Вернон не любил Хокса, как и любого другого жильца «Пендлтона», и даже больше некоторых. Логан Спэнглер в его лучшей подхалимской манере называл Хокса героем, вероятно, только потому, что тот служил в морской пехоте и побывал на войне, за что ему выдали пригоршню дурацких медалей, скорее всего, за убийство десяти тысяч невинных гражданских, удушение тысячи проституток третьего мира и поджог сиротских приютов. Настоящими героями следовало считать таких, как он, Вернон, тех, кто решался выставить напоказ частную жизнь и постыдные секреты жадных демонов, считающих себя святее других, к каковым, безусловно, относились паразиты, проживающие в «Пендлтоне».
Обыскав квартиру Хокса, Вернон не смог обнаружить никаких постыдных секретов, которые помогли бы закинуть его книгу на первую строчку списков бестселлеров или расширить число подписчиков сайта, который он намеревался создать в Интернете. Но, даже если он и не нашел скандального материала о Хоксе, это не означало, что таких секретов не существовало. Просто убийца сирот оказался невероятно умным по части сокрытия доказательств своих чудовищных преступлений и тошнотворных извращений.
В любом случае Вернон обнаружил массу косвенных улик, свидетельствующих о том, что Хокс далеко не тот герой, каким его представлял себе старина Логан Спэнглер. К примеру, Хокс подписывался на девять финансовых изданий, что указывало на его маниакальное стремление делать деньги. В его винном кулере лежали бутылки дорогого «Каберне», он носил дорогие, сшитые на заказ костюмы, каждый из которых стоил в шесть раз больше очень хороших костюмов, продававшихся в магазинах готовой одежды. Более того, он собирал коллекцию редких радиоприемников с бакелитовым корпусом периода арт-деко. Приличный человек не стал бы столь эгоистично тратить такие большие деньги на себя или на такую никому не нужную ерунду. Хотя Вернон многое знал и о самих сейфах, и о том, как их вскрывать, стоящий на виду сейф Хокса оказался ему не по зубам, а это означало, что там хранятся скандальные материалы. Многое знал Вернон и о компьютерном взломе, но не смог добыть файлы клиентов Хокса, эти файлы оказались очень уж хорошо защищенными. Вернон даже начал думать, что хранятся они в отдельном компьютере, который запирался в сейф каждую ночь, и все потому, что Хокс и его клиенты участвовали в мошенничестве с акциями, в спекуляциях на товарных биржах и наверняка в чем-то и похуже.
Хокс заговорил, едва переступив порог:
— Мистер Клик, я только что видел на северной лестнице человека, который, думаю, тут не живет.
Вновь сев, огорчившись из-за того, что его назвали мистером, как какого-то штатского, Вернон спросил:
— Кого именно?
— Я не знаю, кто она. Но мне хотелось бы, если это не затруднит вас, чтобы вы посмотрели, покинула ли она лестницу на первом этаже или в подвале. Она прошла мимо меня, когда я стоял на площадке второго этажа.
— Если она живет здесь, слежка за ее перемещениями нарушит ее право на личную жизнь.
— Я не думаю, что она живет здесь.
— Но наверняка вы не знаете.
— Послушайте, здесь что-то не так, — Хокс замялся. Глаза его бегали, как, собственно, и должны бегать глаза любого финансового консультанта. — Происходит что-то странное. Я видел ее три или четыре минуты тому назад, но, возможно, она не появится на видео. Меня это не удивит.
Вернон нахмурился.
— Значит, Спэнглер рассказал вам о двадцати трех пропавших секундах. Что ж, именно я предположил, что речь идет о грабеже. А может, и об убийстве. Если так все и обернется, он скажет, что подозревал это с самого начала, но на самом деле подозревал я, а совсем не он. Если вы говорите, что на территории кондоминиума появился еще один незваный гость и, возможно, что-то не так с системой видеонаблюдения, будьте уверены, в мою смену им не выйти сухими из воды. Давайте поглядим.
Вернон убрал режим реального времени и открыл доступ к архивам. Поскольку на лестнице видеокамеры не поставили, сначала вывел на экран запись с камеры, показывающей ту часть коридора подвала, где находилась дверь на северную лестницу, чтобы посмотреть, не выходил ли кто из нее за последние пять минут. Если бы произошло ограбление, или убийство, или два убийства, или какое-то другое преступление, совершенное этими привилегированными пендлтонскими паразитами, его книга не просто имела бы коммерческий успех, но стала бы мегахитом. Очень бы подошло множественное убийство с сексуальной расчлененкой или каннибализмом. Возможно, мечтать о таком и не приходилось, но кто знает, до какой мерзости могли дойти эти богатенькие извращенцы.
* * *Микки Дайм
В кабинете завернутый в одеяло мертвый Джерри занял положенное ему место в поставленной вертикально грузовой тележке, надежно закрепленный тремя эластичными ремнями.
Микки рассмотрел труп с разных сторон. С любой он выглядел как труп, завернутый в одеяло.
Из стенного шкафа для постельных принадлежностей Микки достал две запасные подушки. Он держал их в пластиковом мешке, где лежало и саше с лимонным запахом. Зарылся лицом в каждую, наслаждаясь ароматом свежего лимона.
Широкой клейкой лентой закрепил подушки на одеяле из микрофибры там, где располагались ступни и голени покойника, чтобы скрыть их очертания. Ему нравились прочность, гибкость и наружная гладкость клейкой ленты. Клейкая лента вызывала сексуальные ощущения.
Из шкафчика под кухонной раковиной Микки вытащил ведро. Надел на голову Джерри и закрепил клейкой лентой.
В стенном шкафу его спальни стояли несколько картонных коробок, в которых хранилась переписка его любимой мамочки с другими знаменитыми интеллектуалами. Микки собирался привести письма в порядок, рассортировать по датам и адресатам и подарить Гарварду, благодаря чему его мать обрела бы бессмертие.
Одну из коробок письма заполняли только на треть. Он осторожно вынул письма (на них еще оставался слабый запах ее любимых духов — «Белладонны») и сложил на полке. Пустую коробку отнес в кабинет, где и закрепил клейкой лентой к груди Джерри.
Взял из стенного шкафа еще одно одеяло из микрофибры. Накрыл завернутый труп и закрепленные на нем аксессуары. Теперь мертвый Джерри выглядел грудой ненужных старых вещей.
Встав позади грузовой тележки, Микки потянул ее на себя, поставил на колеса. Выкатил из кабинета, пересек гостиную, припарковал в прихожей у входной двери.
В спальне Микки закрепил на себе плечевую кобуру, сунул в нее пистолет тридцать второго калибра с глушителем, надел пиджак спортивного покроя, сшитый так, чтобы скрыть оружие. Посмотрел на себя в большое, в рост человека, зеркало. Выглядел он сексуально.
Собственно, выглядел так хорошо, что подумал, а стоит ли ему ограничивать сексуальные игры со Спаркл Сайкс только воображением. Если бы он пришел к ней, она могла бы найти его неотразимым. Многие женщины находили его неотразимым, и не потому, что он им платил. Они часто говорили ему, что общение с ним для них вопрос не только денег, и он знал, что они говорили правду. Конечно, существовал риск, что она его отвергнет, а такого он не любил. Что ж, если она отвергнет его недостаточно вежливо, тогда он возьмет то, за чем пришел, это вопрос чести, а потом уничтожит все улики.
Микки оставил Джерри в грузовой тележке, в прихожей. Вышел в коридор, запер квартиру и пошел на пост службы безопасности убивать охранника.
* * *Логан Спэнглер
На кухне квартиры Эрла Блэндона Логан несколько раз прополоскал рот и горло виски сенатора, выплевывая потом виски в раковину, в надежде, что удастся уничтожить или хотя бы смыть споры, которые могли попасть в рот и горло. Он так часто и сильно выдувал воздух через ноздри, что в носу мог лопнуть какой-нибудь кровяной сосуд, все для того, чтобы освободить от спор носовые каналы и пазухи.
Логан тревожился, что споры могут оказаться токсичными. Может, не смертельно ядовитыми, но способными вывести из строя. Существовали грибы, которые, если их съесть, вызывали галлюцинации и разрушали психику. Странные грибы в туалете, наверное, могла бы найти Алиса, если бы прошла сквозь такое черное зеркало, что попала бы не в Страну чудес, а в другую, находящуюся гораздо ближе к аду, и возникали серьезные сомнения в том, что эти грибы безопасны для человека.
Он задался вопросом, а не контакт ли со спорами вызвал видение давно заброшенной комнаты, но едва ли такое могло быть, поскольку и грибы с их спорами являлись частью этого видения, а не реального мира. Тем не менее мысль эта не желала уходить, и перед его мысленным взором постоянно возникали образы светло-зеленых, в черных пятнах грибов. Причем не просто воспоминания об увиденном в туалете, потому что эти грибы еще и перемещались. Совершали не только червеобразные движения, как что-то переваривающие кишки, а извивались, наматывались и сворачивались вокруг друг друга, скручивались в какие-то непонятные узоры. Он не мог отделаться от этих образов. Они становились даже более реальными, чем кухня, в которой он сейчас стоял, и Логан подумал, что образы, вызванные ЛСД, точно так же могли подавлять собой реальность, хотя сам никогда не прикасался к галлюциногенам. В кучках поганок, угнездившихся на змееподобных грибах, с макушек шляпок оттянулась кожица, как в туалете, но на этот раз над ними не поднялись в воздух облачка спор. На этот раз, как в экзотическом фильме, прокручиваемом в голове, из некоторых шляпок высунулись серые языки, из других — желтые глаза на волокнистых стебельках, словно растения и животные каким-то образом скрестились, породив демонических детенышей. Резко — такого просто быть не могло — изменилось его местоположение в этом безумном мире. Теперь он уже не таращился на грибы, а смотрел из них, словно глаза на стебельках стали его глазами, и видел себя, в униформе, с бледным и покрытым потом лицом, с глазами тусклыми, как арктическая заря.
Он осознал, что вернулся в туалет, хотя и не помнил, как покидал кухню. Стоял у раковины, вцепившись в край мраморной столешницы обеими руками, словно она служила ему якорем в бурном море, и смотрел в зеркало. По стене за его спиной ползали отвратительные грибы, но свет не стал меркнуть, как прежде, и, когда он отвернулся от зеркала, чтобы встретить извивающуюся колонию, в реальности ее не увидел. Она существовала только в отражении. Зеркало показывало Логану, какой он теперь, а стену за его спиной — какой она была раньше. С зеркалом ничего странного быть не могло. Что-то происходило с ним, Логаном.
Покалывания привлекли его внимание к рукам, вцепившимся в столешницу. Ногти почернели.
* * *Марта Капп
К тому времени, когда Марта вошла в гостиную, следуя за сестрой, Дымок и Пепел перестали издавать душераздирающие звуки. Хотя коты редко куда-либо забирались, на этот раз оба сидели на этажерке, заставленной фарфоровыми птичками. Оба оглядывали основание этажерки широко раскрытыми оранжевыми глазами. Обычно самодовольные и уверенные, как все кошки, теперь они выглядели испуганными.
— И что вас напугало? — обратилась Марта к сидящей наверху паре.
— А как ты думаешь? — тон Эдны предполагал, что они обе знают ответ.
— Не Сатана, — нетерпеливо отмахнулась Марта. — Если надо растлить целый мир, с какой стати принц ада будет тратить время на пребывание здесь… потому что мы продавали вкусные торты?
— Он король ада и принц этого мира.
— Королевские особы всегда навевали на меня скуку.
— В любом случае я не упоминала Сатану, дорогая. Я говорила, что Салли видела демона. Имя ему, в конце концов, легион, у него в подчинении целая армия.
Марта смотрела на забравшихся на этажерку котов.
— Мышей они никогда не ловили. В этом аспекте они — позор для своего вида.
— В «Пендлтоне» нет мышей, чтобы проверить их способности. Если бы они были, я уверена, коты оставляли бы нам маленькие хвостатые подарки. Испугала их не мышь.
— Тогда гром.
— И не гром, — возразила Эдна.
Дымок и Пепел среагировали одновременно, повернули головы, уставившись на дальний угол комнаты, и зашипели, словно увидели что-то ненавистное.
Сестры повернулись, чтобы посмотреть, что так не понравилось котам, и Марта успела заметить, как что-то мелькнуло между креслом и «честерфилдом».[26]
— Что это? — спросила она.
— Ты о чем?
— О чем-то. Я что-то видела.
За окнами сверкнула молния, от грома задрожали стекла, дождь лил с прежней силой.
Взяв длинную кочергу с бронзовой стойки у камина, Марта пересекла большую комнату, лавируя между предметами эпохи королевы Виктории — обитыми бархатом стульями, столиками, уставленными антиквариатом, подставками для горшков с папоротниками, пьедесталов с бюстами поэтов-классиков — и держа курс на «честерфилд», за которым вроде бы нашел убежище маленький и шустрый незваный гость. Рука, сжимавшая кочергу, болела, но раздутые артритом суставы пальцев оставались достаточно крепкими, чтобы оглушить крысу или какую-то другую потенциально опасную зверушку, которой опять позволил сбежать кто-то из жильцов.
Восемью годами раньше в «Пендлтоне» поселился рок-н-ролльный музыкант. Три его песни стали хитами, он провел успешное турне по стране, а потом его карьера оборвалась из-за отсутствия таланта. Прежде чем пропить, пронюхать и растранжирить свое небольшое состояние, он купил квартиру на втором этаже и въехал в нее с женщиной по имени Битта, с зелеными волосами и грудями размером с индейку каждая. Не поставив в известность ассоциацию владельцев квартир, парочка привезла с собой ящерицу-ядозуба по кличке Кобейн,[27] которая сбежала из их квартиры через парадную дверь, бездумно оставленную ими приоткрытой, после того, как эти разгильдяи вернулись домой пьяными, думая только о сексе и горланя похабные песни в коридоре. В последующие восемнадцать часов, пока Кобейна не поймали, загнав в угол, и не удалили с территории кондоминиума, в «Пендлтоне» царил ад.
Годом позже, проигравшись в Вегасе, рок-н-роллер потерял и деньги, и зеленоглазую подружку. Он уже давно покинул «Пендлтон», но в этот век дураков хватало везде. И Марта ожидала найти под диваном какого-нибудь экзотического зверя. Если б он продемонстрировал крепкие зубы, злобный характер и дурные намерения, она собиралась защитить себя всеми доступными средствами, независимо от того, как бы его звали, Кобейн или Пушок.
— Что ты делаешь? — спросила Эдна сестру, которая с поднятой кочергой выслеживала незваного гостя.
— Помнишь Кобейна?
Дымок и Пепел зашипели с этажерки, хотя Кобейн покинул «Пендлтон» до их появления здесь.
— Ты видела ядозуба?
— Если бы я его видела, то так бы и сказала. Что-то я видела, только не знаю, что именно.
— Мы должны кому-то позвонить.
— Я просто не собираюсь вызывать экзорциста, — Марта с осторожностью обходила «честерфилд».
— Я про управляющего, мистера Трэна.
Никто не прятался за массивным диваном.
Возможно, зверек, которого она заметила перебегающим от кресла к «честерфилду», спрятался под ним. Марта наклонилась и начала шуровать кочергой под диваном.
* * *Спаркл Сайкс
Пересекая гостиную и направляясь на кухню — Айрис шаркала ногами следом, — спеша позвонить в службу безопасности и сообщить о твари, которая, несомненно, пыталась проникнуть в дом через окно спальни, Спаркл услышала какой-то шум в коридоре. Детский голос что-то кричал о «большом насекомом».
Сменила курс, направилась в прихожую, прильнула к глазку. В южном коридоре никого не увидела, но услышала напряженный женский голос: «Пошли на лестницу».
После короткого колебания Спаркл открыла дверь. Справа, в десяти футах, где западный коридор пересекался с южным, два человека спешили к двери на лестницу. Спаркл узнала Туайлу Трейхерн, милую женщину из квартиры «2-А», сочинительницу песен, мужем которой был знаменитый певец. Ее сына звали Уинслоу или Уинстон. Она звала его Уинни. Оба, судя по одежде, собрались на прогулку.
Мальчик, определенно нервничая, шел первым, но остановился, взявшись за ручку двери на лестницу, когда мать предупредила: «Уинни, нет! Подожди».
Уинни ответил: «Я знаю, чувствую, что-то нас ждет на ступенях».
— Вам нужна помощь? — спросила Спаркл. И мать, и сын вздрогнули.
Когда повернулись, она увидела их лица. На них читались те самые чувства, которые испытывала Спаркл: недоумение, тревога, страх.
* * *Салли Холландер
Парализованная начальным укусом, с длинным трубчатым языком демона, всунутым ей в горло, захлебываясь холодной, густой субстанцией, вытекающей в нее из полой трубки-языка, Салли оставалась в сознании даже не из-за охватившего ее ужаса — от невероятного отвращения. Несмотря на паралич, она отчаянно пыталась освободиться и очиститься, потому что чувствовала себя вывалянной в грязи от прикосновения этой твари, от укуса, контакта с его языком.
Наконец-то убрав язык, демон отпустил Салли, и она соскользнула на пол. В ее желудке воцарился холод, словно монстр накачал его шугой. Ее мутило, ей хотелось вырвать, освободиться от всей этой гадости, но она не могла.
Каждый ее выдох превращался в крик о помощи, услышать который мог только Господь, каждый вдох звучал словно отчаянный хрип. Ослабевшая, беспомощная, Салли наблюдала за ногами своего мучителя, который расхаживал по кухне, похоже, с интересом все разглядывая. Шесть длинных перепончатых пальцев. Первый и шестой длиннее, чем четыре средних, словно выполняли роль больших пальцев руки. Серые стопы, кожа очень уж похожа на чешую. Не обычную чешую, не такую, какая бывает у змеи или ящерицы, предназначенную не только для того, чтобы обеспечивать максимальную гибкость, но и служащую чем-то вроде… брони. Возможно, она подумала о броне из-за цвета, такого же, какой появляется у очень потускневших, давно не чищенных серебряных ложек. А потом, как это было и в буфетной сестер Капп, ноги демона — и он сам — начали темнеть: демон превратился в силуэт, в черную тень и ушел сквозь стену.
Тошнота усилилась, желудок, казалось, стремился вывернуться наизнанку, но вырвать она все равно не могла, а потом тошнота вдруг ушла, уступив место чему-то куда более худшему. Тепло выдавливалось из тела тем, что в нее впрыснули, и холод из желудка начал расползаться во все стороны, прежде всего в ребра, и Салли уже чувствовала каждую косточку, как никогда раньше, словно ей хирургически имплантировали какую-то жесткую решетку, чужеродную и холодную, резко отличающуюся по температуре от ее теплой плоти. Холод потек и вниз, и она почувствовала точное местоположение таза, чего никогда не случалось прежде, и тазобедренные кости стали такими же ледяными, как ребра.