А Леночка действительно сошла с ума. Она не ведала, что творила. Это и врачи Петру Ивановичу подтвердили.
Он каждый вечер после работы ехал к Тамарке. Когда заставал там дочь, забирал и привозил домой, укладывал в кровать и целовал в лоб, как в детстве.
– Только маме не говори, – просила, уже засыпая, Леночка.
Он и не говорил. Катечка думала, что Леночка сидит у подружки.
В один из вечеров Петр Иванович по привычке заехал к Тамарке. В грязном сумраке Леночки не было видно. Зато за дальним столиком над тарелкой с гадким, горьким мороженым сидела Светочка.
Петр Иванович увидел там свою младшую дочь, и у него что-то случилось с сердцем. Оно вдруг перестало биться. А в мозгу случилось короткое замыкание, как вспышка, как разряд.
Он взял за руку дочь и выволок ее из кафе. На дороге стояла замотанная в тулуп и в платок Леночка, которая смотрела прямо на фары приближающейся машины. Водитель гудел, но Леночка не отходила. Водитель начал тормозить. Из-под колес полетел снег.
Петр Иванович схватил дочь, которая податливо и ласково обхватила его за шею, и затолкал в машину.
Когда он учился в школе, в детдоме, у них был кружок – стрельба из винтовки. Петр Иванович выбивал десять из десяти. Он ложился на мат, прижимался плечом к ружью, вдыхал запах приклада и стрелял. Только здесь, в нашем городке, он смог позволить себе купить ружье. Настоящее. Дробовик. Иногда он уходил на пустырь, расставлял банки или бутылки, ложился, занимал позицию и стрелял, выбивая все десять бутылок из десяти. Дробовик он хранил под кроватью завернутым в старую простыню. В мечтах он хотел пойти на охоту, настоящую, на зверя или птицу и одним выстрелом убить, попасть прямо в глаз. Но это было только в мыслях. Петр Иванович знал, что никогда не сможет выстрелить в живое существо. В бутылку, банку, мишень – сколько угодно. Но не в то, что двигается и дышит.
Дома он достал дробовик и повел дочерей на пустырь. Там он сбил две бутылки – дочери стояли сонные и не понимали, почему отец их туда приволок, но спорить не решались. Потом Петр Иванович перезарядил ружье и выстрелил сначала в Леночку, а потом в Светочку. Очень метко. В голову. Последнюю пулю он пустил себе в висок.
Их нашли через два дня, и не Катечка забила тревогу, а моя мама. Она знала, что Петечка просто так, без причины, не прогуляет работу. Катечка стояла у гладильной доски и утюжила очередную рубашку. Она не привыкла думать.
Мама же сразу указала, где надо искать. Она единственная знала, что у Петра Ивановича есть ружье. Когда ей позвонили, то сказали, что нашли тела детей. Мама сразу все поняла.
Хоронила их тоже мама. Катечка выгладила дочерям платья и мужу костюм, после чего слегла. Ее парализовало. Она могла двигать только головой.
Но после лечения она встала и продолжала жить. Когда мы уезжали с Севера, мама к ней зашла попрощаться. Катечка стояла над гладильной доской и складывала полотенца по цвету и размеру. Она так и не поняла, куда исчезли ее муж и дочки.
Тяжелый путь к сердцу через желудок
Я познакомилась с будущим мужем. Конечно, я была умница и красавица. Но этого ему было мало. Я бойко лопотала по-французски, читала Томаса Манна, но и этого ему было мало. От страданий я похудела до сорока пяти килограммов, так что на лице остались одни глаза, при этом мне в наследство достались бабушкина грудь и мамина попа, но и этого ему было мало.
Я пролила немало слез, пока не решила завоевывать не сердце, а желудок. Я пригласила будущего мужа на ужин – уж что-что, а готовить я умела, несмотря на юный возраст. Вопрос был только один – чем накормить? Так накормить, чтобы прямо из-за стола пойти замуж.
– Мясо, – посоветовала мама.
– Банально, – ответила я.
– Зато наверняка.
Почему я тогда не послушала маму? Нет, я решила сразить наповал – приготовить ризотто с морепродуктами.
Надо сказать, что с рисом в нашей семье отношения не складываются. Чечевица – да, это наш продукт. А рис… Мама даже кашу рисовую так и не может сварить.
С морепродуктами тогда было сложно – они лежали в магазинах, сверкая льдом, дорогие и плохо опознаваемые. Да и слово «ризотто» тогда мало кто знал. Но звучало убийственно.
Уже в процессе готовки я опять лила слезы, понимая, что блюдо загубила. Обычный рис оставался твердым, морепродукты плавали в дурно пахнущей жижице, но отступать было некуда.
Будущий муж честно жевал резиновую мидию и пытался проглотить рис.
– Нет, – сказал он наконец.
– Почему? – воскликнула я, как раненая птица.
Собственно, обращалась я не к нему, а к себе. Почему я не приготовила мясо?
– Мы с тобой разные в быту, – сказал он, откладывая вилку.
Полгода мне понадобилось на то, чтобы он опять был почти готов на мне жениться. Замуж хотелось страшно, поэтому в то время я научилась молчать, хлопать ресницами и кивать каждому его слову, как китайский болванчик – собственно, делать то, что совершенно несвойственно моей натуре и вообще женщинам нашей семьи. Мы орем, грозно сдвигаем брови в одну линию, как у Сальмы Хайек в фильме «Фрида», спорим с мужчинами с пеной у рта и чуть что хватаемся за кинжал, чтобы уже убить этого непонятливого человека.
На этот раз я решила не рисковать и пригласила будущего мужа на ужин к маме. В конце вечера, как я рассчитывала, он попросит у матушки моей руки, и все будут счастливы. В маме я была уверена. В ужине тоже. Главное, чтобы он смог выползти из-за стола и промычать про предложение. После ужинов, которые готовит мама, не то что говорить, дышать трудно.
Мама решила встретить потенциального зятя беляшами. Это ее фирменное блюдо, как, впрочем, и все, которые требуют полной сковороды масла, жара, брызг и теста. Беляши маме удаются отменно. В тот вечер они были огромные, размером с блюдце, истекающие соком, румяные.
Единственное, чего я опасалась, – что мама с порога покажет свое истинное лицо. Оно, несомненно, у нее очень привлекательное, но не каждому мужчине такое понравится. Обычно мама ходит дома в майке-размахайке, которая слегка прикрывает попу, оставляя открытыми ноги – всегда смуглые, подтянутые, без единой веночки, хоть и толстые. Но последнее замечание не мое, а тети-Галино, она всегда маминым ногам завидовала. При этом у мамы всегда в зубах зажженная сигарета и в руке рюмка коньяка. Еще она виртуозно и красиво разговаривает матом и имеет обыкновение сразу спрашивать про родственников, наследственность и здоровье прабабушек, стараясь выявить генетические заболевания.
Но опять же в тот раз мама была не мама. Она встретила будущего зятя в красивой блузке, которая – о чудо! – прикрывала ее грудь (еще одна мамина гордость и предмет зависти тети Гали). Стол был накрыт по-праздничному. Мама улыбалась кроткой улыбкой газели и даже сказала:
– Здравствуй, доченька. – И, обратившись к будущему зятю: – Очень приятно, Ольга Ивановна.
Я тогда чуть в прихожей не рухнула. Видимо, мама тоже хотела поскорее отдать меня замуж, очень хотела, потому что обычно она встречает меня фразой: «Маргарита, твою мать…» или в лучшем случае: «Маня, у меня уже все остыло…»
Будущий зять сразу пошел в комнату на запах. Ха, любой бы пошел. Мы мило сидели за столом, пили вино и вели неторопливую беседу. Будущий зять ел закуски – рыбу в лаваше, сыр с зеленью, картошку с цахтоном, и было видно, что сейчас оплывет, растает и позовет замуж. Единственный вопрос – кого? Меня или маму? Обычно после маминых ужинов все мужчины за столом, вне зависимости от семейного положения, звали замуж ее. Прямо из-за стола. Пока я страдала от маминого совершенства и своего несовершенства, будущий зять с будущей тещей обсуждали политику (в этом они сходились), экономику и международное положение (в этих вопросах у них было тоже полное взаимопонимание). Я нервно елозила на стуле, поскольку был случай, когда после одной беседы с моей мамой ее знакомый, дядя Юра, безответно полюбил ее и любил двадцать лет и до последнего, практически до гроба (да, да, уже лежа на смертном одре), звал ее замуж, несмотря на наличие троих детей, двоих внуков и безутешную без пяти минут вдову.
Пока я думала о своей несчастной женской судьбе, в дверь позвонили. Пришел Славик и плюхнулся за стол, кивнув мне и маме.
– Это Славик, Манькин друг, – объяснила мама моему будущему мужу, у которого кусок вывалился изо рта.
Славик пришел на запах – он по старой памяти продолжал кормиться с маминого стола. Я попыталась рассказать будущему мужу про котлету на веревочке, про занятия художественной гимнастикой и мамину диету, но он не слушал. Славик, который превратился в приятного молодого человека, правда, слегка сумрачного, молча ел и не приходил мне на помощь, а мама опять отправилась открывать дверь на звонок.
Пришел тот самый мамин верный воздыхатель, дядя Юра, который тоже почему-то появлялся именно тогда, когда у мамы был накрыт стол. Прямо на запах шел, хотя жил в другом районе.
Дядя Юра сел за стол и немедленно начал ревновать мою маму к моему будущему мужу. Я опять попыталась рассказать про ризотто, про путь к сердцу, про то, что замуж хочунимагу, но Славик молча ел, а дядя Юра меня не слушал.
Мужчины обсудили политику, экономику и международное положение и по всем вопросам не нашли взаимопонимания.
А тут еще пришла тетя Галя и начала строить глазки дяде Юре, что тоже повторялось с завидной регулярностью, так что ни я, ни Славик, ни дядя Юра не реагировали. Да и тетя Галя кокетничала без задней мысли, не рассчитывая на успех, – просто вошло в привычку.
Мой будущий муж окончательно перестал понимать, что происходит, но, осоловев от закусок, с места не двигался.
И тут мама на огромном блюде принесла беляши.
Славик встрепенулся и даже изобразил на лице улыбку, дядя Юра аккуратно разложил на коленях салфетку, тетя Галя вздохнула и поправила лифчик.
Мама положила будущему зятю два огромных беляша и села напротив – смотреть, как он ест.
Будущий зять взял вилку, нож и начал резать беляш.
Мама к тому времени с чистой совестью убрала недопитую бутылку вина и сидела, грея в руках рюмку с коньяком.
– Что ж ты делаешь? – ахнула она, поставив бокал так, что чуть не расплескала коньяк.
– Что? – испуганно дернулся будущий зять.
– Кто ж так ест? Это ж беляшек! Бери руками! – велела мама.
Будущий зять даже кусок колбасы руками не брал, только приборами, а тут – беляш. Он из тех, кто никогда не пьет молоко из пакета, воду из бутылки, и НИКОГДА, НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ не засунет свою чайную ложку в сахарницу.
Я же люблю пить молоко из пакета (очень вкусно), воду из бутылки (всегда обливаюсь) и вечно забываю положить в сахарницу специальную ложечку (кошмар).
Да, собственно, до того, как накормила будущего мужа ризотто и привела к маме в гости, я буквально за один вечер умудрилась проделать все три действия на его глазах, поэтому фраза «мы разные в быту» была понятна. И до ризотто я честно полгода училась пить из стаканов, а чай без сахара, чтобы случайно не забыть про ложечку.
Так вот мама предложила будущему зятю взять еду РУКАМИ.
Будущий зять сидел, глядя на беляш с нескрываемым ужасом. И тут случилось страшное – мама, заметив его нерешительность, подошла к нему, схватила руками беляш и засунула ему в рот.
– Кушай, кушай, дарагой, – сказала она с кавказским акцентом, который проявляется у нее и у меня в минуты особого волнения. – Она вдавила беляш поглубже ему в рот, объяснив: – Так сок не вытечет. – И радостно спросила: – Вкусно?
Будущий зять пытался вдохнуть или выдохнуть. Он закашлялся, на глазах выступили слезы.
– Горячий, что ли? – удивилась мама, хлопая будущего зятя по спине. – Давай подую.
Мама вытащила остатки беляша у него изо рта и начала усиленно дуть, слегка брызгая слюной.
– Вот, теперь тепленький, – сказала она, опять запихивая беляш в рот обезумевшему будущему зятю, который только успевал проглатывать, не жуя.
– Мама, – уже не прокричала, а простонала я, мысленно прощаясь с замужеством еще минимум на полгода, а то и навсегда.
– Что – «мама»? Что я не так сделала? Зато он теперь не голодный!
И как я должна была ей объяснить? По пунктам?
Во-первых, нельзя было говорить слово «кушать», только «есть». Во-вторых, придется объяснять, откуда у нее и у меня кавказский акцент, в-третьих, будущий муж не ел даже из своих рук, а из чужих – тем более, а от обрызганного слюной беляша мог и в обморок хлопнуться.
– Какие мы нежные… – проговорила тетя Галя.
– Ладно, пусть ест, как хочет, – обиделась мама.
– А я бы из твоих рук, Ольгуша, даже яд принял, – сказал дядя Юра.
– Можно мне еще один беляш? – спросил Славик.
– Я вас всех ненавижу! – закричала я. – Вы мне жизнь сломали! Я с вами замуж никогда не выйду!
– Ну и дура, – отозвалась мама.
– Да уж давно пора, еще пару лет – и все, никому не нужна будешь, – припечатала тетя Галя.
– Ольгуша, выходи за меня! – сказал дядя Юра.
Только Славик промолчал – он медленно, пользуясь общим замешательством, двигал блюдо с беляшами к себе поближе.
Никто не обращал внимания на моего будущего мужа, который пытался отплеваться остатками беляша в салфетку и уже покраснел от усилий.
– На, запей, – наконец пришла к нему на выручку мама и влила в него коньяк из собственной рюмки.
Будущий зять опять захлебнулся и закашлялся. Я рыдала, обливаясь горючими слезами, и между хлюпами жаловалась на свою незадавшуюся жизнь.
– Все, вечер перестал быть томным, – рассердилась мама.
Она ушла в комнату и переоделась в домашнее – майку-размахайку, с голой грудью и ногами.
– Ох, ах, ых, – произнес дядя Юра, когда мама опять появилась в гостиной.
– Ольгуш, я возьму для Славика пару беляшиков с собой? – спросила тетя Галя, накладывая в салфетку уже четвертый.
Будущий муж, который только-только восстановил дыхание, увидев мою маму, опять закашлялся.
– А астматиков у вас в роду не было? – спросила у него мама.
– Не было у него астматиков! – закричала я. – Это все ты виновата!
– Конечно, – хмыкнула мама, – опять мать во всем виновата.
Мы уходили все вместе.
– Спасибо, тетя Оля, – сказал Славик, с детства приученный говорить «спасибо» после еды.
– Так ты подумай, – в очередной раз призвал дядя Юра маму пойти за него замуж. – Я совершенно серьезно!
– Ну не знаю, Ольга, – сморщилась тетя Галя, показывая глазами и головой на ее будущего зятя, имея в виду, что зять-то – так себе, не принц.
– Мама… ты… я… нельзя же так… – продолжала я истерично всхлипывать.
– Идите уже все отсюда, – отмахнулась от нас мама.
Только мой будущий муж молчал.
Всю дорогу домой я продолжала рыдать. Я что-то рассказывала будущему мужу про детство у бабушки, про немцев, Варжетхан, про маму, которая славилась своими блюдами на пол-Москвы, про Славика, который «вкусно ел» и с детства был моим сотрапезником, про картошку тети Гали. Будущий муж молчал.
– Ну и не надо! – закричала я, когда мы добрались до подъезда. – Скажи что-нибудь! Что ты молчишь?
Я уже похоронила надежду на замужество, прекрасная картина с предложением руки и сердца под звон хрустальных бокалов разбилась вдребезги, и я мысленно готовилась к худшему – никогда не выйти замуж, потому что нет никаких гарантий, что очередного потенциального зятя мама не накормит беляшами.
– Вообще-то было вкусно, – вдруг сказал мой будущий муж. – Даже очень.
– А почему ты молчал всю дорогу? – ахнула я.
– У меня кусок беляша между зубами застрял. Я постеснялся попросить зубочистку, вот и выковыривал его языком, – улыбнулся будущий муж.
– Я не умею готовить беляши, – грозно предупредила я.
– Ну, и слава богу, – ответил он и сделал предложение, дыша на меня луком, чесноком и всем тем, что мама напихала в беляш.
Шашлыки и энцефалитный клещ
Зачем, зачем я на это согласилась? Мы с будущим мужем уже жили вместе, я всеми силами доказывала, что мы «не разные в быту» и ждала, когда он предложит доехать до загса, чтобы подать заявление. Мама, которая всегда считала, что не нужно ждать милостей от природы, брать их – наша прямая задача, решила ускорить процесс и пригласила нас на дачу. Мероприятие проходило под кодовым названием «помолвка», в конце его будущий муж должен был официально объявить о том, что завтра (послезавтра, послепослезавтра) мы едем подавать заявление.
– Может, не надо? – вяло сопротивлялась я.
– Надо, – ответила мама, – иначе эта бодяга никогда не кончится.
– Мам, он не любит есть на природе, – сказала я.
– Будет есть в доме, с тарелки, ножом и вилкой. Не волнуйся, – пообещала она.
В назначенный день мы с будущим мужем приехали на дачу. Я даже не сразу узнала участок – мама каким-то чудом умудрилась за неделю вырастить на нем цветы, елки и даже куст жасмина.
– Мам? – спросила шепотом я.
– Всю ночь с соседкой пересаживали, – пояснила мама. – А елки мужики в заповеднике выкопали. Жасмин купила. Утром посадила. Только не трогай деревья – могут упасть.
– Ты бы еще траву покрасила, – процедила я.
– Была такая мысль… – задумчиво ответила мама.
В общем, участок выглядел прекрасно. В углу, на мангале, горели угли. На столе стояла тарелка с нарезанными овощами и лавашом.
Будущий муж улыбался. У меня дергался левый глаз – реакция на стресс (о чем мой суженый пока, до свадьбы, не знал. Зачем ему нужна жена с тиком?). Поэтому я старалась пореже моргать и нацепила темные очки. Когда мама демонстрировала цветущий жасмин, который в это время года никак не мог цвести, из дома вышел Славик.
– А он что тут делает? – прошипела я.
– Забор помогает ставить, а что? – удивилась мама.
Будущий муж кивнул Славику и вроде бы продолжал улыбаться.
Славик пошел проверить степень готовности мангала.
Будущий муж с будущей тещей выпили вина, обсудили последние новости экономики, политики и положение на международной арене. Мама щебетала, будущий муж аккуратно резал огурчик на тарелке. Все шло прекрасно. Я сняла очки, поскольку нервный тик на глазу почти прошел.