Баба Мила поморщилась. Все-таки в оккупации росла и немцев до сих пор не любила, хоть и была добрым человеком.
– Этот дед сейчас коллекционер и выписывает журналы про коллекции со всего мира, – продолжила она. – Увидел мое фото и узнал открытку. Внук приехал, чтоб купить и деду подарок сделать. Ну я сказала, что теперь законная владелица – ты. Все-таки большие деньги сулит, ты продай открытку да всякие наряды себе купи…
– Подозрительно, целую тыщу марок за открытку, – задумчиво сказала Аня. Она не стала говорить, что лошадиный немец лез в окно. Взрослых надо жалеть и не волновать попусту, а не то тебе же хуже будет.
Глава четвертая Трудная судьба склада боеприпасов
У Аниной квартиры маячил Руслан, подпирая дверь плечом.
– Ты где бродишь? – набросился он. – Торчу тут… что ты выяснила?
Аня рассказала все, что узнала. Руслан оживился:
– Ага! Там на обороте какая-то зашифрованная шпионская информация!
– За шестьдесят пять лет шпионская информация несколько протухла, ты не находишь? – ехидно поинтересовалась Аня.
– Нет, там зашифровано, как найти склад оружия! Или похищенное золото! – радовался Руслан. – Где твоя открытка?
Аня сняла со стены киску с бантиком. Открытка как открытка, разве что картон поплотнее, чем у современных изделий, да чернила выцвели.
– Тут по-немецки написано, – огорчилась Аня. – А я английский учу.
– Значит, так, – сказал Руслан. – Я совсем забыл, что нам к завтрашнему дню задали сочинение, сравнить Онегина с Печориным. Ты мне пишешь сочинение, а я перевожу открытку, я немецкий учу.
– Ну ты и тип, – обиделась Аня, но Руслан объяснил:
– Если самому писать, то мне уже домой бежать пора, я сочинения долго пишу, потому что у меня от этих Онегиных-Печориных мозги слипаются. И тогда я не успею письмо перевести. Лучше будет для ускорения процесса вместе работать. Логично?
Что-то в этой логике было не так, но Аня спорить не стала. Руслан развалился в кресле и вдохновенно уставился в открытку. Аня села за стол и начала вспоминать, что они в прошлом году проходили про сложные взаимоотношения Онегина и Печорина. Помнилось почему-то только любовь обоих к дуэлям и вечно плохое настроение под английским названием «сплин». Ну Аня и написала, что они оба похожи и к женщинам относились непорядочно, а друзей не ценили, а отстреливали… В конце она немного порассуждала о любви вообще и неожиданно закончила, что лазать ночью в окна нехорошо, а еще хуже – устраивать беспорядок в квартире, потому что потом долго прибираться. Каким боком это относилось к Онегину с Печориным, непонятно, но вышло эффектно и с душой.
– Круто! – восхитился Руслан, когда Аня огласила ему свой труд. – Литераторша будет рыдать от восторга. А я тоже закончил. Вот что тут написано: «Моя дорогая и любимая невеста! Я тебя жутко люблю. Я скоро приеду и на тебе женюсь. Мы найдем спрятанный склад боеприпасов, продадим их боевикам на Ближний Восток и разбогатеем. И будем жить долго и счастливо. Твой Ганс».
– Так нечестно, мое сочинение длиннее, – сказала Аня. – И почему ты перевел «Вильгельмина» как «невеста»? Это же имя. Тут четко написано: «Майн либер Вильгельмина».
– Откуда я знаю, может, по-немецки «невеста» – Вильгельмина, – оправдывался Руслан. – Мы невест не проходили.
– А где тут «склад боеприпасов»?
Руслан небрежно очертил пальцем абзац:
– Вот это, по-моему, склад. А вот тут боеприпасы.
– Так где склад и где боеприпасы! Совсем в разных местах написаны!
– А это для конспирации, – совсем заврался Руслан.
Аня вздохнула и полезла в шкаф за немецко-русским словарем.
Как оказалось, в открытке было написано следующее:
«Моя любимая Вильгельмина! У меня все хорошо, я здоров. Надеюсь на скорую встречу. Передавай привет маме и Петеру. Твой Рудольф».
– Почти то же самое, что я и говорил, – сказал Руслан.
– А где склад боеприпасов? – возмутилась Аня.
– Ну подумаешь, перепутал «маму» со «складом боеприпасов», – пожал плечами Руслан. – А вообще-то совершенно невинное письмо. Может, шифровка?
Аня не успела ответить, потому что пришел лейтенант Женечка.
– Привет! – сказал он, неодобрительно косясь на натюрморт с синими абрикосами. – У тебя заварка есть?
– Только бывшая в употреблении, – сказала Аня, заглядывая в чайник. – Кофе есть, могу поделиться.
Лейтенант Женечка был знаменит среди соседей тем, что у него все время что-нибудь кончалось в самое неурочное время. То чай, то хлеб, то сахар, то макароны. Еще он здорово умел ловить бандитов. Но об этом соседи не знали.
– А это что за юноша? – спросил лейтенант Женечка, забирая банку с кофе. – Анька, ты что, замуж собралась? Тогда лучше за блондина, брюнеты все коварные. Этот точно коварный. Вон какой брюнет.
– Нет уж, – отказалась Аня. – Ко мне тут один блондин лез в окно, так всю мебель раскидал. После этого я в блондинах разочаровалась. Женька, не наглей, оставь половину кофе.
– Мебель раскидал? – удивился Женечка. – Какой страстный.
– Я не хочу жениться, – запротестовал Руслан, но Женечка подавил бунт в зародыше:
– А придется, иначе я тебя арестую.
– А! – вспомнила Аня. – Руслан, я же обещала тебя с милиционером познакомить. Это лейтенант Женечка. А это Руслан, он ко мне в форточку лез.
В глазах Женечки вспыхнул профессиональный интерес.
– Ну ладно, я пойду, – сказал Руслан, чувствуя себя неуютно – то его женят, то арестовывают. – А открытку мне дай на сохранение. К тебе, может, сегодня снова полезут.
– Все интереснее и интереснее, – сказал Женечка. – Ребята, во что это вы вляпались?
Аня только начала объяснять, как пришли папа и мама. Аня сразу заткнулась – не стоит такие вещи рассказывать родителям.
– А, Женечка! – сказала мама. – Ты за хлебом или за сахаром?
– За чаем, – пояснил Женечка. – Пошли, парень, ко мне, расскажешь эту свою историю.
– И я, – увязалась было Аня, но мама и папа в один голос спросили:
– А физика?
Аня вздохнула. Против физики возразить было нечего.
Глава пятая Гутен морген и другие интересные вещи
Назавтра у Ани вместо шестого урока была экскурсия в травматологическое отделение городской больницы. Поскольку ученики лицея вроде бы собирались стать врачами, их время от времени водили по таким местам. Чтобы знали, на что идут. Десятиклассникам показали всякую аппаратуру, позволили заглянуть через стекло в перевязочную и под конец провели по палатам, в которых лежачие больные доедали винегрет.
– Вот здесь необычный случай, – весело сказал доктор, проводивший экскурсию. – Молодой человек (между прочим, наш гость из Германии) упал с третьего этажа и почти без последствий. Легкое сотрясение мозга и закрытый перелом предплечья. Метко приземлился в куст черемухи. Сейчас мы пойдем в рентгенкабинет.
Экскурсия потопала дальше, а Аня задержалась. Она села напротив больного – совсем молодого человека с коротким ежиком светлых волос, словно вставших дыбом, и немного лошадиной челюстью.
– И как это понимать? – спросила она. – Вы зачем ко мне в дом лезли?
Блондины обычно краснеют очень ярко и быстро. Молодой человек тут же подтвердил этот факт, приняв цвет недоеденного им винегрета.
– Ну, – сказала Аня, чувствуя себя опытным полковником на допросе юного карманника.
– Я есть дойч, – ответил молодой человек. – Я русски не понимайт.
– Что, прямо-таки ни слова? – ехидно спросила Аня.
– Абсолют, – кивнул молодой человек. – Ваще.
– Врешь, – вздохнула Аня. – Бабе Миле вон как заливал про киску с бантиком и про деда с невестой.
– Дас ист вранье, – отперся молодой человек. – И что есть киска?
– Кэт, – объяснила Аня. – Мяу.
От такого перевода немец вытаращил глаза и переспросил:
– Мяу?
– Мяу, – сурово подтвердила Аня. – Вы мне зубы не заговаривайте. А то милицию позову и этих… газеты, пресса, ферштейн? О, майн готт, как я от вас устала.
– Взаимно, – кивнул немец. – Эта ужасная Россия…
– А мы вас не звали, – парировала Аня. – Сейчас дам интервью в газету и устрою международный скандал. Эй, пресса!
Молодой человек начал озираться, как будто ждал, что страшная пресса выскочит из-под кровати и набросится на него с микрофонами.
– Нихт скандал, – взмолился он. – Их есть гут.
– Кого их есть? – не поняла Аня. – Вы есть хотите? А кого их? Котлет? Ах да, «их» по-немецки «я».
– О, я-я, – согласился немец и представился: – Эрнст.
– Анна, – церемонно сказала Аня. – Ну что, вы чистосердечно признаетесь? Вы хотели украсть открытку с киской?
– Нихт украсть, – покачал головой Эрнст. – Эта киска есть моя.
И с трудом продираясь через бесконечные «найн», «нихт», «майн» и прочее, Аня услышала другую версию истории о киске с бантиком.
– Мой дед был зольдат, – начал Эрнст и заторопился, увидев ужас в глазах Ани. – Найн, он не быль эсэс, не быль палач, он быль зольдат, его… как это?… заставляль. Война, дед был молодой, служиль этот город… он собраль золото… найн, не пугайтесь, фрейлейн, не отбирал у жителей, просто забраль немножко из музей… не знай, какой музей…
– Все равно ужас, – сказала Аня. – Это наш музей.
– Это быль война, – сказал Эрнст. – Германия осознала ошибки… мы раскаивал… но тогда быль страшный война. Дед спрятал золото… боялся, что его стреляйт партизанен… Нарисоваль план, где искать, склеил две открытки с кошка с бант, послал невесте. Но невеста открытки не получиль… Много лет прошло, дед не мог забрать клад. Сначала политика, потом сейчас он старый, ехать не может. И дед видит в журналь фото старой фрау держать та открытка. Дед говорит: «Эрнст, поезжай Россия, забери открытка, раз… раздели два склеенные открытки, там план. Достань золото, стань богатый».
– И вам не стыдно было бы пользоваться краденым золотом? – спросила Аня.
– Стыдно, – молодой человек только начал было потухать и вдруг опять побагровел. – Я есть гут. Я есть порядочный человек. Но я очень хотеть быть богатый. Но я честный человек. Я сказаль деду: «Нет!»
– А потом? – удивилась Аня.
– А потом сказаль «да», – упавшим голосом признался Эрнст. – Очень хотеть. Но я честный человек. Я хотеть заплатить за открытка. Та фрау или фрейлейн. Но они не хотеть. Тогда я пошел забрать мой открытка кошка. Но я – честный человек!
– Ничего себе, честный, – покачала головой Аня. – Залез в дом, хотел украсть открытку, чтобы воспользоваться краденым золотом.
– Я честный, – упрямился парень. – Только я очень хотеть.
И тут до Ани дошло. Значит, у нее дома есть план зарытого клада! Ну не у нее, а у Руслана, раз он взял его на сохранение, но все же… настоящий клад!
– Я есть честный, – повторил Эрнст. – поэтому поделим клад пополам. С вами, фрейлейн Анни. Не надо сердиться. Меня Бог наказал – сбросил с балкона. Бог явил ужасный лик. Я испугался и упал… о, какой страшный лик быль там!
– Ну, дело вкуса, – поморщилась Аня. – Это была я. Вы так громко скреблись, что я высунулась посмотреть, кто там.
– Найн, – галантно сказал Эрнст. – Это быль ужасный мор… морд. А фрейлейн очень красивый… хорошенький лицо… и остальное.
Теперь настал Анин черед краснеть.
– Ладно, – сердито сказала она. – Я сейчас пойду домой, посмотрю план клада, достану его и отдам государству. А за это мне дадут четверть стоимости клада – по закону. Я отдам вам эти деньги.
– О-о! – удивился Эрнст. – Гут. Только я пойти с вами. И мы разделить эти деньги с вами. Я честный человек.
– Вы мне не доверяете? – спросила Аня. – Думаете, я сбегу с вашим кладом?
Глаза Эрнста виновато забегали.
– Найн, найн, – забормотал он. – Я доверять. Но копать клад есть тяжелая мужская работа. Я помогу копать.
«Ага, много ты накопаешь со сломанной рукой и сотрясенными мозгами», – подумала Аня, но вслух сказала другое: – А как вы выберетесь из больницы? Вас не выпустят.
Эрнст сник.
– Ладно, – сжалилась Аня. – И что бы вы без меня делали, просто не представляю.
Она как-то забыла, что без нее Эрнст тут просто не лежал бы.
Глава шестая Винегрет в действии
Через десять минут из палаты номер сто девять вышла высокая блондинка в очень коротком платье. Неприличный подол открывал кривоватые ноги в больничных тапочках. Курточка была накинута на одно плечо, как гусарский ментик, маскируя руку в гипсе. Светлый ежик волос был замотан носовым платочком, губы были накрашены густым свекольно-бордовым цветом, тем же цветом были нарумянены щеки и даже часть лошадиной челюсти, чтоб скрыть щетину. Вот когда пригодился недоеденный винегрет.
Походкой баскетболиста блондинка вышла из отделения.
– Это из лицея, с экскурсии, – пояснила постовая медсестра процедурной сестре, которая пришла к ней поболтать. – Ну и девицы там учатся! А щеки-то, ты видела?
– Ладно, я пойду антибиотики ставить, – сказала процедурная медсестра.
Еще через пять минут мимо столика робко прошла девочка в болтающейся больничной пижаме и сапожках на каблуках.
– Эй! – удивилась постовая медсестра. – Больная, вы куда? Вам надо лежать… что-то я вас не помню.
– Я вас тоже, – сказала Аня. – Я здорова и иду домой.
– А пижама! – Сестра обличающе ткнула пальцем в казенное имущество.
Аня вздохнула и принялась рыдать:
– О-о, какой ужас! Он на меня напал! Сорвал с меня платье! И… и…
– И что? – с жадным вниманием спросила сестра.
– И надел на меня пижаму, – закончила Аня. – А потом убежал. Я верну вашу пижаму.
– А, так эта девица накрашенная была переодетый мужик! – сообразила постовая сестра и начала рассказывать привлеченной шумом процедурной сестре: – Представляешь, этот здоровенный немец из девятой палаты оказался бандитом! Он напал на девочку из лицея, чтобы похитить ее и продать в притоны Гонгконга. Но девочка оказалась мастером спорта по карате и дала немцу ногой в челюсть, и все лицо его стало кроваво-красным, как свекла. Бандит обиделся, отобрал у нее одежду и сбежал! Нет, непонятно, почему одежду отобрал, а больше ничего…
– Так, – сказала процедурная медсестра и пошла в ортопедическое отделение рассказывать, как три немецких мафиози из международной террористической организации поймали в травматологии трех русских девушек, у которых в платье были зашиты три контрабандных алмаза, отобрали платья и сбежали, оставив девушек совершенно недоумевающими.
Тем временем Аня догнала Эрнста, и они, прячась за заборами и киосками, побежали к Руслану домой.
– Я-то ладно, – сказала Аня, надевая свою куртку, которую ей отдал Эрнст. – У меня просто оригинальный брючный костюм. А вот ты в этой боевой раскраске… переборщили мы со свеклой. Вот если бы ты для маскировки залез в кастрюлю с борщом, тогда такая защитная окраска была бы как раз.
Эрнст отмалчивался, пытаясь на бегу натянуть подол на колени.
Руслан открыл им дверь… и тут же захлопнул ее.
– Да это мы, дубина! – закричала Аня. – Открывай, а то немца совсем заморозим!
Дверь слегка приоткрылась – Руслан набросил цепочку.
– Это что за вампир? – дрожащим голосом спросил мальчик, косясь на раскрашенного винегретом Эрнста с совершенно кровавыми губами.
– Это тот немец, который залез в квартиру, а я его нечаянно сбросила с третьего этажа, – объяснила Аня.
– А-а, – понимающе протянул Руслан. – Он упал с третьего этажа, умер и теперь в виде призрака является всем соседям.
– Я не есть умертый, – отказался Эрнст. – Я есть живой. Вот моя рука. Живая.
Он протянул неполоманную руку и дотронулся до Руслана. Но немец так замерз в Анином платьице, что руки у него были совершенно холодные. От ледяного потустороннего прикосновения Руслан заорал. Эрнст тоже заорал, потому что Руслан прищемил ему пальцы, пытаясь захлопнуть дверь от страшного призрака.
– Осторожно! – взвизгнула Аня. – У него уже одна рука сломана, вторую доломаешь – и будет он, как Венера Милосская, без рук.
Руслан отскочил от двери и набрал номер лейтенанта Женечки.
– На меня напа-па-пали, – сообщил он. – Вампиры.
– Сейчас иду, – отозвался Женечка, который совершенно случайно оказался дома.
Он примчался с пятого этажа, прыгая через ступеньки, осмотрел Эрнста и сказал:
– Эк его, однако… Нетрадиционная ориентация?
– Вас? – не понял невинный немец.
– Не меня, а вас, – поправил Женечка. – Анька, ты с кем связалась?
Аня, торопясь, объяснила, в чем дело. Руслан сквозь дверь тоже слушал, наконец понял и впустил гостей. Эрнст сразу побежал отмывать свеклу, Аня просунула ему в дверь пижаму и получила обратно свое платье. Пока она переодевалась, Руслан и Женечка искали открытку с киской.
– Я ее на стол клал, – объяснил Руслан. – Вот сюда. Потом сверху алгебру положил, потом вот эта куча книжек упала…
На столе открытки не было. Женечка заполз под стол, демонстрируя свой богатый сыскной опыт. Руслан ползал рядом. Отмытый Эрнст посмотрел-посмотрел на них и тоже сел на пол, решив, что это русский национальный обычай.
– Эй! – забеспокоилась Аня. – Тебе нельзя наклоняться, у тебя же сотрясение мозга!
– Ишь, какая заботливая, – фыркнул Руслан. – Ты, Анька, не вздумай в него влюбиться. Он все-таки внук фашиста.
– Ха, – сказала Аня. – Ты, Махмутдинов, возможно, прапраправнук Батыя. Я же не попрекаю тебя разрушением Рязани.
– О-о, Рязань, мне дед рассказывал… – оживился Эрнст, но тут же сник, видя на Анином лице явное неодобрение.
Лейтенант Женечка хмыкнул и сказал:
– Между прочим, моя фамилия Полторацкий. Мой польский предок участвовал в походе Лжедмитрия. И, возможно, тоже брал Рязань… хотя, кажется, поляки до Рязани не дошли.