Адам Багдай Тайна черного зонта
ЧАСТЬ I
Глава I КРАСНЫЙ БЛОКНОТ
— Ты куда, Кубусь?
— У меня дела.
— Обед в холодильнике.
— Спасибо, мама.
— Смотри, чтоб не подгорели котлеты.
— Не волнуйся, мама.
— Что собираешься делать?
— Да так, ничего особенного.
— Сынок, только не натвори чего-нибудь.
— Можешь не волноваться.
— А вот пан Ковальский жаловался, что ты обвинил его в краже половика.
— Все уже выяснилось.
— Ты извинился?
— Конечно.
— А кто украл половик?
— Прыщавый Болек.
— Интересно, как ты узнал?
— У меня свой метод. — Мальчик слегка надул губы и еще на шаг приблизился к двери. Ему хотелось ускользнуть, пока мать не вспомнила о мусорном ведре, которое нужно вынести, и о прачечной, откуда надо принести белье.
Он украдкой взглянул на причесывающуюся мать, сидевшую перед зеркалом на низенькой табуреточке. У матери было приятное, с мягкими чертами лицо, спокойные ясные глаза. Кубусь очень ее любил и считал, что она самая красивая из всех матерей на свете.
Они жили в одном из «спальных» районов Варшавы и, по выражению матери, вели холостяцкое хозяйство. Пани Павликовой, служившей редактором в Польском агентстве печати, приходилось работать в разные смены, и она постоянно жаловалась, что не может уделять сыну достаточно времени.
На протяжении всего учебного года Кубусь занимался в школьных кружках. Обедал он тоже в школе. Теперь же, когда учебный год кончился, Кубусь вел совершенно самостоятельную жизнь. Он научился разогревать котлеты, оставленные мамой в холодильнике, варить кофе, жарить яичницу и даже делать омлет, изумительный омлет с джемом. Одним словом, это был вполне самостоятельный и исключительно практичный паренек.
Сейчас, глядя на мать, Кубусь подумал, что и в самом деле нужно бы вынести мусорное ведро, сходить за бельем. Его одолевали сомнения, но он все же решил, что мусорное ведро и белье могут подождать до вечера. У него есть более важные дела.
Кубусь взялся было за ручку двери, но мать остановила его:
— Постой… — Она в последний раз не спеша провела по волосам расческой и отвернулась от зеркала. — Меня немного беспокоит твое поведение… В последнее время ты сделался страшно таинственным.
— Так только кажется, мама.
— Как будто тебя называют Кубусь Детектив?
Мальчик вспыхнул румянцем до корней волос, уставился мрачным взглядом на носки своих кроссовок и неуверенно пробормотал:
— Ну да… А что тут плохого?
— Конечно, ничего страшного, только… не можешь ли ты найти себе какое-то иное развлечение?
— Это вовсе не развлечение, — живо запротестовал Кубусь.
— Ты слишком молод для этого и можешь навлечь на себя неприятности. Пани Каспрусева будто бы застала тебя в шкафу в своей квартире.
— Вранье! — почти выкрикнул Кубусь. — Это был не шкаф, а сундук в сенях.
— А что ты там делал?
— Следил за старым Мацеем, тем самым, что чинит кастрюли.
— Боже мой! — Мать заломила руки. — Разве нельзя заняться чем-то иным?
— Но ведь у пани Каспрусевой пропала из курятника курица.
На губах матери мелькнула легкая улыбка.
— И ты, разумеется, выследил вора.
— Нет, нетипичный случай. Оказалось, курицу загрыз Збуй, пес Фаряшевских.
— Ой, Кубусь, дитя мое, — рассмеялась мать. — И когда ты наконец повзрослеешь? Не дождусь, когда мы выберемся из Варшавы.
Допрос завершился благополучно. Мать подошла к шкафу и, вынув сумочку, стала укладывать в нее разную мелочь: расческу, пудреницу, кошелек, чистый носовой платок, календарик… Кубусь придвинулся ближе и, быстро поцеловав мать в щеку, одним прыжком оказался у двери. С возгласом «Чао, мамуся!» он толкнул дверь и, выскочив на лестничную площадку, с облегчением вздохнул:
— Обошлось без слез…
Спустившись вниз, он вынул из кармана красный блокнот — свою самую большую драгоценность. На первой странице каллиграфическим почерком было выведено крупными буквами: ДНЕВНИК ДЕТЕКТИВА. А дальше теснились загадочные заметки, понятные лишь ему самому. Он просмотрел последнюю запись. Взгляд его задержался на подчеркнутой красным карандашом фразе: «Дело о краже половика закончено 24 июня. Виновник: Прыщавый Болек». И Кубусь понял, что обманул свою мать. Дело в том, что все криминальные загадки последних дней он разгадал и, собственно говоря, у него не было больше работы. Но Кубусь не особенно огорчился этим обстоятельством. Он знал, что каждый день несет с собой что-то новое.
Кубусь шел, погруженный в раздумье, пока не увидел своего приятеля Янека Пирога, прозванного Ленивцем. Удобно развалившись на лавочке, Янек подставлял солнцу свое полное, лоснившееся от пота лицо и, прикрыв глаза, с выражением блаженного ничегонеделания изредка сплевывал на дорожку.
— Чао! — приветствовал его Кубусь.
— Чао! — буркнул в ответ Ленивец, не изменив позы и соизволив лишь чуть-чуть приоткрыть глаза.
— Что поделываешь?
— А ничего.
— Совсем ничего? Но ты ведь сидишь.
— Сижу и раздумываю о том о сем.
— О чем же, например?
— О том, что хорошо бы сходить на речку.
— Так почему не идешь?
— Не хочется.
— Тогда почему об этом думаешь?
— Да солнце так ласково светит, и приятно помечтать о речке.
«Совсем крыша поехала», — подумал Кубусь, но из симпатии к Ленивцу не произнес этого вслух, а немного помолчал.
— И долго будешь здесь сидеть? — спросил он наконец.
— Сам не знаю.
— Тогда поглядывай кругом хорошенько, не увидишь ли какого подозрительного типа.
Ленивец раскрыл глаза чуть пошире.
— А какой он, этот подозрительный тип?
— Такой, что вроде бы ходит как ни в чем не бывало, а сам тем временем что-то замышляет. Понятно?
— Не очень, но для тебя буду поглядывать.
— Ну, тогда чао!
— Чао! — Ленивец зевнул и с явным удовольствием закрыл глаза.
Глава II ВНИМАНИЕ! ПРОПАЛА ТАКСА
Солнце ласково пригревало, было светло, и вокруг царило радостное оживление. С ивы на соседние тополя вспорхнула стайка чирикающих воробьев, а над крышами домов кружились голуби.
Кубусь Детектив спокойно и уверенно шагал вдоль домов. Он шел, задумавшись, размышляя о Ленивце: «Как он может просидеть полдня на лавочке без всякого движения? Да у него на теле, наверно, рубцы от скамейки образовались». Кубусь был прирожденным мыслителем. Он мог найти свое объяснение любому явлению, но инертность Ленивца до сих пор оставалась для него загадкой.
Возле универсама Кубусь задержался, заметив стоявшую в окружении детей седую дородную женщину в темном шелковом платье и белой соломенной шляпке. Он узнал ее еще издали. Это была пани Шротова, жена доктора, бабушка Зыся Шрота. В кольце взъерошенных детских головок она выглядела могучей скалой, возвышавшейся над светлыми камешками. Женщина что-то взволнованно говорила, оживленно при этом жестикулируя.
Кубусь подошел ближе.
— Милые мои ребятки, — обращалась к юным слушателям пани Шротова, заламывая руки. — Если кто-то из вас найдет мою маленькую Крецю, пусть приведет ее ко мне. Я живу на втором этаже в третьем корпусе. Ну что за несчастье, что за беда! Мой бедный любимый песик!
Рыжая Казя, первой заметившая приближавшегося Кубуся, восторженно закричала:
— Ой, посмотрите — Кубусь Детектив! Он нашел вора, укравшего половик у пани Залесиньской. Он, наверно, найдет вам и Крецю.
— Простите, что здесь происходит? — с достоинством осведомился Кубусь.
— Мальчик мой! — вскричала пани Шротова, вытянув к нему руки. — Я тебя озолочу, если найдешь мою Крецю, мою дорогую маленькую таксочку…
— Простите, пожалуйста, — перебил ее Кубусь, — сначала мне нужно выяснить все детали.
Детвора уважительно расступилась, пропустив детектива к опечаленной старушке, которая, волнуясь, начала свой рассказ:
— Представьте себе, мой милый, пошла я в магазин, а этот невежа директор говорит, что с собаками заходить нельзя. Так что мне оставалось делать? Я привязала Крецю к решетке, купила того-сего, вышла из магазина, а тут… что за несчастье! Нет моей бедной Креци…
— Не надо волноваться, уважаемая пани, — успокоил ее юный детектив. — Если до вечера я не доставлю вам Крецю, то буду самым большим разгильдяем на свете.
Детвора восхищенно зашепталась. Пани Шротова еще шире развела руки, словно собираясь обнять Кубуся.
— Одну минуточку, уважаемая пани, — остановил он ее. — Сначала мне хотелось бы получить абсолютно точные данные. — Кубусь ловко вытащил из кармана блокнот и, раскрыв его на чистой странице, записал: «Дело Креци». Потом, перейдя на официальный тон, произнес: — Когда это случилось?
— Только что, прошло минут пять. Кубусь бросил беглый взгляд на часы.
— Значит, в десять сорок, — уточнил он, записывая, и вежливо спросил: — Как долго вы пробыли в магазине?
— Не помню.
— Это очень важно.
— Ну, скажем, пятнадцать минут.
— Пятнадцать минут, — аккуратно вывел Кубусь в блокноте. — Порода собаки?
— Длинношерстная такса.
— Ее возраст?
— Еще и годика нет, бедняжка.
— Окрас?
— Коричневая с подпалинами.
— Особые приметы?
— Очень любила сладкое.
— Какой на ней был ошейник?
— Кожаный с серебряными накладками.
— А поводок?
— Обычный. Кожаный ремешок.
— Благодарю. — Кубусь с треском захлопнул блокнот и успокаивающе улыбнулся. — Пожалуйста, не волнуйтесь. Еще до вечера постараюсь привести к вам Крецю. — Он вежливо кивнул, как подобает воспитанному человеку, после чего с весьма загадочным видом удалился в сторону четвертого корпуса.
Рыжая Казя повернула свою конопатую мордашку к пани Шротовой.
— Вот видите, я же говорила, что Кубусь Детектив все вам уладит.
Пани Шротова проводила Кубуся загоревшимся взглядом.
— Дай бог, чтобы все у него получилось! Такой милый мальчик!
Глава III В ПОХОД ЗА КРЕЦЕЙ
У четвертого корпуса Кубусь завернул за угол и посмотрел вверх на третий этаж, где на одном из балконов бушевало пламя красных пеларгоний. Он заметил торчавшую между прутьями балкона старую поломанную выбивалку для ковров. Это означало, что Гипця дома.
Кубусь обрадовался, ему хотелось как можно скорее поделиться свежей новостью со своей помощницей. Вложив два пальца в рот, он свистнул — дважды коротко и один раз протяжно. Сигнал прозвучал, и на балконе показалось маленькое лукавое личико Гипци.
— Чао! — приветствовала она Кубуся.
— Чао! — откликнулся тот.
— Что нового?
— Спускайся вниз, узнаешь.
— Не могу, я учу урок.
— И сейчас зубришь? Да ведь каникулы!
— Английский. Сегодня последний раз занимаюсь с пани Баумановой. А что случилось?
— Выходи, расскажу.
— Подожди! — Гипця втянула на балкон выбивалку и, положив ее на цветочный поддон, мгновенно исчезла в комнате. Ее каблучки застучали по ступенькам лестницы, и тут же из входных дверей выбежала невысокая и подвижная как ртуть девочка. В тесно облегающих темно-синих джинсах она выглядела издали форменным мальчишкой.
— Ну, говори! — задыхаясь, выкрикнула она.
— Новое дело.
— Какое?
— Интересное, — невозмутимо проронил Кубусь и рассказал о встрече с пани Шротовой и исчезновении Креци.
— Думаешь, ее кто-то свистнул?
— Не имею представления.
— Может, сама удрала?
— Это надо проверить.
Гипця с сомнением покачала головой.
— Дело интересное, но как ты найдешь маленькую таксу в громадной Варшаве?
— Не беспокойся. Хочешь узнать, каким методом я пользуюсь в таких случаях? Идем со мной, может, чему-нибудь научишься.
— А английский?
— Это так важно? — Кубусь озабоченно почесал за ухом.
— А то! Мамуся говорит, что современный человек не может обойтись без знания иностранного языка.
— Это правда, но… — Кубусь глубоко задумался, потом хлопнул рукой по бедру. — У меня идея! Возьмешь с собой книжку и подзубришь, пока будешь меня ожидать.
— Попробую! — обрадовалась Гипця и бегом кинулась к дому.
— Подожди, — удержал ее Кубусь.
— А что?
— Возьми у мамы немного денег.
— Для чего тебе?
— На пиво деду Куфелю.
— А если мама не даст?
— Тогда не найдем Крецю.
— Прости, а какое отношение имеет Креця к деду Куфелю?
— Узнаешь. В этом и заключается мой метод.
— Попробую. — Гипця приветственно взмахнула рукой и, улыбнувшись Кубусю, вбежала на лестницу.
Глава IV ДЕД КУФЕЛЬ
— О деньгах не беспокойся, — сказал Кубусь, когда они подходили к бару «У Белой Розы».
Ребята давно миновали новые дома, поблескивающие издали на солнце зеркальной гладью окон и цветной штукатуркой, и углубились в лабиринт узких немощеных улочек. Теперь они шли вдоль низких покосившихся загородных домиков, окруженных небольшими садиками. Из садиков доносился аромат цветущей черемухи, а из открытых окон — запахи готовящихся блюд. Друзья проходили мимо черных, покрытых толем голубятен, повалившихся заборов, мусорных куч, длинных жилых бараков. Они вступили в совершенно иной мир. Гипця с любопытством присматривалась к своему шефу.
— Эти два злотых — пустяк, — весело проговорила она. — Мама дала их на мороженое.
— Я тебе верну, как только уладим дело.
— Глупости, касса ведь общая.
— Не люблю, когда обманывают.
— Я тоже не люблю, но мороженое предназначалось мне.
Девочка взглянула на задумавшегося Кубуся, который шел с таким загадочным видом, будто размышлял об экспедиции на Луну. Гипця не могла долго выдержать без разговоров, длительное молчание смущало и беспокоило ее, и она робко заговорила:
— Слушай, а кто такой дед Куфель?
— Не знаешь деда Куфеля? — удивился Кубусь, огорченный подобным невежеством. — Да он самый важный человек в наших местах.
— А что он делает?
— Пьет пиво и знает обо всем, что происходит на Чернякове.
— А чем занимается?
Кубусь снисходительно улыбнулся.
— Раз он все знает, ему уже не нужно ничем заниматься.
— Интересно, — задумчиво протянула Гипця. — А он будет знать, куда подевалась Креця?
— Нет, он не занимается такими мелочами.
— Тогда зачем мы к нему идем?
— Не беспокойся, все будет в порядке.
Ребята подошли к бару «У Белой Розы». Здание бара имело довольно невзрачный вид. Одноэтажный дом с красным кирпичным фундаментом и обшарпанными желтыми стенами, находившийся в окружении неказистых бараков и сараев, глядел на немощеную улицу двумя подслеповатыми запыленными окнами. За стеклом одного из них виднелось блюдо с парочкой сельдей, киснувших в какой-то серой жиже, и несколько бутылок местного вина; во втором красовался выцветший плакат, призывавший покупать билеты спортивной лотереи. Из открытой двери тянуло запахами табачного дыма, прокисшего пива и несвежей маринованной селедки.
В этот ранний час в баре было еще пусто и тихо. Тишину нарушала лишь лившаяся из магнитофона печальная мелодия, выводимая тоскливыми голосами скрипок.
Кубусь остановился.
— Подожди меня здесь, — попросил он Гипцю, — я быстро все улажу. А ты за это время можешь подзубрить английские слова для пани Баумановой.
— Ха! — усмехнулась Гипця. — Мне бы тоже хотелось увидеть деда Куфеля. Ты уверен, что он здесь?
— На все сто. Если его здесь нет, значит, он уже умер.
— Тогда я иду с тобой, хочу ознакомиться с твоим методом.
Кубусь неохотно кивнул.
— Идем, только прошу тебя, не открывай рот, а то все может пойти насмарку!
Они вошли в первый зал, в глубине которого поблескивали отполированная стойка и никелированная кофеварка. В углу над недопитой кружкой пива дремал какой-то пьяный верзила. За стойкой бара высилась буфетчица в белом халате. Кубусь вежливо поздоровался:
— Добрый день. Нет ли здесь у вас деда Куфеля?
— Он в том садике, — нехотя обронила буфетчица разочарованным тоном.
В тенистом садике царила приятная прохлада. Небольшое пространство, окруженное разросшимися кустами сирени и жасмина, было уставлено желтыми столиками и колченогими стульями. В углу, почти в самой гуще кустарника, привалившись к столу, подремывал дед Куфель.
Это был такой чудной старик, что Гипця едва не расхохоталась. Однако чувствительный тычок Кубуся вовремя призвал ее к порядку.
Дед был кругленький, как бильярдный шар; на его красном лице под голым, словно отполированным черепом торчал большой нос картошкой и светились маленькие смеющиеся глазки. Картину дополняли пожелтевшие от табачного дыма, лихо закрученные усики.
Не менее странно выглядел и наряд деда — не то облачение циркового клоуна, не то костюм колдуна из какого-то мультика. На нем был короткий черный сюртук, не скрывавший толстой шеи и с трудом сходившийся на округлом животике. Из-под сюртука выглядывала фланелевая рубашка в крупную клетку. На коротеньких ножках красовались старомодные брюки в полоску, а на босых ступнях — черные галоши. Заметно было, что отдельные предметы этого странного гардероба имеют весьма давнее происхождение, ибо сюртук на плечах расползся по швам, а брюки обтрепались так, будто их снизу обгрызли мыши. Несмотря на все это, старичок своим поведением пытался сохранить видимость некоторой элегантности.
При появлении детей дед Куфель приоткрыл один глаз и приветливо улыбнулся.