Плодородие, однако, неразрывно связано со смертью и разложением умершей плоти, а значит, с «нижним миром», где властвуют тёмные силы, способные наслать на человека беду. Поэтому традиционные представления подчёркивают ещё и относительную бесполезность козла в хозяйстве: вспомним хотя бы выражение «как от козла молока». Не случайны поэтому козлиные копыта, которые в христианстве приписываются дьяволу, не случаен упоминаемый в Библии «козёл отпущения»: на животное «возлагали» грехи всего племени и «отпускали» его в пустыню, вернее, выгоняли на верную смерть. У некоторых народов чёрного козла приносили в жертву во время похорон, чтобы он послужил умершему пищей. В этой связи стоит упомянуть всем известную русскую сказку о сестрице Алёнушке и её братце Иванушке, которого превратили в козлёночка и собирались зарезать, а также рождественские и масленичные обряды с козой, которую по ходу дела «убивали», после чего она «воскресала». При этом распевали весьма примечательную песню:
Учёные считают, что русская сказка связана с древними жертвоприношениями, призванными ублажать Богов и поддерживать плодородие. Этот же мотив жертвоприношения, мнимой или временной смерти и воскрешения чётко прослеживается и в скандинавском сказании о Торе и его козлах.
…Однажды Бога Грозы застала в пути ненастная ночь, и он остановился на ночлег в очень бедной семье. Люди не смогли предложить божественному гостю мало-мальски приличного ужина, и тогда Тор, не скупясь, вывел во двор и зарезал своих рогатых скакунов. Он велел хозяевам сварить мясо, только предупредил, чтобы не повредили костей. Их он приказал складывать на шкуры козлов, растянутые возле стола. Вышло, однако, так, что хозяйский сынишка, натерпевшийся голода, не устоял перед искушением и расколол бедренную кость козла, чтобы полакомиться мозгом. Утром Тор освятил кости и шкуры своим боевым молотом, и козлы тотчас ожили и встали как ни в чём не бывало. Когда же Тор хотел вновь запрячь их в колесницу, выяснилось, что один из скакунов захромал. «Не сносить нам головы», – испугались хозяева и вместе с детьми кинулись в ноги разгневанному гостю. На их счастье, Бог Грозы был хотя и гневлив, но не злопамятен и отходчив. Он пощадил людей, нарушивших его запрет, и оставил у них козлов выздоравливать. Дети же, Тьяльви и Рёсква, стали его спутниками и в дальнейшем помогали ему в битвах.
Коровы
Уже говорилось о том, что, согласно скандинавской языческой мифологии, самого первого разумного жителя только что образовавшейся Вселенной, пращура Богов и людей, «вылизала» из солёного камня корова Аудумла. Случайно ли это? Если внимательно присмотреться к мифологическим представлениям других народов, то оказывается, что не случайно.
Учёные пишут, что образ «молочного изобилия» присущ многим индоевропейским религиям и всюду служит синонимом райского благоденствия. Вспомним хотя бы русские «молочные реки в кисельных берегах». Древнеегипетский Ра, Бог Солнца, по некоторым версиям мифа поднимался из океанских вод на небесной корове. Чтобы на высоте у коровы не кружилась голова, Ра пришлось создавать особые божества. По другим египетским сказаниям, само небо было преображённой коровой по имени Метуэр. А в древнеиндийском, древнегреческом и латинском языках слово, обозначавшее коровье вымя, означало в то же время «плодородие», «изобилие»…
Одна из скандинавских легенд упоминает храброго и воинственного предводителя викингов, который более всех Богов чтил любимую корову, по-видимому, считая её новым воплощением Аудумлы. Предание гласит, что он повсюду возил её на своём корабле, «ибо считал полезным постоянно пить её молоко».
Зимой крупный рогатый скот содержали в хлевах и, как уже говорилось, порою подкармливали до весны рыбьими головами. Хлев мог стоять в стороне от жилого дома (особенно у знатного человека, которому «не пристало» такое соседство), а мог и непосредственно к нему примыкать и даже соединяться входом, чтобы не надо было идти через двор. Сохранился рассказ о том, как человек, шедший мстить за обиду, пробрался в дом врага именно через хлев. При этом, чтобы показать свою смелость, он связал попарно хвосты всем стоявшим там коровам. Поэтому сказание упоминает их количество: с каждой стороны хлева стояло по тридцать коров. Подобное стадо считалось в порядке вещей, ведь «большая семья», которой оно принадлежало, была, как мы помним, весьма велика, а продукты животноводства играли в питании первостепенную роль.
Писатели и кинематографисты почему-то считают, будто викинги, усаживаясь за стол, только и делали, что «поедали жареное мясо целыми тушами». О том, что «диета» викингов была скорее рыбной, нежели мясной, уже говорилось. Добавим теперь, что она была ещё и молочной. О том, в каких количествах получали и перерабатывали молоко, говорит хотя бы такой факт. В одном из древних сказаний повествуется, как враги пытались поджечь дом главного героя, а сидевшие внутри успешно заливали пожар… молочной сывороткой! В другом случае персонаж вообще пересидел аналогичный пожар, забравшись в здоровенный жбан всё с той же сывороткой…
Весной четвероногих выпроваживали на подножный корм: сперва около дома, а несколько позже – на отдалённые пастбища. Учёные пишут, что такое обыкновение установилось в Скандинавии к началу эпохи викингов, во всяком случае, не ранее VII–VIII веков. В Норвегии эти пастбища располагались на горных лугах и назывались «сетер». Их не разгораживали заборами, и никто не должен был прогонять чужих коров, приберегая лучшую траву для своих. Сетер считался общим владением. «Рога здесь встречаются с рогами и копыта с копытами», – образно говорил древний закон.
Скот проводил на пастбище целое лето. Там за ним присматривали пастухи, в обязанности которых входила и переработка молочных продуктов. Возня со скотиной не считалась чисто мужским или чисто женским занятием. С другой стороны, для лазания по горам требовались крепкие молодые ноги, поэтому на сетеры со стадами отправляли в основном молодёжь. Надо ли говорить, что парни и девушки во все времена умудрялись сочетать тяжёлую работу с развлечениями, танцами, играми и, конечно, знакомством? Сетеры оказывались едва ли не единственным местом, где могла собраться вместе молодёжь из разных общин. Пастухи строили на сетерах домики для ночлега, и в этих домиках порою устраивались настоящие посиделки. Этот обычай сохранялся в Норвегии ещё в начале XX века.
Куры
Но если мир, так сказать, начался незлобивой кормилицей-коровой, то надвигающийся конец Вселенной, по мнению древних скандинавов, провозгласит пение воинственных петухов. Должны были разом закукарекать три чудесных петуха: «кочет багряный по имени Фьялар» – в стране великанов, «петух чёрно-красный» – у врат подземного царства мёртвых и петух Гуллинкамби – в Асгарде, стране Богов. Имя этого последнего переводится как «Золотой Гребешок».
Петух, возвещающий звонким криком восход солнца, испокон веку считался «живыми часами»: вспомним выражение «до первых петухов» и ему подобные. «Птица, которая смеётся на рассвете», – вот как называют петуха австралийские аборигены. Во многих мифологиях он выступает не только как глашатай солнца, но и как его «проводник» – и в годовом, и в суточном цикле. Петух приветствует ежедневное «рождение» солнца, значит, кому, как не ему, воспеть и его гибель во время конца света? Благо петух, в особенности рыжий, считался не только спутником солнца, но и его земным воплощением, равно как и символом земного огня (достаточно вспомнить всем известное выражение о поджоге: «пустить красного петуха»).
С этим связана знаменитая способность петуха своим криком разгонять нечистую силу: во всех мифологиях нечисть до смерти боится огня, тем паче солнечного света. Скандинавские легенды повествуют о злых существах, карликах и великанах, которые, будучи застигнуты рассветом, обращались в камень.
Заметим также, что, согласно скандинавской мифологии, Вселенной, погибшей под крик петухов, предстояло вскоре возродиться ещё более прекрасной и исполненной жизни. Это вполне согласуется с традиционным представлением о петухе как о вестнике воскрешения из мёртвых, ведь солнце, как известно, «умирает» и «воскресает» каждые сутки, не говоря уже о годовом круге. Не случайно и в христианские времена изображения петуха (нередко перемежаемые символами солнца) помещают на могильных надгробиях и крестах, фигурки петухов венчают кресты на шпилях католических соборов.
«Огненно-солнечной» природе петуха, по мнению наблюдательных древних людей, полностью соответствовала его агрессивная сексуальность. Даже и в наши дни назвать мужчину «петухом» значит охарактеризовать его как человека не только задиристого и воинственного, но и любвеобильного. Подробнее об этой стороне мифологических представлений о самцах животных рассказывается в разделе «Козы». Здесь же отметим, что важную роль играл не только пол животного, но и его цвет. В мире Богов не случайно поёт Золотой Гребешок, у великанов – «кочет багряный», а в подземном царстве – петух мрачного чёрно-красного цвета. Чёрный цвет издавна связывался в народном сознании с подземным миром, с мраком и смертью. Если «золотой», то есть огненно-рыжий, петух был однозначно символом солнца и огня, то чёрных петухов, как и козлов, на Руси посвящали Водяному – духу воды…
«Огненно-солнечной» природе петуха, по мнению наблюдательных древних людей, полностью соответствовала его агрессивная сексуальность. Даже и в наши дни назвать мужчину «петухом» значит охарактеризовать его как человека не только задиристого и воинственного, но и любвеобильного. Подробнее об этой стороне мифологических представлений о самцах животных рассказывается в разделе «Козы». Здесь же отметим, что важную роль играл не только пол животного, но и его цвет. В мире Богов не случайно поёт Золотой Гребешок, у великанов – «кочет багряный», а в подземном царстве – петух мрачного чёрно-красного цвета. Чёрный цвет издавна связывался в народном сознании с подземным миром, с мраком и смертью. Если «золотой», то есть огненно-рыжий, петух был однозначно символом солнца и огня, то чёрных петухов, как и козлов, на Руси посвящали Водяному – духу воды…
Кошки
Древние скандинавы держали у себя дома породу кошек, имевшую, как пишут специалисты, довольно своеобразный окрас: в основном белый, с рыжим пятном на крупе у основания хвоста. Самое интересное, что гены, определявшие именно такую окраску животных, оказались очень устойчивыми. С тех времён, когда викинги совершали свои походы, минуло целое тысячелетие, но кошки подобной породы и до сих пор живут буквально во всех местах, где бывали викинги, где они основывали свои поселения. Наиболее отчётливо «кошки викингов» прослеживаются, конечно, там, где их гены не были утрачены среди многочисленных местных пород. Идеальным заповедником для них стали островные архипелаги у побережья Великобритании.
Каких-то развёрнутых легенд, связанных с кошками, скандинавская мифология не создала. Упоминается лишь, что на колеснице, запряжённой пушистыми кошками, ездила Богиня Любви – добрая Фрейя, самая, как утверждает сказание, отзывчивая к людским молитвам. Фрейю чтили не только скандинавы, но и другие германские племена. В Шлезвиге, в церкви XII века, сохранилось изображение Фрейи в виде босоногой молодой женщины: она скачет верхом на кошке и трубит в рог. Вероятно, связь Фрейи с кошками не случайна. Если начать перечислять те черты, то злые, то добрые, которыми наделяют кошку различные мифологии, получится отдельная книга. Отметим только одно её свойство: именно в кошку часто перевоплощаются колдуньи, склонные к оборотничеству. Скандинавские же Боги подразделялись на несколько племён, так вот Фрейя принадлежала к тому из них, члены которого были особенно сведущи в колдовстве! С другой стороны, коты и кошки редко образуют постоянные пары, поэтому кошка зачастую символизирует некоторую любовную неразборчивость. Фрейя же, согласно мифологии, особым постоянством не отличалась.
Наверное, не лишне здесь упомянуть древнеегипетскую Богиню Баст, связанную с радостью и весельем. Её изображали в виде женщины с головой кошки, кошка была её священным животным, за убийство кошки могли осудить на смертную казнь…
Рабы
Как только не изображают в кино и в художественной литературе рабов, состоявших в собственности и на службе у викингов! И что характерно: чем с меньшей симпатией автор к викингам относится, тем более жестокими рабовладельцами он их изображает. На страницах некоторых «исторических» романов можно обнаружить рабов в ошейниках, с клеймом, выжженным на лбу, прикованных на цепь, вынужденных влачить совершенно скотское существование… И, естественно, несчастные невольники гораздо умнее, способнее, благороднее жестоких хозяев.
А как было на самом деле?
Самый первый раб
Среди стихотворных текстов, сохранивших для нас древние скандинавские мифы, есть один, называемый «Песнь о Риге». В этой песни рассказывается легенда о происхождении разных слоёв населения: рабов, свободных земледельцев и знати. Большинство специалистов сходится на том, что она была создана в конце X века. Некоторые исследователи видят в ней всего лишь хвалебное произведение, предназначенное восславить древность рода какого-то предводителя. Другие настаивают на том, что древние скандинавы действительно представляли себе таким образом изначальное «классовое расслоение» общества. Ведь задумывались же они о том, откуда взялись свободные и невольники, простые люди и знатные вожди?
Сюжет песни незамысловат. Один из Богов, по имени Риг (это скорее прозвище, его можно перевести как «господин» или даже «Господь», одним словом – Бог), путешествует по белу свету. Он останавливается в трёх людских домах и в каждом встречает супружескую пару: в первом – Прадеда и Прабабку, во втором – Деда с Бабкой, в третьем – Отца и Мать. В каждом доме гостя встречают со всем радушием, ставят на стол посильное угощение, а когда приходит время ложиться спать, супруги укладывают Рига между собой.
Обратим особое внимание на этот момент. В книгах учёных говорится о древнем обычае, зафиксированном этнографами у некоторых племён: в первую брачную ночь молодожёны воздерживаются от супружеских отношений и укладывают между собою изваяние божественного предка, – согласно их вере, именно он должен породить в теле женщины новую жизнь. Надобно полагать, в «Песни о Риге» идёт речь о подобном же ритуале. Текст песни этого не подчёркивает, но, видимо, хозяева-люди воспринимают своего гостя не как простого прохожего, но именно как Бога и поступают с ним соответственно.
И результат не заставляет себя ждать. Спустя девять месяцев все три женщины рожают по сыну: они-то и становятся прародителями сословий. Сын Прабабки, названный Трэлем, делается самым первым рабом. Его имя, Трэль, и значит «Раб». Заметим в скобках, что Трэль – «раб вообще»; песнь не упоминает ни словом, чтобы он был в услужении у кого-то конкретно. Заметим также, что песнь не отказывает рабам в праве называться детьми Богов. Кроме того, есть некий парадокс в том, что Трэль рождается именно у Прадеда и Прабабки…
Что это за парадокс?
«Да, были люди в наше время…»
Учёные пишут, что извечное ворчание стариков – вот, мол, в наше время была благодать, не то что нынче! – раздавалось не только сегодня, но и сто и даже тысячи лет назад. И это обстоятельство отнюдь не означает, что мир делается всё хуже и хуже.
Любой пожилой человек подтвердит, что давно минувшая юность видится ему в розовом свете. Даже тому, у кого она выдалась очень нелёгкой. Ещё бы! Человек был молод, здоров, полон энергии и жизненных сил, а впереди лежала вся вечность, всё только предстояло – «и жизнь, и слёзы, и любовь». Это психологический закон, который нельзя отменить, – с ним можно только считаться. И, конечно, наблюдательные древние люди давно заметили его, а заметив, объяснили языком мифа.
Всё «самое первое», говорили они, на заре времён было испытано Богами. Самый первый дом, самая первая любовь, самая первая война… Познав весь мир и все явления жизни, освоив все умения и искусства, Боги передали свои познания людям. Люди воюют, потому что когда-то разразилась война между Богами. Люди лепят горшки, потому что кому-то из Богов некогда пришло на ум вылепить из глины горшок, причём именно такой формы…. И так далее.
Соответственно весь так называемый прогресс, общественный, технический и научный, на самом деле – не развитие, а, наоборот, искажение премудрости, когда-то вручённой человечеству свыше. Здесь можно привести в пример не только безобидную воркотню стариков, но и кое-что пострашнее. Достаточно вспомнить, как боролась христианская Церковь с новыми идеями об устройстве Вселенной, как отправляли на костёр вольнодумцев, посмевших усомниться в учениях ископаемых авторитетов…
«Ископаемые авторитеты» упомянуты здесь не случайно. Согласно мифологическому мышлению, чем дальше в прошлое, тем ближе к Богам. А значит, божественная премудрость доставалась предкам существенно менее искажённой, нежели потомкам! Вот почему мнение Аристотеля, жившего на две тысячи лет раньше Коперника, с точки зрения Церкви оказывалось гораздо весомее для науки.
Подтверждения сказанному иногда обнаруживаются даже на уровне языка. Например, прилагательное старый в русском языке некогда обозначало вовсе не «находящегося в преклонном возрасте», как теперь, но, наоборот, «сильного, крепкого, совершенного». Когда русская былина называет Илью Муромца «старым казаком», это отнюдь не значит, что он был седобородым и дряхлым. «Старый» – значит «лучший из лучших»!
Поэтому рождение Трэля именно у Прадеда с Прабабкой поначалу приводит в некоторое недоумение. Впрочем, возможно, парадокс здесь кажущийся. Вполне вероятно, что в данном случае действовал другой психологический закон. Например, обаяние молодости и красоты Матери и Отца, которым мифологическая песнь «доверила» родить будущего вельможу. А может быть, ещё то обстоятельство, что в любой сказке геройствовать и совершать подвиги достаётся именно младшим .