его быстро вычислил, но не суть. Суть в том, что все: кражи, поджог, пранкинг – организовано, похоже, одним человеком.
– Не этим ли? – Лабашов ткнул наугад и попал в Васнецова.
– Ага!
– А я думал, он здесь случайно…
– Не-а. Впрочем, это мы сейчас и проверим!
Прекрасная вещь – фотоаппарат, расчудесная вещь – сканер.
Тонкий постучался к Ване в «аську», уже зная результат. Смущало только одно: у Сашки с пранкером – неважнецкие отношения, да оно и понятно. Внук преподавателя и студент, которого этот преподаватель чуть не выгнал за то, что парень доводил его по телефону… Ваня может запросто упереться и ничего не сказать Тонкому. Тут надо действовать хитро…
Сашка подумал-подумал да и прислал Ване фотку:
– Смотри, что у меня есть!
Лабашов сидел рядом и наблюдал через его плечо.
– Погоди! Если все как ты говоришь, то он что – дурак, своих выдавать?! Так он тебе и скажет, этот пранкер… Кстати, что это такое?
– Телефонный хулиган, – ответил Тонкий, запоздало вытирая испачканные картошкой руки.
– Который названивает и гадости говорит?
– Ага. – Тонкий уставился в «асечное» окно, ожидая реакции. – Может, он и не такой дурак, но я думаю…
Ваня среагировал быстро и непосредственно:
– Ха! Толяша, бритый! Ты с ним знаком, что ли?
– Молодец, Ваня! – обрадовался Тонкий и подмигнул Лабашову: – Вот видишь – дурак, и еще какой!
Лабашов не разделяя его ликования:
– Ну и что? Мало ли на свете Толяшей?
Пришлось пересказать ему «асечную» беседу столетней давности, где Ваня говорил: «Мне Толяша телефон дал», и поведать, что Васнецова тоже зовут Толяшей и выгнали его из того же университета, где учится Ваня и преподают Сашина бабушка, тетя Лена, Майя Дмитриевна…
Лабашов перестал жевать селедку и восхищенно смотрел то на Сашку, то на окно «аськи».
Нет, Саня, конечно, добросовестный сыщик и хорошенько все проверит…
– Издеваешься?! – многозначительно отстукал он.
Пусть Ваня все расскажет сам.
– А, ну да! Не можешь ты с ним дружить, это же он мне телефончик ваш дал…
– Брависсимо, Ваня! – возликовал Тонкий. – Теперь ты видишь? – повернулся он к Лабашову.
Студент сидел, обалдело уставившись в экран. Похоже, он не верил, что на свете бывают такие дураки… и такие талантливые подростки.
– Ты што, шерьежно? – выдал он с набитым ртом.
– А ты не видишь?! – засмеялся Тонкий. – Я же тебе говорил!
«Аська» снова замигала – до Вани, кажется, дошло:
– Подожди, а откуда фотка-то у тебя?
– Отдыхай, Ваня! – выдохнул Тонкий и отключился.
Потом он откинулся на стуле и закинул в рот кусок селедки. Он чувствовал себя пожилым и усталым. А еще – очень талантливым.
Вот ты какой, Неизвестный студент!
Дурацкая близость по времени этих дурацких преступлений вообще-то могла быть дурацким совпадением, Тонкий поначалу в этом и не сомневался. Но – пришлось.
Он усомнился один раз, когда после информации о пранкере-студенте, доводившем преподавателя, услышал о наводчике-студенте, который помог обокрасть преподавателя.
Усомнился вторично: когда у третьего преподавателя подожгли склад, а рядом служил ее бывший студент и имелось подозрение, что он замешан в поджоге…
В третий раз: когда выяснилось, что этот самый студент знаком с наводчиком, замешанным в краже у другого преподавателя (не просто знаком, а здорово подставил наводчика и домушников).
И, наконец, сомнение номер четыре: телефон пранкеру дал тот же самый Неизвестный студент. То есть уже известный – Толяшей его звать.
У Тонкого только и осталось, что вялое сомнение насчет поджога.
Может, и совпадение. Может, парень только и виновен в том, что нашептал домушникам, как живет один преподаватель, и дал пранкеру телефон другого преподавателя. То, что этого другого преподавателя потом еще и попытались обворовать, могло быть собственной инициативой воров. На КПП и с Лабашовым говорили о Майе Дмитриевне. Хотя на том же КПП Толяшу обвиняли в том, что его друзья оказались в милиции после кражи у бабушки. Может, наводчик просто умолчал, на какой конкретно краже они погорели? Толяша – козел отпущения, ему не обязательно быть виноватым, чтобы получить в нос. Хотя нет: наводчик у Лабашова и о бабушке спрашивал…
Так вот, может, Васнецов и не думал поджигать пекарню третьего преподавателя, а просто оказался в неподходящее время в неподходящем месте?
Но! Когда Тонкий сказал, что Витек пошел тетю Лену встречать, Толяша ответил: «Я быстро», хотя никто его не гнал… И не так уж сильно он удивился, когда увидал тетю Лену. Испугался – да, пожалуй. И ей он сказал: «Попросился служить ближе к дому», а тетя Лена возразила: «Ты вроде на «Рижской» живешь».
Конечно, если придираться к каждому слову, можно выставить преступником хоть радиоприемник. А что? Тоже много болтает! Но в этот раз Тонкий почему-то не сомневался в своей правоте.
Верный крыс выглядывал из-за пазухи и шевелил опаленными усами. Потрясенный Лабашов сам вытащил его и посадил на стол перед тарелкой. Видимо, он решил, что крысы таких талантливых подростков имеют право ужинать за одним столом с людьми. То есть на одном столе. То есть…
Толстый деликатно взял двумя лапами кусок картошки и съел. Лабашов смотрел то на него, то на Тонкого, то на компьютер, то на снимок. Задал еще пару уточняющих вопросов и выдал:
– Не, Сань, сегодня я тебя никуда не отпущу! Дело важное, но до утра потерпит. Чтобы на свежую голову. А то моя уже трещит.
Глава XXV Талантливый парень, но дурак
Продавленный лабашовский диван зловеще скрипел в темноте. По дивану прыгала тетя Лена и грозила Тонкому кулаком:
– Ты вроде на «Рижской» живешь! А сам крысу возишь без билета!
В мониторе маячила голова Васнецова и угрюмо подстрекала:
– А вы докажите, докажите!
– Саня!
Тонкий открыл глаза. Над ним стоял Лабашов, уже одетый и готовый ехать.
– Собирайся быстро, мне давно пора на лекции. Ты знаешь, что нужно делать?
Тонкий потряс головой, разгоняя сон, и подумал, что Лабашов знал, о чем спросить. Особенно с утра, когда Сашка еще и не проснулся толком.
– Одевайся-одевайся, – Лабашов кинул ему в ноги свитер и мятые джинсы. – Диван не убирай, опаздываем, я пойду греть машину. – И выскочил на улицу.
Тонкий лихорадочно натягивал джинсы, ища глазами верного крыса.
На подушке, балбес, дремлет. Все изгваздал! Надо же было его намазать… А, в машине!
Сашка быстро оделся, подхватил Толстого, проверил в кармане мазь (фотку отдал Лабашову, он себе еще десяток таких склеит, а Серега передаст эту Роману Петровичу) и выбежал из дома. Замешкался на пороге, запирая дверь на амбарный замок.
Машина стояла уже за воротами. Тонкий запрыгнул, хлопнул дверью так, что стекла завибрировали. Серега газанул…
Смазать ожоги в движущейся машине вообще-то можно. Объект в одну руку, масло в другую и, в такт подскокам на ухабах, пропуская повороты… Реально, в общем. А вот смазать ожоги движущейся крысы в движущейся машине – занятие бестолковое, можно и не пытаться. Сашка перемазал все, включая собственный нос и панель приборов. На Толстого не попало ни капли.
– Подожди, сейчас приедем уже, – одернул его Лабашов.
– Подожди, сейчас приедем уже, – одернул его Лабашов.
Лучше поздно, чем никогда: Тонкий уже сам разочаровался в своей затее и решил подождать до пекарни. За окном замелькали знакомые домики, еще чуть-чуть и…
Лабашов ударил по тормозам в паре метров от ворот пекарни:
– Пока, Саня! Звони! Ты ведь знаешь, что делать?
Чувствуя, что он врет, Сашка кивнул и вышел.
Машина газанула прочь, Тонкий видел, как Лабашов на ходу закрывает пассажирскую дверь. Саня толкнул калитку, сел на бревно во дворе и медленно, вдумчиво намазал верного крыса.
Лабашов опять нашел, о чем спросить! Грамотный вопрос, по существу: «Знаешь, что делать?» Правильный такой вопросец!
Многие доказательства по делу Неизвестного студента собраны: и фотка, и хлястик, и беседа с Ваней, в общем, Тонкий не сомневался в своей правоте.
Но он понятия не имел, что делать с этой правотой! Что делать, куда бежать, кого хватать и на чью голову вываливать все свои улики и догадки? Граждане, не подскажете, куда бежать, а?
Преступлениями военных вроде бы занимается военный трибунал. Хотя Васнецов на момент поджога был в увольнении, от этого он быть военным не перестал. Получается, что гражданская милиция – ему не указ?
Честно говоря, Тонкий не был уверен, что майор, занимающийся этим поджогом, вообще допрашивал Васнецова! Хотя в местной милиции уже успели побывать все, даже Ленька, который весь пожар прокатался по городу и вообще – не при делах.
Кражей занимается Роман Петрович. Тонкий передал ему фотку наводчика и не сомневался, что на днях бабушке снова позвонят из милиции. Вот только причастность Васнецова к этой краже, скорее всего, останется недоказанной, и Тонкий ничего не сможет с этим поделать…
Распахнулась дверь пекарни, на свет показался жизнерадостный Витек. Заметил Сашку и помахал ему:
– Здорово! Почему в дом не идешь?
Витек – парень умный, он все поймет. И взрослый – ему скорее поверят. А еще он в армии служил и наверняка понимает больше Сашки насчет преступлений военных и гражданских лиц… И вообще, это его пекарня, по-любому, надо ему все рассказать.
– Иду! – рявкнул Тонкий.
Он сунул за пазуху пачкавшегося намазанного крыса и рванул в пекарню – вываливать свои догадки на Витькину голову.
Умный парень Витек долго не мог понять, что ему такое втирают, зачем пытаются отвлечь от архиважной работы на кухне, кто такие «пранкеры» и в чем провинился бедолага Васнецов, кроме, пожалуй, кражи его личного хлястика.
В рукавицах и фартуке, чумазый, как шахтер, он задвинул противень в духовку и потребовал:
– Так! Еще раз! Он пришел, пряча хлястик внутри свернутой шинели, и попросил нитки. Погоди, нитки-иголки у него должны быть свои, по уставу…
– Сказал, что потерял, – напомнил Сашка.
– Допустим… Узнав, что меня нет, он пришил его у тебя на глазах. Через сорок минут заметили пожар… При чем тут это?
– При том, – терпеливо объяснял Тонкий, – что хлястик лежал на складе. Значит, Васнецов либо сам сорвал замки и все поджег, либо столкнулся нос к носу с поджигателем, взял хлястик и пошел себе, а нам ничего не сказал.
– Сказал бы, – согласился Витек, скидывая рукавицы. – Но мог он сорвать замки и не поджечь.
Такая сложная комбинация Тонкому на ум не приходила. Но ему было что возразить:
– Я слышал их разговор с домушником. И наводчика Лабашов узнал…
– Кто такой Лабашов?
Пришлось и это объяснять. Когда Тонкий объяснил, у Витька возник следующий вопрос:
– При чем тут кража, когда мы говорим о поджоге?
Кража, поджог и пранкер связаны только одним – Васнецовым, так что Сашке пришлось объяснять все заново, доказывая вину солдата по каждому пункту.
Когда Витек, наконец, получил всю информацию и понял, что Сашка не шутит, он заметался по кухне не хуже самого Тонкого!
– Вот блин! Вот удружил! Ну за что?!
– По-моему, у него какие-то счеты с преподавателями, – поделился своей догадкой Сашка. – Я так понял, служить ему не очень-то нравится.
– Его отчислили в том году с первого курса, – холодно ответил Витек. – Мать больше всех ругалась. Я только теперь начал вспоминать эту фамилию: Анатолий Васнецов, она говорила… Я-то с ним познакомился, когда он уже служил! До этого лишь имя слышал. Мать же о нем рассказывала…
– Что?
– «Талантливый парень, но дурак, – процитировал Витек. – Учить такого – только мучить».
– То, что он дурак, – заметно, – проворчал Тонкий. – Скажи, а не по ее ли инициативе его выгнали?
– Думаю, не только. Я так понял, что парень ни по одному предмету не успевал. Как он поступил-то еще, непонятно…
Тонкий от души позавидовал Витьку: мать обсуждает с ним свои служебные дела. Если бы бабушка год назад пожаловалась на нерадивого студента Васнецова, Тонкий бы вспомнил о нем гораздо раньше. Хотя, может, и нет.
Витек метался по кухне, раскидывая полотенца. Некстати запищал таймер. Витек саданул по кнопке, таймер отскочил и закатился под стол.
– Подбери!
Тонкий послушно полез. Витек надел рукавицы, вытащил горячий противень, громко ухнул его на стол и выдал:
– Все равно майору звонить надо. Кто ж нас к военным-то пустит?! А ему проще наверняка… – Он оставил противень и побежал в дом. – Присмотришь за второй духовкой, ладно?
Тонкий не успел ничего сказать, как снова запищал таймер. Он натянул рукавицы, вытащил противень…
А через две минуты Витек вернулся уже без фартука и даже умытый.
– Собирайся, едем!
Тонкий не заставил себя ждать, только занес домой верного крыса и посадил его в переноску, чтобы он не бегал по комнатам, пачкая все вокруг. Да и хватит с него приключений!
Когда он вышел, Витек уже вывел грузовик за ворота и держал нараспашку пассажирскую дверь:
– Ну где ты ходишь?! Едем, нет?!
…И началась следственная лихорадка. Много раз в течение нескольких дней Тонкий только рассказывал, рассказывал и рассказывал. Майору, подполковнику, опять майору. О шинели, хлястике и пожаре – в первую очередь, потом о Лабашове, краже и пранкерах.
Впрочем, последнее выслушивали неохотно, хотя и внимательно. Напоследок спросили координаты Лабашова, Майи Дмитриевны, его, Тонкого, с бабушкой. Сашка прекрасно понимал: единственное, что интересует следствие, – это поджог.
Пранкеры и кража, скорее всего, останутся на совести Васнецова. Водить знакомство с домушниками – не преступление, особенно если служишь с ними в армии и никуда не можешь деться от такого знакомства. Разговаривать с ними – не преступление тоже, а факт преступного сговора нужно еще доказать. Если сами домушники не заложат Васнецова…
Пранкер – вообще ерунда, самому-то Ване ничего не будет, кроме, может быть, воспитательной беседы в милиции.
Бабушка звонила за эти дни раз десять, говорила, что Лабашов молодец, благодаря ему поймали наводчика (того самого, гостя Васнецова на КПП), и что скоро будет суд. О Васнецове она тоже узнала (скорее всего от Сереги) и все ругалась, все не верила, что это он… Тонкий с трудом уболтал ее не исключать попавшегося под горячую руку Ваню. Этот балбес ухитрился не сдать вовремя реферат, чем привлек к себе лишнее внимание и без того рассерженной бабушки.
Тетя Лена тоже звонила, Сашке лично, на «трубу». И тоже не могла поверить, что Васнецов способен на такое.
А потом все прекратилось – так же внезапно, как и началось. Просто однажды Сашку не вызвали в милицию. Телефон свой майор, вообще-то, оставил, но Сашка, понятно, не стал звонить без необходимости. Витек на вопросы Тонкого не отвечал (Сашка подозревал, что он и сам ничего не знает). Бабушка и тетя Лена, правда, звонили (а тетя Лена даже приезжала несколько раз), но ни одна из них не сообщила ничего нового. Тонкий понял, что дело, скорее всего, передали военным.
Глава XXVI Домой!
– Уезжаете, молодой человек? – Валерий Палыч стоял у калитки, элегантно крутя на пальце связку ключей. Свободной рукой он поправлял на шее несуществующий галстук, в общем, всем своим видом выражал почтение Тонкому.
Сашка смущенно кивнул. Он еще помнил, как подозревал старика в поджоге, и это не прибавляло ему уверенности в себе.
– Я знал, что вы талантливый, вот! – Он победоносно кивнул Витьку: – Учитесь!
– Я извинился, – буркнул Витек, навьючивая на Тонкого второй рюкзак с яблоками.
Рюкзаки были тяжеленные, да и яблоки дома никто есть не станет, кроме, может быть, Ленки. Но обижать гостеприимного Витька Сашке не хотелось.
– Ладно! – Валерий Палыч снисходительно потрепал Витька по щеке. (Витек поморщился, но стерпел.) – Я не сержусь.
– Правда? – переспросил Витек.
– Правда. Только вы, это… – Сосед сделал театральную паузу, откашлялся и торжественно произнес: – Грузовичок-то уберите! Не по душе мне, старику, просыпаться в шесть утра!
Витек тихонько застонал, бросил Валерию Палычу торопливое:
– Нам пора, электричка скоро. – И пошел, не оборачиваясь, в сторону платформы, увлекая за собой Сашку.