Петр Иванович лично готовил стол – самый роскошный свадебный стол, который когда-либо видел тот город. Он вложил в блюда всю свою любовь, страсть и оторопь. Все смешанные чувства, которые питал к Катечке. Все страхи и боль, которые предвидел в будущем. Салаты в виде корзинок, нарезанные цветами фрукты, заливное с фигурными розочками-морковками… Чего там только не было. Свадебный торт Петр Иванович тоже испек сам – трехъярусный, огромный, с цветами, кажущимися живыми. Катечка, невероятно красивая, смотрела на роскошный стол и тупо улыбалась от счастья. Она просидела за столом весь вечер голодная, боясь притронуться к такой красоте и потревожить узор на тарелке. Для себя и жены Петр Иванович положил белые салфетки в кольцах, и Катечка таращилась на салфетку, не понимая, что с ней делать.
– Нам нельзя иметь детей, – сказал Петр Иванович жене в первую брачную ночь.
– Почему? – удивилась Катечка.
– Потому что у меня генетическое заболевание. Оно передается по наследству.
– Всегда?
– Почти всегда.
– Ну и что? Детки нужны, – сказала Катечка.
Петр Иванович тогда заплакал. Он решил, что эта прекрасная девушка его так любит, что ей не страшны ни уродства, ни тяготы – ничего. Ему и в голову не пришло, что Катечка не знает, что означает слово «генетическое», и не очень понимает, что именно передается по наследству. Но она точно знала: если вышла замуж, то детки должны быть.
Через девять месяцев Катечка родила дочь. Каждый день беременности жены Петр Иванович просил Бога только об одном – чтобы дочка родилась здоровой. Бог его не услышал. Девочка родилась – копия папа. С генетическим сбоем. Когда девочке, Леночке, не было и года, Петр Иванович заметил, что жена опять беременна. Та подтвердила.
– Почему ты мне не сказала? – спросил Петр Иванович.
– А что говорить-то? – удивилась Катечка.
Больше Петр Иванович Бога ни о чем не просил. Вторая девочка, Светочка, тоже родилась больной.
У Петра Ивановича все было – красавица жена, о которой он и мечтать не смел, деньги, работа. Все, чего он желал в самых заветных мечтах. Только про деток не загадывал. А знал бы, отдал все, лишь бы не видеть своих маленьких дочек – маленьких уродцев, с большими головками, до тошноты похожих на него. Он не мог понять, почему природа и мифический всепрощающий, всесильный и милосердный Бог не сжалились над малютками, не дали им роста и здоровья жены. Почему они не пошли в бабушек и дедушек, которых Петр Иванович никогда не видел. Почему? А главное, за что им-то такое, этим ангелам?
Девочки росли, ходили в садик и школу. Бойко бегали на своих крошечных кривоватых ножках, плели венки маленькими, недоразвитыми ручками и склоняли свои большие, несоразмерные головы над учебниками. Им достались математические способности отца.
Они не очень любили мать, удивляясь ее непроходимой глупости, и обожали отца. Ценили юмор, слово, игру цифр и играли друг с другом в шахматы. Они стояли у плиты на маленьких скамеечках и смотрели, как отец готовит соус или взбивает тесто. Они разбирались в хорошей кухне, ценили ее и с раннего возраста умело обращались с приборами.
Однажды Петр Иванович, положив деньги в портфель, повез девочек в Москву, к лучшим специалистам. Но там развели руками. Единственное, чего не смог купить Петр Иванович, было здоровье дочек. А остальное стало ему безразлично. Он не понимал, зачем он работает, зачем ему все это?
Но девочки были веселыми, жизнерадостными и, казалось, совершенно не замечали своего уродства. Им было хорошо в нашем городке. Петра Ивановича уважали, девочек искренне любили. Они ходили в школу и были первыми ученицами – выигрывали все олимпиады и конкурсы. Младшая, Светочка, занималась музыкой. Петр Иванович заказал для нее специальные табуретки – домой и в школу, – на которые она проворно вскарабкивалась. А если попадала в класс с обычным стулом, то наваливала ноты грудой и садилась сверху. До педалей она дотянуться не могла, и учительница подбирала ей репертуар, где педаль была не так нужна.
У Светочки были сильные руки. Короткие пальчики летали по клавишам. Она играла не руками, а всем телом, отдавая эмоции, силу, чувства. Если бы не уродство, не позволявшее ей развиться технически, не дававшее расширить репертуар, она была бы великой пианисткой – так все говорили.
А у старшей, Леночки, были исключительные математические способности. Она щелкала задачки, как орешки, и уже скоро стало понятно, что в школе ей скучно. Петр Иванович нашел для дочери репетитора, который ездил из соседнего города раз в неделю. Репетитор стоил дорого, но Петр Иванович мог себе это позволить.
На некоторое время он успокоился, смирился и даже начал тихо радоваться. Все было не так уж и плохо. Катечка убирала, стирала и гладила. Лишенная возможности проявить себя на кухне, нашла себя в глажке. Она гладила все, что видела: носки, платки, манжеты. Полочки в шкафу у нее были в идеальном порядке. Полотенца сложены ровненькой стопочкой по цветам и размерам. Платья девочек висели на отдельных плечиках и скрипели от чистоты и наутюженности. Рубашки Петра Ивановича не имели ни единого залома, ни случайной складочки.
Петр Иванович в те годы был почти счастлив. Любимая работа, востребованность, хорошие друзья и коллеги, девочки растут, как все. Он понимал, что в столице не смог бы обеспечить им такой жизни. Но только по ночам, неожиданно проснувшись, он спрашивал себя: надолго ли такое спокойствие?
Гром грянул, когда Леночка оканчивала школу и собиралась поступать в институт. В нашем городе института и в помине не было, и в соседнем тоже. Это означало, что девочку нужно отпускать в большой город, где она будет жить в общежитии.
– Может, не надо? Зачем? – недоумевала Катечка, которая с трудом окончила школу.
И впервые в жизни отец и мать выступили заодно – против отъезда дочери.
– У нее талант, – говорил репетитор, – ей нужно развиваться. Здесь она его похоронит.
– Пусть занимается математикой для души. На работу я ее устрою, – отвечал Петр Иванович.
– Вы же понимаете, что я ей уже ничего дать не могу. Ей нужно образование. Лучше в Москве, – убеждал репетитор.
– Это исключено, – отрезал Петр Иванович.
– Тогда пусть поступает в городе Н., там хорошая кафедра.
Город Н. находился в двух часах лета от нашего. В бытовом понимании – почти рядом с Москвой.
– Как я тебя туда отпущу? – спрашивал дочь Петр Иванович.
– А что со мной случится? – Она искренне не понимала, почему отец так беспокоится. – Все поступают, учатся, и ничего. Я здесь не останусь.
– Ты не все, – впервые в жизни в лицо сказал дочери Петр Иванович.
– Спасибо, я заметила, – взбрыкнула та, но тут же оттаяла: – Папуль, ну что я тут буду делать? Бумажки у тебя перебирать? Ты же выучился, и я смогу. Ничего со мной не случится.
Петр Иванович тогда сдался. И так и не смог себе этого простить. Считал себя виноватым. Не нужно было отпускать.
Но тогда все вроде бы складывалось хорошо. На вступительные экзамены с Леночкой ездила Катечка, ошалевшая от большого города и собственной дочери, которая собиралась изучать предметы, названия которых Катечка и произнести не могла без запинки.
Леночка поступила, набрав высший проходной балл.
Они вернулись домой догуливать лето. Весь город поздравлял Леночку и Петра Ивановича. Это действительно было событие – никто из знакомых и знакомых знакомых Петра Ивановича не поступал в тот вуз. Никто не набирал высшего бала. Никто не был таким умным, как Леночка. Гордость за дочь на время притупила тревожные мысли и опасения Петра Ивановича, и он почти со спокойной душой проводил дочь в большую жизнь, в общежитие. Тем более что Катечка ездила с дочкой и сказала, что комнаты чистенькие, а девочки-соседки – хорошие. Он надеялся, что и тот, большой, город, и те люди примут и полюбят его девочку, как полюбили здесь, в нашем городке, и не будут обижать и издеваться. Что несчастья обойдут ее стороной и ее жизнь сложится, как сложилась его.
А Катечка по наивности, глупости и душевной доброте надеялась, что дочка встретит там хорошего мальчика и выйдет замуж. Чего еще желать матери для дочери?
Первую сессию Леночка отучилась блестяще. Приехала домой на каникулы, взахлеб рассказывая отцу о преподавателях, однокурсниках, показывая учебники по высшей математике.
Светочка, которая тоже оканчивала школу, но не очень хотела уезжать из города, тогда решила ехать непременно и тоже поступать.
Каникулы закончились, пролетели мгновенно. Петр Иванович повез дочь в аэропорт. Катечка упаковала в чемодан новые отутюженные платья.
– Пап, все будет хорошо, – улыбалась Леночка, видя, что отец хмурится, – не волнуйся ты так. Там нормально.
Петр Иванович кивнул и поцеловал дочь, хотя на душе отчего-то без причины скребли кошки и сердце кололо.
Им позвонили весной из учебной части. Далекая, незнакомая женщина твердым строгим голосом сказала, что нужно срочно приехать и забрать Леночку. Петр Иванович хотел спросить, что случилось, но связь прервалась.
Первую сессию Леночка отучилась блестяще. Приехала домой на каникулы, взахлеб рассказывая отцу о преподавателях, однокурсниках, показывая учебники по высшей математике.
Светочка, которая тоже оканчивала школу, но не очень хотела уезжать из города, тогда решила ехать непременно и тоже поступать.
Каникулы закончились, пролетели мгновенно. Петр Иванович повез дочь в аэропорт. Катечка упаковала в чемодан новые отутюженные платья.
– Пап, все будет хорошо, – улыбалась Леночка, видя, что отец хмурится, – не волнуйся ты так. Там нормально.
Петр Иванович кивнул и поцеловал дочь, хотя на душе отчего-то без причины скребли кошки и сердце кололо.
Им позвонили весной из учебной части. Далекая, незнакомая женщина твердым строгим голосом сказала, что нужно срочно приехать и забрать Леночку. Петр Иванович хотел спросить, что случилось, но связь прервалась.
Он поехал сам, Катечку не отпустил.
Как он добрался до института – не помнил. На ватных ногах дошел до учебной части и представился. Та женщина, которая звонила, отводя глаза, написала ему адрес больницы, где лежала Леночка, и, сославшись на занятость, убежала.
Он зашел в общежитие забрать вещи дочери. Девочки-соседки предложили ему чай, от которого он отказался, и отдали чемодан, куда сложили Леночкины вещи.
– Что случилось? – спросил Петр Иванович.
Девочки молчали и не отвечали. Одна заплакала.
В больнице Петр Иванович увидел дочь, которая лежала на кровати бледная, но с виду ничуть не изменившаяся.
– Папа, – улыбнулась она.
– Все хорошо, я здесь. Что случилось?
Леночка не ответила, не заплакала, а просто отвернулась к стенке.
Петр Иванович нашел лечащего врача, который и ответил на все его вопросы.
Леночку с подружками пригласили на вечеринку. Обычная студенческая вечеринка. Девочки не хотели идти, а Леночка очень хотела. Она была рада, что и ее тоже пригласили. У одной ее подружки по комнате поднялась температура, и она осталась. А вторая быстро ушла – нужно было готовиться к пересдаче. Так Леночка осталась с пятью мальчиками. Из этой компании она знала только одного – своего сокурсника, а остальные были незнакомые. Трое из них даже не жили в общежитии – пришли в гости. Мальчики быстро напились. Леночка собиралась уйти, но ее не отпускали.
Ее изнасиловали все пятеро, а когда она потеряла сознание, принесли в ее комнату. Девочки просидели над ней до утра, но врача так и не вызвали. Испугались. «Скорую» вызвала комендантша, которая была удивлена, что Леночка не ушла на занятия. Другую бы не заметила, а Леночку, которая всегда улыбалась и желала доброго утра, сложно было не заметить. Леночка лежала на кровати, как будто спала. Только когда комендантша откинула одеяло и увидела, что Леночка лежит вся в крови, испугалась до одури. Не за себя, не за свое место, за девочку.
Леночку в больнице накачали успокоительным, врач рекомендовал покой и домашнюю обстановку, выписал рецепт на таблетки. О продолжении учебы пока речи не шло.
– Я их посажу, – сказал дочери Петр Иванович уже в самолете.
– И что? – подала голос Леночка.
– Они ответят. Мы подадим заявление, Ольга будет твоим адвокатом. Она их засадит по полной, – прошипел от ярости Петр Иванович.
– Я не хочу, не надо.
– Почему?
– Потому что ты был прав, папа. Я не такая, как все, поэтому они меня и изнасиловали. Им было интересно. Была бы как все, ничего бы не случилось.
– Они должны ответить, эти сволочи, мерзавцы, – процедил Петр Иванович.
– Только мне от этого легче не будет. Уже ничего не изменишь. Только маме не говори, – устало сказала Леночка и уснула под действием лекарств.
Уже дома Петр Иванович уговаривал дочь одуматься и назвать тех, кто ее изнасиловал, хотя уже сам все знал – он звонил в институт, соседкам дочери и собрал все доказательства. Он даже встречался с этими мальчиками – моральными уродами, которые плакали и обещали, что «не хотели и больше так не будут». Леночка стояла на своем.
Петр Иванович ничего не сказал жене. Катечка сначала была удивлена неожиданному возвращению дочери, а потом даже обрадовалась – дочка дома. Катечка вообще была не способна думать одну мысль долго, поэтому переключилась на бытовые заботы – шила младшей Светочке платье на выпускной и на отчетный концерт в музыкальной школе. Леночка сидела в комнате, решала задачки и вроде бы была нормальной, только сонной и вялой. Катечка не видела, что Леночка пьет таблетки.
Леночка все рассказала сестре. С подробностями. И Светочка решила не уезжать из города, о чем и сообщила отцу. Попросила устроить ее машинисткой к себе в контору или еще кем-нибудь. Отец кивнул.
Леночка медленно, но приходила в себя и даже попросила отца вызвать репетитора по математике. Однако на первом же занятии у нее случилась истерика – беспричинная, немотивированная. Она хохотала, как сумасшедшая, читая условия задачи. А потом до ночи плакала, завернувшись в одеяло. На следующий день Леночка маникюрными ножницами разрезала все свои учебники в мелкую лапшу.
Два года Петр Иванович вздрагивал по ночам от каждого звука. Два года он ездил с Леночкой в город к врачам на консультации. Два года она сидела на таблетках, которые не приносили ни облегчения, ни исцеления. Светочка работала машинисткой, а по вечерам играла дома Чайковского. Леночка сидела и слушала. Ей нравилось слушать музыку.
Тот город, собравший странных, сумасшедших, умных и несчастных людей, был подвержен тем же порокам, что и все остальные города. Там были алкоголики и проститутки. Нищие и богатые. Начальники и подчиненные. А еще там была трасса, дорога жизни, ведущая из города в другой. Дорога, прорубленная сквозь тайгу, была единственной надеждой, мечтой, призрачным счастьем. На этой дороге стояло кафе, маленькое, убогое, промерзшее, которым заправляла «блядь Тамарка». Это было ее официальное прозвище, которое знали даже дети. Тамарка варила сносный борщ и поставила автомат для мороженого – с комками крахмала и льда. Зачем ей понадобился автомат – одному богу было известно. А еще там показывали фильмы на кассетах. Все неженатые, да и многие женатые мужчины, возвращавшиеся со смен на буровых, останавливались по дороге домой или из дома у Тамарки – посмотреть кино, съесть мороженого и… У Тамарки в задней комнате кафе жили три девушки, якобы официантки. Девушки менялись, но число было неизменным – три. Если кто-то появлялся на трассе, Тамарка узнавала первой, приводила в кафе и селила в комнате.
Однажды она вышла во двор и увидела на трассе ребенка. Тамарка ойкнула и кинулась к малышу – первая проезжавшая машина могла его задавить. Там ведь все ездили без дальнего света, с нулевой видимостью и очень редко – трезвые.
– Что ж ты, твою мать, здесь стоишь? – заорала она, буквально выхватив ребенка из-под колес машины.
Она сгребла его в охапку и дотащила до кафе. А развернув из полушубка и платка, обмотанного крест накрест, охнула. Это был Леночка.
– Ты что здесь делаешь? – спросила Тамарка, которая прекрасно знала и Леночку, и Петра Ивановича.
– Возьмите меня к себе, – попросила Леночка.
– Ага, – отозвалась Тамарка. – На, поешь борща с мороженым, я щас.
Пока Леночка послушно ела мороженое, Тамарка остановила попутку, доехала до ближайшего дома и позвонила Петру Ивановичу.
Когда они влетели в кафе, в задней комнате какой-то мужик расстегивал штаны. На кровати лежала Леночка.
Тамарка велела мужику-извращенцу убираться вон из ее «приличного» заведения и больше не появляться на пороге, а Леночку подняла одной рукой и отдала Петру Ивановичу. И только тогда ему стало по-настоящему страшно за дочь. Пока мужик кричал, что эта лилипутка сама с ним пошла и он вообще «не при делах», Петр Иванович смотрел на дочь, которая улыбалась и как будто спала, обняв его за шею.
Тамарка ловила Леночку на трассе не один раз. Она вытаскивала ее из-под мужиков, из машин…
Каждый вечер Петр Иванович ждал звонка от Тамарки.
– Все, я так больше не могу, – сказала она ему в конце концов. – Она не маленькая, не могу я ее пасти. Хочешь, запирай ее на замок. А у меня дело, бизнес.
Когда Тамарка видела, что в зале сидит Леночка, она ставила перед ней тарелочку с мороженым и пускала все на самотек. Надо сказать, что ее бизнес с появлением Леночки пошел в гору, чему она не уставала удивляться. Этим мужчинам не нужно было молодое красивое тело, не нужны были стандартные девочки, которых у Тамарки было в избытке, им была нужна Леночка – уродливая, страшная, сумасшедшая. За нее платили больше всего. Она отдавала Леночке положенную сумму, но та бросала деньги на пол, на стол. Ей они были не нужны. А что ей было нужно, Тамарка не знала. Остальные девочки к Леночке ревновали, и Тамарка пыталась их как-то успокоить. А еще нужно было делать ремонт в «заведении», как она называла свое кафе-бордель. И внуку, который родился на Большой земле, послать подарок.