Пятна крови были повсюду – разлетелись брызгами даже на листья пальм.
Лене Шаповаловой раскроили голову в уголке отдыха. По крайней мере, только у одной женщины Егор видел такие уродливые колени. Кто-то был, видимо, очень зол на нее.
9Сорокин мерил шагами кабинет директора и молчал. Он о чем-то думал, и Егор даже представить себе не мог, как он мыслит.
«Интересно, он знает о том, что Инна и Федор – родственники Веры Никитиной, или он тот случай вообще не вспоминает?» – Егор молча смотрел в окно.
Егору начальник службы безопасности не нравился. Это был почти двухметрового роста плотный седой мужчина, много лет прослуживший в армии, а Егор плохо относился к людям, любящим раздавать команды.
– Кто-то все-таки добрался до этой сучонки. – Сорокин засопел. – Егор Алексеевич, а ведь это и ваше упущение.
– И в чем оно состоит?
– Шаповалова много лет терроризировала коллектив, и вы как директор…
– Я здесь директором и двух месяцев не проработал… – отбрил Егор. – Не надо мне рассказывать о моих упущениях, Владимир Григорьевич. То, что Шаповалова была тяжелым человеком, я узнал совсем недавно, а вы знали всегда. Но я собирался ее уволить, а вы не сумели ее окоротить.
– Недоставало мне еще в бабские дрязги лезть!
– И теперь ваше нежелание пачкать руки вылезло нам боком. Три дня назад убита Данилова, сегодня – Шаповалова, кто будет следующим?
– Полиция разберется. – Сорокин навис над Егором. – Это что, претензии к моей работе?
– Считайте, как знаете. – Егор спокойно встретил яростный взгляд Сорокина. – Но вы либо начнете вникать и в дрязги тоже, либо мне придется найти человека, который будет в это вникать.
Какое-то время Сорокин разглядывал Егора, словно впервые видел, потом захохотал.
– Ну, надо же. Так ошибиться в человеке. – Владимир Григорьевич снова стал серьезным. – Да, Егор Алексеевич, похоже, вы правы. Нужно вникать в бабские дрязги и закручивать гайки. Если они уже убивать друг друга принялись, дело дрянь.
Наталья внесла поднос с кофе, и мужчины сели за стол.
– Хороший кофе. – Сорокин с удовольствием сделал глоток, смакуя вкус напитка. – У Попова она такой не подавала.
– Потому что он его не покупал, этот кофе покупаю я сам. Дешевая рыбка – паршивая уха, Владимир Григорьевич. Так что говорит полиция?
– Ее ударили сзади чем-то тяжелым – скорее всего, небольшой дубинкой. Все случилось там, где вы ее нашли. Первый удар сбил Шаповалову с ног, ну а дальше уж…
– Это был кто-то, кого она знала и к кому спокойно повернулась спиной.
– Да, Егор Алексеевич. Кто-то свой.
Они снова помолчали. Егору вдруг отчаянно захотелось оказаться в доме у Шатохиной, сидеть в библиотеке, читать книгу и смотреть, как за окном размахивает ветками яблоня. И пусть Патрик смотрит на него свысока, а Инна играет музыку, которая душу наизнанку выворачивает, но там спокойно и тихо. И там люди, понимающие его и принимающие. Как можно за три дня намертво привязаться к людям, Егор не знал – но это случилось. Они приняли его в свою жизнь, они говорили с ним так, словно он – нормальный человек, их не интересовало его неумение поддерживать светские разговоры, они и сами их не вели. Они были настоящими, и Егор знал, что поможет им. И очень важно, чтобы Сорокин ничего не заподозрил.
– Тот, кто убил Шаповалову, должен быть весь в крови. – Сорокин налил себе вторую чашку кофе. – Это не сотрудники, они все на месте, и ни на ком следов крови нет.
– Разве что этот человек переоделся. – Егор вспомнил уютный уголок недалеко от лифта. – Огороженное растущими в кадках деревьями пространство, в коридоре в это время никого нет, все заняты. Кто-то назначил ей встречу и, дождавшись удобного момента, убил.
– Беда в том, Егор Алексеевич, что слишком многие хотели ее смерти. – Сорокин покрутил в руках пустую кофейную чашку. – Покойная не просто многим мешала. У нее была страсть. Она очень любила узнавать тайны других сотрудников и планомерно их изводить. Я думаю, что кое-кого она шантажировала – и ей платили. Вряд ли деньгами, факт взятки можно было бы доказать. Нет, ей платили тем, что выполняли ее приказы – она ведь организовывала травлю сотрудников. А очень сложно изводить того, с кем ты вчера мирно гонял чаи в кабинете, если у тебя нет для этого веской причины, Шаповалова эти причины искала – и находила. И я думаю, что разговор всегда был такой: увольняться бесполезно, куда бы ты ни пришел работать, позвонят о тебе справиться на прежнее место, а тут уж я позабочусь.
– Гадость какая…
– Да, хорошего мало. У Шаповаловой был компромат практически на всех, я думаю. Пропала ее записная книжка, с которой она никогда не расставалась.
– То есть вы предполагаете, что она узнала о ком-то что-то до такой степени горячее, что человек предпочел за это убить? Что это может быть?
– У каждого могли быть свои причины. Для кого-то даже обнародование информации о том, что он участвовал в убийстве Кеннеди – ерунда, а кто-то убьет за вполне, на посторонний взгляд, невинную вещь. Все дело в отношении шантажируемого к этой информации, в его собственной оценке. А вывернуть можно любой факт как угодно. Вот, смотрите: Шаповалова несколько лет была любовницей Попова, прежнего директора. Когда она попыталась перебраться в вашу постель, у нее ничего не вышло…
– Подождите! – Егор ошалело уставился на Сорокина. – Она ничего такого не пыталась!
– Пыталась. – Сорокин едва сдержал смех. – Вспомните, когда вы только пришли к нам, она пригласила вас на склад, чтоб вы сами якобы увидели, как организована у них погрузка.
– Ну да. Плохо была организована. И склад нерационально использовался, кладовщику было поставлено на вид, я там пару дней находился, пока люди уяснили, что я от них требую…
Сорокин хохотал, не в силах сдержаться. Егор удивленно смотрел на него.
– Я не понимаю…
– Егор Алексеевич, ну нельзя же быть таким буквальным! – Сорокин отсмеялся, но веселье не ушло из глаз. – Она специально кладовщика услала, грузчиков распихала по складам, надела юбку провокационную, споткнулась на лестнице, скажете, нет?
– Споткнулась, да. Неловко получилось.
– А вы, Егор Алексеевич, зашли на склад, полный матрацев, и принялись считать полки, вычислять коэффициент эффективности их использования и выяснять, где кладовщик, допустивший небрежность с товаром.
Егор отлично помнил тот день. И правда, Елена тогда пыталась переключить его внимание на что-то другое, но на что? Его настолько занимало то, что товар был навален как попало и что грузить его при таком хранении довольно сложно… А ведь Шаповалова пыталась взять его под руку, обратить его внимание, как она едва не разбила коленку – и правда, юбку она надела слишком короткую, но…
– Вот дьявол. – Егор озадаченно посмотрел на Сорокина. – Мне и в голову не пришло. Она что же, рассчитывала, что я прямо там повалю ее на матрацы и… Да ну, глупость какая-то.
– Рассчитывала, еще как рассчитывала. Мы на эту мыльную оперу целый месяц любовались – то попросит вас подвезти ее, то зайдет якобы по делу, а сама начинает болтать о вещах посторонних, шутить и демонстрировать грудь, а дверь открыта и все видят…
– Честно говоря, она меня отвлекала от работы, и я уж хотел попросить Наташу, чтобы она ее не пускала ко мне. И дверь стал закрывать.
– Ну, да. – Сорокин с сожалением потряс пустой кофейник. – Когда сотрудники поняли, что ей ничего не светит, все были очень рады.
– Зачем ей нужно было обязательно спать с директором?
– Это такой тип людей. – Сорокин вздохнул – ему хотелось курить. – Они ничего собой не представляют, но их самооценка гораздо ниже, чем они того заслуживают, а амбиций выше крыши, и вот эта разница между самооценкой и амбициями вызывает у них постоянное желание унижать других и добиваться своего любыми способами. Ну, и совесть у них отсутствует как понятие, они считают, что обычные человеческие чувства – это выдумки писателей и кинорежиссеров.
– То есть такие люди не испытывают никаких чувств?
– Испытывают. Страх, ненависть, неуверенность – то, что испытывает в той или иной степени любой из нас, но у нормального человека противовесом являются воспитание и совесть, а у этих людей такого противовеса нет. Шаповалова искренне не понимала, что она делает нечто дурное – а почему нельзя, ведь это приводит к нужному результату? Такие люди используют секс как способ контроля, и этим поднимают свою самооценку. С другой стороны, они пытаются контролировать остальных, шантажом или запугиванием добиваясь от них послушания. А с вами у нее ничего не вышло, вы даже не заметили ее суеты. Она очень серьезно собирала на вас компромат, вы это знаете?
– Нет. – Егор почувствовал, как закипает внутри злость. – Но я видел, что происходит что-то не то. Больше я не намерен игнорировать нездоровую обстановку, которая сложилась в коллективе.
– Нет. – Егор почувствовал, как закипает внутри злость. – Но я видел, что происходит что-то не то. Больше я не намерен игнорировать нездоровую обстановку, которая сложилась в коллективе.
– Трудно будет это переломить, Егор Алексеевич. Ведь ничего явного, за что можно уцепиться и доказать, нет. Фактически идеальное преступление, вот в чем все дело.
– Я сегодня заказал услуги финансового аналитика для всех наших подразделений. Думаю, кое-что появится уже завтра.
– Неужели саму Витковскую наняли? – Сорокин с уважением посмотрел на Егора. – Лучше нее никого нет, но к ней записываться надо за месяц.
– Мы с Ольгой Владимировной давние знакомые, она мне не отказала. Завтра все будет.
– А кто знал, что вы собираетесь это сделать? – Сорокин вдруг стал очень серьезным. – Кому вы об этом сказали?
– Никому. Я решил это в какую-то минуту просто по наитию, тут же позвонил Ольге Владимировне и договорился о встрече. В течение получаса все решилось, я скопировал документы на диск и взял копии отчетов из своего сейфа, чтобы никого не привлекать к этому делу. Я даже заплатить ей собирался из собственных средств, чтобы не пропускать их через нашу бухгалтерию.
– Что-то вас к этому подтолкнуло. – Сорокин напрягся. – Что вас тревожит, Егор Алексеевич? Об этом я должен знать, скажите мне.
– Я не знаю, имеет ли это отношение к происходящему на фирме. – Егор отчего-то очень не хотел говорить Сорокину о ДТП. – Накануне праздника меня на улице едва не сшибла машина. Полиция считает, что это было сделано намеренно.
– Почему?
– Нашлись свидетели, которые утверждают, что водитель намеренно пытался меня сбить. Но, поскольку я никого в этом городе не знаю, кроме сотрудников фирмы, это маловероятно.
Егор решил не говорить Сорокину о записи с камер наблюдения кафе. Реутов рассказал ему, но можно ли об этом говорить с кем-то, Егор не знал, а потому решил Сорокину не сообщать.
– Скверно. – Сорокин задумчиво посмотрел в окно. – Странные дела творятся, Егор Алексеевич.
– Я думаю, надо Маслову доложить.
– Конечно, надо. – Сорокин вздохнул. – А насчет покушения на вас… поговорю с полицией, узнаю, что у них есть, а вам нужно быть осторожней, пока все не выяснится.
– А выяснится ли?
– Обязательно. – Сорокин поднялся. – Да, хочешь не хочешь – надо ставить в известность Маслова. Я сам с ним переговорю, Егор Алексеевич, а вы езжайте-ка домой. Что-то мне подсказывает, что вся эта история – только присказка, сказка еще впереди.
Он вышел, недовольно сопя, а Егор подошел к окну. События последних дней были настолько странными, что в голове у него образовалась каша из разрозненных фактов и фраз, и что-то важное крутилось в памяти, но он забыл, что именно.
А может, Шаповалову убил тот, кто убил Машу Данилову? Если Дима прав и это именно Маша подлила Вере в стакан наркотик, то сделала она это по чьему-то наущению – скорее всего, той же Шаповаловой. И это логично, потому что сама по себе Вера никак не мешала Маше, которая только-только была переведена в отдел, причем на тот момент травля уже затихла, Маша не принимала в ней участия и могла вообще о ней не знать. Так что не было у девушек ни давних счетов, ни ссор – они, скорее всего, по работе вообще не пересекались. Но кто-то дал Маше пузырек и велел влить содержимое Вере в стакан. Если Дима прав, то это была именно Шаповалова – да и не мешала Вера больше никому, похоже. Маша целый год знала, кто это был, но молчала. Ну, молчала-то понятно отчего: ей сказали, что она соучастница, так оно и было, и она не могла этого не понимать, но ее убедили, и она охотно дала себя уговорить, что – ну, просто случайно все вышло, невинная шутка привела к печальным последствиям, кто же знал. И тем не менее Маша была для Шаповаловой реальной угрозой – по глупости могла проболтаться. Она и проболталась почти – принялась ему рассказывать, что было на празднике год назад. И кто-то услышал и понял, что дурочка выболтает все, просто чтобы заинтересовать директора, на которого у нее были виды. И Маше быстро заткнули рот. Этот человек весь год прикидывал, что же делать с ней, а тут и решать ничего не надо, выхода другого не было. Но кто? Тот, кто затеял эту травлю, а кто, кроме Шаповаловой, мог принимать в этом участие? Кто использовал Шаповалову в своих целях, отвлекая внимание директора и сотрудников от того, что он делает? И тут не в контроле дело, тут цели осязаемые и финансовые. Но кто мог знать о грядущем аудите?
Егор обхватил голову руками. Дьявольская каша, которая заварилась, у него на глазах становилась все гуще, а он не знал, с какой стороны к ней подступиться, но что-то нужно делать, ведь люди не могут работать, когда такое происходит.
Зазвонил сотовый, и Егор увидел номер Шатохиной.
– Домой едем или ночевать тут решил?
– Едем, сейчас выхожу.
Сегодня они решили, что будут приезжать на работу вместе – пусть и на двух машинах. Егору хотелось ощущать присутствие новых друзей, потому что мысль о том, что кто-то собирается его убить, ему не нравилась. Он до конца в это не верил, отрицал это, но все-таки грызло сомнение: а вдруг Инна и Реутов правы, что тогда?
Он вошел на форум. Ему очень нужно было отвлечься, успокоиться, и привычный форумный уклад годился для этого.
«Привет, народ!»
Лилианна: «Оооооо, Купер! Нашлась пропажа! Где ты был, солнце мое?!»
«Дела, дела – но я думал только о тебе!»
Большой Брат: «Нам не хватало тебя, Купер. Мы тут организовываем помощь детскому дому, ты в доле?»
«Сбрось номер карточки, перечислю».
Лунатик: «Чувак, ты совсем потерялся. Нас тут преведы загонять принялись».
Преведами на форуме называли новичков, Егор ухмыльнулся, представив себе эту битву.
«Ребята, я ненадолго. Просто я тут немного увяз, как разгребусь с делами, так сразу появлюсь».
Дарима: «Купер, рада видеть. Не пропадай, очень прошу, ты нам нужен!»
«Вы мне тоже. Я на связи, Стая. Потом расскажу, Лилианна, готовь кофе и бутеры».
Егор отключил компьютер и улыбнулся. Всего десять минут, но такое ощущение, что он вместе со своей Стаей – это здорово.
И он вдруг подумал, что обязательно познакомит Шатохину и Федора со Стаей. Не в вирте, вряд ли они поймут форум, но на следующую встречу в парке у Исаакия он их пригласит обязательно.
10Вошла секретарша, собрала чашки на поднос. Егор посмотрел на стол, сгреб с него бумаги и запер в сейф. Наталья вернулась с чистой посудой, зашуршала в приемной.
– Наташа, ты чего домой не идешь?
– Иду, Егор Алексеевич. Уже собираюсь. Что Сорокин сказал, кто это мог быть?
– Не знаю, Наташа. – Егор открыл шкаф и взял куртку. – Тут у нас такие дела творятся… может, лучше тебе пока на работу не выходить? Возьми отпуск, я подпишу, посиди дома. Потому что если это какой-то психопат… Все-таки у тебя мальчишки.
– А можно? Правда можно? – Наталья радостно вскинулась. – Егор Алексеевич, а если я прямо сейчас напишу заявление?
– Пиши. – Егор улыбнулся. – Пока я здесь, подпишу, завтра сам передам в бухгалтерию.
– Ой… – Наталья отложила ручку. – А цветы как же? Нет. Тут ведь полив разный нужен, и разной водой, и кофе вам варить надо.
– Наташа, не глупи. Буду сам поливать твои веники, ничего с ними за неделю не сделается. И кофе сам себе сварю, что там варить.
– Обещаете?
– Обещаю. – Егор надел куртку. – Давай, пиши заявление и сиди дома, пока все не утрясется. Не думаю, что это продлится долго.
– Может, и долго. – Наталья вздохнула. – Ведь так и не нашли того, кто Вере отраву подлил, и кто изнасиловал ее, тоже не нашли…
Видимо, эта история угнетала Наталью до сих пор, и Егор подумал: странная штука – совесть. Ведь никто не осуждал Наталью, никто и слова ей не сказал – а она сама себя осудила, и супруга своего тоже, и мается теперь, и ничье осуждение не накажет ее больше, чем она сама себя наказала. Так почему же не у всех есть этот внутренний судья? У Шаповаловой, например, он либо в комплектацию при сборке не вошел, либо сломался в процессе эксплуатации.
Наталья подала Егору заявление и быстро оделась. Он понял, что секретарь боится выходить одна, и терпеливо ждал, пока она застегнет пальто с пушистым воротником, наденет шапочку.
– Не торопись. – Егор заметил нервные движения Натальи, пытающейся застегнуть сумку. – Я тебя домой на машине подброшу.
Они вместе заперли приемную и направились к выходу – сотрудники разошлись, кабинеты были закрыты.
Коридор был освещен от их двери – и только до лифта, далее лампочки не горели.
– Это, видимо, соседи отключили. – Наталья с опаской вглядывалась в темноту. – Что за люди…
– Что ты имеешь в виду?
– Освещение в этом коридоре подсоединено к каждому офису. Вот этот отрезок – наш, я свет оставила, в полночь он гаснет сам. А люди, которые арендуют офисы дальше, выключили у себя сразу, экономят, хоть много раз говорено, чтоб оставляли. Вот народ…