Но первая сущность предательски побеждала. Точнее, не она, а банальный инстинкт самосохранения. Убьют за такие деньги. Рано или поздно обязательно найдется хозяин и убьет. Двое детей, престарелые родители. В общем, кейс нужно отдать. К этому все больше склонялся Марк.
«Как же я тебя, сука, ненавижу», — говорила каждая складка одежды Котомина, будто почуявшего грядущую подляну.
«За что? — Марк захотел вдруг схватить Котомина за грудки, встряхнуть и заорать ему в лицо. — Что я тебе такого сделал, ебаный антисемит?! Деньги чужие не даю тебе своровать? Думаешь, на скольких делить? Мысленно расписал их уже, а теперь я, со своей честностью сраной, влез?»
Но орать Марк не стал. Про себя решил: пусть будет как будет. Пусть Котомин первым голос подаст. Если предложит разделить на двоих, кидая Трофима, точно сдам чемодан по приезде, а предложит на троих, значит… значит, не все еще так плохо. Разделим, а там первый рейс «Эль Аль», и все заново… вот сейчас посмотрим, что он скажет.
«Вот сейчас возьми ты это все и подели на двоих, — думал Котомин, — на троих. Да хоть бы на четверых. И все. И не будет больше десяти чашек кофе в ночное дежурство, приведение в чувство молодящихся чиновничьих пенсионеров с зашкаливающим давлением и их окриков: „Нина, денег им не давай!“ — чудовищного запаха старушатины в обшарпанных „хрущевских“ однушках, годами не стриженных, желто-зеленых ногтей на ногах ветеранов войны, избитых гастарбайтерами провинциалок на седьмом месяце. Ничего этого больше не будет.
Но Фельдман же не даст. И даже знаю, как оно все будет. — Котомин сжал кулаки. — Сейчас мы приедем, и ты, сука, скажешь, что надо вернуть чемодан, соврешь чего-то там про клятву Гиппократа, потом пойдешь с этим чемоданом к главврачу, и вы его разделите. Ты даже главврача наебешь, а мне и возразить нечего, деньги-то не мои. Это же преступление, обворовывать тех, кого лечишь, да? Не для всех, конечно, преступление. Фельдману можно, он же у нас самый чистенький».
Поднимающаяся пена беспомощной злости упростила ситуацию донельзя. Решение валить с кейсом оказалось логичным и единственно правильным.
«Схватить чемодан при первой остановке, — Котомин нащупал кейс ногой, — дверь в сторону — и ноги. А там разберемся. Ты же меня не догонишь, правда, Фельдман? Евреи не спортсмены! Но я уж буду до конца правильным, как ты. Интересно, что ты мне сейчас ответишь, а? Просто интересно, ошибся я или нет? Ведь не ошибся, да?»
«Скорая» остановилась перед проходной. Трофим вышел из машины и направился на вахту.
— Ну что, на двоих делим? — выговорил Котомин пересохшими губами. — Да?
— Нет, — Фельдман покачал головой, — эти деньги надо вернуть. Они не наши.
— Ну, я так примерно и думал! — Котомин рванул дверцу машины и подался вперед…
КАСТОРКИН
Станция «Скорой помощи» в районе метро «Сокол». Девять утра
— Просто сделайте то, что я прошу! — Я слегка подаюсь вперед.
— Для того чтобы отозвать карету «скорой помощи», необходимо иметь специальное предписание. — Доктор еще раз пробежал глазами ксиву и вернул ее мне. — Также я должен позвонить в ваше ведомство, чтобы они подтвердили факт… факт… ну, вы сами понимаете.
Главврач был похож на врача из мультфильма про Незнайку. Такой же кругленький, очкастенький, с ручками будто вылепленными из пластилина и остренькой бородкой, кажущейся накладной. Как его звали? Касторкин, что ли? Различало их то, что у Касторкина не было айфона и ключей от машины на столе, а у Эдгара Карловича Фальха айфонов было целых два, и ключи на столе были с эмблемой БМВ, а не с ягодками с герба Винтика и Шпунтика. И если в то время полковники ФСБ/КГБ и приходили, то не к Касторкину, а к его сценаристу. В остальном — полное соответствие: Москва в роли города Веселых Человечков, я в роли Незнайки, все остальные — в виде насекомых-вредителей, и противный докторишка.
— Перед вами стоит полковник ФСБ. — Я убрал ксиву в карман. — Звонить никуда не нужно.
— Я вам не могу поверить, вы уж извините! — Фальх обернулся к плакату, изображающему человека в разрезе, будто призывая того в свидетели. — Никак не могу поверить, что вы сотрудник ФСБ.
Человек на плакате с частичным отсутствием кожных и тканевых покровов был похож на персонажа «Hellraiser'a». Не хватало только шипованной головы, и логотип какого-то фармконцерна все портил.
— Эдгар Карлович, ну что вы, в самом деле, как в детском саду? Что за «верю — не верю»? — Кажется, я одновременно улыбнулся обоим. И врачу, и HeUraiser'y. — Мне вот тоже не верится, что лежащие перед вами два «четвертых» айфона вы на свою зарплату купили, но это же не повод усомниться в том, что вы действительно врач! Даже главврач, правда?
— Вы на что намекаете?! — взорвался Фальх. — Да я сейчас, да вы знаете?..
— Слушайте, дорогой мой человек, ни на что я не намекаю. — Я вдруг почувствовал себя усталым и присел на край стола. — Мне нужно, чтобы вы вернули на базу машину с бортовым номером 4421, вот и все.
— Да с какой стати я ее верну?! — Доктор сжал кулачки. — В городе люди с инсультами, инфарктами, тяжелыми травмами, ожогами! Вы представляете, сколько людей…
Он осекся ровно в тот момент, когда я достал из внутреннего кармана кошелек, заглянул внутрь, чтобы удостовериться в отсутствии наличных. Чертов пластик.
— Что вы говорите? — Я поднял глаза на доктора. — Простите.
— С какой стати я должен возвращать на базу «карету», вы знаете, какая смертность в это время года? — пуще прежнего взвился доктор. Кажется, он даже подпрыгнул на месте.
— Да с такой стати, что в этой гребаной «скорой» находится чемодан с миллионом долларов!!! — Я заорал так, что, кажется даже тюлевые занавески сморщились. — Который твои люди в белых халатах дернули у торчка, склеившего ласты. Я все представляю! Это ты не представляешь, что люди, которые после меня к тебе приедут за этим чемоданом, не страдают инфарктами и инсультами, зато тебе они в момент обеспечат одновременно и тяжелые травмы и множественные ожоги и оскольчатые переломы. Я ясно излагаю?
— Вы мне своими бандитскими разборками не угрожайте! — Врач наконец вскакивает. — Я клятву Гиппократа давал!
— Ты слишком серьезно к себе относишься. Гиппократ умер в четвертом веке до нашей эры.
— Я прошу не ерничать! — доктор вдавил кнопку селекторной связи, но в тот момент, когда он уже разжимал губы, чтобы прокричать про охрану или что там обычно кричат начальники, когда к ним в кабинет попадают опасные проходимцы, я рванул телефон вместе со шнуром и отбросил в сторону.
— Охра… — запоздало выпустил воздух доктор.
— Ебаный Парацельс! — Я не выдерживаю, достаю «Глок» и сую ствол ему в рот. — Либо ты сейчас отзываешь машину на базу, либо твои мозги раскрасят плакат с человеком в разрезе. Бандитские разборки! Да ты хоть одного реального бандита видел?
— Ум-м-м!!! — замычал доктор.
— Ум-м-м? А если видел, хули ты тут изгаляешься? Ты думаешь, я меньший интеллигент, чем ты? Я не знаю, что с врачами можно общаться только как с воспитанными людьми, то есть только за бабки? Нет у меня с собой наличных! — Я чуть сильнее надавил на ствол.
— Ум-м-м! — Доктор замычал, как племенной бык перед случкой, вытаращил глаза и принялся тыкать пальцем в стопку бумаг слева от него.
— Что ты мычишь? — Я вытащил ствол у него изо рта.
— Карта рабочего дня… — Доктор часто дышал, восстанавливая дыхание. — Маршрут машины в этом журнале.
— Где они сейчас? — Я потянулся к журналу, и в этот момент в кабинет забежал кто-то маленький и такой же круглый, как Фальх.
— Эдгар Карлович, Эдгар Карлович! — запричитал вбежавший. — ЧП! У вахты нападение на карету «скорой помощи»! Водитель на проходную пошел…
— Борт какой?! — одновременно взревели мы оба.
— Не… не видел…
— Ну молодец, Фальх! — цежу я сквозь зубы. — Считай, ты сегодня смертность в городе еще как минимум на одного увеличил. На себя.
Убираю ствол, отталкиваю кругленького, скатываюсь по лестнице на первый этаж, выбегаю во двор. У проходной уже куча людей, двое в белых халатах лежат на траве, вокруг них суетятся коллеги. Ввинчиваюсь в толпу, задираю вверх руку со стволом, как с олимпийским факелом, и ору:
— ФСБ России! Свидетели ко мне!
Толпа выталкивает двух человек. Одного, с красным лицом, в синей спецовке с нашивками «Охрана», и второго, без свойств. Из их сбивчивых речей улавливаю «двое или трое», «типа девятка», «я только документы отметить вылез», «газовый», «бита», «я не видел, я журнал заполнял».
— Суки, суки, суки, суки, суки! — сквозь сжатые зубы шиплю я, стараясь нащупать свободной рукой зайчика, и продираюсь сквозь толпу, чтобы посмотреть бортовой номер машины, и прошу его, или их. Тихо так, про себя: «Ну, пожалуйста. Ну пускай это будет чья-то другая история! Наркоманы напали или просто гопники. Давайте, вы не станете совсем уж так со мной поступать! Пускай это будет не тот номер…»
БРАТУШКИ
Тверская улица. Десять утра
— Одиннадцать, — осклабился Ромуля.
— Чё одиннадцать? — непонимающе обернулся Гешка.
— Бортовой номер у «неотложки» был 4421. — Ромуля начертил номер в воздухе. — Если все цифры сложить, получится «одиннадцать». Мое счастливое число. Я всегда так делаю.
— А, — Гешка закусил сигарету и понимающе затряс головой, — в натуре, хорошо, сразу с битой вышли. Тот, который с кейсом из «скорой» вылезал, по ходу, дернуть бы успел, если бы не бита.
— Ты второго в глаза баллоном тоже качественно отоварил. — Ромуля уважительно поднял вверх большой палец. — В общем, подфартило нам, конечно, мужики.
— Подфартило нам, что фраера этого, сутера ебаного, Кирюшу, быстро нашли и раскололи, — захрипел с заднего сиденья Борян, обхвативший кейс так сильно, что тот казался его частью. Как автоматы или гранаты кажутся продолжением рук гранитных воинов на памятниках.
— Кирюшу, по ходу, до нас кто-то сильно помял. — Ромуля убавил звук магнитолы. — Вишь, как он сразу потек, когда ты сказал, что руку ему в тиски зажмешь и отпилишь.
— И отпилил бы! — Борян потянулся было за сигаретой, но оторвав руку от кейса, немедленно вернул на место. — Нечего крысить чужое. Еще подфартило, что телка эта из приемного покоя номер «скорой» сдала. Но тут ты, Гешка, конечно, красава. Такого артиста дал: «Братик у меня помер». Заплакал еще так натурально. Ты в школе в театре не играл, случаем?
— Неважно! — Гешка сдвинул кепку на глаза. — А телка эта, из приемного покоя, прикольная.
— Прикольная, — заржали Ромуля с Боряном и хором затянули: — Бра-а-атик!
— Чё вы буровите, в натуре? — деланно обиделся Гешка и прибавил звук. — Я бы с ней замутил, если бы не делюга.
— Что ж ты, фраер, сдал назад? Не по масти я тебе? — пропела магнитола.
Гешка отвернулся к окну. Блатная романтика, знакомая только по рассказам старших товарищей, становилась его реальной жизнью здесь и сейчас. «Делюга»… В эту минуту оттого, прежнего Гешки-хулигана ничего не осталось. В жизнь входил новый Гешка. И слово его теперь «весило тонн десять», как пели в его любимой песне блатари из группы «Кровосток». «Ребятки едут с работы домой… — мурлыкал про себя Гешка. — …Бригада из Подмосковья, Колхозники». Теперь, после таких дел, и Гешкой-то не с руки называться. Может, «Артист», как Борян сказал? А что, — думал Гешка, — можно и Артист».
— А я так скажу, — пробасил Ромуля. — Про «чужое крысить», это ты, Борян, верно заметил. Чужое, оно чужое и есть. А что твое, — то придет к тебе, по-любому. По-любому придет, пацаны, так я скажу! Вот вроде уплыл чемоданчик. Пропал в Москве, как иголка, найди его, попробуй! А все одно к нам вернулся. Правильно в народе говорят!
— Народ просто так пословицы не свистит, факт, — согласился Гешка.
— Может, оно и так. Может, и так, — медленно промолвил Борян. — А я вот сижу и думаю. Может, ты прав, Ромуль? Может, до нас помяли того сутера? А если помяли, то кто? Дед, у которого мы чемодан подломили? Или кто посерьезней?
— Да какой дед? — заржал Гешка. — Ты того деда помнишь? Как он курицей вокруг своей «Волги» носился, роняя песок из жопы! А серьезней нас, думаешь, много в Москве людей? Борян, мы ж теперь вроде бригада. С первым делом считай, Борян!
Гешкин голос еще долго звенел что-то про город, который теперь «наш». И про «залечь с бабками на дно», и про «хату снять». И опять вспоминал пословицы про «что твое, то твое».
И Гешке, в общем, это было простительно в силу молодости. Город Москва пока еще не был их «собственным штатом Айдахо». Для того чтобы овладеть столицей в 2010 году, мало одного ствола на троих и умения веско произнести пару блатных оборотов. Нужна пара чиновников не ниже префекта и деньги диаспоры на одном уютном кипрском счете.
Но Гешка этого не знал. Как не знал того, что «бригады» остались в сериалах, что волшебные пословицы о справедливости русский народ слагает в силу безысходной попытки приукрасить отвратительную реальность, а группа «Кровосток» состоит не из сидевших «на киче» блатарей, а из московских богемных художников. Но в том не было Гешкиной вины. Просто его родители сильно пили и не могли обеспечить ему репетиторов для поступления в хороший вуз в отличие от родителей членов группы «Кровосток». Сегодня в его мире все было по-взрослому. И было хорошо. Девчонки были длинноноги и, казалось, доступны. Кейс полон кэша, а будущее — оживающих картинок из сериалов про молодых, богатых и уважаемых.
Ромуля бодро рулил, магнитола давала Круга, и только Борян сидел слегка хмурым, не отпуская чемодан. Борян пытался отогнать невеселую мысль о том, кто мог искать чемодан вместе с ними. И получалось у него это плохо.
— Ромуль, — подал голос Гешка, — а вот с телками как? Как ты к телкам счастливое число применяешь? Чего ты там складываешь, чтобы фарт понять?
— У телок счастливое число одно, — хмыкнул Ромуля, — это размер лифчика.
— Останови чуть подальше. — Борян указал Ромуле на пункт продажи сотовых телефонов. — Номера надо сменить и аппараты. Береженого бог бережет. Гешка, за руль! Ромуль, со мной пойдешь. Я кейс в машине не брошу.
— Чё я, не угляжу, что ли? — обиделся Гешка.
— Углядывать — работа ВОХРа, — осек его Борян. — Ты чё, ВОХР?
— Нет, — потупился Гешка.
— За руль лезь!
Ромуля вышел из машины, Гешка неуклюже начал перелезать с пассажирского сиденья на водительское и задел коленом магнитолу.
— Нас ждут с тобой дороги, Париж и Лондон строгий, — заорала музыка. Борян оскалился и потянулся с заднего сиденья, чтобы убавить звук, но Гешка успел ткнуть в кнопку «off». Музыка стихла.
— Все, все, все, все! — подняв обе руки вверх, виновато зачастил Гешка.
— Щегол, — процедил Борян, — когда думать научишься?
— Я ее коленом случайно задел! Чё такого? Тут у всех музыка из машин орет, это не палево!
— Башку твою коленом заденут как-нибудь за такие косяки. У всех орет и орет. Может, они на дискотеке. А мы на деле.
— Понял, — потупился Гешка.
Ромуля посмотрел по сторонам и раздраженно сплюнул под ноги.
АРТЕМ
— Нет у нас пятого айфона, — Артем отвернулся к окну.
— А когда будет? — не унимался помятого вида хипстер, подтрясывая склеенной в иголки прической.
— Когда Джобс изобретет, — устало брякнул Артем, и через голову парня обратился к следующему покупателю: — Добрый день, чем могу помочь?
— Здравствуйте, — начал мужчина лет пятидесяти, по виду госслужащий, которому не то что взяток не платят, а и зарплату с трудом выдают. — Мне нужен мобильный телефон, недорогой, с экономичной батарейкой, выходом в интернет и, знаете, с таким экраном, — мужик задумался, — чтобы прямо пальцами по нему можно было водить. Без клавиатуры.
— С сенсорным экраном, мультитач, — улыбнулся Артем, — и тысячи за полторы?
— Ага, с сенсорным, — радостно закивал мужик, — и цена… ну, в целом…
— У нас таких нет. Вам помочь? — обратился Артем к блондинке, изучающей прилавок с Nokia. Мужик продолжал что-то тарахтеть, стремясь привлечь его внимание, но Артем демонстративно повернулся к нему спиной. Эту категорию злоебучих дотошных нищебродов Артем изучил досконально. Они приходят в обеденный перерыв. За свои копейки хотят приобрести телефон, который имеет все функции, кроме что деторождения, козлы. Потом школьники подтянутся — вдесятером смотреть айфон, после них домохозяйки, согласовывающие с мужем цвет чехла. И таких уродов за день — девяносто процентов. А блондинка — клиент правильный. Тупой, наивный, с чужими деньгами. Еще кавказцы хорошие клиенты, только бычат много. Если бы это был его бизнес, думал Артем, он бы давно открыл специализированные салоны сотовой связи — для блондинок и для кавказцев. Первые бы назвал как-то вроде «Комильфо» или «Спа-мобил», а вторые однозначно — «Статус». Но это не его бизнес, к сожалению… пока…
Телефон завыл космическими семплами, Артем указал напарнику на блондинку и вышел на улицу.
В двадцать три года, мамиными усилиями и папиными связями Артем все же закончил Финансовую академию и с тех пор находился в состоянии жесткого ожидания.
Работа старшим продавцом салона сотовой связи была для него, как и все прочие, временным пристанищем перед настоящим большим делом, которое «находит тебя само», как было написано в книге одного не то датского, не то шведского маркетолога.
До момента вхождения в верхние строчки российского «Форбса», по прикидкам Артема, оставалось года два, не больше, поэтому убивать себя накануне настоящего дела изнурительным трудом на дядю, было бы настоящей глупостью. Артем время от времени выходил на работу. Личным помощником, менеджером по продаже бытовой техники, сотрудником отдела рекламы в очень популярном журнале, который закрылся через два месяца, корреспондентом газеты, менеджером агентства по организации мероприятий… ну и еще по мелочи.