— Погоди. Ты же мне сама говорила: все кончено. Помнишь? Что ты его теперь ненавидишь. Ну? Помнишь?
— Ваня, Ваня… Как же так? Да за что ж мне это? Значит, не вернется больше… Как же так?
— Погоди, я выпить принесу.
— Мне лучше водички.
Она все не могла успокоиться. Ведь оплакала уже однажды. В конце апреля. А все равно болит. Выходит, Руслан правду сказал. Он больше не вернется. Не за этим ли приходил? Потому и пьет. Друга потерял. Саша пытался ее успокоить:
— Ну что ты от него хорошего видала? То бросал, то возвращался. А любовнице бриллианты дарил, машину. Зато теперь можно поживиться. О себе надо думать.
— Что думать?
— У него наверняка остались деньги. Припрятал на черный день. У своей любовницы.
Она перестала плакать:
— Ты что, шантажировать ее собрался?
— Сначала просто поговорить. Кое-какую информацию я уже собрал. Она приехала в Москву из Хабаровска, лет десять назад. Работала моделью, но крупных контрактов так и не заключила. Пришли юные девочки, подвинули, а потом и вовсе задвинули. В этом бизнесе чем раньше, тем лучше и дороже. Она поспешила родиться. Но зато подцепила Саранского. На юге, во время отдыха.
— Это когда он с Зоей, что ли, там отдыхал? По путевке?
— Зоя, это…
— Жена.
— Значит, есть еще и жена. Но деньги у любовницы, я уверен. Та еще штучка.
— Расскажи мне о ней. Я знаю, что мы с ней до странности похожи.
— Это правда. Я его тем более не понимаю. Иметь в любовницах двух одинаковых женщин, одну по месту работы, в родном городе, а другую…
— Зато я теперь все понимаю! — взвилась она. — А я-то, дура, в Р-ске искала! Ей, значит, все, а мне ничего! Узнаю Мукаева!
— Вот это уже слова разумного человека, — с удовлетворением сказал Саша. — Вспомни, как тебя обидели.
— Теперь я понимаю… — Слезы окончательно высохли. — Понимаю, к чему были эти разговоры. О казино, ресторанах, «Мерседесе» и больших деньгах!
— Значит, у него было много денег? — жадно спросил Саша.
— Надо думать! Вот с кем он меня перепутал! Господи! Вот теперь я все понимаю! Какая же я была дура!
— Умница. Вот теперь умница. Нам надо подумать, как до этих денег добраться.
— Знаешь, я боюсь.
— Чего?
— Не знаю. У меня странное чувство. Мне туда нельзя.
— Куда нельзя?
— К ней.
— Не говори ерунды, — отмахнулся он. — Подумаешь, похожи! Мало ли на свете похожих людей? Короче, я буду говорить, а ты слушай…
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
Утро — полдень
У нее невыносимо разболелась голова. Ладошкин не отпускал ни на шаг, окружая таким вниманием и заботой, словно бы она была из хрусталя. Даже дотронуться боялся, а спать ушел вниз, в гостиную. «Ждет, — догадывалась Ольга. — Или… Ему что-то от меня надо?» Она делала вид, что ничего не замечает. Спала беспокойно, то и дело вздрагивала, просыпалась и радовалась, что он всего этого не видит. Выражение ее лица, внезапные слезы и то, как она отчаянно сжимает руками подушку. Нервы. Ошибка стоит жизни. Ошибаться нельзя.
Утро следующего дня началось с того, что за завтраком Лешка вкрадчиво спросил:
— Ты не хочешь прокатиться?
— Куда?
— В Р-ск.
Она невольно вздрогнула:
— В Р-ск? Зачем?
— У него там мать. В Горетовке. Кстати, вы знакомы?
— Виделись пару раз, — неохотно сказала она.
С матерью Саранского у нее были напряженные отношения. Должно быть, Иван все свалил на нее. Это она, мол, детей не хочет. И Лидия Станиславовна стала относиться к гражданской жене сына с неприязнью. К тому же Ольге не нравилась сама Горетовка, не нравился особняк Саранских, не нравилась природа в окрестностях. Она привыкла к другому и тосковала по суровому, но красивому краю, в котором родилась. Дома не была уже лет пять, но часто видела во сне свой родной город. Видела почему-то с высоты птичьего полета. Самолет летел из мрака ночи на восток, на солнце, которое разгоралось все ярче и ярче, пока глазам не становилось так больно, что рука сама тянулась к шторке иллюминатора: опустить. Потом борт начинал снижаться, ложился на правое крыло, но казалось, что это земля опрокинулась, над головой вместо неба сопки и голубые озера воды, готовой вот-вот пролиться…
И в этот момент она вздрагивала и просыпалась. Здесь же все было чужое, хотя и прошло десять лет, как она уехала из дома. Привычка — это не то же, что голос крови, голос Родины. Все равно будет тянуть туда, где плохо, тяжело, но счастливо. Коротко, дня два-три, но зато это не сравнимо ни с чем. Никакие деньги и удовлетворенные амбиции этого дать не могут. Дома бы побывать… Дома… В Горетовку же Ольгу не тянуло вовсе. Ехать в деревню, к женщине, которая относится к ней с такой неприязнью… Нет уж, увольте! Она так и сказала:
— В Горетовку я не поеду.
— Но надо же ей сказать.
— Скажи сам.
— Тут нужна женская деликатность.
— Позвони ей.
— Э-э-э… — он замялся. — Его тело… то есть то, что от него осталось… лежит в морге. И перед тем, как… Надо бы провести опознание.
— Считай, что я его опознала.
— Ты не понимаешь! — Он вскочил и забегал по кухне. — Ну как ты не понимаешь?! Мы должны знать наверняка, он это или не он!
— А кто же еще? Кому придет в голову спалить дом? Он это сделал мне назло.
— Дура!
— Я ему никто. — Она проигнорировала оскорбление. Не то время, чтобы обращать внимание на пустяки. — И похоронами заниматься не обязана.
— А как же его ребенок?
— Какой ребенок?
— Ты же сказала, что беременна.
— Мало ли что я сказала. И вообще. Он детей не хотел. Обо мне не позаботился. С какой стати я должна теперь им заниматься?
— Оленька… Так надо, понимаешь?
— Кому? — она смотрела в упор.
— Нам. Надо туда съездить.
— А почему ты не можешь поехать один?
— Я не хочу тебя оставлять в таком положении, одну… — мялся Ладошкин.
— Я же тебе сказала: нет никакого положения.
— Давай так. Отныне мы всегда будем вместе.
— Ты мне что, предложение делаешь?
— Э-э-э…
— Я согласна.
Она тоже встала. Смотрела сверху вниз, ростом он был ниже. Ладошкин отвел глаза:
— Ну? Когда мы распишемся?
— Э-э-э…
— Мне нужны новые документы. Хорошо, что я не поторопилась. Это будет кстати: новая фамилия и прописка. Здесь, в этом доме. Ты ведь пропишешь у себя жену? Недельки через две. Так? И ты признаешь своим ребенка?
— Ты же только что сказала…
— Мало ли что я сказала! Я сказала, что не поеду в Горетовку. А теперь говорю: поеду. Если ты так на этом настаиваешь. Гормоны, понимаешь? С беременными это случается. Но сначала я позвоню Марусе. Мне надо привести себя в порядок.
Он без сил опустился на стул и вытер со лба пот. Ольга ушла в гостиную, где остался мобильный телефон. Набрала номер и услышала знакомый голос:
— Маруся, ну куда же ты пропала?
Никто уже и не помнил, как на самом деле звали этого странного человека. Всех своих многочисленных клиенток, независимо от возраста и положения, он звал Марусями. Это имя к нему и прилипло. Маленький, полный, но подвижный, словно ртуть, и глаза такие же, блестящие, металлические, пегие волосы стянуты на затылке в хвост простой аптекарской резинкой. Эта копеечная резинка уже стала достопримечательностью салона, где самая дешевая стрижка стоила четыреста долларов. Всем своим клиенткам Маруся был лучшей подружкой, они охотно с ним откровенничали. Ходили слухи, что он гей, но это мало кого волновало. Его сексуальная ориентация и то, как он проводит свободное от работы время. Во время сеанса Маруся никогда не говорил о себе, только о женщине, над головой которой колдовали его руки. Качество бесценное в век безмерного эгоизма, когда людей интересуют только они сами, их собственные достижения и проблемы. Запись к Марусе была на месяц вперед, Ольге повезло, что было лето и многие клиентки разъехались. Кто по модным Л»рортам, кто по дачам. Договорились быстро, после чего она пошла объясняться с Лешкой.
Тот выглядел неважно. Пил какие-то таблетки и морщился.
— Что с тобой? — спросила она равнодушно.
— Так. Пустяки. — Упаковка мгновенно исчезла со стола.
— Маруся примет меня послезавтра. Так что можем съездить в Горетовку хоть сегодня.
— Да? — он откровенно обрадовался.
— А лучше завтра, — мстительно сказала она, решив его еще немного помучить. — А сегодня поедем в магазин.
— В холодильнике полно продуктов, — попытался возразить он.
— А мне хочется чего-нибудь такого… особенного… Ну, ты понимаешь.
— Так ты беременна или нет?
— Догадайся. Ха-ха!
— Мне надо позвонить, — пробормотал он.
— Кому? Гинекологу?
Теперь он смотрел на нее со злостью и даже не сдерживался. «Жених! — усмехнулась она и мстительно подумала: — Это тебе за предательство. Впрочем, о чем это я? Предать можно друга, жену, любимого человека. А я ему никто. И всегда была никто. Так что, все правильно».
…Она все думала: как бы это сделать? Что бы такое придумать? Какой ход? Все должно выглядеть естественно. Он подошел к ней сам. Как говорится, на ловца и зверь бежит. Похоже, что у них с менеджером по персоналу был взаимный интерес, хотя она понятия не имела, чем его так заинтересовала. Тем не менее едва Ладошкин отошел в аптечный киоск, к ней подскочил высокий плечистый мужчина в белой рубашке. «Александр Нахрапьев», — прочитала она на бейджике и невольно улыбнулась.
— Здравствуйте, Ольга.
— А откуда вы меня знаете?
— Вы — наша постоянная клиентка. Я все искал случая с вами поговорить, но вы никогда не остаетесь одна.
— Да, мой жених меня ни на шаг не отпускает.
— Жених?
— Да. А что вас удивляет?
— Ваш выбор. Я видел вас с другим мужчиной, не далее как…
— Он погиб на пожаре, — оборвала она.
— Примите мои соболезнования.
— Ни к чему. Я не об этом хотела поговорить.
— Поговорить? — на его лице было удивление.
— Ну да. Мой жених частенько доставляет вам неприятности. Так получается, что мы делаем покупки в вашу смену. — Она обернулась. За кассой сидела так похожая на нее шатенка.
— Ну что вы! — расцвел улыбкой Нахрапьев. — Какие пустяки! Клиент всегда прав.
— Но у меня скоро свадьба. Отличное настроение. И я хотела бы сделать вам подарок. Вашей смене. Маленькая компенсация за причиненные неудобства.
— Какой подарок? — оторопел он.
— Поход в сауну.
— В сауну? Летом?
— Неизвестно, какая погода будет через десять дней. Синоптики передают похолодание.
Краем глаза она заметила маневр Ладошкина. Увидев их, тот было дернулся, но потом отошел на пару шагов и сделал вид, что рассматривает товар, выставленный на витрине.
— Но… Это так необычно!
— Вы отказываетесь?
— Нет. Я тоже искал случая познакомиться с вами поближе.
— Что-о?!
— Вы не так поняли.
— Представьте мне список тех, кто пойдет. Особенно я хочу, чтобы была та девушка, — она кивнула через плечо. — Кассирша. Помните инцидент с двумя батонами хлеба? Она была не виновата.
— Олеся?
— Ее Олесей зовут? Отлично! Мне нравится это имя! Позвоните мне завтра. Вот моя визитка.
— Отлично. Ольга Маркина. Модель, — прочитал он перед тем, как положить визитку в карман рубашки. — Я так и думал, что вы модель. Вы очень красивая.
— Я оплачу счет. И скажу вам адрес. Не беспокойтесь, далеко вам ехать не придется, в окрестностях полно уютных местечек, где можно приятно провести время. Надеюсь, вас не удивит, если там будем и мы со своим женихом?
— Что вы! Я тоже рассчитывал встретить там вас, Ольга! Нам надо поговорить.
— Поговорим. Через десять дней. Скажите, а вы хорошо знаете эту… Олесю?
— Хорошо ли я ее знаю? — он усмехнулся. — Мы знакомы недавно, но… Я ее уже узнал. И хорошо.
— Откуда она?
— Из Р-ска.
— Из Р-ска?!
«Это судьба», — подумала она. И пояснила:
— Я там бывала. Мимо проезжала. Есть такая деревня в Р-ском районе. Горетовка. Впрочем, вам это не интересно.
— Мне интересно все, что связано с вами.
«Поухаживать решил? Как кстати!»
— Я вам позвоню, — пообещала она.
— Вот моя визитка, — спохватился Нахрапьев.
— Вовремя вспомнили, — улыбнулась она, засовывая визитку в сумочку. — Где же мое сокровище?
Александр Нахрапьев все понял и отошел, и тут же от аптечного киоска к ней направился Ладошкин.
— Что он от тебя хотел?
— Старший менеджер? Я решила сделать им подарок, раз у меня скоро свадьба.
— Им? — слегка напрягся Ладошкин.
— Их смене. Я решила подарить им отдых в сауне.
— Что за дурацкая идея?
— А по-моему, неплохая. Что они видят? Работа — дом — работа. Посмотри: в торговом зале одни женщины.
— И грузчики.
— Грузчиков я не приглашаю. Человек десять, не больше.
— И по какому принципу ты будешь их отбирать?
— Это мое дело. Главное, чтобы приятный вечер состоялся. Кстати, и нам бы не мешало попариться перед свадьбой. Под венец пойдем чистенькими. Ты не против?
— Я согласен, — поспешно сказал он. — Возьми тележку и иди в торговый зал. Мне надо сделать один звонок. По работе.
«Докладываться побежал, — усмехнулась она, поворачиваясь к нему спиной. — Ну, беги. Звони. Я даже знаю кому. Какой же дурак!»
… «Попалась, попалась…» — думал Ладошкин, дрожащими руками доставая из кармана мобильный телефон.
— Это я.
— Слушаю вас, Алексей Петрович.
— Она пошла на контакт. Передача состоится в сауне, через десять дней.
— В сауне?
— Ну да.
— А кто он?
— Менеджер по персоналу в супермаркете.
— Менеджер? Вам не кажется это странным?
— Может, у них был роман? Она делает здесь покупки уже не один год. А Саранского…
— Это имя не надо называть.
— Его интересовали только…
— Можете не объяснять. Значит, она оставила диск или записи своему любовнику. Но почему в сауне? Впрочем, нам надо только дождаться передачи документов и все изъять.
— А может, не дожидаться? Если мы знаем, где бумаги? Взять его в оборот и…
— Не надо всех считать дураками. А вдруг это ошибка? Ждите. И по-прежнему не отпускайте ее ни на шаг.
— Я все понял. Завтра мы едем в Р-ск.
… Она с самого начала знала, что от вояжа в Горетовку удовольствия не получит. Но теперь у Ольги там был свой интерес. Синоптики не обманули: похолодало, небо затянуло тучами. И все вздохнули с облегчением, так измотала изнуряющая жара. Она ехала, равнодушно глядя в окно. Пока на горизонте не показался Р-ск.
— Мне надо в аптеку, — сказала она, увидев первые дома.
— Зачем?
— Надо объяснять?
Остановились у аптеки. Потом она зашла в магазин на главной площади города. Он сидел в машине, ждал. Ольга же неторопливо прошлась вдоль сквера, отметила на горе оштукатуренное здание, на фронтоне огромные буквы: «Девятый вал». Подумала: «Из окон, должно быть, отличный вид на город». Сев в машину, сказала с улыбкой:
— Мне здесь нравится.
— Чему тут нравиться? — буркнул он.
— А сам ты где родился?
— Да так… — он неопределенно махнул рукой.
— Понятно.
— Что тебе может быть понятно? — начал злиться Лешка.
— А ты не заводись. Может, я хочу узнать тебя получше?
— Тебе биографию рассказать? Детский садик, в который я ходил, назывался «Елочка».
— Как интересно! А мой — «Солнышко».
— Я рад за тебя.
— Взаимно.
Говорить им было не о чем. Он врубил магнитолу, она невольно поморщилась. Любитель шансона, вот не повезло! Вспомнила тюлевые занавески на окнах его коттеджа и невольно улыбнулась. Блатная романтика. При двух высших образованиях. Она знала Лешкину страсть к учебе. О том, что он поступил в первый институт в пятнадцать лет, сдав экстерном экзамены за два последних класса, окончил его с красным дипломом и тут же подал документы в другой, на заочное отделение. Все его свободное время занимали семинары, сессии и… библиотеки! Иван говорил об этом. О странностях своего генерального директора. Впрочем, он не называл это странностями. Странно то, что они не были друзьями. Хотя… Крайности сходятся. Люди похожие конфликтуют, потому что соперники. Но Лешка не химик. И не врач. Его интересы лежат в области экономики и юриспруденции.
Дорога была пуста, Ладошкин притопил педаль газа. Видимо, ему хотелось поскорее с этим покончить.
— Слушай, елочка, ты бы сбросил газ, — не выдержала она.
— А что тебя так напрягает, солнышко?
— Да пожить охота.
— Хорошее желание.
«Только вряд ли у тебя это получится», — продолжила мысль она, но от комментариев воздержалась. Преимущество у того, кто владеет информацией. По крайней мере, она об их планах знает, а они о ее — нет.
Машину он оставил на окраине. Буркнул:
— Пешком пойдем.
— Зачем такие сложности?
— Беременным полезно гулять.
«Темнишь», — подумала она и мстительно сказала:
— А вдруг ее угонят?
— Ничего. Она застрахована.
— Ты такой предусмотрительный! Не муж, а клад! Я за тобой буду как за каменной стеной!
Он стиснул зубы и молча пошел вперед. Особняк Саранских находился на окраине, но с противоположной стороны. Им пришлось пройти через всю Горетовку. Ладошкин все время озирался и словно бы кого-то искал взглядом.
— У тебя здесь знакомые?
— Что?
— Ты ведь бывал здесь и раньше.
— Пришли, — буркнул он.
И толкнул калитку. Лидия Станиславовна была дома. Вышла на крыльцо, услышав голоса. Зрение у нее было слабое, она все пыталась разглядеть, кто пришел?
— Это Ольга, — подтолкнул ее вперед Ладошкин. — Вы ее помните?
— Да. Конечно. Проходите, садитесь.
— Садись, — сказал он ей, очутившись в гостиной, а сам остался стоять. Он же и начал неприятный разговор.