– А ты и не смотри. Отвернись. Вон серый снова из оврага уши высунул. Шугани его для острастки. Эх, Андрюха, думаешь, мне легко? Но что мы сделать можем? Проверено и перепроверено: любые попытки сорвать эксперимент Гамильтона – Брута только ухудшают реальность. Там история и так пошла по наилучшему пути. Не было бы эксперимента, и нас бы с тобой не было, одни обдолбы вымирающие. А так – мы есть. Значит, и надежда жива, что исправить сумеем.
– Да ничего мы не сумеем! – отмахнулся долговязый. – Сколько уже пытаемся. Глубже идти надо, на двести лет, на триста. Да хоть на пятьсот! Там чистить, чтобы всего этого не случилось.
– Эк хватил – на пятьсот. К обдолбам и то не каждый пробьётся. Ты вот пробовал? Я – два раза, и не хочу больше. Боюсь не вернуться. Самое страшное, что возвращаться-то и не хочется. Там, в пустоте, ни ощущений, ни желаний, ни воли не остаётся. Ни тебя самого. И думаешь: а зачем это всё? Вернее, чувствуешь каждой клеточкой. Не-за-чем. Нирвана. Сколько наших на моей памяти сгинуло… Нет, Андрюха, так далеко никому не забраться.
– А как же дневник Сэлы? Была ведь вариация!
Бородач оторвался от работы, внимательно посмотрел на товарища.
– Что случилось в тот день, помнишь? То-то. Сколько ни искали, никто больше того вектора не видел. И объяснений ему нет – не было в том месте человека, одно… Ты сам понимаешь что. Может, вариация и существовала несколько минут всего.
– Я найду, – упрямо пробормотал долговязый.
Бородач вздохнул.
– Пропадёшь…
Глава 5 Глобальное отупение
Эксперимент прошёл успешно. Даже удачнее, чем ожидалось. Первый этап занял вдвое меньше запланированного времени. Ирвинг смотрел на экраны слева, где зелёное и синее больше не смешивались. Датчики оповещали о завершении операции – ячейки отсортированы. А экраны справа показывали, что ионы свинца в кварк-глюонном коллайдере достигли скорости света и готовы к столкновению. Двадцать шесть с половиной минут, чтобы транспортировать в пространственно-временную локаль коллайдера массив невидимых человеческому глазу связей. Ещё тринадцать, чтобы повысить светимость ускорителя.
Яркая вспышка на экране – детекторы коллайдера зафиксировали столкновение частиц. И ещё одно. И ещё. Вздрогнула зелёная паутина, медленно расслоилась. Квантовая сцепленность начала ослабевать. Семь минут. Семь долгих минут прошло, пока она снизилась до нуля. Паутина растаяла окончательно. Точки-квантеры мерцали одиноко и, казалось, удивлённо.
Ирвинг выдохнул, опустился на стул. Готово.
Эксперимент завершился на двенадцать часов раньше. «Зелёного Ноо» больше нет, Мартин может быть доволен. Жаль, что Марина всё пропустила. Придётся сделать ей выговор и оштрафовать за прогул. Хватит попустительствовать. Одно радует: домой она вчера вернулась, а значит, в безопасности. Кто его знает, что сейчас во внешнем мире начнётся. Без квантерных нянек-то…
А действительно, что? Ирвинг вышел из лаборатории, на ходу сбрасывая Мартину сообщение на виз, прошёл в соседнюю комнату, спросил у наблюдателей:
– Что у вас?
– Связь пропала. – Молодой смуглокожий парнишка снял наушники, повернулся к Гамильтону.
– А камеры?
– Похоже, что не работают. Сигнала нет.
– Хм. Боты почуяли конец своего ботского существования и всё отключили?
– Скорее, без них просто ничего не включилось… – предположил наблюдатель.
Ирвинг постарался вспомнить имя парня. Потом махнул рукой.
– М-да, стало быть, вся надежда на людей Корсана.
– Постойте, профессор. Вот ресторан «Супердоза». Кажется, у них сработало аварийное освещение, а вместе с ним – наша камера.
Ирвинг подошёл к экрану. В полутёмном зале на полу возилось семеро человек: ползали, натыкались друг на друга, словно слепые щенки, роняли столы и стулья и мычали, как коровы на выгуле.
– Переобдолбались, – резюмировал Гамильтон, а экран мигнул и погас. – Ничего интересного. Скажу Мартину: пусть высылает ловцов.
– Профессор! Профессор Гамильтон! – В комнату влетел первый ассистент Томински. – Что-то не так с приборами.
Ирвинг поспешил назад в лабораторию. Уставился на огромный экран визуализатора. Затем на вспомогательные экраны слева. Везде одна картина, но это же… Такого не может быть. Почему?!
Огней замер перед воротами. В который раз мысленно перебрал содержимое рюкзака. Верёвки, маячки, заряды к парализатору, запасы еды и воды… Вздохнул. Всё, можно выходить. Что бы ни ждало их снаружи, он готов.
Ирвинг во время инструктажа был бледен и немногословен, повторял только: «Будьте осторожны. Никто не знает, что там». Огней смотрел на него и мучился раздумьями: «Сообщить, что Марина не вернулась домой, осталась там?» С одной стороны, кто знает: возможно, ничего серьёзного не произошло. И леди Гамильтон сейчас объявится целая и невредимая, зачем зря старика пугать? И так вон лица нет. С другой – если с дурёхой всё же стряслась беда… то опять же, чем позже старик узнает об этом, тем лучше. С третьей – если Ирвинг поймёт, что Корсаны знали о выходке Марины и промолчали, братьям не поздоровится.
Огней хмыкнул, достал визифон и сбросил Николаю сообщение. Заварил старший кашу с диадемой, вот пусть перед Ирвингом и отчитывается. Ловец уже собрался махнуть дежурному офицеру, чтобы выпускал его и команду, как вдруг что-то случилось. Содрогнулась реальность, зазвенела стеклом. Заскользила по ней яркая красная стрелка. Упёрлась острым концом в ворота Наукограда. Огней замер, рука зависла в воздухе. Офицер удивлённо выглянул из узкого окошка: что, мол, мне делать? Отпирать или нет?
– Огней? – Давид Борн тронул командира за плечо. – Ты в порядке?
– Ты ничего не видишь? – медленно спросил Корсан, говорить было трудно: в горло словно сотня иголок вонзилась.
Давид осмотрелся. Красноречиво развёл руками. А реальность всё звенела и грозила стрелкой.
– Я… – Огней тряхнул головой, усилием воли отгоняя наваждение. – Я в порядке. Идём.
Он подал знак.
Ворота открылись. Командир и его ловцы шагнули во внешний мир.
Марина отыскалась быстрее, чем Огней мог предположить. Ловцы едва выгрузились из вагона, даже не успели разбиться на тройки, как послышалось странное. Не то стон, не то плач, не то щенячий вой. Группа двинулась на звук, держа наготове парализаторы и сетки. По дороге подшучивали друг над другом, делая предположения: что это может быть?
Никто не угадал.
Леди Гамильтон лежала в высокой траве, раскинув руки и ноги. Кремовая туника превратилась в лохмотья и задралась, обнажив груди. Туфли, обруч, разорванные трусики валялись рядом. А сверху пристроился голый Дин. Обдолб ритмично дёргался, выпучив глаза и пронзительно взвизгивая. Марина гортанно вторила ему. Шевелиться, судя по всему, она уже не могла.
Огнея затошнило.
А тело само бросилось вперёд, к слившейся в экстазе паре, нога ударила Дину в бок. Обдолб заскулил, покатился по траве. Марина медленно села, осмотрелась. Затем возмущённо взвыла и бросилась на Огнея. Ловец отклонился, защищая лицо, ухватил её за руки. Она яростно сопротивлялась, брыкалась, пыталась кусаться. Кто бы мог подумать, что в этой девушке столько силы? Марина дралась, не переставая выть.
Давид ударил из парализатора по спешащему на выручку подруге Дину и повернулся к командиру, прицеливаясь.
– Не сметь! – заорал тот. – Я справлюсь.
Он наконец скрутил взбесившуюся леди Гамильтон, попытался заглянуть ей в глаза.
– Марина! Посмотри на меня! Это я…
Марина посмотрела. Только не на Огнея, а за его спину. Увидела рухнувшего Дина, взвыла, дёрнулась с новой силой, вырываясь из захвата.
– Не стрелять! – рявкнул Корсан.
И, выдохнув, добавил:
– Связать помогите.
Оттащить Марину от любимого обдолба оказалось делом не из лёгких. Она будто не узнавала Огнея и вообще не помнила и не понимала ничего, кроме одного – своей идиотской страсти к Дину. Исцарапанные, покусанные ловцы порывались шарахнуть её из парализатора или хотя бы просто дать пинка, Огней рычал на них и старался обойтись без лишнего рукоприкладства. Это же Марина, его Марина! Что бы с ней ни случилась, она по-прежнему самое прекрасное существо в мире. В двух мирах. Или уже в одном? Ирвинг, псих ненормальный, так ничего и не объяснил, что происходит вне купола.
Вспыхнула огнём щека – леди Гамильтон проехалась по ней обломанными ногтями. Огней сцепил зубы. Да что же в неё вселилось? Неважно. Забрать её отсюда, привести к отцу – ох, бедный Ирвинг! – и не покалечить в дороге. А дальше пусть учёные разбираются: они у нас умные.
Марину, наконец, удалось оторвать от Дина, связать и укутать в плащ.
– А с этим что делать? – Давид Борн легонько пнул Дина носком ботинка.
– Да пусть сдыхает!
– Да пусть сдыхает!
– Давай хоть от станции подальше оттащим. Не ровён час, на рельс заползёт, запачкает.
Давид взвалил бесчувственного Дина на плечи. Марина взвыла, забилась в руках Огнея.
– Стой, – сказал тот. – Подойди ближе.
Давид подошёл. Марина притихла, вытянула шею, принюхалась, пожирая глазами любимого.
– Она успокоилась. Неси его передо мной. Авось доберёмся до купола без приключений.
– Огней, может всё-таки из парализатора её?
– Молчать. Ост и Давид, вы со мной возвращаетесь в Наукоград. Ост, подстрахуешь нас и, если что, поможешь Давиду тащить… это. Остальные делитесь на тройки и отправляйтесь исследовать территорию. Я доставлю Марину Гамильтон к отцу и сразу же присоединюсь. До моего возвращения действовать согласно плану и ничего иного не предпринимать. Ясно? Выполнять!
– Тебе ещё одного помощника оставить? Марину тащить, – насмешливо предложил Стэн Карлович.
Вечно он высовывается.
– Молчать! Выполнять.
Ловец мрачно кивнул и отошёл. Группка Огнея двинулась назад к вагончику.
Корсан-старший барражировал по аллее перед главной лабораторией. Туда-сюда, взад-вперёд. Хорош братик, ничего не скажешь. «Сообщи Ирвингу, что Марина не вернулась домой». Дал указание и был таков. А ты – отдувайся.
Николай вздохнул, вытер лоб, развернул коляску. И что он скажет Гамильтону? Обещал проследить за дочерью, а сам позволил обвести себя вокруг пальца. Вся надежда на то, что Ирвинг не выйдет из лаборатории, пока не вернётся Огней с Мариной под мышкой.
Плавно разъехались двери. На пороге лаборатории появились Гамильтон с Брутом.
– Не паникуй ты так, – говорил старший куратор. – Вот вернутся наши ловцы, принесут новости, тогда и будешь паниковать.
И ухмыльнулся криво.
– Николай, здравствуй. – Ирвинг устало помахал рукой.
– Вечер добрый, профессор. Как прошёл эксперимент? Удачно?
– Это закрытая информация, – отрезал Брут.
А Ирвинг развёл руками:
– Пойду Марину разбужу. Сколько можно спать? Совсем совесть потеряла.
– Ирвинг, я хотел сказать…
– Скажешь по дороге. Поехали.
– Нет, подождите. Дело в том, что Марина…
– Что? Ну, говори, что она учудила? Неужели ушла с ловцами?
– Нет. То есть не совсем…
Проклятье. Сообщать плохие новости сложнее, чем он думал. Ещё Мартин маячит за спиной профессора, ухмыляется.
– ?
– Она… Диадема, которую я подарил… Понимаете…
– Ничего не понимаю. Что ты мямлишь всё время? Говори, что опять стряслось с моей дочерью?
В ответ раздался надрывный вой из глубины парка. Мужчины вздрогнули. Даже Мартин перестал мерзко улыбаться и уставился на густые кусты шиповника, скрывавшие неведомую зверушку. Зверушка взвыла ещё дважды – голосистая! – затем наступила тишина.
– Профессор. – Голос Николая вдруг стал твёрдым. – Я хотел сказать, что ошибся. Ваша дочь домой не возвращалась.
Гамильтон медленно повернулся к Корсану. Вой повторился. На аллею вышел Огней. С Мариной… нет, не под мышкой. На руках. Но почему-то ничего хорошего от их появления Николай не ждал.
Мартин Брут не был силён в квантовой физике. Однако увидев, как на экране визуализатора вслед за зелёными нитями тают и синие, понял, что случилось. Враг успел раньше. Опередил их на доли секунды, но – опередил.
Что теперь будет? Посмотрим. Возможно, почти ничего не изменится. Подумаешь, утратят обдолбы связь с ноосферой, лишатся способности предчувствовать события и делать интересные открытия – они и так со своими коктейлями всю восприимчивость к окружающему миру потеряли. Зато и машины больше не получат от вакуума никаких сигналов, не смогут их обработать и использовать против людей. Вроде всё логично и красиво. Только на душе неспокойно. Он не физик, но не надо быть учёным, чтобы догадаться – у любого события всегда есть несколько вариантов развития.
Огней, волокущий доченьку Гамильтона, утвердил Мартина в наихудшем опасении. Девица брыкалась, кусалась, вопила не своим голосом. Глаза пустые, лицо в пыли, вместо обычной аккуратной причёски – чёрный колтун на голове. Корсан прикрывал девушку плащом, одновременно пытаясь не выпустить из рук.
Ирвинг, как в замедленном кино, открыл рот и двинулся на Огнея. Вот он протягивает руки к дочери, зовёт её по имени, требует, чтобы ловец отпустил девочку, решает, наверное, что просто поругались. Не видит или не хочет замечать, что дочь на человека не похожа. И что помощники Корсана тащат такое же человекоподобное существо с пустым взглядом. Это и есть Дин? Огней выпустил Марину – та покатилась по траве. Руки связаны за спиной. Плащ свалился с плеч, оставив леди Гамильтон, считай, голой. Но она не обратила на это внимания, завывая, поползла к Дину. Ирвинг упал рядом на колени, взял её лицо в свои руки, попытался заглянуть в глаза. Марина укусила его за ладонь. До крови.
А Николай всё это время сидел неподвижно, вцепившись в ручки инвалидного кресла с такой силой, что побелели пальцы. Сидел и смотрел. Лишь губы шевелились – то ли в молитве, то ли в проклятьях.
Огней схватил Марину в охапку.
К лаборатории подъехал электромобиль с красным крестом на бампере – оперативно, видимо, ловцы дали запрос медикам ещё в дороге. Врач, высокая статная женщина с тугим узлом тёмных волос на затылке, вколола транквилизатор Марине и решившему заявить о своих правах («Оуууээээххххрыыыы!») Дину.
«Интересно, как там Карла?» – подумалось Мартину невпопад.
– Огней, что это значит? – завопил Ирвинг, едва Марина утихомирилась.
– Это у вас надо спрашивать, – процедил ловец.
– Ты! – Ирвинг бросился к Николаю. – Ты сказал, что она дома, что она в безопасности.
– Она догадалась про диадему… – начал Николай.
Но Ирвинг его не слушал. Повернулся к бесчувственному Динарию, которого санитары тоже укладывали на носилки.
– А это что такое?
– Дин, личной персоной.
– Она подсунула мне фальшивое видео…
– Понял, что Дин. Зачем здесь это убожество?
– Без него мы бы Марину не донесли. Едва она теряет его из поля зрения, такое начинает вытворять. – Огней скривился.
– Марина в безопасности. Унесите это за ворота.
– Я был уверен, что она вернулась…
– Нет уж, позвольте, – вмешалась врач.
Она посмотрела на Ирвинга и спокойно, с расстановкой произнесла:
– Я обязана оказывать помощь всем, кто в ней нуждается. Меня так учили.
Мартин одобрительно улыбнулся. Ксения Полёва. Хороший врач.
Ирвинг лишь рукой махнул и повернулся к Огнею:
– Где ты нашёл их?
– Недалеко от станции. Они там… к-хм… гуляли. Если можно так сказать.
– Она беременна, – упавшим голосом вдруг сообщил Ирвинг.
Все замолчали, а Полёва кивнула – разберёмся, мол. Носилки погрузили в медмобиль, Ирвинг попытался забраться туда же, но Мартин с Огнеем схватили его за руки. Учёный нужен в лаборатории.
– Что во внешнем мире? – спросил Брут у ловца, когда медмобиль уехал.
– Не знаю. Мы видели только этих. Мои люди ушли на разведку, сейчас и я к ним присоединюсь. – Он посмотрел на Ирвинга. – Верните её. Я знаю, это под силу только вам.
Гамильтон опустил голову и побрёл в лабораторию.
Мартин взял за руку Огнея, отвёл в сторону.
– Ты ведь около семи утра был возле ворот?
– Ровно в семь.
– А не видел ли ты или кто-то из твоих людей что-нибудь… странное?
Корсан побелел, и Мартин понял – видел. То же, что и он, когда после бессонной ночи, проведенной в Управлении, вышел на балкон и замер, не в силах сделать шаг. Мог лишь стоять и смотреть, как замирает реальность и скользит по ней красная стрелка.
– И вы её видели? – выдавил Огней.
Мартин кивнул.
– Слава небесам, – сказал ловец. – Я решил, что с ума схожу. Как думаете, что это было?
– Не знаю. Но разберусь. Обязательно.
Огней пожал старшему куратору руку, подал знак команде и пошёл прочь.
Корсан-старший тоже долго не задержался, покатил куда-то по своим делам. Брут смотрел ему вслед, борясь с нахлынувшими чувствами и мыслями. Рано ещё делать выводы, рано. Вернутся экспедиции, перепроверит всё Ирвинг. И тогда…
Светловолосая девушка вышла из-за кустов шиповника, поздоровалась с Николаем, катившим навстречу. Кажется, новая наукоградица, Огней недавно привёл. В руках у девушки были ветки сирени, она на ходу обрывала с них листья, оставляя голые прутья. Ай-ай, как нехорошо. Её что, никто не предупредил, что в Наукограде портить кусты нельзя? Девушка остановилась, наклонилась… и вдруг начала мести землю пучком прутьев. Что это значит? Она уборщица? Но ведь Огней вроде хотел её к брату в лабораторию определить?
– Эй! – окликнул он светловолосую. – Ты что делаешь?
– Здесь грязно. – Она выпрямилась, уставилась на старшего куратора огромными глазищами, сжимая в руках пучок. – Я хотела немного… Простите. Я как лучше хотела.