– Захотят – достанут и там, – отрезала она. – А до Москвы я его не довезу.
– Мы и до «Факела» его не довезем. – Евгений опасливо взглянул в Димино почти мертвое лицо.
Надя же решительно потрясла Полуянова за здоровое плечо. Громким шепотом сказала ему в ухо:
– Эй, Димка! Подъем!
«Ему давали наркоз. И еще наверняка успокоительное, обезболивающее. Не добудимся».
Нет, повезло. Глаза открыл. Слабо улыбнулся ей, мазнул взглядом по антуражу – белые стены, капельница. Пробормотал:
– Надюшка? Что сейчас – ночь, утро?
– Дима. Слушай меня внимательно. Тебе нужно взять себя в руки – и встать, – твердо произнесла она.
– Зачем?
– Мы уезжаем отсюда. Здесь опасно.
Глаза его, со страхом видела Надя, «плавают». Последствия наркоза. Да и вообще – в сознании ли он?
Нет, понимает ее. Попытался пошевелиться. Сморщился от боли. И вдруг увидел в полумраке палаты Женю.
Глаза сразу ожили. Нахмурился:
– Он здесь зачем?
А Надя решительно, будто всю жизнь командовала, произнесла:
– Дима. Мы едем к нему. На турбазу.
– Что?!
– Больше просто некуда.
Часы в палате показывали начало шестого утра.
* * *Приморская больница, конечно, не блистала стерильностью. Однако пол был чист, халаты у персонала свежи. Никакого сравнения с пропыленной, затхлой комнатухой – бывшей котельной базы отдыха «Факел», где разместили Диму сейчас.
Дорогу журналист вынес мужественно. До лифта и дальше, через служебный ход до парковки дошел почти сам – Надя с Женей только под руки его поддерживали. И, когда ехали, а квадроцикл ухал в ямы, не стонал – лишь зубы стискивал. Однажды, когда особенно сильно тряхнуло, на его глазах выступили слезы, губы прошептали ругательство.
А когда, наконец, его уложили на койку, застеленную вместо свежей простыни ветхой дерюжкой, шепнул ей в ухо:
– По-моему, я здесь сдохну.
Надя, уже давно вся на нервах, всхлипнула в ответ:
– Димочка… ну что мне оставалось?
И он, сам слабый, несчастный, с пересохшими губами, тут же кинулся утешать:
– Все, все, Надька. Прости. Ты права. Ты приняла единственно возможное правильное решение. И, конечно, ты меня вылечишь.
А она в страхе подумала, что никогда в своей жизни не делала послеоперационные перевязки. И тем более не ставила капельницы. Но произнесла, как могла, твердо:
– Естественно, вылечу.
Он улыбнулся в ответ на ее показное бахвальство. Произнес – голос звучал куда бодрее, чем несколько часов назад:
– Кстати, знаешь, что странно? Я действительно чувствую себя лучше. Почти нормально.
Попытался приподняться, но поморщился.
– Лежи! – накинулась на него Надя.
А Полуянов заверил:
– Ну, завтра уж точно встану. А пока…
– Пока тебе надо поспать, – твердо произнесла она.
И обернулась к стоявшему рядом Жене:
– А тебе съездить в аптеку. И в продуктовый. Список, что нужно, я сейчас напишу.
Фотограф подмигнул Диме:
– Она у тебя всегда так командует?
– Нет, только в особых случаях, – хмыкнул Полуянов.
Приподнялся на куцей подушке, шарит по убежищу Соловца уже осмысленным, заинтересованным взглядом.
– Дима. Если не ляжешь, я тебе сейчас укол снотворного сделаю, – припугнула его Митрофанова.
Полуянов же вдруг спросил:
– Женя! А у тебя здесь, случайно, компьютера нет?
* * *– Димка! Ну, вот чего ты из себя героя строишь? – проворчала Надя. – Что в таком состоянии можно найти?
– Брось, Надюха. Труд, наоборот, лечит, – отмахнулся Полуянов. – И я – правда! – в твоих руках просто воскрес. Ты прирожденный врач. Бросай свою библиотеку. В доктора иди!
Девушка лишь вздохнула. Все-таки Полуянов рыцарь. И герой. Даже не пикнул, когда она с капельницей возилась и в вену попала лишь с четвертого раза. И перевязку мужественно вынес. Обезболивающего сильного достать не удалось – на банальном кетанове живет. Но ничего. Терпит. И продолжает упрямо смотреть в монитор. Листает Женины фотографии – уже четвертую сотню.
И Женя молодец – все по ее списку привез.
Надя изредка тоже поглядывала на экран лэп-топа. На ее взгляд, совершенно бытовые, неинтересные кадры.
Вот мужчина, представительный, эффектный, немолодой, идет по набережной. А вот он же остановился где-то в городе, у цветочной палатки. У автомобиля. За столиком в ресторане. У входа в поликлинику. Обыденная и весьма скучная жизнь.
– Это Вадим Андреевич? – уточнила Надя.
Дима кивнул.
Надя, поневоле заражаясь его азартом, заметила:
– Обрати внимание: и погода, и костюмы на нем – все время разные. Не соврал Евгений – явно не один день он его преследовал. Какое же терпение надо иметь!
– Да, – кивнул Полуянов. И рассеянно пробормотал: – А это еще кто такой?
Надя тоже взглянула на экран. Снято, видимо, во дворе частного особняка. Лужайка ухоженная. Чугунная, элегантного литья скамейка. На ней – двое мужчин. Первый молод, костюмчик сидит косовато. Второму лет семьдесят. Тяжелый подбородок, косматые брови, из-под них сталью поблескивают глаза. Ведут, кажется, серьезный разговор.
– Кто это? – заинтересовалась Надя.
– Молодой – Эдик, – откликнулся Дима. – Старика не знаю. Хотя… хотя… вот странно… Лично с ним не знаком. Сто процентов. Но вроде видел его когда-то. Давно. И не здесь.
– Артист? – предположила Митрофанова.
– Нет. Не думаю, – пробормотал Дима.
Пометил фотографию, взялся листать дальше.
Теперь пошла серия снимков с Эдиком – Надя тоже смотрела. Парень идет по улице. Открывает дверь в подъезд жилого дома. Стоит у «Газели» с откинутым бортом – кажется, наблюдает за разгрузкой. Зачем-то звонит из телефона-автомата.
– У него что, мобильника нет? – хмыкнула Надя.
Полуянов не ответил – вернул прежнюю фотографию, у грузовичка. Перевел курсор на груз, увеличил. Пробормотал:
– Канистры… Интересно, что в них?
Но наклейку с названием содержимого, как ни пытался, разглядеть не мог.
Надя тоже присмотрелась: пятилитровые, полупрозрачные. В таких стеклоомывающую жидкость продают. Однако эти будто с водой, этикетка белая с красными полосками сверху и снизу, и еще желтое пятно посередине.
– Химикат, что ли, какой-то? – задумчиво произнес Дима.
И Надя вдруг вспомнила:
– Ацетон! Я в хозяйственном магазине такие видела! Точно, с ацетоном канистры!
– Зачем Эдику ацетон? – заинтересовался Дима.
– А с чего ты взял, что лично ему? – Она присмотрелась к фотографии повнимательней. – Смотри, «Газель», кажется, на территории института стоит. Вон видишь, серый корпус на заднем плане. Ремонт, наверно, у них, – предположила девушка.
– Подожди, вон другие банки! – Полуянов снова сдвинул курсор.
Тут и гадать не пришлось – совместными усилиями смогли прочитать: «Соляная кислота».
– Значит, не ремонт, – задумчиво произнес Полуянов. – Для него соляная кислота не нужна.
– В канистре, кстати, может быть что угодно, – заметила Надя. – А наклейку можно любую прилепить.
– Да, ты права… – рассеянно кивнул он.
Перешел к следующей фотографии. Радостно выкрикнул:
– Оп-па!
Надя тоже взглянула: Эдик – в стильных светлых брюках и пижонской тельняшке, явно брендовой, – всходит по трапу на шикарную яхту.
А Дима с просветленным лицом обратился к Наде:
– Узнаешь?
– Кого – Эдика?
– Да при чем здесь он?! Яхту, конечно! Вон и название: «ЭРИКА».
Надя присмотрелась, неуверенно произнесла:
– Шикарная… А где я могла ее видеть?
– Не помнишь, что ли? Когда мы водный мотоцикл напрокат брали?
– И что?
– Она мимо шла. Милях в двух от нас. А потом вдруг остановилась. И показалось мне еще: что-то блеснуло на палубе. Вроде стекло от бинокля.
– И ты название разглядел?
– А то! А потом эта «Эрика», кстати, пошла, – продолжал вспоминать Дима, – к пирсу у Института моря.
– Может, она Эдикова? – предположила Надя. – Или Вадима Андреевича?
– Вряд ли. Слишком уж дорогая вещь. Миллионов пять стоит. Естественно, долларов.
Полуянов повеселел, даже разрумянился.
– Ну, ты совсем воскрес! – усмехнулась Митрофанова.
Журналист же абсолютно здоровым и весьма требовательным голосом крикнул:
– Женька!
(Тот тактично оставил их вдвоем – коротал время в соседней комнатухе.)
А едва Евгений вошел, указал на фотографию, потребовал:
– Знаешь, чья яхта?
– Знаю. Сусаноо, – коротко отозвался тот.
– Чего?!
– Кличка такая. Бог ветра и водных просторов. Японский, – улыбнулся фотограф.
– И кто он?
– Местный крестный отец, – пояснил Евгений. – Большой человек. Когда-то весь край наш держал единолично. Сейчас, правда, потеснили его. Но здесь, в Приморске, он полновластный хозяин. Сейчас покажу вам его.
Придвинулся к экрану и с первого клика открыл фотографию – ту самую, где на литой скамейке восседают Эдик и незнакомый пожилой господин.
– Вот он, Сусаноо, – представил Женя. И не без гордости добавил: – Фотографироваться, кстати, очень не любит. А я его достал.
– Вот он, Сусаноо, – представил Женя. И не без гордости добавил: – Фотографироваться, кстати, очень не любит. А я его достал.
Надя удивленно взглянула на Диму, вспомнила:
– Ты говорил, видел его? Не вспомнил где?
– Нет.
– Да в газете, наверно, – ответил за него Евгений. – Сусаноо, хоть и шифруется, в прессу попадал. Хотя и нечасто. Совсем недавно, кстати, его фотку печатали – в «Молодежных вестях» тоже. Предполагали, что он к резне в станице причастен. Но доказать, как всегда, ничего не смогли.
– И Эдик, что ли, его друг? – удивленно произнес Полуянов.
– Точно не знаю. Но что они встречаются – засекал. Несколько раз, – подтвердил Женя. – Эдик или к Сусаноо в особняк ездит, в Геленджик. Или тот приезжает сюда, в Приморск.
– А сфера интересов у большого человека какая? – спросил Дима.
– Все, что деньги приносит, – пожал плечами Евгений. – Девочки. Рестораны. Казино владел – пока не запретили. Впрочем, говорят, он и сейчас подпольные автоматы держит. Серьезный дядя, короче.
– И у них с Эдиком дела, – подытожил Полуянов.
– Интересно какие? – заинтригованно произнесла Надя.
– Думаю, Сусаноо деньги вкладывает во все Эдиковы проекты, – уверенно произнес Евгений. – Откуда еще бы у того средства взялись санаторий шикарный отстроить, рестораны, пляж?
– Да, наверно, ты прав… – рассеянно пробормотал Полуянов.
Но думал (Надя уж друга сердечного изучила!) явно о другом.
А Женя хмуро произнес:
– Какие будут еще пожелания, вопросы, приказы?
– Да никаких пока. Можете быть свободны, – усмехнулся в ответ Полуянов.
– Покорно вас благодарю. – Соловец склонил голову в шутливом поклоне.
Надя же примирительно произнесла:
– Почему ты сердишься?
– Я просто не люблю, когда меня втемную используют, – пожал плечами Женя.
– Да с чего ты взял?
– Что ли, нет? Подойди. Ответь на вопрос. Пошел вон. А еще за лекарствами съезди.
Приблизился к Диминой койке. Повысил голос:
– Я с тобой, между прочим, честно сыграл. Все, что знал, выложил. И когда Надька меня среди ночи дернула, примчался без звука. А ты… – Он досадливо махнул рукой.
– Господи, Женя, да ничего мы от тебя не скрываем! – рьяно кинулась на защиту Полуянова Надя.
А Дима твердо добавил:
– Я сам в тупике.
Но перехватил взгляд Соловца и понял: тот ему не верит.
* * *Женя действительно не верил столичному писаке ни на грош. Версий у того никаких нет, как же! У Соловца совсем другое мнение сложилось. Весь день сегодня (за вычетом трех часов, что потратил на поездку в город за лекарствами и прочим) он внимательно слушал, о чем Надя с Димой переговаривались. Те-то думают, что за закрытой дверью да кирпичной стеной могут о чем угодно болтать. И не ведают, что до него доносится каждое их слово. (Спасибо портативному диктофончику – гаджет грошовый, но полезный до чрезвычайности.)
Может, столичные гости и не врали, что итоговой версии у них нет. Однако идей между собой проговаривали множество. И чего бы честно с ним не поделиться? Но ведь ни слова ему не сказали – о том, например, что у Эдика Смолянинова своя лаборатория есть в одном из институтских корпусов. И что охраняется она – не подступишься.
Впрочем, не хотят говорить – и не надо.
У него свои возможности тоже имеются. И немалые.
* * *Максим Милютин был толст, неопрятен, одышлив. В институтах не обучался сроду, умных бесед вести не умел. Словарный запас как у пятиклассника. Да еще и злоупотреблял – пиво, девочки, травка. Однако человеком все равно был незаменимым. Имелось у него одно, с лихвой искупающее многочисленные недостатки, полезное качество: он умел предчувствовать успех. И, если ввязывался в какой проект, можно не сомневаться: дело стоящее. Барышей принесет всем.
Женя Соловец познакомился с Милютиным лет пять назад, когда тот только нанялся помощником управляющего в свежеотстроенную гостиницу. Здание отгрохали за многие миллионы, мрамор, позолота, швейцар в белых перчатках, магнитные карточки вместо ключей. Окна, правда, смотрели на трассу, от моря далеко, потому жители Приморска не сомневались: отель и сезона не переживет, прогорит. Однако всем на удивление заведение начало процветать. И заезжие звезды, кто прежде всегда требовал «балкон на море», дружно здесь стали селиться, и бизнесмены крупные, и редкие в городке иностранцы. Чем новый отель брал – Соловец так и не понял. Цены сумасшедшие, кухня в ресторане средненькая.
Да и помощник управляющего (тот самый Милютин) откровенно туп.
Но лично ему полезен, потому что деньги любит. И никогда лишних вопросов не задает.
К соглашению с Максимом он пришел легко. Женя исправно платил, Милютин бесперебойно поставлял ему информацию: кто из известных людей приехал, на сколько дней, в каком номере (и с кем) живет.
Через год гостиница, правда, сгорела – официальная версия, что проводку замкнуло, но в городке, конечно, болтали: конкуренты сожгли. Однако Милютин за несколько месяцев до происшествия место работы сменил. Устроился, тоже управляющим, в ресторанчик – довольно гадостный.
Женя, когда узнал, удивился:
– Что ты тут потерял?
– Ничего ты не понимаешь! – фыркнул Максим. – Козырное место. Столики здесь скоро будут за неделю заказывать!
И как в воду глядел – заведение стало раскручиваться. Радикально сменили дизайн, наняли японского (для их краев диковина!) повара. И, чтоб попасть в модное место, Жене приходилось Милютину звонить, просить, чтоб столик придержал.
Совсем он толстяка тогда зауважал.
…А три года назад Максим и ресторанчик бросил. Перешел на работу в Институт моря – в то время еще умирающую государственную структуру. Начинал карьеру в административно-хозяйственном отделе, участвовал в раскрутке тамошних увеселительных заведений, а нынче заведовал местным пляжем (естественно, тот скоро стал самым модным во всем Приморске).
На новой должности Милютин растолстел еще больше. Но ума особо не нажил. И деньги любил по-прежнему.
* * *В шесть вечера Надя робко постучала в дверь. Виновато склонив голову, попросила:
– Слушай, Женя… А ты не мог бы еще раз в Приморск съездить?
– Зачем?
Хотя зачем, знал прекрасно – аппаратура работала исправно.
– Да у Димы температура поднялась. В аптеку надо.
– С утра, когда я ездил, сказать не могла?
– Ну, прости меня, – поникла девушка. – С утра у него почти нормальная была.
– Ладно. Сгоняю, – милостиво согласился он.
– Только, если можно… возвращайся побыстрей, ладно?
– Я постараюсь.
Хотя на самом деле спешить он и не думал. У него свои дела.
Едва выехал за ворота, заглушил мотор. Набрал Милютина. Позвал через час на пиво («Естественно, за мой счет!»).
А когда приняли по кружечке, спросил:
– Ты про лабораторию Смолянинова знаешь?
– Эдика-то? – Макс рыгнул. – Слышал. Он себе целый корпус на отшибе захватил. Вечерами там сидит. Типа докторскую диссертацию пишет.
– А тема какая – знаешь?
– Да как-то мне фиолетово! – заржал Милютин.
– Поможешь мне туда попасть?
– Куда? – Парень действительно был туповат.
– Ну, в лабораторию его.
– На хрена? – насторожился Максим.
– Интересно стало.
Милютин внимательно взглянул на него. Задумчиво произнес:
– Копать под него решил? Не советую. Эдичка – хоть и дохляк, но гнида. И друзья у него серьезные.
– Пять сотен.
– Гринов? – Макс взглянул изумленно. – А че ты там найти хочешь?
– Если найду, тебе еще и премию дам, – подмигнул Соловец.
И шлепнул на стол пять зеленых купюр.
– Ну… я не знаю, – с сомнением произнес Милютин. – Говорят, Эдик над своим домиком трясется. Чтоб мировое открытие его не сперли, Билл Гейтс, тоже мне! Ключи только у него, постороннему никому не войти.
Однако на купюры поглядывал жадно.
Женя аккуратно собрал зеленые сотни. Произнес небрежно:
– Ладно. Если придумаешь, как мне попасть туда, позвони.
И медленно-медленно начал укладывать деньги в карман.
Не сомневался: Милютин его остановит.
* * *Семь вечера.
Температура у Димки – тридцать восемь и две. Не критично, но очень, очень тревожно. И выглядит он куда хуже, чем с утра. Глаза ввалились, блестят лихорадочно. Губы обметало. А что будет ночью?!
Ох, глупость она затеяла! Мало что увезла Димку в глушь, в горы, в антисанитарию, еще и Женя им, похоже, не союзник. И не помощник.
Надя-то, наивная, надеялась: у них будет команда. Однако Дима с Женей ведут себя как соперники. Каждый хочет первым – и единолично! – найти разгадку. И пусть Полуянов стократ умней и порядочнее – однако в своем нынешнем состоянии он всецело от Соловца зависит. Они оба от него зависят.
Митрофанова тяжко вздохнула, коснулась ладонью Диминого лба. Кажется, еще горячее стал. Позвонить, что ли, Женьке, поторопить, чтоб скорей возвращался с лекарствами?..