– Арешт’вный шбешал… Приш’ловес, Борн… приказ от вас… Мы пштили… А он – штрелял… Ребят вырубил… Меня менше шадело… Увёл арештов’нова…
– Куда они ушли, знаешь?
– Борн шкажал Виену… «В ангар… там Шэла и вше…» Я чуть очухался… вам швонить…
В какой ещё ангар? Неужели на аэродром подались? Но там охраны полно. Или все ловцы уже подчинены Врагом? Тогда остаётся взять пистолет и немедленно застрелиться.
И тут Мартин вспомнил, что находится за главным производственным корпусом. Ангар лаборатории транспорта с экспериментальной моделью трансформа! Именно на него указывал вектор, туда направлялись враги. И Сэла Фристэн скрывалась там. А код доступа в ангар – только у Корсана-старшего. Вот для чего он ломал комедию – задержать пытался. Никому нельзя доверять.
Обиднее всего, что Враг просчитывал каждый шаг Мартина, словно в мысли его заглядывал. Выхватывал именно тех людей, на которых старший куратор хотел бы опереться в строительстве нового мира: Фристэн, Борн, кто ещё?
До ангара рукой подать, и времени прошло немного. Пожалуй, он успеет задержать беглецов. Подкрепление можно вызвать по дороге. Мартин вдавил педаль сцепления… И опомнился.
Это же приманка, западня! Борн специально оставил одного из охранников в сознании, упомянул ангар и Сэлу, чтобы сбить со следа старшего куратора. Пока он будет ловить беглецов, в лаборатории квантовой физики может произойти всё, что угодно. Возможно, в эту самую минуту Враг берёт под контроль энергостанцию, готовится взорвать Наукоград? Или замыслил нечто худшее…
Но оставить без внимания ангар он тоже не мог. От Фристэн и её шайки зависит будущее – векторы не ошибаются.
Мартин быстро набрал номер.
Звонок старшего куратора застал Огнея в дверях проходной.
– Огней Корсан, ты уже в Наукограде?
– Почти. А я как раз собирался вам звонить. Только что узнал: вы приказали задержать мою жену, Сэлу Фристэн. Что это значит? Что вообще творится в Наукограде?
– Нехорошее творится. Рассказывать подробно времени нет. Срочно езжай к лаборатории транспортников, твой брат в опасности. Фристэн и Борн затеяли скверное дело – хотят вернуть Врага. Останови их, пока не поздно.
– Мой брат?! Что с Николаем?
– Нет времени! Позже, позже! Задержи их до моего прихода. Любой ценой! Иначе они погубят и Николая, и себя, и всех нас. Весь Наукоград угробят! Огней Корсан, ты сделаешь это? Я могу на тебя рассчитывать? Хотя бы ты не предашь?
Брут смотрел почти просительно. Видно было: несладко ему сейчас, загнали старшего куратора в угол. Потому и вспомнил о Корсане.
Огней кивнул.
– Хорошо. Жду вас в ангаре. Я разберусь, что у вас тут происходит.
– Будь острожен! Они уже убили Журавского, изувечили нескольких охранников.
Это предупреждение прозвучало даже не смешно. Огней не стал на него отвечать.
«Срочно езжать» означало не крутить педали велосипеда, а конфисковать на проходной электромобиль и мчать по всё ещё полупустому – половина народа в отпусках, отсыпаются – Наукограду от ворот до самой юго-западной оконечности, туда, где каменистые склоны подступают к лабораторным корпусам и потрескивают электрические искры на башенках-излучателях силового поля. Огней пронёсся по проспекту, свернул в сторону набережной, не снижая скорости, вывернул к пищефабрике. Водитель экстренно затормозившего молоковоза высунулся из кабины, что-то закричал вдогонку. Некогда, дружище, некогда! Старший ловец Корсан спасает мир. И своего несчастного брата в придачу.
Судя по всему, сегодня ангар транспортников был популярен. На парковке стоял электромобиль с паучьей сеткой на радиаторе – эмблемой ловцов, – и парочка велосипедов прислонилась к стене. Огней остановил машину, недоезжая метров двадцать, выпрыгнул на бетон, прислушался. Ворота ангара распахнуты настежь, но изнутри не доносилось ни звука. Тишина, безлюдье, тёмный зев ворот – всё это смахивало на ловушку. И то, что Давид уже был здесь, лишь усиливало ощущение опасности. Потому Огней снял автомат с предохранителя и скользнул в сторону от ворот, к велосипедам и неприметной дверце служебного входа рядом с ними. Судя по зелёному глазку над замком, здесь тоже было не заперто.
Появления Корсана никто не заметил: заговорщики были увлечены работой. Ещё один электромобиль, с красным крестом – именно для него распахнули ворота, – приткнулся задним бортом к стенке эстакады. Тент был опущен, Сэла стояла в кузове, подавала какие-то белые свёртки сидящему на эстакаде Борну. Тот принимал их бережно, вставал, поворачивался, передавал груз свесившейся из распахнутого люка трансформа Ксении Полёвой. Из-за плеча врачихи выглядывала лобастая голова Томински.
С полминуты Огней наблюдал за происходящим. И вдруг понял, что за свёртки грузят в трансформ. Это же дети! Закутанные в одеяльца младенцы. Открытие ему очень не понравилось. И ещё больше не понравилось, что в ангаре не видно инвалидной коляски брата.
Сэла передала последний свёрток. Теперь в кузове оставались только она и малыш в красной курточке и ярко-жёлтой вязаной шапке. Той самой, что принёс Огней, когда последний раз приезжал в Улей проведать сына. Не угадал с размером, шапка оказалась слишком велика для головки малыша. «Ничего, – сказала тогда Сэла, – на вырост будет». На вырост, значит… И где же она собиралась растить его сына?
Огней закусил губу. Борн как раз передал свёрток Полёвой и стоял спиной к нему, высоко подняв руки. Самое время вмешаться.
– Всем стоять! Не двигаться! – приказал.
Рука Давида дёрнулась к кобуре с парализатором. Огней повёл стволом.
– Спокойнее, Борн! Медленно сними портупею и отбрось подальше. Медленно, я говорю! Или дырку в голове заработаешь.
Давид помедлил, потом подчинился. Портупея с кобурой отлетела в сторону. Не очень-то далеко, так, чтобы остаться на пандусе, ведущем к эстакаде. Огней отметил эту уловку.
– Огней! – опомнилась наконец Сэла. – Я тебе всё объясню…
– Конечно. Ты всё объяснишь.
Корсан ткнул стволом в сторону Полёвой и Томински:
– Вылезайте и становитесь рядом с вашим дружком. В машине ещё кто-нибудь есть?
– Рой, – призналась врачиха. – Но он ранен, спит. Я дала ему успокоительное.
– Ладно, поверю. Пока.
Огней вновь взглянул на жену:
– А тебе что, особое приглашение? Быстро к ним!
Сэла кивнула, наклонилась к Виктору-маленькому.
– Ребёнка не трогай! – рявкнул Огней.
– Он плакать будет.
– Не твоё дело! Куда ты собиралась увезти моего сына? И где Николай?
– Я не знаю…
– Не ври! Ключ от ангара был только у него. Что вы сделали с моим братом?
– Послушай, Огней… – начал было Давид.
Но Корсан его оборвал:
– Заткнись, Борн. Я знаю: вы все тут шибко умные собрались. Начнёте потчевать сказками, какие вы белые и пушистые и в какой грязи выделался я. Надоело! Теперь вы меня послушайте. Мы все вместе подождём Мартина Брута. И вот тогда выслушаем обе версии. Попробуем слепить из ваших сказочек правдивую историю. А пока я хочу поговорить с братом. Удостовериться, что у него всё в порядке.
Он набрал номер. Сигнал шёл и шёл, но ответа не было. Сэла стояла, прижимая к груди Виктора-маленького, смотрела напряжённо на мужа, тоже ждала ответа. Не дождавшись, предположила:
– Огней, Николай может не ответить уже. Он очень страдал последние дни. Он хотел…
Она не договорила, но Корсан и так понял. Николай очень страдал… Огней прекрасно понимал, что брату недолго осталось, но гнал от себя эти мысли, старался забыть. Даже не навещал…
Бессильное отчаяние холодом прокатилось по телу. И злость.
– Врёшь! Часа не прошло, как я разговаривал с ним. Он не мог… Это ты! Ты с ним что-то сделала, чтобы добыть ключ от ангара! – Он закричал, пытаясь криком заглушить абсурдность обвинения. – Ты отобрала у меня брата! И сына хочешь украсть, да?! Куда вы бежите?
– Всё равно куда, – хмуро пробормотал Давид. – Лишь бы подальше из этой клоаки.
– Молчать! Не тебя спрашиваю!
– Огней, мы не замышляем ничего дурного. Если хочешь, лети с нами, – заговорила и Полёва. – Только Брута ждать не нужно. Он не станет ничего объяснять. Он и нас, и тебя убьёт ради своего «Светлого Завтра».
Огней засмеялся.
– Брут? Нет, это я вас прикончу, если вы что-то сделали с моим братом. Вы все считаете меня убийцей? Правильно, я и есть убийца.
Визифон в который раз выдал сообщение: «Нет ответа», и он сбросил повтор вызова. Выбрал из списка другой номер.
– А Брут… Вот сейчас мы его позовём сюда и проверим, на что он годится.
– Не надо, пожалуйста, – вновь попросила Ксения.
Давид выругался шёпотом, Томински втянул голову в плечи, стал ещё ниже ростом, кажется, принялся поскуливать.
Сэла молчала. Стояла, обнимала сынишку и неотрывно смотрела в одну точку – не на Огнея, не на дверь за его спиной, не на ворота ангара, – просто в стену. А брови её поднимались всё выше, словно видела нечто, чего увидеть не ожидала. Чего вообще быть не могло.
– Не надо, пожалуйста, – вновь попросила Ксения.
Давид выругался шёпотом, Томински втянул голову в плечи, стал ещё ниже ростом, кажется, принялся поскуливать.
Сэла молчала. Стояла, обнимала сынишку и неотрывно смотрела в одну точку – не на Огнея, не на дверь за его спиной, не на ворота ангара, – просто в стену. А брови её поднимались всё выше, словно видела нечто, чего увидеть не ожидала. Чего вообще быть не могло.
Огней прекрасно понимал: нет там ничего и быть не может. Но не выдержал. Быстро повернул голову, взглянул на жёлтую гофрированную стену ангара. И тут же краем глаза заметил движение – Борн бросился к лежащему в десятке шагов от него оружию.
Автоматная очередь гулко прогрохотала под сводом ангара. Почти заглушила крик:
– Огней!
Вскочить на ноги Ирвинг не смог, потому крутнулся на кресле к экрану видеонаблюдения. И не поверил глазам – кушетка в «процедурной» была пуста. Расстёгнутые ремни валялись на полу. Он моргнул, пытаясь прогнать наваждение, потянулся, чтобы ущипнуть себя. И услышал за спиной:
– Папа?
Леди Гамильтон стояла в дверях зала, прикрывая руками наготу. Грязные космы волос падали на лицо, но скрыть ярость, сверкающую в синих глазах, они не могли.
– Почему я в лаборатории? Почему я голая и грязная? Ты что, эксперименты надо мной проводишь?! Что ты со мной сделал?
– Доченька… – только и смог пробормотать в ответ Гамильтон.
Рука, прикрывавшая лоно, дрогнула, поднялась к животу. Ярость в глазах женщины сменилась тревогой.
– Мой ребёнок? Что ты сделал с ребёнком? Ты…
Ирвинг опомнился. Отчаянно замотал головой.
– Нет, доченька, нет! Ты благополучно родила сына. Ему уже год скоро.
Марина моргнула. Удивлённо обвела взглядом пустую лабораторию, мёртвый экран визуализатора.
– Как год? И где все? Где мой ребёнок?! Что вообще произошло?
Ирвинг неловко поднялся из кресла. Стараясь не упасть, заковылял к дочери.
– Твой сыночек у Сэлы… Ах да, ты же её не знаешь! Это жена Огнея Корсана. Он усыновил малыша и назвал в честь своего отца Виктором. Я расскажу, Мариночка, всё расскажу. Главное – ты вернулась! У меня получилось, я теперь знаю, что делать. Мы всё сможем исправить.
Он протянул руки, пытаясь обнять, но Марина отстранила его:
– Папа, ты что? Я же голая! И грязная… У вас тут есть хоть какая-то одежда? Что-нибудь накинуть на себя? А то стою, как… не знаю кто!
– Одежда? – Ирвинг вспомнил о плаще, висящем в кабинете. – Да, да, есть. Пойдём!
Он повернулся к двери зала. Марина шагнула за ним, но тут же остановилась.
– Нет, лучше сюда принеси. Неловко мне, знаешь ли, голой по институту разгуливать!
Когда Мартин вбежал в вестибюль первого лабораторного корпуса, в затылке у него так ломило, что впору караул кричать. И сине-алая муть перед глазами, словно сам внутри вектора оказался. Потому Гамильтона он увидел, лишь едва не налетев на него.
Профессор спешил по коридору, сжимая в руках плащ, и радостно улыбался. Это поразило Мартина больше всего. Ох, как давно он не видел старика улыбающимся!
– Гамильтон, ты почему до сих пор здесь? Что с квантером?
– С квантером? На счастье, всё благополучно. Пожалуй, его я тоже смогу подключить.
– Что?!
– Но это неважно. Главное, теперь я умею декогерировать людей. Да-да, декогерировать, а не рекогерировать! Мы вернём всех, Мартин. Слышишь? Всех!
– Ты спятил? Сознание внешнемирцев погибло, это сто раз доказывали!
– Кто доказывал? Чушь собачья все ваши доказательства. Вот у меня имеется настоящее.
Он схватил старшего куратора за руку, потянул за собой:
– Идём, идём, покажу!
Он окончательно сошёл с ума, несомненно. Именно сумасшествие добавляло ему силы, позволяло тянуть за собой Брута, который весил чуть ли не втрое больше. А тот никак не мог остановить тщедушного старика.
Они ворвались в просмотровый зал. И Мартин остолбенел от неожиданности, когда абсолютно голая женщина, поджидавшая их там, громко ойкнула, вырвала из рук Гамильтона плащ, отскочила в сторону, поспешно натягивая его. И, густо покраснев, вымолвила:
– Здравствуйте, дядя Мартин.
Только по голосу Брут понял, кто перед ним. И волосы зашевелились на голове.
Ирвинг победно уставился на него, уперев руки в бока.
– Как тебе моё доказательство? Видишь, я вернул дочь, хоть никто не хотел в это верить.
– Так это ваш эксперимент, да? – Марина Гамильтон подалась вперёд. – Что вы натворили? Почему я ничего не помню? Я везла Дина в Наукоград, когда… Что с Дином?!
Мартин смотрел на них, переводя взгляд с дочери на отца. Всё оказалось куда хуже, чем он опасался. Давняя догадка о том, что тела лишившихся разума людей Враг сохранил для собственных целей, подтверждалась. Вот и началась реинкарнация электронного монстра. Он, подобно Фениксу, возрождался из пепла, воспользовавшись плотью и кровью своих создателей. Как это происходило, Мартин не понимал. Возможно, ещё один вирус, на этот раз перестраивающий клетки мозга? Тогда Фристэн и её приспешники – разносчики инфекции, мост между электронным разумом и человеческим. Их нужно уничтожить, немедленно. Будем надеяться, в ангаре всё пойдёт по плану.
– Твой Дин умер. А вместе с ним – ты и ещё четыре миллиарда жителей Земли, – ответил он женщине.
Повернулся к старику:
– Ирвинг, ты понимаешь, что натворил? Вернул Врага, которого мы уничтожили с таким трудом.
– Мать честная, Врага! – Гамильтон засмеялся. – Мартин, нет никакого врага и никогда не было. Единственный враг человечества – оно само. Вернее, его леность, косность, инертность. «Великий Ноо» – хоть «зелёный», хоть «синий» – это и есть человечество. И квантеры – продолжение нас. Расширение нашего разума, наши новые органы чувств, оперирующие на информационном уровне. Человек – уникальное существо. Он живёт в двух реальностях одновременно, и в физической, и в информационной. Бессмысленно задавать вопрос, возник ли наш разум благодаря существованию ноосферы планеты или ноосфера явилась результатом деятельности нашего разума. Между этими событиями нет причинно-следственных связей, они находятся в суперпозиции. Разум – великий дар, и люди не имеют права от него отказываться, ограничивая себя животными потребностями. Не вправе добровольно превращаться в быдло, в обдолбов. Катастрофа преподнесла человечеству жестокий урок. Я долго думал, что спасло Наукоград. А теперь понял – только здесь люди жили так, как и должны жить разумные существа. И ещё: мы уцелели, чтобы вернуть остальных. Да, пока я умею выполнять только одиночные декогеренции. Но это не принципиально. Мы можем использовать широкополосное излучение, чтобы инициировать пусковой импульс. Перепрограммируем станцию сканирования, задействуем спутники. Мы вернём всех, кто уцелел, и мир изменится. Никто больше не захочет быть обдолбом.
Нет, Гамильтон не был сумасшедшим. С абсолютной ясностью Мартин понял: руководитель лаборатории заражён тем же вирусом. Не исключено, что это случилось ещё до эксперимента. Враг предвидел всё заранее. Именно Враг организовал катастрофу его, Мартина, руками – не очистить планету от людей он хотел, а превратить их в себя. У него почти получилось. Всего шаг оставался до победы, полной и окончательной. Да, в новом мире ни один человек не пожелает становиться обдолбом. Потому что людей в том мире не будет!
– У нас получится, Мартин, увидишь, – продолжал вещать Гамильтон. – Начнём с женщин, что вы собрали в Улье. Завтра же мне нужно десять… нет, сто для экспериментов. И моих сотрудников, разумеется, верни. Роя Виена – в первую очередь. Что за ерунду ты придумал, Мартин, – арестовывать моего лучшего инженера? Чем он тебе не угодил? Тем, что способен видеть информационную грязь? Моя дочь обладает таким же даром. Я думаю, стоит прислушиваться к их предостережениям, чтобы вновь не ступить на ложный путь.
Все опасения подтверждались. Да – инфекция. Да – разносчики. И теперь понятно, кто заразил Гамильтона и Корсана-старшего.
Рука Брута легла на кобуру пистолета. Марина Гамильтон тихо охнула, отступила. Но Ирвинг ничего не замечал.
– Мартин, мне нужен мой инженер, немедленно! И мои ассистенты. Схема излучателя уже здесь. – Он постучал себя по голове. – Если модулировать пусковой сигнал…
– Папа!
Пуля вошла в лоб Гамильтона как раз над переносицей. Затылок взорвался ошмётками кости, крови, мозга. Гениальный физик, уничтоживший цивилизацию, умер мгновенно, не успев понять, что умирает.
Мартин повернулся к женщине. Заразу следовало вырвать с корнем. Ещё не поздно это сделать.
Леди Гамильтон попятилась. Округлившиеся от ужаса глаза смотрели на ствол пистолета, костяшки пальцев, сжимающих отвороты плаща, побелели.
– Дядя Мартин, не надо…
Брут нажал спусковой крючок.