Упаковав снаряжение обратно в рюкзак, Марк осмотрел «форт-12». Он все еще пользовался оружием Пластуна, так как оно неожиданно пришлось ему по душе и удобно ложилось в ладонь. Перспектива стрелять в человека и тем более убивать не вызывала у Марка никакого светлого чувства. Любое насилие было ему чуждо с детства. Но за последние пять лет он начисто вытравил из себя все черты характера, которые могли ему помешать в Зоне. Он полагался на собственный здравый смысл. Лишь когда его инструктор сказал, что он стал настоящей боевой машиной, Марк понял, как сильно поменяли его годы жестоких тренировок морально и физически. Мало кто догадался бы, что трое убитых Марком мародеров — его первые жертвы. Борланд был прав: он действительно воспользовался гранатой, засунутой в артефакт Тесто, и потому ударная волна пошла горизонтально, а не во все стороны, как положено. Не находись Борланд на вышке, погиб бы вместе с остальными. Безопасная зона Теста находится не над плоскостью волны, а под ней. Буквально в полуметре, какой бы хаос ни бушевал наверху.
Убрав оружие в кобуру на поясе, Марк достал из рюкзака последнюю и самую важную вещь, завернутую в отрезок белоснежной материи. Бросив взгляд на Ореха и убедившись, что тот смотрит в другую сторону, Марк осторожно извлек небольшой черный кристалл. Чужеродный камень не подавал никаких признаков активности, все так же ожидая инструкций, которых, разумеется, не последовало.
Полюбовавшись блестящим осколком, Марк снова обернул Кристалл тканью и спрятал в самом низу рюкзака.
— Пить как охота, — сказал мечтательно Орех. — Квасу бы сейчас холодного. Да чтоб в нос шибануло.
— Привыкай к тяжелой жизни, — ответил Марк и слегка улыбнулся.
Орех же «слегка» улыбаться не мог и продемонстрировал искреннюю и добродушную ухмылку до ушей.
— Как ты думаешь, Марк, что там, за Заслоном?
Марк только покачал головой:
— Не знаю, дружище. Но очень хотел бы узнать.
Орех только кивнул и подкинул сучьев в огонь. Глядя на товарища, не обремененного никакими внутренними проблемами, Марк старался найти хоть какие-то ассоциации с тем, кем был он сам до возникновения Зоны. Воспоминаний о тех временах становилось с каждым днем все меньше, оставляя только до наивности простое настоящее и четкую цель, заслонившую собой все вопросы и сомнения. Если в мире и существовала судьба, то Черный Кристалл давал полное право менять ее по своему усмотрению, а причина, по которой Марк оказался в Зоне, просто не оставляла иного выбора, кроме как ковать собственную судьбу самостоятельно.
Если же судьбы нет, то самое время было ее создать.
Мысли Марка были прерваны тихим приближающимся шорохом. Оглянувшись, он увидел человеческий силуэт. Впрочем, в Зоне было, как минимум, пять-шесть видов созданий, чьи очертания напоминали человеческие, поэтому Марк внутренне напрягся и расстегнул пальцем кобуру.
Орех тоже привстал, подцепив рукой ремень автомата, и крикнул:
— Стой, стрелять буду!
— Не стреляйте, сталкеры! — послышался голос.
Хотя по меркам Зоны столь короткая и ровным счетом ничего не проясняющая просьба о мире была недостаточной, Орех все же не стал стрелять. Фигура приблизилась, и свет костра озарил лицо человека средних лет, небольшого роста и с умным взглядом.
— Сенатор! — удивился Орех. — Ты что тут делаешь?
— Пустите погреться у костра? — спросил Сенатор, глядя на Марка.
Марк помедлил.
— Я не отниму у вас много времени, — ободряюще сказал Сенатор и сел рядом с огнем, вытянув к нему руки. — Простите, друзья мои, но мои пальцы уже не те. Плохо мне даются холодные ночи.{32}
На Сенаторе был плотный плащ с длинными полами и капюшоном, не имеющий ничего общего со сталкерским обмундированием. Самый обыкновенный плащ, который можно заметить дождливыми вечерами в городах на спешащих с работы к домашнему чаю жителях. С собой у него, кажется, не было ни рюкзака, ни оружия, хотя под плащом можно было спрятать совсем немного полезного в Зоне добра. Но, как говорил сталкер Клык, у каждого свой стиль.
— А что ты тут делаешь? — спросил Орех, тоже садясь и кладя автомат на землю.
— Решил попытать счастья в поиске артефактов, — ответил Сенатор, вновь глядя на Марка. — В такую ночь грех оставаться за стенами. Нужно ценить все, что видишь вокруг себя, и наслаждаться этим, пока не истекли отпущенные тебе часы. А ты, мой друг, очевидно, Марк?
— Да, — ответил Марк, усаживаясь с противоположной стороны костра. — Мы знакомы?
— Твоя слава тебя опережает, — ответил Сенатор, медленно приблизив пальцы почти к самому пламени. — И твой друг очень хорошо сегодня отзывался о тебе в баре.
Марк кинул косой взгляд в сторону партнера, и Орех со смущенной улыбкой пожал плечами.
— Будешь ужинать? — спросил Орех, протягивая Сенатору открытую банку фасоли с грибами.
— Благодарю покорно, это очень кстати, — сказал Сенатор приветливо, беря банку и кладя ее на угли. — А вот мой вклад в общий стол.
С этими словами Сенатор запустил руку в один из бездонных карманов плаща и вытащил пластиковую литровую бутылку, которую, не глядя, передал Ореху:
— Держи подарок, сталкер.
Орех недоуменно принял бутылку, открыл, приложился и сделал глоток. Глаза его округлились.
— Да это же квас, настоящий! — воскликнул он. — Откуда у тебя квас?!
— Из бара, конечно! — лукаво усмехнувшись, ответил Сенатор. — Подобные вещи тут хранятся лишь в бронированных холодильниках.
— Супер! Марк, зацени! — воскликнул Орех, передавая бутылку.
Марк взял ее и попробовал. Квас действительно был неплох — настоявшийся, холодный и неожиданный.
— Спасибо, — коротко поблагодарил он и передал бутылку Сенатору.
Тот тоже отпил немного, вернул Ореху и сказал:
— Ваше здоровье, друзья мои.
Вытащив складной нож, он двумя движениями преобразовал его в вилку, поднял разогретую банку и принялся за еду.
Марк взглянул на Ореха. Тот успокаивающе прикрыл глаза и кивнул.
— Прошу извинить меня за вторжение, мне нужно где-то передохнуть, — произнес Сенатор, опустошив банку. — А поскольку Орех однажды воспользовался моим гостеприимством в другом районе Кордона при аналогичных обстоятельствах, я счел достаточно приемлемым испытать ваше терпение, когда это стало необходимым.
— Ты тогда здорово меня выручил, Сенатор, — с легким смущением сказал Орех. — Я приполз без единого патрона и дико уставший.
— Более того, мой юный друг, без единой зубочистки, — добавил Сенатор, впервые за все время посмотрев на молодого сталкера. — И ты съел весь мой ужин и отключился, хотя по правилам, если ночью в Зоне вместе оказалось двое и более персон, то нужно по очереди стоять на часах, не обращая внимания на усталость. Но я не виню тебя, так как уверен, что в этот раз ты поступишь мудрее.
— Мы планировали дежурить по очереди, — произнес Марк, глядя на совсем сконфуженного Ореха.
— И кто должен дежурить первым? — спросил Сенатор.
— Я, — ответил Марк. — До двух часов.
— Боюсь, мой друг, тебе придется нести вахту до самого утра, — сказал Сенатор, снова глядя на Марка. — Нельзя недооценивать склонность этого юноши ко сну.
— У каждого свои недостатки, — возразил Марк.
— У каждого свое понимание сна, — ответил Сенатор.
Наступило молчание, в котором треск пламени слышался особенно четко, и Марк внезапно понял, что вой чернобыльских псов прекратился.
— Ты даже не заметил, как стало тихо вокруг, — произнес Сенатор, словно прочитав мысли Марка. — И в нужный момент ты можешь не услышать грома. Ты совсем новый человек в Зоне, а она совсем новая для тебя. Во взаимоотношениях Зоны и каждого сталкера есть свой, индивидуальный срок, в течение которого они привыкают друг к другу. Но ты не так прост, сталкер Марк. Это чувствуется. Ты никогда не привыкнешь к Зоне.
— Не знал, что я настолько выделяюсь.
— Выделяешься. Это заметили почти все обитатели Кордона.
— Почти, но не все. И я не планирую привыкать к Зоне.
— Зона у каждого своя, — вздохнул Сенатор. — Для большинства сталкеров она стала последним пристанищем. Как у живых, так и у ушедших в лучший мир. Или в худший, кому какая доля выпала. Однако пристанище не всегда становится тем, что человек выбирает добровольно. Счастлив тот, кому есть куда идти из Зоны. А как быть с теми, для кого Зона — последний шанс?
— К чему ты клонишь? — спросил Марк.
— Я клоню к тому, что ты один из тех, для кого Зона стала последним шансом найти покой.
Орех, для которого эти разговоры были чересчур мудреными, начал сосредоточенно протирать автомат, поэтому не видел изменившегося лица Марка.
— Почему это Зона стала для меня последним шансом? — спросил Марк, чувствуя легкий озноб.
— Почему это Зона стала для меня последним шансом? — спросил Марк, чувствуя легкий озноб.
— Ты человек решительный, но твоя решимость остаточная. Основная ее часть ушла на то, чтобы набраться сил сделать выбор и прийти в Зону, надеясь тут окончательно все узнать.
— Кто ты? — спросил Марк, стискивая и разжимая кулаки. — Ты же меня не знаешь.
— Я тот, кого ты перед собой видишь, — ответил Сенатор. — И хотя я не знаю подробностей о том камне, что ты носишь на сердце, я тем не менее вижу тебя в общих чертах. Видеть и понимать чью-либо роль в общей картине намного лучше, чем замечать отдельные и ничего не значащие подробности, Марк.
— У каждого свой камень на душе, — тихо сказал сталкер.
— Но твой камень не порожден тобою. Это переживание за другого, близкого тебе человека. Это сразу видно, и это заметили бы все остальные, не будь у них собственных камней, ими же самими и порожденных. Эгоист не видит чужой боли. Но твоя боль действительно сильна, раз забросила тебя в Зону.
Озноб усилился, и Марк придвинулся поближе к пламени.
— Вот почему ты здесь, — продолжал Сенатор. — В том мире перед тобой встали неразрешимые вопросы, ответы на которые ты мог найти лишь в Зоне. Но Зона — место коварное. Она может дать любой ответ, после чего так же легко убить того, кто этот ответ искал. Однако твоя боль оказалась настолько сильной, что ты готов даже на смерть, лишь бы это принесло тебе объяснение. Вот почему ты здесь. Чтобы найти покой. И ты на все пойдешь, чтобы докопаться до истины.
— На все, — глухо подтвердил Марк.
— Вижу, тебе уже пришлось убивать людей.
— Пришлось, — прошептал Марк.
— Ты не найдешь себе мира, если сейчас все бросишь и вернешься домой.
— Я не собираюсь возвращаться, — произнес Марк, пытаясь совладать с собой.
Напряжение последних лет, которое он тщательно подавлял, отчаянно прорывалось наружу. Он закрыл лицо руками и пожелал, чтобы Орех куда-нибудь отлучился по любому поводу.
И его желание внезапно сбылось.
— Я скоро буду, — объявил Орех, повесил автомат на плечо и встал. — Мать-природа зовет по личной нужде.
— Будь осторожен, — сказал Сенатор, и Орех ушел, что-то насвистывая.
— Я не вернусь, — повторил Марк чуть громче, отнимая руки от лица и едва сдерживая слезы. — Получится у меня или не получится, вернуться обратно у меня нет шансов.
— Получится, конечно, — заверил его Сенатор. — А вернешься ты или нет, уже не столь важно. Будь это важнее, ты бы просто не пришел сюда. В любом деле нужно видеть успех не в том, чтобы обязательно добиться результата, а в том, чтобы костьми лечь, но сделать все, на что ты был способен. Это закончится либо получением желаемого, либо гибелью на пути к нему. И то и другое можно считать успехом. Жить по-другому просто не имеет смысла.
— Тогда я определенно намерен добиться успеха, — мрачно заметил Марк.
— И что же тебя гложет? — спросил Сенатор.
Марк глубоко вздохнул и успокоился. И ответил:
— То, что я могу не выдержать и стать кем-то другим.
— Да, это действительно опасно, — согласился Сенатор. — Позволь, я попробую угадать, что конкретно ты собираешься сделать. Ты идешь в глубь Зоны. Именно там и хранятся ответы на интересующие тебя вопросы.
— Насколько я тебя узнал за эти пять минут, тебе не составило труда догадаться о моих намерениях, — сказал Марк, подобрал с земли веточку и начал покручивать ее пальцами.
— Тогда позволь мне угадать и причины. Второй взрыв в районе ЧАЭС разрушил множество жизней, и это каким-то образом коснулось близкого тебе человека. И ты намерен добраться до северных районов Зоны, чтобы все узнать. Я прав?
Резким движением Марк сломал веточку и неподвижно уставился на обе половинки. Сенатор встал, подошел к нему и аккуратно вытащил обломки из его пальцев.
— Сломать всегда проще, чем восстановить, — сказал он и бросил половинки в огонь. — Но все же можно. Намного хуже, если обломки сгорают. Тогда восстановить их невозможно, и остается лишь горькая память.
Марк ничего не ответил.
— А вот и я, — послышался голос Ореха. — Не ждали?
— Побудь тут, я тоже пройдусь, — сказал Марк, встал и, засунув руки в карманы и бросив многозначительный взгляд на Сенатора, направился в темноту деревьев.
— Кстати, да, нужно выбросить мусор, — сказал Сенатор извиняющимся тоном, взял пустую банку и поднялся. — Ты тут не сильно будешь скучать?
Орех, не отрываясь от бутылки с квасом, скосил на него глаза и хмыкнул.
Отойдя метров на сорок, Марк закрыл глаза, обхватил рукой ствол дерева и бессильно прижался к нему лбом. Свисающие с веток сероватые волокна Жгучего Пуха потянулись к нему, но облако обжигающих частиц так и не выбросили — дерево набиралось сил к завтрашней охоте. Лес застыл под звездным небом, напоминая кадр на фотопленке. Не шевелился ни один лист, ни одна травинка.
Отпустив дерево, Марк повернулся, прислонился к нему спиной и с силой провел рукой по лицу.
Тяжело быть машиной, предназначенной для выполнения только одной задачи…
Сенатор бесшумно возник перед ним:
— Я не стану выпытывать у тебя подробности. Но если ты не будешь хотя бы физически находиться рядом с теми, кто тебя поддерживает, ты сломаешься. Сталкеры в Зоне имеют собственные, но очень похожие проблемы. Сильнейшие духом слабеют в условиях одиночества. Ты более одинок в этом месте, чем любой другой сталкер.
Марк опустил руку и сквозь зубы втянул в себя воздух.
— Я за пять лет не открылся ни одному человеку, — сказал он, качая головой. — Ни единому. Думал, смогу держать все в себе. Даже гордился этим. Но тогда все было проще. Кругом всегда были люди. Спокойные, цивилизованные люди. И осознание собственной тайны не так сильно тяготило. Здесь же я сам по себе.
— Могу я тебя попросить кое о чем? — произнес Сенатор.
— О чем? — спросил Марк тихо.
— Я прошу довести меня до Заслона.
Марк удивленно взглянул на него:
— Зачем?
Сенатор моргнул:
— Я хочу домой.
— Твой дом в Припяти?
— Нет, конечно. Но там я стану ближе к дому.
Марк попытался совладать с круговоротом мыслей в голове. Получилось не очень удачно.
— Группа уже укомплектована, — сказал он. — Кроме того, я тебя не знаю, что бы ты мне ни говорил.
— Насколько я понимаю, главным в вашей группе должен быть кто-либо из проводников. Значит, это не ты.
— Не я.
— Стало быть, он решает подобные вопросы. Предложи ему мою кандидатуру в качестве члена команды. Если он откажется, я уйду.
Марк ничего не ответил, и Сенатор продолжил:
— А относительно того, что мы с тобой не знаем друг друга… Скажи мне, Марк, много ли ты общался с другими сталкерами, чтобы с уверенностью заявлять, что знаешь их лучше, чем меня?
Эти слова прояснили сознание Марка. Напряженно пытаясь поставить каждую мысль на место, он был вынужден признать, что Сенатор в самом деле стал ему более близким собеседником, чем Борланд или Орех.
— Спросишь, чем я могу пригодиться? — Сенатор посмотрел на луну. — Я, что называется, могу чувствовать Зону. Очень хорошо переношу психологически любые ее проявления и адаптируюсь к ситуации посредством духовного слияния с ее сутью. Сталкеры называют это шаманством.
Марк по-прежнему молчал. Теперь уже озадаченно.
— Скажу тебе еще одну вещь. Как бы ты ни старался забыть свою человеческую сущность, я в течение всего времени, что мы проведем вместе, буду тебе о ней напоминать. Если ты станешь вести себя как машина, то, достигнув цели, забудешь, зачем к ней шел. Я сделаю все, чтобы не допустить этого.
Неизвестно, насколько хорошо Сенатор знал, о чем говорит, но опять безошибочно попал в цель. Марк криво улыбнулся и произнес:
— Ты принят. Я поговорю с главным.
— Очень хорошо, — сказал Сенатор с невозмутимым видом, словно другого ответа и не ждал. — Теперь советую вернуться к костру, пока наш юный друг не вздумал нас искать.
Обратный путь они проделали молча и застали Ореха в безмятежном состоянии. Тот видел третий сон.
Сенатор рассмеялся:
— Что я говорил? Похоже, один из команды уже немного нас опережает. Рекомендую последовать его примеру. Выспаться сейчас не повредит.
Марк не нашел в себе сил возражать, к тому же в этом не было необходимости. Он просто лег на землю, положив под голову рюкзак, но тут же опомнился:
— Сейчас моя очередь дежурить.
— Спи, — осадил его Сенатор.
Он сел и протянул руки к костру, как делал это раньше:
— Если мне нужна будет смена, я скажу.
Марк откинулся на рюкзак, посмотрел на небо и закрыл глаза. Признавшись себе, что может не выдержать операцию, он почувствовал себя намного лучше — хорошо быть честным с самим собой. А что касается Сенатора… Помощник, который способен в случае чего вытянуть все дело на собственных нервах, просто необходим.