– Так… обойди, там грязь… – Тонкий обогнал ее и побежал вперед, чтобы избавиться от расспросов.
Да, у него было дело к Лабашову, помимо поездки в Москву. Но обсуждать его с бабушкой пока рано.
Через полчаса на дорогу выехал белый «Москвич» и затормозил перед Тонким и компанией. Лабашов вышел из машины.
– Валентина Ивановна, Саня, что же вы раньше не сказали?! Долго здесь торчите?
– Не очень.
– Что с крысой?
– Обжегся. Едем, Серег, а то до утра будем в пробке париться! – выпалил, обнаглев, Тонкий и, не дожидаясь приглашения, занял место сзади. Он просто боялся, что Лабашов начнет выспрашивать о деле при бабушке. Нет, он, вообще-то, не дурак, но мало ли…
Бабушка с тетей Леной разместились, Лабашов сел за руль, и они поехали.
– Сперва в клинику?
– Сперва домой, – ответил Тонкий. – У меня денег нет. А клиника там в двух шагах, я сам добегу. Только ты, это…
– Я развезу всех и заеду за тобой, – понял Лабашов.
– Может, ты и обратно его подкинешь? – осторожно спросила бабушка. – Он сейчас у Вити гостит в Горбунке, вам по дороге.
– У Вити?
– У моего сына, – объяснила тетя Лена.
Вряд ли Лабашову от этого стало понятнее: актерское мастерство на экономфаке не преподают, и Серега мог только гадать, кто такая тетя Лена, почему она едет с Сашкой и бабушкой и почему Тонкий гостит у ее сына, а не живет дома, как все порядочные люди.
– Я тебе потом расскажу, это долгая история, – объяснил Тонкий, но его опередили.
Два преподавателя в одной машине – это вам не хухры-мухры. В смысле, если нужно кому-то что-то объяснить, да еще в замкнутом пространстве, из которого никуда не денешься, то они мигом!
Через полчаса Лабашов уже знал, что Сашкино треснувшее ребро – это не шутки, оно требует свежего воздуха. Что тетя Лена преподает вместе с бабушкой в университете и предложила Сашке у нее погостить. И что Тонкий совсем запустил уроки на этом свежем воздухе.
Про поджог они не стали распространяться, ну и не надо. Тонкий расскажет потом, если сочтет нужным. Собственно, от Лабашова только и требуется…
– Вот и приехали! – Серега бодро затормозил около Сашкиного с бабушкой подъезда. – Покажи, где клиника, отсюда видно? Я Еленанатольевну закину и приеду.
Бабушка уже попрощалась и пошла к подъезду. Сашка наспех объяснил:
– Вон за тем домом, там вывеска огромная, не заблудишься, – попрощался и сам рванул домой.
Верный крыс сидел за пазухой и нехорошо сопел. Тонкий уговаривал его потерпеть и сам сопел: подниматься по лестнице и уговаривать кого-то – серьезная работа для дыхания.
Бабушка все еще копалась с ключами. Тонкий дождался, пока она откроет, невежливо влетел в квартиру первым…
– Ой, Сань, ты что? – это он наткнулся в прихожей на Ленку.
– Я ненадолго, Лен. Извини, некогда… – Добежал до комнаты, достал из ящика деньги…
– Псих!
– Сама такая! Пока всем, я позвоню! – И побежал в клинику.
Толстый сопел за пазухой, Тонкий бежал и надеялся, что очереди в клинике нет. Верный крыс уже довольно долго терпел из-за чьей-то невнимательности. А где он шлялся двое суток и почему весь обожжен – можно только предполагать. Хорошо, если у него только ожоги!
А очередь все-таки была. В холле с аквариумом и мягкими креслами сидели питбуль в наморднике, кошка в переноске и двое хозяев с кислыми минами.
Питбуль плотоядно косился на кошку, не решаясь, впрочем, показывать своих намерений. Кошка зыркала из переноски лампочками-глазами и тихо шипела. Тонкий сел поодаль от нее и подумал, что пищевая цепочка собрана.
Хозяин пита с любопытством рассматривал Тонкого. Верный крыс укрылся за пазухой, и со стороны казалось, что нет у Сашки никакого животного, торчит он тут один, как волос на лысой голове.
– У меня крыса, – объяснил Тонкий, не дожидаясь расспросов.
Хозяин пита заметил, как топорщится куртка, и кивнул.
– Заразная? – поинтересовалась хозяйка кошки.
– Обожглась, – зло ответил Тонкий.
Вопрос про заразную крысу его сегодня уже порядком допек.
Но хозяйка кошки, похоже, была настроена более лояльно, чем та контролерша (во сне бы ее не увидеть, до сих пор в глазах стоит). Она отставила переноску с кошкой (пит ожил и пустил слюни на линолеум) и попросила:
– Покажи.
Тонкий достал верного крыса, хозяйка кошки смело протянула ладонь, пит заинтересованно наклонил башку. Ничтоже сумняшеся, Сашка высадил Толстого на подставленную ладонь. Пит залился лаем.
– Тихо! – одернул его хозяин, но тихо не стало. Пит рвал поводок и скакал на кривых ногах, всем своим видом показывая, что он думает о крысах, в том числе незаразных.
Хозяйка кошки, не обращая внимания на аккомпанемент, осторожно разглядывала Толстого:
– Сильно как… И лапы…
– Сильно? – поднял голову хозяин пита. – Пусть идет впереди нас. Мой кабан потерпит. – Он одернул пита за ошейник, и тот, наконец, успокоился.
– Мы вообще на прививку, – пожала плечами хозяйка кошки. – Иди, мальчик. Животное маленькое, мало ли что…
Тонкий не стал отказываться, он и сам боялся за верного крыса побольше этих двоих. Сказал «спасибо», забрал Толстого… Открылась дверь кабинета, вышла бабулька с котом, и врач позвал следующего. Бросив «спасибо» еще раз, Тонкий вошел.
Стол письменный, стол для осмотра, парень-ветеринар и огромная клетка с маленьким попугайчиком.
– На вырост, – объяснил врач, не дожидаясь вопроса. – Что случилось?
Тонкий высадил на стол верного крыса и объяснил:
– Двое суток где-то гулял, а вернулся – вот.
Врач мельком глянул на крыса, черкнул что-то в журнале:
– Не гулял, а отлеживался скорее всего. – Он положил ручку и подошел к столу. – Сейчас посмотрим… ага.
Как многие животные, при виде белого халата Толстый заверещал, словно его режут. Взрослый уже, знает: где врач, там и уколы.
– Тихо ты! – Врач повернулся к Сашке: – Сильные ожоги, как будто он целиком залез в костер.
– Мы были за городом, – подтвердил Тонкий.
– Вот. Или в печку.
– В печку?!
– А ты думал?! Забрел к какому-нибудь сумасшедшему старичку, а у них с крысами разговор короткий. Держи, – он отдал Сашке Толстого и начал набирать лекарство в шприц. – Как минимум сутки он отлеживался, видишь: ожоги подсыхают.
Честно говоря, Сашка не видел, но на всякий случай кивнул.
– Держи!
Из шприца с мизинец толщиной врач загнал Толстому под холку иглу. В шприце и была-то пара капель, но верный крыс орал, словно в него закачивали литр бензина.
– Кожа-то обожженная, конечно, больно ему, – прокомментировал врач. – Ну и боится, само собой.
– Он смелый, – защитил Тонкий честь верного крыса.
– Я вижу, – хмыкнул врач и полез в шкафчик. – Сейчас я его намажу, следи, чтобы не слизывал. Сделай ему ошейник, такой, знаешь… – Он нарисовал пальцем круг в воздухе и, видя, что Тонкий не понимает, махнул рукой и опять полез в шкаф. – Во, нашел! – он достал нечто, больше всего напоминающее кухонную воронку или картонный воротник. – Для тойтерьеров. Померяй, может, подойдет.
Тонкий взял у врача картонный воротник и под негодующие вопли нацепил его на шею верному крысу. Толстый стал похож на королевского придворного – они носили такие пышные широкие воротники, из-за которых не то что плеч – головы не было видно. Буквально не видно: верный крыс вертел головой и не мог достать носом до собственного бока.
– Во, отлично сел! – похвалил врач. – Это чтобы он лекарство не слизывал с боков. Сейчас я его намажу, в следующий раз сам утром это сделаешь. Потом – вечером. Два раза в день, а дня через четыре приходи, покажешь.
Он говорил, а сам накладывал на бока Толстого ватной палочкой мазь. Верный крыс вертел головой, пытаясь цапнуть бесстыжие фамильярные пальцы, но воротник мешал. Тонкий подумал, что замечательная, вообще-то, вещь этот ошейник: и лекарство на боках уцелеет, и пальцы врача…
– Все, больше не мучаю. – Ветеринар выкинул палочку, ополоснул руки в раковине и сел за стол. – Кличка, фамилия, адрес…
Постановка вопроса была чудна́я, Сашка и выдал:
– Тонкий, Уткин, улица Попова…
– Его зовут Тонкий? – хохотнул врач. – Такой упитанный…
Сашка понял, что он сморозил глупость, и поспешил исправиться:
– Не, его зовут Толстый, а Тонкий – так зовут меня…
Секунду врач смотрел на Сашку и крыса, видно, перерабатывая информацию, потом переспросил:
– Так Толстый или Тонкий?
– Толстый. А я – Тонкий… Вы сказали: «кличка – фамилия», я и растерялся.
– Понял! – хохотнул врач. – А имя у тебя есть?
– Саша.
– Вот тебе лекарство, Саша, мажь, как я написал. Через четыре дня заходи. Ошейник не снимать!
Сказал он это вовремя, потому что верный крыс уже порывался стянуть ошейник задними лапами. Тонкий одернул его и посадил за пазуху. Намазанный крыс здорово пачкался, и бежевая подкладка куртки оказалась вся в жирных пятнах.
– Опилки из клетки убрать, – сказал врач, заметив такое дело. – Следи, чтобы он ни обо что не вытирался. – И, как для маленького, добавил: – От этого зависят результаты лечения.
– Опилки из клетки убрать, – сказал врач, заметив такое дело. – Следи, чтобы он ни обо что не вытирался. – И, как для маленького, добавил: – От этого зависят результаты лечения.
Саня кивнул, поблагодарил, расплатился с врачом и поскорее вышел в вестибюль, чтобы не задерживать остальных.
– Ну как? – спросила хозяйка кошки.
Тонкий достал верного крыса в новом ошейнике и предъявил.
– Чего только не придумают! – хохотнул хозяин пита и пошел в кабинет.
– Мы тоже пойдем, – сказал Сашка и еще раз повторил: – Спасибо.
Он сунул Толстого за пазуху и вышел на улицу.
Уже стемнело. Лабашов еще не подъехал, видимо, тетя Лена живет довольно далеко. А может, он в пробке застрял? Это не есть здорово! У Сашки к Лабашову дело, не терпящее пробок.
Мимо пролетали машины, мигая фарами, проходили люди, смеясь и болтая, уже вышел из клиники пит в сопровождении хозяина и, не заметив Сашку, поскакал в другую сторону. Наконец, рядом замигал поворотник «Москвича».
Лабашов отстегнул «собачку» передней двери, и Тонкий не заставил себя упрашивать. Плюхнулся на сиденье и выдал:
– Привет.
– Виделись, – буркнул Серега и тронулся с места. – В Горбунок?
– Сперва к тебе, – нагло заявил Тонкий и пощупал в кармане обрывки фотоснимка, стыренного у Васнецова. – Я должен тебе кое-что показать. Если получится.
– А сейчас показать нельзя? – не понял Лабашов.
Тонкий почувствовал себя немножко балбесом, но признался:
– Сначала склеить надо. – Для убедительности он достал из кармана пару обрывков и показал их Лабашову: – Тут парень один. Или не один.
– Я должен его узнать?
– Ага. Наводчика во дворе университета помнишь?
Лабашов кивнул и газанул так, что Сашку откинуло на сиденье.
Толстый недовольно высунул морду из-за пазухи. Из-за глухого ошейника виднелся лишь кончик его носа с шевелившимися угольками усов. Лабашов заметил и оценил:
– Ух ты, как его вырядили! Что врач сказал?
– Что он побывал в печке или костре.
– Да?! Во люди!
Не очень-то хотелось Сашке поддерживать беседу. Разочарований в людях на сегодняшний день ему хватило выше крыши. Хотя, справедливости ради, хорошие тоже встретились. Лабашов, ветеринар, зверохозяева из очереди…
– Хороших все равно больше, – ответил Тонкий, и Лабашов с ним согласился, хоть и не видел очереди в клинике.
Дорога из города была свободной, машина летела, останавливаясь только на светофорах. Пока они ехали, Сашка успел рассказать о пожаре, о Васнецове, о дерзком разграблении Толстым мусорной корзины на КПП, об отвлекающем объекте «Бабушка-1». О контролерше только не рассказал – меньше всего хотелось ее вспоминать.
Лабашов кивал и присвистывал, время от времени вставляя реплики вроде: «Везет тебе на приключения, парень!» и «Ну надо же!» Потом он поделился подробностями своего визита к Роману Петровичу: оказывается, Лабашову уже показывали фотки незнакомых людей, чтобы тот опознал наводчика.
– Не было его там, Сань! А может, я забыл, как он выглядит! Там снимки такие страшные, черно-белые…
– У меня цветной, – успокоил его Тонкий, но тут же добавил: – А еще – рваный и групповой.
Лабашов сделал паузу, внимательно рассмотрел светофор впереди, словно сомневался, не путает ли он цвета, и выдал:
– Я буду повнимательнее рассматривать, может, повезет.
На том они и порешили. Нехорошие мысли все равно терзали Тонкого: а вдруг обрывков не хватит или самое важное лицо на снимке окажется невосстановимо разорванным?
За окном пробегали деревья, их становилось все больше и больше, кирпичные дома постепенно сменились бревенчатыми и сборно-щитовыми. Машина резко свернула с дороги, и Тонкий понял, что уже совсем скоро они приедут.
Глава XXIV Ваня снова удивляет
Лабашов вышел из машины, чтобы открыть ворота. Ворота услужливо скрипнули, Серега снова плюхнулся за руль, и машина нырнула во двор.
– Заходи, будь как дома! – Серега остановил машину, и Тонкий вышел на воздух.
Кусты негостеприимно щетинились в темноте. То ли шиповник, то ли розы, но – очень колючие. Тонкий, пока выходил из машины, успел подцепить на куртку пару солидных шипов.
– Осторожнее здесь, – запоздало предупредил его Лабашов.
Перед самой мордой машины белел щитовой домик.
– Проходи, я машину загоню. Выключатель справа, ключ – под половиком.
У самого дома свечкой торчал высокий куст жасмина, нелепый среди парников (парники тоже были). А чуть поодаль… Тонкий решил этого не замечать.
Он поднялся на крыльцо, пошарил под половиком, достал ключ… И в сотый раз подумал об этой опрометчивой деревенской привычке – запираться кое-как. Лабашов – студент, вроде не дурак, а все туда же: ушел и повесил на дверь амбарный замок: «Смотрите, соседи и домушники, меня нет дома!» Ключ под половичок спрятал: «Заходи кому не лень под этим половичком копаться!»
Ржавый замок легко поддался, Тонкий открыл дверь, шагнул в сени и нашарил на стене выключатель.
Дощатый пол и стены, выкрашенные коричневой краской, нитяной коврик с батареей ботинок и кучей тапочек. Дверь в комнату.
Сашка переобулся, прошел и стал снова обшаривать стену.
– Левее, – подсказал вошедший Лабашов. – Ага.
Зажглась лампочка, Тонкий оказался прямо в комнате. Диван, стол, искусственный камин, обогреватель, холодильник. Компьютера не наблюдалось, и это было, вообще-то, нездорово, но лишь бы нашелся клей.
– Садись, – суетился Лабашов. – Ужинать будешь? Я днем картошки наварил…
– Клей лучше дай, – перебил его Тонкий. – Я только тебе их покажу, и мне надо будет опять к Витьку…
Лабашов замер, держась за открытую дверь холодильника, и на физиономии его читалась напряженная внутренняя борьба: дать по шее этому хамоватому подростку, который ни во что не ставит его, Серегино, гостеприимство и эксплуатирует его как личного водителя? Или поверить начинающему оперативнику Александру Уткину и делать, как он просит, ибо все, что он просит, необходимо для следствия?
По шее Тонкому получить не хотелось, и он поспешил урезонить Серегу:
– Мне надо эту фотку еще кое-кому показать. Но это возможно только по Интернету…
– Так у меня есть! – воспрял Лабашов. – И сканер тоже найдем! А утром я заброшу тебя к Витьку или куда тебе там надо. Картошку будешь?
Тонкий молча кивнул. Стало ему немного странно и почему-то стыдно. Странно потому, что он мог поклясться: в глубине кустов недалеко от дома он видел в темноте этот оплот цивилизации – дощатый сортир. И, конечно, не мог поверить, что в доме с такими коммуникациями может быть Интернет. А стыдно – за то, что не поверил. Ну, и еще за то, что для блага следствия он вел себя как неблагодарный свинтус, пренебрегая гостеприимством Лабашова и пытаясь использовать его как личного водителя.
– Извини. Это правда важно.
– Да что я не понимаю, что ли?! – смягчился Лабашов. – Вон на столе клей.
– Спасибо.
– Сканер и ноут в коробке, – Лабашов кивнул под стол, где стояла большая картонная коробка с надписью «Серега», выведенной черным маркером.
Сашка сел за стол, деликатно отодвинув раскрытую лабашовскую тетрадь, и выгреб из кармана обрывки фоток.
Суперсложный мегапазл! Специально для начинающих оперативников. Где чья кепка, где чья рука, где кусок чьего лица, когда все – в одинаковой форме? К тому же обрывки могут оказаться от разных фоток, что еще усложняет задачу… Хотя нет, снимки все однотипные, ну, вероятно, где-то кто-то шагнул в сторону или руку убрал, это не проблема.
Сашка сосредоточенно собирал пазл из обрывков, Лабашов хлопотал у электроплитки.
– Позвони своим, скажи, что у меня заночуешь, – сказал студент.
– Угу.
Снимки действительно были очень однообразные: одни и те же люди, в одной и той же форме, на фоне одной и той же березки. Тонкий за полчаса все склеил. Вообще, он делал это лишь для свидетелей. За все это время, пока он таскал часть обрывков с собой, вытаскивая их время от времени – посмотреть, он уже давно все вспомнил.
Тонкий хорошенько протер рукавом (постеснялся попросить салфетку) склеенный снимок и взглянул на него в тысячный раз.
Слева направо: гость в штатском (тот, который побил Васнецова), один парень скорчил рожу, и – Шантрапа. Тот Шантрапа, кожаный, из подъезда! Даром что все в военной форме, а эту физиономию Тонкий уже ни с какой другой не спутает! Не сразу понял там, на КПП, а потом пригляделся и узнал.
Из-за спины Шантрапы выглядывал Васнецов.
Невероятно? Ага! Если вспомнить подслушанный на КПП разговор, вообще с ума сойти можно. А если еще и припомнить, где он слышал дурацкую кличку Толяша, становится жутковато.
Бывший студент, который натравливает на бывших своих преподавателей пранкеров и домушников! Натравливает – сильно сказано, потому что студент, вообще-то, не боец – ни разу. Тряпочный человек, которого никто не воспринимает всерьез. Однако воры и пранкеры не брезгуют действовать по его наводке…