— Тошно ей! — огрызнулась домработница. — Конечно, это ж не по Парижам скакать.
— Ой, договоришься, Зинка. Уволю! — рыкнул Илья. В отличие от Эдика, горой встающего на защиту Верочки, у Ильи с родной сестрицей Анастасией отношения были сложные, едва ли не сложнее, чем с неродной Мартой. И фраза эта имела однозначный посыл — в семье он теперь самый старший, и он будет решать.
— А и увольняй! — подбоченилась Зинаида. — Думаешь, пропаду без такого… — она не договорила, обиженно отвернулась к окну.
— Да оглашайте вы уже свое завещание! — Верочка танцующей походкой прошлась по кабинету, присела на подлокотник кресла, в котором развалился Эдик. — Мы же все занятые люди, у нас времени в обрез.
Прежде чем ответить, нотариус посмотрел на наручные часы, мотнул лысеющей головой.
— Еще пять минут, господа! Нет еще одного наследника.
— Еще одного?!
Никогда раньше они не были так синхронны и так единодушны. Верочка испуганно сжала ладонь Эдика. Анастасия многозначительно переглянулась с Ильей. Даже Зинаида перестала шмыгать носом. Невозмутимым и, кажется, совершенно равнодушным к происходящему остался только Аким. Он стоял у стены, привалившись плечом к дверному косяку, его худое лицо не выражало ничего.
— Простите, а это вы сейчас о каком таком наследнике? — Анастасия, враз забывшая о Париже, даже привстала с места от избытка чувств. — Бабка решила еще кого-то из прислуги облагодетельствовать? — Она бросила полный раздражения взгляд на Зинаиду.
— Бабка… — Марта не смогла удержаться. Уговаривала себя, настраивалась, а вот — не смогла. — Когда-то ты называла Нату любимой бабушкой.
— Когда деньги на свои Парижи клянчила! — ввернула Зинаида. — А сейчас-то клянчить не у кого.
— Все! — Анастасия нацелилась в домработницу выкрашенным в ярко-алый цвет коготком. — Ты уволена!
— А что это вы тут с Илюхой распоряжаетесь? — Эдик по-кошачьи лениво потянулся в кресле. — Еще неизвестно, кому домик достанется. Некрасиво делить шкуру неубитого медведя.
— Медведицы… — фыркнула Анастасия.
— Ах ты, гадина такая! Ната Павловна для тебя теперь медведица! — Если бы Марта не обхватила Зинаиду за плечи, та непременно ринулась бы в бой и волос в роскошной прическе Анастасии стало бы заметно меньше.
— Ненормальная! Истеричка… — Опасливо косясь на Зинаиду, Анастасия обошла кресло Ильи, стала за его спиной, положив ладони на кожаную спинку.
Вот они и сформировались окончательно — коалиции. Эдик и Верочка, Илья и Анастасия, а она, Марта, сама по себе. Останься в живых Макс, все сложилось бы по-другому, но Макса больше нет, поэтому теперь она сама по себе…
— Господа, прошу внимания! — Нотариус, все это время внимательно всматривавшийся в окно, постучал пухлой ладонью по столу. — Господа, приступим, пожалуй!
— А как же этот… еще один наследничек? — Эдик взъерошил и без того дыбом стоящие волосы. Из всех присутствующих только он один был одет неформально — в джинсы и пуловер. Остальные предпочли соблюсти приличия. Даже легкомысленная Верочка вырядилась в черное платье, которое смотрелось бы весьма уместно, если бы не вызывающе глубокое декольте.
— Думаю, он уже прибыл! — сообщил нотариус и обернулся к неспешно открывающейся двери. — Господа, позвольте представить вам Арсения Ивановича Гуляева!
…Он почти не изменился со времени их последней встречи. Разве что сменил неформальные джинсы на деловой костюм. Идиотские очки с желтыми стеклами остались прежними. В сочетании с дорогим костюмом они смотрелись убийственно вызывающе. Вслед за хозяином в кабинет ввалилась собака Баскервилей, при виде которой Верочка испуганно взвизгнула.
— Добрый день! — Крысолов, которого, оказывается, зовут до неприличия банально — Арсением Ивановичем Гуляевым, обвел присутствующих невозмутимым взглядом. Только на Марте взгляд его задержался чуть дольше. Или ей это просто показалось? — Не волнуйтесь, мой пес хорошо воспитан.
— Это еще что за цирк? — на безупречном лице Анастасии застыла брезгливая гримаска.
— Нет, дорогая, цирк как раз уехал, это клоуны остались. — Илья смотрел на вновь прибывшего снизу вверх, и взгляд его не предвещал Арсению Гуляеву ничего хорошего. Илья был мастером по части унижений. Марта не раз испытывала силу его таланта на собственной шкуре, до тех пор пока Макс не научил ее давать отпор.
— Так, может, цирк еще недалеко уехал и вы успеете его догнать? — Крысолов невозмутимо улыбался, зато глаза его пса предупреждающе полыхнули красным.
Да, похоже, в свое время Крысолова тоже научили давать отпор таким, как Илья. Полезное умение, ничего не скажешь.
Неизвестно, чем бы закончилась эта пикировка, если бы в разговор не вмешался нотариус.
— Господа, приступаем! — сообщил он торжественно.
— Погодите! — Верочка беспокойно заерзала на подлокотнике. — Может, кто-нибудь все-таки объяснит нам, что происходит?
— Да, было бы неплохо, — поддержал сестру Эдик.
— Прошу прощения, но я не уполномочен давать объяснения, — нотариус развел руками. — Моя задача заключается в том, чтобы огласить волю усопшей.
— Так оглашайте уже наконец! — Томное сопрано Анастасии сорвалось на некрасивый фальцет. — Сколько можно?!
Оглашение завещания Наты заняло всего несколько минут, но произвело эффект разорвавшейся бомбы. Несколько бесконечно долгих мгновений в кабинете царила гробовая тишина, нарушаемая лишь перестуком дождевых капель за окном.
— Этого не может быть! — первым в себя пришел Илья. Его холеное, гладко выбритое лицо налилось нездоровым багрянцем. — С какой стати? Откуда вообще взялось это чертово завещание?
— Это, как вы изволили выразиться, чертово завещание составлено вашей покойной бабушкой незадолго до ее кончины.
— Фальсификация! — Острые коготки Анастасии впились в обивку кресла. — Как такое могло случиться? С чего бы такая несправедливость?
— А и в самом деле, — Эдик, враз утративший беззаботность и вальяжность, подался вперед, едва не спихнув с подлокотника Верочку, — это что за дележка такая?! С какого такого перепугу управление фондом и все активы достались ему?! — Он некрасиво, по-детски, ткнул пальцем в сторону Крысолова. — Кто он вообще такой?
— Кто он такой?! — взвизгнула Анастасия. — Ты бы лучше спросил, кто она такая! Ну, что ты лыбишься, Марта?! Ты ж тут никто! Ты ж деду даже не родная внучка! Мы родные, а вы с Натой — кошки приблудные, вас же из жалости… это ж дедово все было… А теперь…
— А теперь приблудной кошке Марте переходит шестьдесят процентов всего состояния, — закончил за нее Эдик. — Приблудной кошке — почти все наши денежки, а какому-то шелудивому псу — дедов фонд!
Она не обиделась на «приблудную кошку», она уже давно не обижалась на этих… своих родственников. Да и не до обид сейчас, потому что решение Наты оказалось полной неожиданностью для всех, даже для всезнающего Крысолова. Он стоял, в задумчивости скрестив руки на груди, глаз его не было видно из-за желтых стекол очков, но вертикальная складочка между бровей говорила об озадаченности. А «шелудивого пса» он, кстати, тоже пропустил мимо ушей. Или струсил? Не захотел связываться с задиристым Эдиком?..
— Так я не поняла, а нам-то что досталось? — Верочка требовательно дернула брата за рукав свитера.
— А нам, сестренка, кукиш с маслом достался! — прорычал тот. — По десять процентов на нос! Кому сказать — не поверят. Это же форменное издевательство!
— Еще равные доли во владении вот этим загородным домом, — напомнил нотариус, протирая вспотевшую лысину носовым платком. — Опять же, смею заметить, десять процентов — это отнюдь не ничтожная сумма.
— Но меньше, чем шестьдесят! — Верочка снова дернула Эдика за рукав. — Ну скажи, что меньше! Ну, Эдик!
— Замолчи! — рявкнул Илья и с силой ударил кулаком по столу. — Заткнись, дура!
Верочка обиженно хмыкнула, но подчинилась.
— Мы опротестуем! Так и знайте! — Илья встал из кресла, уперся ладонями в столешницу. — Мы наймем самых лучших адвокатов.
— Как вам будет угодно. — Нотариус, похоже, был готов к такому повороту событий, поэтому совершенно не испугался. — Но уверяю вас, ни один, даже самый замечательный, юрист не найдет нарушений. Я очень хорошо знаю свою работу. Завещание составлено по всем правилам, воля Наты Павловны изложена в нем предельно четко.
— Но это же нечестно! — сообщила Верочка, ни к кому конкретно не обращаясь. — Почему все досталось этим… чужакам? А нам, родным внукам, кукиш с маслом!
— Сие мне неведомо, милая девушка.
Нотариус принялся собирать бумаги, чувствовалось, что атмосфера, царящая в кабинете, ему не нравится. Впрочем, она никому не нравилась. Совершенно равнодушным к происходящему остался лишь Аким. Похоже, известие о том, что Ната оставила им с Зинаидой по двадцать тысяч долларов, его совершенно не воодушевило. Аким переводил непроницаемый взгляд с одного наследника на другого. Дольше всего взгляд его задержался на Крысолове. Марта невольно поежилась — никогда раньше она не видела добродушного садовника таким сосредоточенным. Может быть, это из-за смерти Наты? Скорее всего. Аким был предан хозяйке какой-то просто собачьей преданностью, и вот хозяйки не стало…
— Засим спешу откланяться! — Нотариус бочком протиснулся мимо собаки Баскервилей, уже с порога прощально кивнул всем присутствующим и так же, бочком, юркнул в дверь.
С его уходом исчез, кажется, последний сдерживающий фактор, наследники заговорили все разом.
— Интересное кино! — Эдик достал из кармана джинсов фляжку с коньяком, не утруждаясь поисками бокала, отпил прямо из горла. — Очень интересное…
— Проклятая старушенция! — Анастасия дрожащими руками вытянула из сумочки сигареты, не дожидаясь помощи от окружающих, прикурила. — Ведь чувствовало мое сердце…
— А у тебя есть сердце, лапа моя? — огрызнулся Илья. Он с задумчивой сосредоточенностью изучал свой экземпляр завещания и даже голову на сестру не поднял.
— Урод! — рыкнула Анастасия и, обойдя по большому кругу Крысолова и его пса, плюхнулась на диван.
— Ну ладно Марта. Эту Ната всегда любила больше остальных, — чирикнула Верочка, неодобрительно косясь на фляжку в руке брата. — А он кто такой?
Все, точно по команде, уставились на Крысолова.
— А вот мы сейчас спросим, — прошипел Илья. — Эй, клоун, ты кто вообще такой?
— Я? — Крысолов не смотрел на Илью, он уставился куда-то поверх его головы. — Я с некоторых пор один из наследников и руководитель фонда наследия Саввы Стрельникова. Вы ведь присутствовали на оглашении завещания. И кстати, — его губы растянулись в кривоватой усмешке, — еще раз назовете меня клоуном — и мой пес проверит крепость ваших связок. Вам ведь не нужны лишние проблемы, уважаемый?
В подтверждение слов хозяина собака Баскервилей выразительно клацнула зубами. Верочка снова взвизгнула. Анастасия поморщилась, словно от боли, а Зинаида буркнула себе под нос что-то одобрительное. Похоже, одного из домочадцев Крысолову удалось переманить на свою сторону.
— А ты чего молчишь? — поняв, что незнакомца в желтых очках на время лучше оставить в покое, Анастасия переключилась на Марту. — Что ты там напела старухе перед смертью, что она вдруг так переменилась? Она ж тебя последнее время на дух не переносила, а тут бац — и шестьдесят процентов!
Вместо ответа Марта лишь равнодушно дернула плечом. Ноздри защекотал тонкий дымный аромат, курить захотелось невыносимо. Марта не выдержала, вытащила из кармана начатую пачку сигарет. Рядом неодобрительно вздохнула Зинаида. Вздохнула, но промолчала, оставляя своей любимице право выбора.
— Я разберусь, — пообещал Илья, выбираясь из-за стола. — Я со всеми вами разберусь! — Он погрозил пальцем сначала Крысолову, а потом Марте.
— И разберись! — поддержал его Эдик. — Что-то мне все это очень не нравится. — Он снова отхлебнул из фляжки, бросил на Марту внимательный взгляд. — А ты хитрая! — сказал почти с восхищением. — Всех нас провела. Сообщника вон себе даже нашла. Вы же знакомы, да?
— Шапочно. — Крысолов со светской чопорностью поклонился Марте. — Виделись пару раз. А у вас, Эдуард, большой долг? — вдруг спросил он безо всякого перехода.
— Какой долг? — Эдик, приложившийся к фляжке, от неожиданности поперхнулся, закашлялся, обдав брызгами коньяка платье Верочки.
— Карточный. — Крысолов продолжал улыбаться, но в улыбке его больше не было никакой светскости. — Хватит вашей доли, чтобы его покрыть?
— Самый умный, да? — буркнул Эдик, но по его затравленному взгляду было совершенно ясно, что Крысолов попал не в бровь, а в глаз.
— Да ты подготовился, как я посмотрю, наследничек! — В глазах Ильи полыхал недобрый огонь.
— Подготовился. — Крысолов кивнул. — Ваши кредиторы тоже подготовились. Бумаги вот-вот окажутся в суде.
— О как! — радостно отозвалась Анастасия. — Так наша акула бизнеса, оказывается, банкрот!
— Стихни! — Илья бросил полный ярости взгляд на сестру, потом сквозь сжатые зубы процедил: — Так, а прислуга что здесь до сих пор делает? Вон пошли! Оба!
Зинаида обиженно вздрогнула, кутаясь в растянутую вязаную кофту, прошла к выходу. Аким молча распахнул перед ней дверь, выходя, обвел присутствующих долгим взглядом.
— И чтобы не подслушивали мне! — прикрикнул Илья, уголком шелкового галстука стирая с лица пот.
— Ба-а-а-нкрот… — пропела Анастасия и выпустила идеально ровное колечко дыма.
— А ты сука! Думаешь, я не знаю, что твой парижский проект накрылся медным тазом?! Выискалась, понимаешь, мадам Шанель! Обмишурил тебя твой французишка, без портков оставил и слинял! — Илья брызгал слюной, от его светского лоска не осталось ни следа.
— Ах, мне нужно в Париж! — истерично рассмеялась Верочка. — Ах, мне скучно в этом вашем захолустье! А Париж, оказывается, дырка от бублика!
— Сама ты дырка от бублика! — Анастасия стряхнула пепел прямо на ковер. — Курица пустоголовая! Скачешь из койки в койку, вертишь задницей, а у самой за душой ни гроша. Жила всю жизнь на Натины подачки.
— Так я и не скрываю! — Верочка расплылась в злорадной улыбке. — Только вот мне, курице пустоголовой, в отличие от вас, умных, долги возвращать никому не нужно. Я по средствам жила, без Парижей и лишних понтов! Я не пропаду, Настенька, ты за меня не переживай! Я молодая, красивая. Это твой поезд уже давно ушел…
Как же все это мерзко, как предсказуемо… Марта загасила сигарету. Все, нечего ей больше делать в этом гадюшнике…
— А куда это ты собралась? — змеиное шипение Ильи настигло ее уже у двери. — Мы тут друг о друге уже много всякого интересного узнали, по-родственному, так сказать. Только ты не при делах осталась. Может, поведаешь нам, за что бабка на тебя сначала ополчилась, а потом вдруг так облагодетельствовала? Давай, потряси грязным бельишком, сестренка!
— Пошел к черту! — Марта не стала даже оборачиваться, со всей силы хлопнула тяжелой дубовой дверью. Дышать сразу стало легче, хотя бетонная глыба тревог и сомнений, обрушившаяся ей на плечи после смерти Наты, никуда не делась.
Вот, не стало Наты, и карточный домик родственных отношений разрушился в одно мгновение. Она вырастила их всех практически с пеленок, не делила на своих и чужих, а они от нее отказались. От нее и от кровных уз. Ради денег…
Творец,1938 год (Каллиопа и Терпсихора)
Это был дивный во всех смыслах день — день его триумфа, день обретения новой музы.
А ведь Савва и не чаял, что такое возможно, за годы жизни с Прасковьей почти привык к тому, что душа больше не горит, не рвется в эмпиреи! Отвык от света.
Свет, исходящий от незнакомки, был так ярок и так пронзителен, что Савва почти ослеп от этого неземного сияния. Не видел никого и ничего, отвечал на вопросы гостей невпопад, даже перепутал названия собственных картин, чего с ним отродясь не бывало.
Тонкая, изящная, будто китайская статуэтка, с каштановыми волосами, уложенными в высокую античную прическу, с огромными, чуть раскосыми глазами и не по-славянски смуглой кожей, она ни на шаг не отходила от плюгавого, совершенно невзрачного мужичка в форме НКВД. Ее тонкие пальчики трепетно вздрагивали на его согнутой в локте руке, а высокие скулы расцвечивал яркий румянец, стоило ей поймать не в меру пристальный взгляд Саввы.
Да, он знал, что производит на женщин впечатление. Он был из тех мужчин, которые с возрастом становятся лишь интереснее. В нем тоже ощущалось что-то ненасытное, азиатское, и глаза его временами полыхали дьявольским огнем, в котором расплавилось не одно дамское сердце. Но он не рвался в чужие объятия. Женщина сама по себе не представляла для Саввы интереса, если только от нее не исходил свет, заставляющий сердце быстро биться, заставляющий забывать об осторожности и благоразумии, вынуждающий жадно ловить каждый вздох, каждый взгляд той, которой суждено стать его музой.
Рядом, будто почуяв неладное, тяжко вздохнула Прасковья, его развенчанная муза. Здесь, на его персональной выставке, в окружении успешных и властных, ухвативших удачу за хвост, она в своем уродливом, давно вышедшем из моды бархатном платье казалась чем-то нелепым и ненужным. Не человеком даже, а отслужившей свой срок вещью. Под ее по-собачьи преданным, все понимающим взглядом Савве захотелось взвыть, оттолкнуть эту женщину, убежать, чтобы не видеть больше никогда. В чистейшем свете новорожденной музы Каллиопа умерла окончательно.
— Саввушка, что-то нездоровится мне. — Голос Прасковьи пошел трещинками. — Голова кружится, и сердце щемит. Я бы домой пошла?..
На что она рассчитывала? На то, что он уйдет следом за ней со своей самой первой, самой важной выставки?!
— Иди! — Он улыбался ей вежливо и холодно, как чужому человеку. А они ведь отныне и есть чужие люди, не осталось между ними ничего, истлело, осыпалось пеплом. — Меня к ночи не жди. Сама видишь, как тут все…
— Вижу, Саввушка. — В прощальном взгляде — мольба пополам с неверием. — Изменился ты, Саввушка.