Выдав это краткое напутствие, «старик» отправился дальше, а Роман перевел взгляд на Сашку, пожал плечами, всем своим видом показывая: ну я же говорил! После чего подавил вздох разочарования и резко сменил тему:
– Есть хочешь?
– Ага! Только ж нет ничего – сухари последний раз вчера еще раздавали, я свои утром доел…
– Эх ты. На, сгоняй к ручью, помой.
С этими словами Марченко извлек из-под куста пучок свежей морковки с еще не до конца завявшей ботвой и протянул товарищу.
– Ух ты! А где взял?
– Где, где… Неважно, в общем, там уже нет. Ну, так будешь мыть или с землей поедим?
– Я щас, я быстро!
– И воды набери.
Проводив взглядом непутевого земляка, умчавшегося к ручью с флягами и корнеплодами (последние, чего уж греха таить, были добыты незаконным путем на чьем-то огороде во время утренней рекогносцировки), Роман разгладил плащ-палатку, поудобней устраиваясь в тенечке под кустом, и принялся не спеша хрустеть сухарем из пока еще неоскудевших личных запасов. Немцы-то неизвестно когда пожалуют, а жрать хочется уже сейчас.
* * *Впрочем, немцы тоже не задержались. Правда, встреча состоялась немного не так, как это представлялось Марченко и другим бойцам его подразделения. Все началось часа в три пополудни. Из-за дальней рощи прямо по шоссе выкатились, урча моторами, несколько мотоциклов с колясками и, прокатившись еще немного вперед, остановились, рассредоточившись, насколько позволяла ширина дороги, чтобы не создавать плотную группу. При этом немцы принялись изучать открывшуюся перед ними местность в бинокли, довольно активно переговариваясь и жестикулируя. О чем говорят вражеские разведчики, было очевидно – наспех оборудованные позиции красноармейцев слишком бросались в глаза, чтобы их не заметить.
Впрочем, дозорные тоже не зевали, так что почти сразу после появления неприятеля был подан сигнал тревоги, и бойцы несколько суетливо стали занимать свои места в только что отрытых окопах. А еще через несколько секунд неожиданно раздался артиллерийский выстрел, и рядом с мотоциклистами поднялось облако разрыва. Тут же послышалась трескотня винтовочных выстрелов, а затем и несколько пулеметных очередей. Но все это было уже лишним – после первого же выстрела немцы развернули свою технику и лихо умчались за поворот, а поднявшаяся стрельба стихла сама собой. Все произошло настолько быстро, что Роман даже прицелиться толком не успел, а Сашка вообще добежал до своего окопа, когда неприятеля и след простыл.
Через пару минут позиции обошел лейтенант и, срываясь на фальцет, доходчиво объяснил, что стрелять без приказа не стоит. А задержавшийся у Ромкиного окопа старшина добавил, что у кого-то из артиллеристов просто сдали нервы – вот он и пальнул без приказа, ну а уж за ним и все остальные. В общем, первая встреча с противником оказалась смазана.
Зато дальше события развивались в полном соответствии с царившими среди солдат ожиданиями, причем с наихудшими из них. Сперва с запада появился и стал постепенно нарастать шум моторов. Затем то тут, то там, но на неизменно почтительном расстоянии стали появляться сами немцы. Впрочем, вели они себя достаточно скромно – близко не приближались, особо не высовывались и на рожон не лезли. Обустраиваясь на новых позициях, вражеские солдаты действовали сноровисто и без лишней суеты, выглядели уверенно и деловито. Такое поведение противника да и само его наличие в зоне видимости нервировало, заставляя большинство бойцов до рези в глазах всматриваться в любое шевеление в стане неприятеля.
Марченко поначалу тоже поддался всеобщему порыву, бдительно всматриваясь из-за бруствера в занятую немцами рощицу. Но до вражеского осинника было никак не меньше километра, разглядеть особо ничего не получалось и постепенно Роману это занятие прискучило. Он совсем уже было решил устроиться поудобней и немного перекусить, как вдруг немцы решили напомнить о себе. С их стороны донеслось раскатистое эхо выстрела, затем гул приближающегося снаряда и наконец грохот взрыва, прозвучавшего не так уж и далеко от Ромкиного окопа. Бабахнуло неслабо. Фонтан земли, поднятый разрывом, также выглядел впечатляюще. По всему выходило, что немцы успели подтянуть тяжелую артиллерию и теперь возьмутся за дело всерьез. Так оно, в общем-то, и вышло.
Быстро проведя пристрелку, германские артиллеристы перешли на беглый огонь, старательно окучивая занятую красноармейцами линию обороны сразу из нескольких батарей. Канонада не стихала где-то с четверть часа, заставляя бойцов крепче вжиматься в землю и пореже высовываться из-за вздрагивающего и осыпающегося от близких разрывов бруствера. Впрочем, любопытство все же временами пересиливало страх, и кто-то из красноармейцев время от времени приподнимал голову, кидая взгляды в сторону противника.
Марченко не был исключением, но именно ему довелось отличиться, первым начав отражение вражеской атаки. Выглянув в очередной раз из своего укрытия и бросив торопливый взгляд на ничейное пространство, Роман заметил многочисленные серые фигурки, которые под прикрытием артподготовки короткими перебежками приближались к советским позициям. «Под шумок» немцы уже покрыли где-то четверть расстояния, изначально отделявшего их от русских окопов, и продолжали уверенно приближаться, то залегая в высокой траве, то вновь устремляясь вперед. Хотя до них все еще было далековато, Марченко не стал тянуть. Примостив свою «светку» [37] поудобней, он прильнул к прицелу, стараясь поймать в прицел один из неуклонно приближающихся серых силуэтов.
На фоне все еще продолжающейся канонады обычно хлесткий винтовочный выстрел прозвучал как безобидный хлопок. Да и толку от него было не больше – в немца Рома не попал. Но тем не менее этот выстрел привлек внимание. Из соседнего окопа высунулся чуть ли не по пояс, и закрутил головой Сашка, выглянули посмотреть и еще несколько голов. Так что вскоре тревога по цепочке быстро облетела позиции, заставив уже всю линию обороны включиться в перестрелку. Немцы залегли и активно ответили, в основном из пулеметов. Затем заговорили легкие немецкие орудия, которые открыли огонь из того самого осинника, за которым в предыдущие полтора часа безуспешно наблюдал Роман. Советский огонь притих, полковая батарея, закиданная гаубичными снарядами, и вовсе молчала, а германская пехота вновь стала понемногу продвигаться вперед.
Однако последнее слово оставила за собой все же РККА, причем тоже с помощью артиллерии. Когда до линии русских окопов немецким пехотинцам оставалось преодолеть метров 250–300, в дело наконец-то включился дивизионный артполк – на нейтральной полосе, среди мельтешащих фигур солдат в форме мышиного цвета, стали довольно густо подниматься султаны разрывов 122-миллиметровых снарядов. Этого немцы уже не выдержали, став поспешно оттягиваться обратно на исходные позиции, по-прежнему огрызаясь огнем. При этом Марченко все же умудрился подстрелить одного из убегающих, который прямо на бегу ткнулся носом в траву, да так и остался лежать неподвижно.
Вид отступающего врага был отмечен дружным «урраа», прокатившимся над советскими позициями, после чего бой как-то быстро стих. Артиллерия с обеих сторон замолчала, а на позициях началось активное шевеление. Бойцы, пережившие первый настоящий бой, спешили поделиться впечатлениями, санитары оказывали помощь раненым, а в довершение всего случилось маленькое чудо – явилась батальонная полевая кухня, о существовании которой большинство бойцов уже стало подзабывать. Что ж, на войне иногда случаются и счастливые моменты, и обретение красноармейцами своей потерянной на бескрайних просторах Родины кормилицы, безусловно, относилось к таковым.
Для Ромки же все обернулось и вовсе замечательно: его как первым заметившего маневр врага и приступившего к отражению атаки отметили в боевом донесении и премировали дополнительной пайкой каши. Немцы же, судя по звукам моторов, вечером стали оттягиваться с занятых позиций, смещаясь куда-то к югу от шоссе. Марченко такой поворот дела не расстроил:
– Ну и пусть себе катятся! Авось у них найдутся и другие дела, кроме как на нас переть, – подвел он итог этого хлопотного дня в разговоре с Авраменко.
* * *Дела и впрямь находились постоянно, что Ганс мог бы с легкостью подтвердить. Впрочем, ничего необычного: прорывы, охваты, марши, бои – привычная военная работа. Он такого еще во Франции навидался. Собственно, серьезных боев после сражения в «мокром треугольнике» южнее Дубно и не было. Главную тяжесть сражения на Киевском шоссе выдержали XLVII и XLVIII корпуса, а им опять досталась непыльная работенка по охвату флангов. Ну а после поворота на юг и вовсе наступили веселые деньки – русские метались, как овцы в загоне, их части перемешивались, тылы отставали от боевых частей и попадали под удар, боевые части оказывались в бою без снабжения. Управление этой военной отарой, видимо, было потеряно очень быстро, русский штаб фронта удрал за Днепр в самом начале, так что у Ганса со товарищи наступил «сбор урожая» – ловля пленных и коллекционирование трофеев. Судя по сводкам штабов, которые объявлялись по радио, на других участках Восточного фронта творилось примерно то же самое. Война шла по накатанной колее – все, как во Франции год назад.
Этот июльский день ничем не отличался от предыдущих. С утра батальон продвинулся вперед, занял пару сел, согнал в кучу без малого две сотни пленных из какой-то тыловой колонны и расположился на обед в садах вокруг села с типично украинским названием «Яблунівка». Неприятности, как обычно, подкрались внезапно…
Ганс сидел под грушей на пеньке для колки дров неподалеку от штаба батальона и жевал яблоко. Выскочивший из-за угла хаты, как черт из табакерки, Бестманн целеустремленно направился к нему. От вида этой картины все хорошее настроение как рукой сняло.
– Что там, Вальтер?
– Хреново там! Румыны из панцер-группы Рейнгарда открыли фронт – русские сваливают из котла! Нашу дивизию срочно бросают залатывать брешь.
– Scheisse!
– Оно самое.
– Куда нас двигают?
– К шоссе на Гайворон. По шоссе пойдет 9-й полк, а наша полоса – севернее.
– Угу. Как выступаем?
– Ты – в арьергарде. Выходишь через полчаса. Первая рота должна выдвигаться уже сейчас – они пойдут впереди.
– Что с пленными делать будем? Их сейчас мои парни охраняют, из четвертого взвода.
Бестманн поморщился и сплюнул на землю.
– Некогда с ними возиться. Пускай всех в расход.
– Jawohl! – Ганс быстро догрыз яблоко и запустил огрызком в гуляющую по двору курицу. – Ладно, пошел я, а то времени и так в обрез.
– Давай. И не задерживайся с выходом, не хватало еще тебя тут по кустам разыскивать.
– Не переживай, мы успеем.
Стоило Гансу появиться в расположении роты, как перед ним выросла могучая фигура Клинсманна – гауптшарфюрер каким-то необъяснимым образом всегда оказывался в нужное время в нужном месте, будь то раздача доп-пайков, распределение нарядов или внеплановое спецзадание, Куно всегда обнаруживался под рукой, когда в нем возникала хоть малейшая необходимость. Объяснить этот загадочный, но, безусловно, полезный феномен с точки зрения формальной логики было невозможно, да Ганс, честно говоря, не очень-то и пытался. Его вполне устраивал тот факт, что под его командой имеется бравый унтер, умеющий абсолютно все и способный выполнить любое поручение, а глубинные побудительные мотивы, управляющие этой горой мышц, – дело пятнадцатое. Вот и сейчас Клинсманн появился, как всегда, кстати.
– Куно, мы выступаем. Возиться с пленными – некогда. Так что возьмешь четвертый взвод и отправишь всех под нож. На все про все тебе десять минут. Все, время пошло.
Клинсманн только кивнул и тут же скрылся в буйстве садовой зелени.
– Так, одной проблемой меньше. – Ганс решительно направился к хате, в которой расположился лишь час назад, отправив подвернувшегося солдата за Геро и взводными.
Через пару минут Ганс уже сидел за столом, рядом с пустой миской из-под вареников, которыми его потчевала совсем недавно гостеприимная хозяйка, и посвящал своих подчиненных в детали изменившейся столь некстати обстановки.
– Камрады, у меня для вас неприятная новость: мы в заднице. Вернее, пока еще нет, но скоро там будем, так как выступаем через пятнадцать минут. Можете при случае поблагодарить за это наших цыганистых союзников, которые почему-то считают себя потомками римлян.
– Что, румыны опять обделались?
– А что, кто-то в этом сомневался?
– Да нет, эти тупые ушлепки гадят в штаны от одного только вида «иванов» с самого начала кампании, так что мой вопрос был риторическим. Donnerwetter! Ну почему нам в союзники вечно достаются какие-то недоумки?
– Геро, надеюсь, этот вопрос тоже был риторическим. Если нет – задай его при случае герру Риббентропу.
А теперь к делу! Выступаем к шоссе на Гайворон – Ганс аккуратно провел тупым концом карандаша невидимую линию на карте. – Мы в арьергарде, так что головной дозор можно не выставлять, но фланговые будут усиленными. Слыхал, Руст? Правый поведешь ты. Слева от нас пойдет 9-й полк, а вот правый фланг открыт, так что не зевай. Геро, твой взвод пойдет головным. Скорее всего, сразу после марша придется вступать в бой, поэтому расслабляться не советую. Отдых на сегодня кончился. Все, по местам. Геро и Феликс – со мной.
Выйдя во двор и мельком оглядевшись, Ганс быстро отыскал открытое место, с которого открывался хороший вид на окрестности и, сверяясь с картой, стал быстро объяснять Геро порядок следования колонны по маршруту. В этот момент от соседнего овражка, сплошь поросшего цветами и сочной, ярко-зеленой травой, внезапно раздались пулеметные очереди и неразборчивые вопли вперемежку с криками боли. Феликс аж подпрыгнул на месте, умудрившись в полете развернуться на источник шума. Геро ограничился вопросительным взглядом. Ганс пояснил:
– Куно избавляется от пленных, нам сейчас не до них.
Геро даже ухом не повел – спокойно кивнул, полностью удовлетворившись пояснением, а вот Феликс отчетливо побледнел и судорожно сглотнул вставший в горле ком. – «Мнда… Видать, парень до сих пор так и не понял, что на войне нет места для жалости. Ну и ладно, еще успеет привыкнуть».
Стрельба и крики смолкли очень быстро – минуты две, не больше. Напоследок раздалось несколько одиночных выстрелов, и все смолкло. Через минуту, как всегда спокойный и невозмутимый, Куно доложил о том, что задание выполнено. А еще через десять минут колонна мотоциклистов покинула «Яблунівку» и, пыля по проселку, устремилась вслед за основными силами батальона, оставив позади гостеприимное село и 193 трупа в форме РККА на дне залитого солнцем неглубокого овражка. Самая кровавая из войн продолжала набирать обороты…
* * *Вечером, когда над остывающими после дневного зноя бескрайними украинскими степями стремительно сгущались сумерки, Бестманн подводил первые итоги этого хлопотного дня.
– Как ни крути, а это гребаное село надо штурмовать! Без этого бугра мы дорогу «иванам» не перекроем.
– Может, подождем до утра? Завтра можно будет подтянуть гаубицы из артполка и саперов, тогда мы этот холмик на раз возьмем.
– Нет, Курт. За ночь русские могут получить подкрепления. Один Бог знает какие – у них там несколько армий в котле. Так что эту дырку надо заделать быстро – сейчас!
– У нас артиллерии маловато, да и ночь скоро наступит – подавить их огнем не удастся.
– Знаю. Но я хочу атаковать их прямо в селе. Ночью.
– Мои ребята попробовали сунуться в село – дохлый номер. Их сразу же обстреляли еще на подходе. Видать, с боеприпасами у «иванов» все в порядке. Там остались румынские окопы, да и батарею русские туда приволокли. Скрытно не подойдешь – все просматривается, – недовольно пробурчал Эрих Гизе, командир второй роты.
– Вот именно. Днем их не взять. Только если сможем закидать снарядами или люфты бомбами помогут. И то, и другое – маловероятно. Из-за этих чертовых румын в нашем фронте дыра в 60 километров шириной! Так что гаубицы и «штуки» нужны не только нам. А вот ночью… Ночью мы сможем скрытно подойти на расстояние броска!
Сделаем так: третья рота пойдет в обход справа, а вторая и саперы – слева. Наша главная цель – батарея. Четвертая будет гасить по околице с фронта, чтобы «иваны» не рванули из села в нашу сторону. Первая рота идет в обход и будет перехватывать тех, кто побежит из села или попробует пробиться туда на помощь. Я пойду со второй ротой. Начинаем выдвигаться через час, когда окончательно стемнеет. Сигнал к атаке – две белые ракеты.
И вот теперь Ганс сидит в лопухах в полусотне метров от околицы и передовых окопов русских и тщательно следит за обстановкой, стараясь не упустить ни одной мелочи. Тут же рядом притаились солдаты штурмовой группы из его роты. Еще две такие же группы нацелились на пулеметные точки русских правее и левее него. Основные силы роты засели в глубокой промоине чуть позади. Местность благоприятствует – дома с погашенными окнами, низкие плетеные заборчики и силуэты людей хорошо видны снизу на фоне более светлого неба, а вот склоны холма, на которых затаились «мертвоглавцы», тонут во тьме.
Вроде все тихо. В селе лают собаки, мычат коровы. Иногда из передовых окопов доносятся голоса – боевое охранение противника не спит. Легкий ночной ветерок приятно холодит кожу, слегка покачивая лопухи над головой и метелки некошеной травы перед носом. На небе разгораются первые звезды. Тонкий серпик луны стоит низко над горизонтом. Красота!
Сдвоенная белая ракета, взлетевшая над селом, мгновенно разрушила очарование южной ночи. Пулеметы и легкие минометы ударили по вражеским окопам, не давая противнику поднять головы и выигрывая жизненно важные секунды для ринувшихся в атаку товарищей. Легкие пехотные орудия и противотанковые пушки четвертой роты открыли частый огонь по восточной окраине села, стремясь отвлечь внимание противника и сковать его действия. К западу от села ринулись бронемашины первой роты, отрезая защитникам последний путь отступления. А гренадеры второй и третьей рот вместе с бойцами саперного взвода, низко пригибаясь к земле и используя для прикрытия любую канавку или кустик, стремительно рванули к околице напрямик. Все эти действия были отработаны на учениях до автоматизма: пулеметчики прикрывают атакующих штурмовиков огнем, а те в свою очередь стремительно атакуют, не перекрывая при этом сектора обстрела пулеметов… Теперь пришло время применять все это на практике. Для кого-то из новичков, пришедших в роту в сороковом году, эта ночная атака станет первой и последней в жизни.