Такое ощущение, словно в университете объявлен глобальный праздник непослушания с телефонными звонками и уголовщиной. Причем один преподаватель насолил студентам так, что пранкера мало, надо устроить квартирную кражу… А ты – внук этого преподавателя, и тебе как-то неуютно от таких событий.
Теперь вообще в ссылку отправляют, и твоя святая обязанность – радоваться до ушей и благодарить за гостеприимство незнакомую тетю Лену. Или Елену Анатольевну, как удобнее-то? Какая разница, все равно там будет ее сын, значит, благодарить за гостеприимство надо его. А Тонкий даже конфет не купил! Свинтус.
Шикнули двери, надавила сзади толпа, и Тонкого вынесло на платформу. Народу было немного, но каждый работал за двоих локтями и корпусом. Сашка только чуть скорректировал направление, чтобы не влететь носом в дверь. Робкий толчок в спину, столкновение с чьим-то рюкзаком и – пожалуйста: здравствуй, подмосковный город Горбунок! Здравствуй, толпа тех, кто работает в Москве, а живет здесь и штурмует электрички дважды в день, утром и вечером. Здравствуйте, бомжи и торговки всякой фигней. Здравствуй, незнакомый парень, который стоит столбом, кого-то высматривая. Прости, но я, кажется, сейчас в тебя врежусь…
– Ты – Саня?
Тонкий царапнул нос о блестящую зеленую пуговицу, затормозил, бесцеремонно схватив незнакомца за локоть, а уж потом ответил:
– Я. Здрасьте.
– Можно на «ты», – подсказал незнакомец. – Я Витек. Мать хорошо тебя описала, я сразу узнал.
Тонкий вежливо закивал, пожал протянутую руку и подумал над еще одной странностью бабушек: ты их в глаза не видел, а они тебя знают! Причем знают настолько хорошо, что могут описать… Вот кому в сыске работать надо!
– Она говорила, к вам воры залезли, а ты их разогнал? Здо́рово, я бы испугался.
Тонкий посмотрел на квадратного Витька, чьим кулаком можно было бы колоть орехи, причем кокосовые, и подумал, что это он из вежливости. Или так, чтобы разговор поддержать. Тонкий вот за свою жизнь так и не научился поддерживать разговор. Когда говорить вроде и не о чем, но из вежливости требовалось, он терялся и молчал, как дурак. А бабушка потом возмущалась, какой у нее внук невоспитанный.
– Так я испугался. Сначала. А потом…
Без всякого удовольствия Тонкий рассказал Витьку, как было дело с кражей. В красках расписал картину: «Полуголый придурок бежит за милицией, а бабушки держат вора». Витек смеялся, а Тонкий думал: о чем еще рассказывать, когда эта история иссякнет?
Но когда история закончилась, Витек поведал, как однажды к ним в пекарню залезли бомжи. Унесли не пироги, не хлеб, не топливо, а прокисшие ягоды, наверное, для браги. Пропажу заметили только после того, как сосед Валерий Палыч указал Витьку на срезанный замок: «Это так и надо? Третий день замок на одной дужке болтается!»
– А как узнали, что это были бомжи? – полюбопытствовал Тонкий.
– Так они потом возвращались! – Витек хохотнул. – Несколько раз в открытую встречали меня у порога и спрашивали, нет ли еще прокисших ягод. Просили, чтобы я их не выбрасывал, а выставлял на улицу, типа: «Мы ведра тебе вернем».
– А ты?
– Послал их куда подальше. Нечего было спиливать замок, попросили бы сразу…
Тонкий в сотый раз посмотрел на Витька, в сотый раз представил того ненормального смельчака, который вздумал бы чем-то Витьке насолить, а потом еще и признаться в этом. Никто умнее первоклашки воображаться не хотел, и Тонкий оставил это занятие. Тем более что они уже пришли.
– Вот моя фазенда. – Витек гостеприимно распахнул калитку. – Здесь я гроблю свои молодые годы, мечтая стать богатым и знаменитым.
– Что, правда? – наивно спросил Тонкий.
– Ну, это пекарня матери. Я помогу ей подняться, пока не станет возможным нанять пекарей на мое место. Или пока она сама на пенсию не выйдет, – он смешно хмыкнул. – Но этого долго ждать. Давай заходи, знакомься с местными достопримечательностями. – И он протолкнул Тонкого в калитку.
Достопримечательностей оказалось четыре: воинская часть за холмом, городок, больше смахивающий на деревню, чуть ближе – собственно пекарня и нервный сосед Валерий Палыч. Когда-то, не слишком давно, когда пекарня только открывалась, этот сосед не пожелал ехать в город (хоть ему и предлагали), а предпочел поселиться прямо рядом с пекарней. Все последующие месяцы он ежедневно жаловался на приторный запах булочек и шум грузовика по утрам.
Витек рассказывал долго и вдохновенно, как однажды Валерий Палыч выловил у пекарни солдатика, стоявшего в очереди за булками, и передал ему в руки жалобу на имя командира части. Что именно содержалось в депеше, Витек так и не узнал, понял только, что там говорилось про него. Но судя по тому, как долго потом хихикали солдаты всякий раз, когда покупали здесь булки, Валерий Палыч обвинил Витька как минимум в шпионаже.
– Может, он накатал, что я в пирожках секретные донесения распространяю или что у меня ракета в духовке спрятана, как-то так. Никто ничего путного не сказал, все только ржали.
Тонкий от души пожалел Витька: знать, что сосед хохмит, и не видеть самой депеши, над которой смеются солдаты… Обидно это, как ни крути.
В городке, больше похожем на деревню, и в воинской части, как понял Тонкий, живут основные покупатели Витиной выпечки. В том числе прапорщик, школа и булочная. В той школе Витек ни разу не был, но точно знал: по субботам туда ходят одни шестилетки, а географичка – дура, потому что никак не снимет с подоконника фикусы, давно вышедшие из местной моды.
Этими ужасно ценными сведениями Витек сыпал щедро и весело. Тонкий подумал, что парню, наверное, очень скучно здесь, в компании географички, школьников и Валерия Павловича. В голову закралось страшное подозрение: «Может быть, здесь еще и Интернета нет?»
Витек, увлекшись ролью экскурсовода, уже повел Тонкого в пекарню. Наполовину деревянная, наполовину кирпичная постройка с бревенчатыми колоннами неумолимо что-то напоминала…
– Здесь раньше был пионерский лагерь, – сообщил Витек. – Потом он переехал, и осталась одна столовая. Это и есть пекарня.
Тонкий закивал: когда-то очень давно, классе, кажется, в третьем, ему довелось побывать в пионерлагере. В точно такой же столовке три раза в день проходили боевые действия. И однажды компотно-ягодная артиллерия Тонкого была разбита в бою с гороховыми душманами. Горошина, метко выплюнутая из трубочки, едва не лишила его глаза. Вожатая страшно ругалась, а приехавшая по тревоге бабушка пообещала, что Сашка больше никогда не поедет в лагерь.
Тонкий рассматривал мрачно-розовую постройку. Витек отпер дверь и с достоинством английской королевы пригласил Саню внутрь.
В деревянной части был склад и кухня, в кирпичной – собственно духовки. Здоровенные: если бы не противни, можно было бы забраться и греться целиком.
– Мощь! – искренне оценил Тонкий.
– Пришлось, конечно, кое-что переделать, – довольно заметил Витек. – С электричеством опять же… Но теперь вроде ничего, мать довольна.
– Сам, что ли, делал? – спросил Тонкий.
– Кое-что – сам, – уклончиво ответил Витек. – Было смешно, когда мать первый раз увидела эти духовки. Вот такой слой копоти, и на каждой – обязательно что-нибудь гвоздем нацарапано. Слово какое-нибудь… А то и десять. Так она не хотела помещение брать только из-за этого. Я ей пообещал, что все исправлю и никаких «Здесь был Вася» в духовках не будет. Пришлось ими самому заниматься.
Тонкий подумал, что этот Вася, наверное, очень веселый и неунывающий человек. Ему бы, Тонкому, окажись он в духовом шкафу, меньше всего хотелось бы оставлять там автографы. И еще он понял, откуда берутся страшилки в пионерлагерях: про поваров-людоедов, про вожатых-привидений… Вот так зайдет человек на кухню, прочтет Васино послание в духовке – это ж какой простор для фантазии! Тут не то что повар-людоед, тут целый людоедский мясокомбинат померещится.
– Здо́рово! – сказал Тонкий. Надо же что-то сказать, когда тебе показывают свою работу.
– Я старался, – ответил Витек. Наверное, ему тоже надо было что-то сказать, когда его похвалили. – Снаружи у нас розничная палатка, а основную часть – по утрам на грузовике развозим, в школу и булочную.
– Это из-за этого грузовика Валерий Палыч?..
– Ага, ага! Однажды он не выдержал, высунулся в окно и стал палить по шинам из пневматички. По шинам ни фига не попал, зато прострелил банку с повидлом. – Он выдержал эффектную паузу и добавил: – Столитровую. Только привезли, еще на улице стояла…
– И началась во дворе пекарни сладкая жизнь… – мечтательно добавил Тонкий.
– Ну да! На то повидло всех окрестных мух переловили и еще – Леньку! Это уборщик, – объяснил Витек. – Он сейчас в город поехал, завтра познакомишься.
– Ясно. А что Валерий Палыч?
– Ругался, как дембель! Вопил, что я тут антисанитарию развожу, вон, дескать, сколько мух налетело!
– Ясно. А что Валерий Палыч?
– Ругался, как дембель! Вопил, что я тут антисанитарию развожу, вон, дескать, сколько мух налетело!
Тонкий подумал, что этот Витек, похоже, удивительно незлобивый парень. Ему попортили сто литров продукта, а он смеется. Так и сказал:
– Ты не злой.
– На Валерия Палыча – нет. Глупое это занятие: как на дождик злиться за то, что льет, или на кротов, что они весь огород изрыли.
– Этот крот небось выше меня ростом, – проворчал Тонкий.
Он еще не видел Валерия Палыча, но уже проникся к нему тихой антипатией.
– Что есть, то есть, – непонятно ответил Витек. – А ты как вообще, пироги уважаешь?
– Кто ж их не уважает! – воспрял Тонкий.
– Ну и пошли тогда в дом.
Дом понравился Тонкому гораздо больше, особенно: «Компьютер здесь, Интернет работает, можешь пользоваться – у меня безлимитка. Еще ноут есть, если тебе будет за ним удобнее».
А и вообще ничего, неплохо: две комнаты, кухня. Удобства – вообще праздник: как всякий городской человек, Тонкий недолюбливал дощатые сортиры. Одну из комнат предоставили Сашке, вторую Витек собирался делить с Леней, пока Тонкий у них гостит.
Когда попили чаю, Сашка наконец выпустил на свет верного крыса.
– О, антисанитария! – оценил Витек. – Палыч теперь вообще взбесится!
– Не с кем оставить… – начал оправдываться Тонкий, но Витек перебил:
– Нормально, я шучу. В пекарню его только не бери, туда и правда нельзя. А в доме-то – ради бога!
Учуяв пироги, верный крыс сделал стойку на задних лапах и требовательно повел туда-сюда носом. Витек понял его правильно, дотянулся через стол и отщипнул крысу кусок булки. Толстый принялся за еду, и Тонкий облегченно вздохнул: знакомство прошло удачно.
Глава XII Секретный код жителей Горбунка
Витек вчера нагло соврал: не всех мух переловил на банку с повидлом Валерий Палыч. Ой не всех! Вон сидит парочка на литовской сдобной за пятнадцать рублей – согнать! Еще одна вертится около ватрушек, и физиономия у нее хитрющая: так и ждет, чтобы Тонкий отвернулся. Вот мы ее полотенцем!..
– Четыре «фантика»… А где Витек? – В окошко просунулась голова, двадцать третья за это утро.
Тонкий расправил пакет – за сегодня пятнадцатый. (Еще восемь человек взяли по одному, по два пирожка. Витек сказал: меньше трех – выдавать только в бумажке.) Ловко подцепил щипцами слойки, шуганув попутно муху с хитрющей физиономией, раз-два…
– Витек – на кухне. Я – Саша. Приехал на неделю. Не работаю, просто помогаю. Школу не прогуливаю, я болею. Нет, не заразно – трещина в ребре. Получил – в драке и мне не стыдно, – ответил Тонкий в двадцать третий раз. И добавил: – Сорок рублей.
– Знаю, – растерялась бабулька, просовывая в окошко четыре десятки. – А ты надолго приехал?
– На неделю, – устало повторил Тонкий.
Он и представить себе не мог, что работа в булочной палатке окажется настолько интересной! Ну да – неудобно было слоняться по городу-деревне и бить баклуши, когда все вокруг работают. Сашка и попросился помочь. Работу на кухне, рядом с огромными духовыми шкафами (где побывал неунывающий Вася) и горячими противнями, Витек счел слишком опасной, а чистку этих противней и котлов – слишком трудоемкой. Было решено поставить Тонкого на торговлю. Сашка сперва побаивался материально ответственной должности:
– А если я кого-нибудь случайно обсчитаю?
– Он тебе скажет, – был ответ. – Не отходя от кассы. Здесь маленький город и воинская часть, все покупатели здесь давно и надолго. Цены знают, берут в основном одно и то же, обсчитать их надо еще суметь…
– А если меня кто-то нечаянно обсчитает? – не унимался Тонкий.
– Завтра занесет.
На том и порешили. С первым же покупателем Тонкий понял: ничего сложного нет. Главное – слушать и не перебивать. Покупатель сам знает, что ему надо, сколько с него за это возьмут и сколько Тонкий должен дать сдачи. И еще – покупателя очень интересует, где Витек, как зовут Сашку, надолго ли он приехал и далее – по списку.
Вопросы все задавали до обидного одинаковые. Тонкий даже подумывал: может быть, это какой-то секретный код, по которому местные жители узнают своих? Но разгадать этот код ему, кажется, было не суждено.
– Ты здесь работаешь? – полюбопытствовала бабулька.
– Нет, помогаю, – вздохнул Тонкий. Необычайно интересна работа продавца!
За болтовней-расшифровкой кода Сашка успел создать небольшую очередь: одна бабулька и два солдата. Бабулька расспрашивала Тонкого, не заразно ли его сломанное ребро, солдаты увлеченно болтали между собой. У них, кажется, был свой секретный код, потому что Тонкий, как ни старался, почти ничего не понял.
– «Белая гвардия» – к Новому году? Не рановато ли?
– Меня спрашиваешь? Не я это придумал, и не я поставил этого гуся ответственным. Он, видите ли, актер!
– Гусь?
– Ну! С первого курса выгнали, актер, блин!
– А он точно гусь, а не фазан? Смотри: он пришел весной. Нас только посвятили в фазаны, помнишь?
– Помню, как ты весь вечер сесть не мог!
– Иди ты! – солдат пнул приятеля под ребро. – Так мы-то теперь уже черпаки! А он все еще гусь? Не выходит.
– Не выходит, – согласился второй. – Ну, значит, фазан, тебе легче?
Первый довольно хмыкнул и подмигнул:
– Мне легче оттого, что я его не посвящал!
Второй выдержал паузу и захихикал:
– Я тоже. Он, по-моему, еще не…
– Угу. Десять сосисок в тесте.
Последние слова были адресованы Тонкому. Саня расправил пакет, перехватил щипцы поудобнее и приготовился отвечать на вопросы.
– Парень, а Витек-то где?
– Витек – на кухне, я – Саша, приехал…
– Надолго?
– На неделю, здесь не работаю, просто помогаю…
Из всего солдатского диалога Тонкий понял только, что «фазан», «гусь» и кто там еще – вроде титулов, с посвящением, нареканием и прочими церемониями. Процедура посвящения, видимо, весьма неприятная, недаром эти двое так хихикали. При чем здесь Белая гвардия к Новому году и чем насолила солдатам эта непосвященная птица, – осталось за кадром. Ну и ладно!
– Сто десять рублей.
Солдаты расплатились и ушли, болтая на непонятном своем языке. Тонкий выглянул из палатки – чисто. Покупателей больше нет, рассосалась очередь. А он-то уж было приготовился отвечать на вопросы…
– Витек! Эй, парень, а где Витек?
– На кухне, я – Саша, приехал на неделю, не работаю, просто помогаю… – Тонкий начал рапортовать, потом оборвал себя и вздрогнул. Голос доносился сзади.
Вообще-то, ничего удивительного: палатка – это название только, а на самом деле палатка – не палатка и даже не пристройка, а просто окошечко в пекарне. Сзади хватало голосов: и Витька, и Лени. За работой они забывались и начинали перекрикиваться, как целый хлебозавод. Утром Тонкий пугался, а сейчас привык. Только этот голос был незнакомый.
Сашка обернулся. В углу на корточках сидел солдат с пакетом пирожков и стольником наизготовку. Покупатель. А почему прячется?
– Витек – на кухне, – рассеянно повторил Тонкий. – Ты, между прочим, только что прошел мимо него. Я – Саша…
– Прости, парень, проглядел! – солдат чуть привстал, отводя голову так, чтобы не было видно из окошка, и протянул стольник: – Держи вот за десять «фантиков». Ты надолго здесь?
– На неделю, – терпеливо ответил Сашка.
Он сообразил, что парень прячется, скорее всего, от тех солдат, которые спорили о птичках. Высунулся в окно – никого, и сообщил:
– Уже ушли.
– Спасибо, парень!
Солдат выпрямился, и Тонкий подумал, что такому парню грех прятаться хоть от сослуживцев, хоть от целого Кинг-Конга.
Выпрямился – это сильное слово: в комнатушке у окна, где Тонкий мог бы спокойно прыгать, солдат не мог стоять в полный рост – ему приходилось пригибать голову. А Витек, между прочим, под свой рост потолки делал, а он – тоже не маленький.
Пока Тонкий размышлял, удобно ли спросить солдата, почему он прячется, тот его опередил:
– Ты здесь работаешь?
Блин, только что же сказал!
Муха с хитрой физиономией устало приземлилась на стол. Тонкий меланхолично согнал ее полотенцем. Интересное занятие – розничная торговля!
– Ну как ты, Санек? Привет, Васнецов! – вошел красный от кухонного жара Леня-уборщик, и Сашка ужасно обрадовался такому разнообразию в жизни.
– Отлично! Давно так не отдыхал!
А что, это была правда! Торговать пирожками Тонкому еще не приходилось. Говорил дед: «Учись хорошо, Саня, а то будешь пирожками торговать!» Вот кто-то и допрыгался.
– Ты, это… Васнецову с кухни отпускай, ладно?
– Уже, спасибо! – Солдат потряс пакетом с пирожками и сделал ручкой: – Я пойду, пока народу нет!
Хлопнула дверь. Леня выглянул на секунду в окно, посмотрел на удаляющуюся спину Васнецова. Перехватив недоумевающий Сашкин взгляд, заговорщически зашептал:
– Недолюбливают его сослуживцы. В части-то все при деле и под присмотром, а на улице… Сам понимаешь.