Она начала репетиции с соблазнительных па Эгины из «Спартака», потом перешла к разминке. «На Щедрина обрушился ураган фрейдистских мотивов.» — шутила потом Плисецкая. Смущенный композитор поспешил уйти, но потом позвонил красавице балерине и предложил покататься по Москве. «Старикашка Фрейд победил», — хихикала Майя. Она без раздумий согласилась. Потом была еще одна встреча, и еще одна. Она оставляла ему билеты на свои спектакли, потом они вместе гуляли по городу или катались. Встречались в композиторском доме на улице Огарева, где Щедрин жил с матерью, Конкордией Ивановной, и у нее, на Щепкинском, ночами прислушиваясь, как продрогшие чекисты в по-прежнему исправно сопровождавшей балерину машине слежки включали шумно детонировавший мотор, чтобы согреться.
По выражению самой Плисецкой это был «головокружительный роман». В 58-м они провели вместе целое лето в Карелии, в лесу возле Ладожского озера, в Доме творчества композиторов в Сортавале. Они понимали, что их взаимное чувство не случайно и не мимолетно, что это — навсегда.
«Сортавальское лето было всплеском счастья. Жили мы в крошечном коттедже, прямо в лесу, среди гранитных валунов, в совершенном отдалении от людей. Коттедж был из одной малюсенькой комнаты. Метров семь-восемь. Туалет — весь лес. Ванная — Ладожское озеро. Комары не щадили. По ночам снаружи лоси терлись о наши дощатые стены. В дожди в домике было зябко. Коттедж не отапливался. Крыша чуть протекала. Но мы лучились радостью. Что человеку, мудрые философы мироздания, в конце концов, нужно — задам вновь извечный вопрос?..» — писала она в дневнике.
В августе Майя Михайловна поняла, что ждет ребенка. Встал кардинально важный вопрос: танцевать или детей нянчить? Плисецкая выбрала первое. Она сознательно отказалась от возможности иметь детей, поскольку не могла позволить себе потерять рабочую форму из-за беременности. Щедрин без восторга, но согласился.
Десятилетия спустя предприимчивая девица, пользуясь поверхностным внешним сходством, принялась выдавать себя за дочь Майи Михайловны Плисецкой. Балерина сразу же отвергла новоявленную «родственницу», во всеуслышание объявив: она не рожала никогда. Да, была беременность, но она сделала аборт. Это было ее решение, и судить себя за него вправе только она сама. Да еще ее муж — а он смирился. «Балет предусматривает помимо всего прочего замечательное телосложение и отличную физическую форму, — признал Родион Щедрин. — После родов с любой женщиной происходят революционные изменения. Многие балерины потеряли свою профессию.»
В те годы Родион Щедрин много работал в кино, писал к фильмам музыку. Платили ему за это хорошо, и он смог купить машину. Чудесное лето хотелось продлить, и они отправились на этой машине из Москвы в Сочи. Майя рассчитывала побывать на знаменитом курорте, в Мацесте: колено поднывало. Маршрут пролегал через Тулу, Мценск, Харьков, Ростов, Новороссийск. Из-за того, что молодые люди не состояли в браке, во всех гостиницах их отказывались селить в один номер. Пришлось проводить ночи в машине. Не обошлось и без приключений.
«На первом ночлеге у обочины в Мценске (это в том самом Мценске, где Катерина Измайлова Лескова, Шостаковича законного мужа и деверя на тот свет отправляла) мы выставили сумку с провиантом на холодок, под машинное крыло. Тесно в автомобиле больно, да жареные цыплята задохнутся. Вокруг нас — темень непроглядная. Глаза выколешь. Тишь, ни души. Сладко заснули.
Утром, чуть рассвело, отворили дверцу. Закусить перед новой дорогой надо. Хватились, а сумки след простыл. Как ночью, без малейшего шума сумели унести? Может, зверь какой? Или левша — лесковский умелец — новый способ хищений изобрел?..»
Оставшись без еды, молодые люди покатили в железнодорожную столовую на вокзал: там было открыто круглосуточно. Там действительно было открыто, но угощение оказалось отвратительным: картошка с синевой, компот с мухами, хлеб черствый, посуда немытая. «Чувствую, смотрит на меня Щедрин испытующе, — описывала это происшествие сама Майя Михайловна. — Закапризничает балерина, взбрыкнет, взнегодует, ножкой топнет. А я ем за обе щеки. Уплетаю. Аппетит у меня всю жизнь был зверский».
Влюбленные отправились дальше, прикупив на дороге арбузов с бахчи и яблок из местных садов. Заночевали среди бескрайней степи за Ростовом, около какого-то прудика. Арбузы и яблоки сложили рядом с машиной, прикрыв ветками. Смеялись даже, когда прикрывали: кому арбузы понадобятся? Кругом бахчи. Людей не видно.
«Занавесками окна прикрыли. Заснули сладко. На рассвете решаем по кусочку арбуза съесть. Первый завтрак. Ветки раздвигаем — пустота. Ни арбузов, ни яблок. Ну уж это слишком.»
Третью ночь ночевали на пляже возле Архиповки в Джубге. В нескольких метрах от машины плескалось Черное море. В этот раз из съестного у них были жареные куропатки — деликатес с местного рынка. Багажник занимали вонючие канистры с бензином: их всегда брали с собой путешественники, бензоколонок было мало, да и бензина часто там не было. Куропаток опять пришлось оставить вне машины.
«Родион добрый час потратил на сооружение ловушки для грабителей, если покусятся и на наших куропаток. Смысл, помнится, был в том, что эмалированная кастрюля, в которой покоились куропатки, висела чуть над землей на толстом шнуре.
Привод с колокольцем от кастрюли вел через ветровое стекло в кабину и был привязан на ночь к ноге Щедрина. Мы потешались и почли себя Эдисонами. Если посмеют — хотя на пляже ни души, — Родион тотчас проснется и пальнет в разбойников из стартового пистолета. Для острастки.
Спали слаще обычного от сознания полной защищенности нашего провианта. Наступает утро. Мой первый вопрос:
— Висят? Целы? Завтрак будет?..
Щедрин проверяет натяжку шнура. Колоколец звонит. Радуется:
— Цела кастрюля. Ощущает ее вес рука. Попируем.
Встаем. Сначала — купаться. Потом куропатки.
Мамочка родная! Вместо кастрюли камень на шнуре висит. И записка карандашом: «Спасибо». Матушка Россия!»
Конечно же, мелкие неприятности не могли омрачить счастья влюбленных. Романтическое путешествие, близость любимого человека, предвкушение еще большего счастья. «Я очень хотела выйти замуж за Родиона», — призналась как-то Майя Михайловна журналистам. Но несмотря на взаимную любовь, их брак был далеко не решенным делом. Щедрин рассказывал, как еще до женитьбы, на репетиции одного из концертов к нему подошел заведующий сектором музыки ЦК КПСС и спросил, действительно ли у Родиона роман с Майей Плисецкой. Щедрин ответил утвердительно и услышал: «Надеюсь, вы не собираетесь на ней жениться. Вы испортите себе репутацию. Подумайте об этом».
Да, после такого многие мужчины опрометью побежали бы прочь от своих избранниц, но не таков был характер у Родиона Константиновича! Любовь Родиона к Майе от этого только усилилась. Влюбленные стали встречаться каждый день.
Но примерно в это же самое время в доверительной долгой беседе Екатерина Фурцева прямо сказала Майе: выходите замуж, вам веры будет больше. И даже пообещала помочь с квартирой. Майе и самой интуиция подсказывала: замужнюю — меньше терзать будут.
«Вернувшись в Москву, второго октября 1958 года мы отправились в ЗАГС, — вспоминает Майя Михайловна. — Бракосочетаться. Сегодня признаюсь, что это была моя инициатива».
Тот день выдался холодный, ветреный и слякотный, моросил дождь. Расписывались без помпы — в районном ЗАГСе. Запомнилось подслеповатое помещение без окон, канцелярский стол под сукном. Торопливая суровая женщина сунула формуляры для заявлений и скомандовала: «Идите в коридор и заполните. Потом ко мне вернетесь».
А лишь потом, прочитав фамилии, вдруг подняла на «брачующихся» взгляд:
— Вы балерина Майя Плисецкая? Я никогда в Большом театре не была. А в Москве родилась. Как бы билеты на вас получить?..
Конечно же, билеты Майя ей пообещала! Взяла телефон. Дама растрогалась, отбросила формальности, вышла из-за стола: «Чтобы вам на одной подушке состариться. Поздравляю!..»
И шлепнула в паспорта прямоугольные фиолетовые печати: зарегистрирован брак с таким-то, такой-то. 2 октября 1958 года, город Москва.
— Теперь можно вдвоем в гостинице заночевать. Прогресс, — смеялась Майя.
Прямо из ЗАГСа молодые отправились в гастроном — купить шампанского, водки и кое-какой снеди. Надо же будет друзьям пир закатить — свадьба все-таки.
В магазине какая-то нелюбезная старушенция в шерстяном платке — один нос да беззубый рот снаружи — сердито толкнула Майю в бок: «Девушка, вы тут не стояли!..»
Щедрин назидательно ответил: «Это не девушка. Это моя жена».
Заботясь о счастье дочери, Рахиль Мессерер пробивала ей ордер на новое жилище. И добилась своего! Этот ордер стал ее подарком к Майиной свадьбе.
Щедрин назидательно ответил: «Это не девушка. Это моя жена».
Заботясь о счастье дочери, Рахиль Мессерер пробивала ей ордер на новое жилище. И добилась своего! Этот ордер стал ее подарком к Майиной свадьбе.
Квартира была крохотная, немногим больше коттеджа в Сортавале. Две комнатенки и кухня. Всего двадцать восемь с половиной метров. Передней не было вовсе. Майя шутила, что, чуть разбежавшись, могла бы допрыгнуть от лифта сразу на брачное ложе.
Но район был хороший: Кутузовский проспект. Рядом Москва-река. Напротив — гостиница «Украина».
В настоящее время семья живет на два дома — то в Испании, где работает Майя Михайловна, то в Германии, в Мюнхене, где работает Родион Константинович, занимающийся музыкальным издательством. В паре часов езды от Мюнхена, в предгорьях Альп, и лежит то самое знаменитое Лебединое озеро, воспетое Чайковским. Кроме того, Щедрин и Плисецкая нередко отдыхают от дел в Литве, где недалеко от Тракайского замка у них есть дом.
«Он продлил мою творческую жизнь по крайней мере на двадцать пять лет», — говорит Плисецкая о своем муже. И это при том, что их совместная жизнь вовсе не была конфетной! Характер блистательной, вулканической Майи подчас очень трудно выдержать. Ходили слухи о том, что несколько раз Щедрин собирался развестись, уходил от нее. Журналисты муссировали сплетни о неких его любовницах, коллеги-неудачницы злословили о ее «гражданских мужьях». Каких только романов ей не приписывали! Не могли понять сплетники, что такое бывает: красавица, умница, прима Большого — и при этом верная и любящая жена. Да, всегда и везде Майя Михайловна говорила, что кроме супруга не замечает других мужчин. Да, они порой ссорились — но каждый раз мирились, оставляя представителей «желтой прессы» ни с чем. Ведь каждый из них понимал, что может найти другого — более молодого, более уступчивого партнера, но все это будет не то, ненастоящее, ненужное. Им никогда не было скучно друг с другом, и Майя действительно стала музой своего супруга.
Роман с Майей стал вдохновляющим моментом при создании совсем еще молодым Щедриным его первого балета — «Конек-Горбунок» по сказке П. П. Ершова. Он ездил в Белоруссию, в деревни — слушать народные песни, но образ Жар-птицы был продиктован блистательной Майей, теми ее репетициями — в облегающем купальнике.
«Музыка к балету «Конек-Горбунок» — моя ранняя, очень ранняя работа. Но работа этапная, важная для моего творческого самоутверждения, многое в жизни моей определившая. Работа, на которой «поймал» я в свои музыкантские руки неземную Жар-птицу — Майю Плисецкую. Ей эта партитура и посвящена.» — признавался сам Родион Щедрин, посвятивший любимой еще много прекрасной музыки.
Любовь помогла Щедрину совершить невозможное — сделать «невыездного» человека «выездным». А в то время это было не просто трудно, а почти невозможно. Щедрин подарил любимой женщине не только возможность увидеть мир, он проложил ей дорогу к мировой славе, мировому признанию ее таланта.
При помощи своих знакомых ему удалось сделать так, чтобы Плисецкая попала на прием к недавно назначенному председателю КГБ Шелепину. Тот посоветовал балерине написать письмо Генеральному секретарю Никите Хрущеву. Это невесть какое по счету письмо помогло — вскоре, весной 1959 года, Плисецкая уехала на гастроли в США.
То было поистине грандиозное, более чем двухмесячное турне по крупнейшим городам Соединенных Штатов. Плисецкая покорила американских зрителей точно так же, как до этого она покорила советских. А это было непросто! И не в танце, не в искусстве было дело, а в том, что советских артистов попросту не кормили!
«В Америке в 1959-м я получала за спектакль 40 долларов. В дни, когда не танцевала, — ничего. Нуль. Кордебалету выдавали по 5 долларов в день. Суточные. Или «шуточные», как острили.
А когда позднее я танцевала в Штатах «Даму с собачкой», то американской собачке, с которой я появлялась на ялтинском пирсе, платили 700 долларов за спектакль. Но это так, между прочим», — откровенно писала Майя Михайловна. — Как просуществовать на 5 долларов? Удовлетворить нужды семьи? Купить друзьям подарки? Ребус. Стали обыденными голодные обмороки. Даже на сцене, во время спектаклей. («Мы — театр теней», — потешали себя артисты.)».
Импресарио, к счастью, попался заботливый: он стал кормить труппу бесплатными обедами. Дело сразу пошло на лад. Щеки зарозовели, синяки под глазами исчезли, сил прибавилось, и танцевать все стали куда бодрее. Успех!
Потом, когда поездки за рубеж стали делом вполне привычным, артисты Большого балета научились набивать в дорогу чемоданы консервами, крупами, плавлеными сырками и сырокопченой колбасой — впрок. Благо штрафы за перевес в те времена были не столь жестокие, ведь чемоданы с консервами весили неимоверно! Только натренированные на поддержках танцоры легко расправлялись с этой тяжестью. Но на пути запасливых вставала таможня, и порой запасы конфисковывали — тогда более удачливые коллеги делились.
«Гостиничные номера Америк, Англий превращались в кухни. Шла готовка, варка. По коридорам фешенебельных отелей сладко тянуло пищевым дымком. Запах консервированного горохового супа настигал повсюду надушенных «Шанелью» и «Диором» тутошних леди и джентльменов. Советские артисты приехали!..» — так потом со злобой, с обидой в автобиографии напишет великая Майя Плисецкая.
Глава 10 Новые балеты
После ухода со сцены Галины Улановой в 1960 году Плисецкая стала примой балета Большого театра. Это были годы наивысшего расцвета ее мастерства и таланта. Для нее ставились классические балеты, вот уже сотню лет не сходящие со сцены.
В 1961-м состоялась премьера «Спящей красавицы» — балета Петра Ильича Чайковского по либретто Ивана Александровича Всеволожского и балетмейстера Мариуса Петипа по сюжету одноименной сказки Шарля Перро. Сохранились документы, что Чайковский писал «Спящую», получая от самого процесса огромное удовольствие: «Относительно балета скажу вам, что сюжет его мне очень нравится и я с величайшим удовольствием займусь им». Главной идеей балета для композитора стала борьба добра со злом. Добро — это фея Сирени, зло — фея Карабос. На роль феи Карабос Мариус Петипа сразу назначил мужчину — первым исполнителем партии стал Энрико Чеккетти.
Знатоки считают «Спящую красавицу» чуть ли не идеальным образцом классического балета, участие в котором требует от артистов, тем более от исполнительниц главной партии, виртуозного мастерства и безукоризненного владения своим телом. У Майи Плисецкой было и той другое. Спектакль ставил Юрий Григорович, который тогда еще не был главным балетмейстером Большого театра.
Начинается спектакль с праздника по случаю рождения дочери короля Флорестана. На крестины принцессы съезжаются феи. Каждая из них приготовила юной принцессе свой подарок. Но вдруг веселье обрывается: на праздник не пригласили злую фею Карабос, и вот теперь она явилась незваная со своими дарами. Но ее подарки ужасны. Карабос предвещает принцессе, что та умрет от укола вязальной спицей в 16 лет. Да, именно так — а не веретеном, как в сказке: процесс вязания легче изобразить в танце, нежели прядение.
Гости выгоняют злую волшебницу и успокаивают встревоженных родителей: ведь они, добрые волшебницы, тоже кое-что умеют — и Аврора будет спасена. Но король на всякий случай издает указ уничтожить все спицы.
И вот Авроре исполняется 16 лет. Но в этот же день церемониймейстер обнаруживает четырех женщин, которые продолжают вязать на спицах, несмотря на запрет. Им грозит смертная казнь, но преступниц милуют в честь дня рождения принцессы.
Во дворец съезжаются гости, среди них — старая дама, дарящая Авроре букет цветов. В этом букете спрятана спица — принцесса колет ею руку и умирает. Фея Сирени не может совсем отменить ужасное колдовство, но обещает, что через сто лет принцессу найдет и поцелует прекрасный принц — тогда злые чары рассеются, и она очнется. Фея погружает в сон весь королевский замок, и весь парк, окружающий замок, зарастает кустами сирени.
И вот проходит сто лет. Возле старого заброшенного замка со своей свитой охотится молодой прекрасный принц Дезире. К нему подходит фея Сирени и погружает юношу в дремоту. В сновидениях он видит прекрасную Аврору, преследуемую злой феей Карабос.
Проснувшийся принц устремляется в старый королевский замок и находит там спящую Аврору. Юноша целует принцессу. И вдруг колдовство уходит — все в замке приходит в движение, жизнь возвращается.
Завершается балет большим праздником, на котором присутствуют все-все герои сказок Шарля Перро: принцесса Флорина и Голубая птица, Кот в сапогах и Белая кошечка, Волк и Красная Шапочка, Золушка, принц Фортюне, феи Бриллиантов, Сапфиров, Золота, Серебра. Всеобщее ликование сопровождает появление феи Сирени — олицетворение всепобеждающего и торжествующего добра.