Помогите мне!!! Взамен все, что угодно!!!
Алексей»
Отправив по электронной почте послание, почувствовал себя немного лучше. Нет, Эмильевич его не бросит. Леша Ладошкин ему еще пригодится. Почту просматривает секретарь, сортирует и наиболее важную информацию передает заму. А тот уже докладывает начальнику. Разберутся. Завтра Павел Эмильевич получит его сообщение.
Выключил компьютер. Пора спать. Его место в гостиной, на диване. Эта дрянь, из-за которой его, собственно, и мучают, залегла в спальне, на втором этаже. Провела ведь его. Но каким образом? До сих пор он не в состоянии этого понять. Ведь не было ничего! Каждый раз тщательно обыскивал ее сумочку, отслеживал все контакты. И вдруг откуда-то выплыл «Стикс». Диск с записями Саранского существует. Сто процентов. Но где он? Где?
В холле наткнулся на охранника. Поспешно сказал:
— Я иду спать.
Тот молча посторонился.
Завалился на диван, не раздеваясь, и закрыл глаза. Поскорее бы все закончилось! Подумал и поежился. Чем закончилось? Ну, найдут они диск. А с ним что? Рассчитывать можно только на Эмильевича. На то, что тот примет правильное решение. И — в его пользу.
ДЕНЬ ДВЕНАДЦАТЫЙ
Утро
Первый визит Руслана Свистунова оказался неудачным, в супермаркете работала другая смена. В следующий раз подгадал так, чтобы перехватить их в конце рабочего дня. Хорошо, что его все запомнили. Объяснений не потребовалось. И хотя все так устали под утро, что едва держались на ногах, согласились задержаться после работы.
— А то поедете в Р-ск, в прокуратуру, — припугнул он.
Ехать в Р-ск не хотел никто.
— Лучше уж здесь, — робко сказала одна из женщин.
— Где бы нам расположиться?
— У нас есть зал, где принимают гостей.
— Зал?
— Небольшой. Рядом с переговоркой. Поставщики ведь приезжают. Мы их потчуем. У нас своя пекарня. Пончики исключительные!
— Хорошо. Давайте пончики. Хотя, я думаю, вы их не пончиками потчуете.
Женщины начали переглядываться и хихикать. Прошли по коридору в левое крыло и поднялись на второй этаж.
— Глаза слипаются, кофейку бы попить, — жаловались женщины.
Зал и в самом деле был небольшой, но уютный. Пока женщины суетились, организовывая кофеек, он осматривался. Здесь, на втором этаже, находился офис. С утра было тихо, пахло кофе и сдобой, рабочий день только-только начинался.
В зал заглянула женщина в строгом костюме, властно спросила:
— Что здесь происходит?
Он отрекомендовался:
— Милиция.
— Милиция?
— По делу Нахрапьева.
— Кого?
— Вашего сотрудника, которого недавно застрелили.
— Ах, это… — поморщилась она. — Зал надолго не занимать. У нас гости.
— Часика на два.
— Хорошо, — кивнула дама и уплыла.
— Управляющая, — пояснил единственный мужчина в этой компании, который в суете вокруг стола участия, разумеется, не принимал. С чашками и тарелками бегали женщины.
— Тебя как зовут? — миролюбиво спросил он.
— Василий.
— И какими судьбами занесло тебя, Василий, в «Лесное»?
— Так я ж с Викой, — смущенно сказал тот. — Вроде как Сашка тоже со своей бабой собирался. Один бы я не поехал, нет.
— Вы с девушкой были в бассейне, когда это случилось.
— Точно!
— Хорошенькая, — подмигнул он Василию. — Одобряю. Твои показания я помню. Скажи мне вот что… Кто нашел труп?
— Я ж уже говорил. Буржуй.
— Ладошкин?
— Я не знаю, какая у него фамилия. Но кричать начал он. Потом в одном пиджаке выбежал на крыльцо и стал кричать там.
— А кому он кричал?
— Ну… кому-нибудь. На помощь звал.
— Что ж, это нормально. И помощь пришла?
— Да. Вбежали парни, стали рыться в вещах.
— Рыться в вещах? Ой, как интересно! И вас это не смутило?
— Мы были выпивши, — засмущался Василий. — Ну, поставь себя на мое место. Я в сауне, с бабой…
— В бассейне.
— В сауне мы с ней тоже были. У нас, понимаешь, любовь.
— Вы этим в бассейне занимались?
— А где ж еще? Все ж остальные комнаты заняты были! Не в душе же?
— Да, там тесновато, — сказал он, оценив габариты гражданина. — Значит, вы с Викой любились в бассейне…
— Тихо ты! — воровато оглянулся Василий. — Я женат.
— Жена тоже здесь работает?
— Ага. В другую смену. Но сам понимаешь: подружки.
— И как же она тебя, Василий, в сауну с девочками отпустила?
— Не с девочками, а с Сашкой Нахрапьевым.
— В общем, вранье на вранье.
— Зачем мне врать? — отвел глаза Василий.
— Хорошо. Дальше рассказывай.
— Они начали обшаривать избу. Тут и новенькой хватились. Кассирши. Все кинулись в сауну, вытащили ее. Истопник все печку осматривал. И головой качал. Что-то бормотал на своем языке. Я ни слова не понял.
— То есть он вышел оттуда последним? Из сауны, где угорели женщины?
— Точно, — кивнул Василий. — Мы ее унесли, а он остался. Все возле печки крутился.
— Садитесь за стол, — предложила дородная дама, завитая барашком. Он ее запомнил еще в «Лесном».
— Да мы вроде уже сидим, — подмигнул женщинам.
— Тогда ближе подвигайтесь. Вам кофе налить? — обратилась к нему худая брюнетка с ярким загаром. Ее он тоже запомнил. Лесина наставница.
— Да.
Все расселись, зазвенели чашки, застучали ложечки, размешивающие сахар. Вроде бы мирные посиделки. Какое-то время молчали, пили кофе. Он думал. Зайцев со товарищи, значит, обшарили дом, затоптали все, что только было возможно. Улики, следы. Поработали, в общем. Но все равно ничего не нашли. Иначе Петр Иванович не торчал бы у домика для отдыха до победного и не приехал бы потом в Р-ск. Не искал бы капитана Свистунова в Первомайском. Если приехал, значит, что-то у него не срослось.
Прицелился в «барашку».
— Напомните, как ваше имя-отчество?
— Валентина Федоровна.
— Вы, Валентина Федоровна, женщина цветущая, в теле. Что приятно.
Она зарделась.
— И готовить, должно быть, умеете. Раз покушать уважаете.
— А кто ж салаты делал? Баклажаны жареные, с чесноком, картофель молодой, зеленью обсыпанный, да со сливочным маслицем. Я ж все укутала, чтоб не остыло. Дома готовила, здесь разогревала в микроволновке. Перед отъездом. И — в одеяло. Водочка хорошо под горячее идет.
— Да, это так, — вздохнул он. — За провиант вы, значит, отвечали. А могу я с вами побеседовать тет-а-тет? Дамочки, я каждую из вас буду отводить в уголок, минут на десять, но вы не пугайтесь, — обратился он к женщинам.
Те переглянулись и начали хихикать.
— А мы не пужливые! — тряхнула кудрями брюнетка.
— Ну, вот и хорошо.
«У Зайцева был союзник. Кто-то из компании. Ну не мог Петр Иванович, умница, не подстраховаться. Девяносто процентов на десять, что был. Но кто? Ты должен это понять, потому что некто будет продолжать сливать ему информацию. И о твоем визите в супермаркет тоже. Кто? «Барашек»? Мужик? Или… Вика? Хорошенькая».
Они с «барашком» отошли в самый дальний угол и уселись на стулья, друг против друга.
— Я вот почему вас отозвал, — заговорщицки подмигнул он. — Раз вы в теле и покушать любите, значит, сильно-то в сауне не захмелели.
— Да я была как стеклышко! — заверила Валентина Федоровна, отчего он в своих словах сразу же усомнился. Если человек перебрал, ему почему-то кажется, что был абсолютно трезв, причем он беспрерывно уверяет в этом окружающих. И чем пьянее, тем больше и уверяет. Закусывала-то она хорошо, но, видать, и пила немало. Он вздохнул:
— Верю. Кто первый пошел в сауну?
— Значится так, — она облизнула губы и затараторила. — Новенькая пошла. Кассирша. Мы сели за стол и, пока картошечка не остыла, по капельке выпили. А она вообще не пила. Только губы обмакнула. Сняла с себя кольца-серьги и пошла париться.
— То есть первым делом сняла с себя все украшения?
— Так все ж потом так сделали! Натоплено-то было как! Золото ж, когда сильно нагретое, жжется!
— Она возвращалась?
— Да. Уже в колпаке.
— В каком колпаке?
— Войлочном. Висят в предбаннике, на гвоздях. Чтобы волосы не пересушивались. «Ой, говорит, кулон снять забыла. Где моя сумочка?» И начала оглядываться. Пока кто-то не сказал: «Да вот же она!»
— Что, сумочка не на виду лежала?
— Да в том-то и дело, что на виду! Я еще подумала, что у новенькой зрение слабое. Бывает. Она открыла сумочку и что-то туда положила. Потом ушла париться.
— Значит, она была в войлочном колпаке, в простыне и не узнала свою сумочку.
«Ольга. Вот когда она положила туда ключи на приметном брелке! Ситуация проясняется. В колпаке и без косметики ее не узнали. Она увидела, что Леся ушла, и заглянула в комнату отдыха, чтобы положить в ее сумочку ценную вещь».
— А когда ушел Нахрапьев?
— А когда ушел Нахрапьев?
— Ой, все ж смешалось! Мы развеселились, и дальше уже начался кавардак. Я не помню, — засмущалась Валентина Федоровна.
«Не она. Человек Зайцева — не она. Его человек других поил, а сам не пил. То есть пил в меру. Блондинка, что лежала на лавке с полотенцем на голове, автоматически выбывает. Она была никакая. «Барашек» с этого момента не интересен. Ничего не помнит. Ее интересовали только салаты. И водка, разумеется. Свободна».
Следующей он отозвал худую брюнетку и первым делом выяснил, что ее зовут Надей. Внешность запомнил, а вот имя из головы вылетело. Стареет. Раньше уголовное дело сидело в башке мертво, со всеми подробностями, с именами-отчествами свидетелей. Его учил работать Ванька Мукаев, а тот был сыщиком от Бога.
— Наденька, как вам работалось с Лесей?
— Вообще-то нормально. Она красивая.
— Что, пользовалась успехом у мужчин?
— У покупателей? Нет, они видят только униформу. С ними ж такие дамочки приходят! Что им какая-то кассирша? Это ж не мюзикл, это супермаркет!
— А вы мюзиклы уважаете? Какие?
— «Сестра его дворецкого»! — с вызовом сказала Надя.
Он слегка напрягся. На всякий случай сказал:
— Хороший фильм. Но, кажется, старый?
— Ну и что?
— Есть эти, как их? — он щелкнул пальцами. — «Кошки»! Во!
— Мне нравятся старые мюзиклы, — упрямо сказала Надя. — Про любовь.
— Ладно, давайте ближе к теме. К любви. Значит, Леся красивая, но мужчины на нее внимания не обращали.
— Отчего же? Нахрапьев сразу обратил. И потащился к ней в Р-ск.
— Вы не с обидой ли это говорите?
Надя молчала.
— А не с вами ли у Нахрапьева был роман до того, как он закрутил с Лесей? — предположил он.
— Еще чего! — фыркнула женщина. — Я замужем!
— А… с кем?
— Вам зачем? Она его не убивала.
— Она была с вами в сауне, так?
— Ну. Была.
— Я правильно понимаю, что вы подруги?
Надя опять молчала.
— Наденька, никто не подозревает в убийстве вашу подругу, — мягко сказал он. — У вас у всех, кто сидел в комнате для отдыха, железное алиби. Ведь вы были друг у друга на глазах. Или кто-то выходил?
— Никто не выходил, — заверила Надя.
— А когда ушел Нахрапьев?
— Видите ли, это он договаривался с богачкой.
— С Ольгой?
— Ну да. С той, что вдруг решила сделать нам подарок. Дают, чего ж не взять? Хотя она и стерва. И мужик ее жлоб. Никто их не любит.
— Но подарок приняли?
— Чего ж не взять, коли дают? Небось не обеднеют! Вон на каких машинах приезжают! Сашка с ним и договаривался. Он поначалу-то с нами сидел, выпивал, а то с новенькой в сауне парился.
— И в бассейне плавал? — мрачно спросил он.
— Кто ж там не плавал?
— Я имею в виду вдвоем, — зло сказал он, вспомнив Василия.
Надя хихикнула.
— Чего ж не любиться, коли любится?
— Ваша подруга тоже с Нахрапьевым любилась?
— Бабник он, — надулась Надя. — Я ей, дурехе, говорила: «Появится в штате какая-нибудь красотка, и он тебя тут же бросит, будет за ней ухлестывать». Я первая увидела, как он к новенькой клеится. Я ж ее наставница! Но отговаривать Лесю не стала. Пусть. Не она, так другая.
— Как зовут вашу подругу? Ну же, Надя. «А» уже сказали, говорите и «б». Я же сказал: вас никто не подозревает.
— Маринка это.
«Маринка сказала тост…» — моментально вспомнил он. Рыжая девица, эффектная, хотя и пухленькая. Сдобная булочка, вся обсыпанная, как пудрой, веснушками.
— Она замужем?
— Развелась год назад.
— Дети есть?
— Дочка в первый класс пойдет.
— Москвичка?
— Что вы! — фыркнула Надя. — Москвичи к нам не больно-то идут. Хотя зарплата хорошая. Но Маринка на фасовке работала. Там текучка страшная. И зарплата меньше. Я ей говорила: иди на кассу. Но она денег боится. У нее на прошлой работе большая недостача случилась.
— Значит, ей нужны были деньги, — задумчиво сказал он.
— А кому ж они не нужны?
«Марина. Она? Тост. «За наш коллектив, спаянный и споенный». Хороший тост. С юмором. И девица ничего. Она? Пойдет последней».
— Так, когда ушел Нахрапьев, Надя?
Она наморщила лобик:
— Я точно не помню. Сашка ведь только пиво пил, — начала оправдываться она. — И то чуть-чуть. Он же был за рулем. Мы не больно-то его и держали. К тому же мужик уже занятый, — хихикнула Надя. — Он был какой-то смурной.
— Смурной?
— Ну, задумчивый. Что-то его беспокоило.
— А что?
— Я-то откуда знаю? — пожала плечами она. — Что мне до его проблем? Ой! Что ж я болтаю-то, дуреха? Его ж убили!
— А как вела себя Марина?
— Да никак, — вновь пожала плечами Надя. — То есть как все. Пила, закусывала. Она бойкая. Юморная. Вроде как тамада у нас.
— Значит, вела застолье. За наш коллектив, спаянный и споенный, — хмыкнул он. — Значит, Нахрапьев ушел в соседнюю комнату для отдыха обсудить что-то с Ольгой.
— Ну да, — кивнула Надя. — Он же с ней договаривался.
— Точно с Ольгой? Не с Ладошкиным?
— А какая разница?
— Да, в сущности, никакой. Хотя все от этого и зависит. Кого он застал в комнате отдыха, его или ее.
— Да они вроде оба там были, — неуверенно сказала Надя.
— Точно?
— Мы в их сауну не заходили, но…
— Стоп! Тогда каким образом Ольга оказалась в сауне с Лесей? В вашей сауне?
— Я не знаю. Ну, зашла.
— Ладно. Вы свободны, Надя, — отпустил он брюнетку.
Как он и предполагал, от перебравшей во время отдыха в сауне блондинки толку не было, ее отпустил быстро. Хорошенькую Вику тоже. Девушка оказалась юной и глупенькой, все ее мысли занимала жена Василия. Как развести ее с супругом и заполучить того в единоличное законное пользование. «И зачем ей это надо? — думал он. — Хорошенькая».
Через два часа он с точностью установил, что когда Александр Нахрапьев вошел в комнату отдыха, там были и Ладошкин, и Ольга. Но все пропустили момент, когда кто-то из них оттуда вышел. Непонятным оставалось, с кем беседовал Нахрапьев, с ним или с ней. И кто его, соответственно, застрелил. Тем более непонятно, за что.
И он принялся за Марину. Вот тут разговор не пошел с самого начала.
— Говорят, менеджер по персоналу за вами раньше ухаживал, — намекнул он.
— Да! И что?
— Вы на него, должно быть, были в обиде? Когда он перекинулся к другой?
— Чего ж на покойника обижаться? Пусть земля ему будет пухом.
— А когда был жив-здоров, обижались?
— Я себе мужика, что ли, не найду? — усмехнулась Марина.
— Конечно, найдешь! Такая красавица!
Она и в самом деле была хороша, с изюминкой, с огоньком. Рыжая, веселая. Он, тоже рыжеватый, невольно почувствовал симпатию к Марине. Но это ведь она всех спаивала в сауне. И, похоже, делала это сознательно, по заданию.
— А большой у тебя долг? — спросил сочувственно.
— Долг? Какой долг? — заволновалась женщина. — Надька, что ли, сказала? Тоже мне, подруга! Нет давно никакого долга. Рассчиталась. Драгоценности продала и рассчиталась.
— У тебя были драгоценности?
— Бабушка двадцать лет проработала директором ювелирного магазина. Кое-что из побрякушек имелось.
— Не жаль было расставаться?
— А что делать? Жаль, конечно.
Он обратил внимание на серьги в ее ушах. Похоже, что камешки настоящие. Не все, значит, драгоценности распродала. Кое-что осталось. На пальце у Марины красовалось кольцо из белого золота, украшенное россыпью камней. Она поймала его взгляд, поспешно спрятала руку и сказала:
— Бижутерия.
— Марина, это ты послала истопника за пивом?
— Почему я? Все посылали!
«Врет. Все говорят, что инициатором была она, деньги собирала она, она же и отдавала. Вместе с инструкциями. Иди, мол, за пивом, купи на все. Получила задание избавиться от свидетеля? От истопника? Или просто напоить всех? Лихо врет».
— Нахрапьев обещал на тебе жениться?
— Еще чего! А кому он не обещал? Как же! Поверила я ему! Это она его застрелила. Тоже небось жениться обещал.
— Она — это кто?
— Кассирша. И чего он в ней нашел? Вешалка для платьев!
— А откуда ж у нее пистолет?
— Говорят, она раньше со следователем крутила. С тем, чей пистолет в сауне нашли. Она его убила. Точно. Она ведь с нами не пила. «Пойду, — говорит, — попарюсь. Люблю париться». А сама вместе с Сашкой в соседнюю комнату отдыха — шмыг.
— Но там же были люди!
— А они тоже париться ушли.
— А пистолет?
— Под простыней спрятала, — уверенно сказала Марина. — Я видела, как она в сумочке копалась. Я, мол, кулон забыла снять. Не было на ней никакого кулона! Она вынула из сумочки пистолет, который с собой привезла, унесла и припрятала где-то. А потом застрелила Сашку. Сам виноват. Я ему говорила: доиграешься, парень. Бабы, они все собственницы. Одна простила, другая, третья, а нашлась такая, что и не простила. За всех и отомстила. Сам виноват, — повторила Марина.