— А что, лавка Парвиайнена осталась на прежнем месте?
Полицейский сказал, что эта лавка осталась там, где и была, и тут же велел приятелям следовать за ним. Тогда Юсси попытался дружески расположить к себе полицейского. Он сказал ему:
— Интересно знать, откуда вы родом, господин полицейский.
— Я из Кийхтедюса… Однако пора идти! — ответил полицейский.
— Ах, вот как, из Кийхтелюса! Вот именно оттуда и моя кобыла. Ведь это, кажется, очень большая волость?
— Да… Поторапливайтесь, господа… А то полицмейстер рассердится.
Юсси пытался еще что-нибудь придумать, чтоб оттянуть дело, но полицейский приказал:
— А ну, идемте… Чего вам бояться, ведь не оторвут же вам голову.
Делать было нечего, пришлось пойти.
Судебный допрос подходил к концу. Когда Юсси услышал, в чем они обвиняются, он прямо изумился:
— Да не могли мы столько преступлений совершить! Мы же только вчера вечером приехали.
Полицмейстер рявкнул, обращаясь к полицейскому:
— Запрети ему говорить! Полицейский сказал Юсси:
— А ну, перестань пустое болтать!
Юсси замолчал и с досадой стал почесывать за ухом. Потом полицейский сказал:
— Идите в камеру и там ждите решения суда.
Юсси стал нервничать и с раздражением сказал полицейскому:
— Вот когда тут пьянствовал сын пастора, так его, небось, не сунули в каталажку. А простого крестьянина сразу тащат на суд, хотя бы он только чихнул или проехал на своей лошади чуть быстрей, чем полагается.
Все утро приятели сидели на соломе, ожидая решения суда. Но теперь они беседовали о своем положении уже более спокойно. Антти сказал:
— Они могли бы из этой камеры баню сделать. Юсси присоединился к этому пожеланию и философски изрек:
— Приятней, конечно, было бы в бане попариться, чем тут на полу торчать… Да и им было бы меньше забот — не надо соломы покупать… Крестьянин согласен и на голых досках в бане поспать.
— Ясно, согласен, — сказал Антти, — принес бы старую попону, подложил бы под себя и спал бы, как на перине.
— И ведь придумали же господа полицейские устраивать такие хитрые камеры, — удивлялся Юсси. — Разные фантазии приходят им в голову…
Наконец их снова повели в зал суда.
Судья зачитал длинное решение, по которому выходило, что Антти Ихалайнен и Юсси Ватанен присуждаются к штрафу за пьянство, шум, уличную драку и за бешеную езду, а также за сопротивление полиции и еще за то, что они разбили окно и опрокинули будку у рыночного торговца. И штраф этот в такой-то и такой-то сумме взимается с них за каждое дело в отдельности. Помимо этого, они должны уплатить судебные издержки. И, кроме того, — за причиненное кому-то там увечье они обязаны дать вознаграждение в таком-то и таком-то размере.
Начало этого решения Юсси выслушал спокойно, но уже в середине чтения он, обернувшись к Антти, выругался:
— Будет ли конец у этого лешего…
Судья читал долго, и, действительно, казалось, конца этому не будет. Поэтому Юсси не сдержался, крикнул судье:
— Ну, не трещи, довольно!
Теперь за оскорбление суда на Юсси наложили новый штраф. Это задело самолюбие Антти, и он крикнул:
— Ладно, решайте там, как хотите, но только я вам вот что скажу — все эти господа и прочие бездельники чертовски неправильно поступают против простого народа. На шею крестьянина они сваливают грехи и тяжести всего мира…
Теперь суд огласил новое решение, присуждая Иха-лайнена платить штраф за оскорбление суда.
Выйдя наконец из зала суда, Юсси и Антти направились к дому Парвиайнена. И там во дворе они уселись рядышком на бревнах, набили свои трубки и, посасывая их, стали обдумывать свои дела.
Ватанен с удивлением сказал:
— Неужели остатки того вина могли нас так подвести?
Несколько подумав на этот счет, Антти сказал:
— Да, это от нее… В полицию, гляди-ка, нас завела эта поганая бутылка вина…
Взвесив все причины и следствия, Антти внес некоторую поправку:
— Наверно, и без нечистой силы тут не обошлось. Без этого разве произошло бы такое дело?
— Да, тут вмешалась нечистая сила, — уверенно сказал Ватанен.
Обсуждая происшедшее, они продолжали сердиться на нечистую силу и на проклятую водку. Но когда они подсчитали, во сколько им обойдется все их дело, то тут Юсси уже не смог не рассвирепеть на свою кобылу. Он хватил ее кулаком по заду и закричал:
— Эх, ты!
И тогда лошадь взмахнула хвостом. От этой ее выходки Юсси прямо осатанел. Он кинулся к ней и, грозя кулаком, закричал:
— А ну, попробуй, свинья такая, махнуть хвостом еще раз! Всю твою поганую метелку выдерну так, что ни черта у тебя не останется, кроме хребта… Тпр-у-у, корова!
Юсси стал рыться в телеге. Там, в сене, нашел он полную флягу вина. Он сердито сунул ее опять в сено и прошипел:
— И такой бульон мы еще купили этому фуфлыге Хювяринену ради его мерзкой дочки! Не может без вина обойтись, старый черт…
Тут в руки Юсси попалась пустая бутылка. Он схватил ее и, пожалуй, глотнул бы, если б там что-нибудь осталось. Он поднес эту пустую бутылку к носу, понюхал для точности и, швырнув ее об камень, разбил вдребезги, И, злорадно глядя на осколки, угрожающе сказал:
— А ну, давай сманивай теперь людей в полицию!
Чуть попозже приятели, сидя на бревнах, принялись закусывать. Досада утихла, и несчастье стало забываться. Теперь, чтоб окончательно успокоиться, Антти сказал:
— Толстобрюхий был судья, который нас оштрафовал.
— Раза в три у него пузо больше, чем у нашего судьи, — подтвердил Юсси.
Подумав об этом, Антти сказал:
— Вот поэтому так безбожно он и штрафовал нас — надо же ему чем-нибудь набить свое ненасытное брюхо…
Оба друга почесали свои затылки. Юсси не без удивления сказал:
— В короткое время мы, оказывается, столько дел натворили, что судья целый час перечислял наши преступления. Пока он читал, я бы успел два раза трубку свою набить…
— Всякие преступления там были указаны, — заметил Антти. А Юсси воскликнул:
— Воображаю, сколько он наврал бы еще, если б я его не одернул! И, главное, он сразу прекратил свое чтение, когда я ему крикнул.
— Сразу прекратил. Хотя и разбирала его злоба настолько, что он еще прибавил нам по одному штрафу, — сказал Антти.
Юсси тщательно обдумывал все происшедшее. Преступлений, казалось, было так много, что Юсси взяло сомнение — так ли это.
— Скорее всего наврали на нас эти дьяволы-свидетели… Ведь это были незнакомые нам свидетели.
Антти тоже так думал, что свидетели приврали. Он сказал:
— Эх, надо было бы нам захватить своих собственных свидетелей, когда мы в город поехали.
— Да, своих, своих надо было нам припасти… От незнакомых свидетелей кроме неприятностей ничего не бывает, — сказал Юсси и тотчас же стал нахваливать одного своего знакомого, который был бы, по его мнению, неплохим свидетелем.
— Вот в таком деле хорошим был бы свидетелем Кольонен. Говорит он красиво, понятно, и, главное, так по существу дела он может сказать, что будь тут хоть сто судей, и то они нипочем не доберутся до истины.
— Это тот длинноногий Кольонен?
— Да, я о нем говорю… Будь он тогда на суде, я бы ему только два слова шепнул: «Ну-ка, Кольонен, поверни дело так, чтоб сам судья под штраф попал». И парень этот повернул бы дело, как полагается.
— И тогда засудили бы мы этого судью! — воскликнул Антти. И тут же, высморкавшись, пожаловался:
— Вдобавок нос еще у меня заложило.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Вечером Анна-Лийса Ихалайнен не заперла дверь на защелку для ого, чтобы Ихалайнен, вернувшись домой, смог бы войти, не стучась.
Она уже легла спать, но вдруг подумала, что в печке остались горячие угли и надо бы их хорошенько прикрыть золой, чтоб к утру сохранить огонь. Она уже хотела встать для этого, но вспомнила, что Ихалайнен пошел за спичками и поэтому вставать не стоит.
В обычное время она проснулась утром и, посмотрев на свою кровать, подумала: «Как видно, Ихалайнен не пришел, если его тут нет».
Она обернулась к стене, но и у стены Ихалайнена не было. Тогда она подумала: «Дверь была открыта… Значит, он остался у них ночевать, раз не пришел».
Она встала, взяла кофейник и, открыв крышку, понюхала содержимое. Немного поморщила свой нос и, налив воды в кофейник, выполоскала гущу, сказав:
— Пора выбросить ее… Кисловато пахнет…
Однако, перелив гущу с водой в котелок, сказала себе:
— Не буду выбрасывать гущу. Переварю и буду ее добавлять в кофе.
Наполнила кофейник водой. Взяла палку и этой палкой стала ворошить угли в очаге, чтоб раздуть огонь и сварить кофе. Перебирая угли, она с огорчением сказала:
— Погасли… Надо было их получше золой прикрыть…
Тут Анна-Лийса стала заниматься хозяйством. Хлопот было больше, чем обычно, так как работница ушла в отпуск. Прямо не успеть всего переделать.
Тут Анна-Лийса стала заниматься хозяйством. Хлопот было больше, чем обычно, так как работница ушла в отпуск. Прямо не успеть всего переделать.
Время от времени Анна-Лийса отрывалась от работы и, подойдя к печке, снова палкой ворошила угли с надеждой отыскать хотя бы какую-нибудь искорку, но нет — ничего не было. И тогда Анна-Лийса отставила кофейник в сторону.
Когда подошло время завтракать, она сказала:
— Ну куда же девался Ихалайнен? Не идет до сих пор…
К полудню Анна-Лийса покормила скот и стала заниматься домашними делами. Потом еще раз поворошила палкой в печке и, не найдя ничего, открыла крышку кофейника и, поднеся его к своему носу, сказала:
— Вода в кофейнике успеет скиснуть, пока он там ходит.
Ее уже начало сердить такое запоздание мужа. И даже еда ей не показалась вкусной, поскольку она не пила еще кофе.
Днем зашла в дом некая женщина, Майя-Лийса. Она положила на скамейку свой узелок и попросила попить воды, Анна-Лийса поздоровалась с ней и спросила, не сразу узнав ее:
— Кажется, вы жена кузнеца Кананена — Майя-Лийса.
— Да, это я… А это дом Антти Ихалайнена? — спросила Майя-Лийса.
— Это его дом.
— Я так и думала, что это его дом. Люди в деревне говорили, что дом Ихалайнена стоит на пустыре рядом с большой кучей навоза, — сказала гостья.
— Вон как… Выходит, что люди знают про эту кучу, — удивилась Анна-Лийса.
Некоторое время посидели молча, потом Майя-Лийса спросила:
— Где же сам Ихалайнен?
— Да пошёл он за спичками к старику Хювяринену… И где-то в пути задержался…
— Ах, вон что!
Через некоторое время Анна-Лийса Ихалайнен спросила в свою очередь:
— Много ли собрала льна?
— Не особенно много. Весной не хватило семян для посева. Но все-таки собрала, двадцать три снопа.
— Ах, вон сколько льна! Есть что трепать.
Говорили о том, о сем.
Время от времени Майя-Лийса косила глазом на кофейник. Потом стала кашлять сухим кашлем и вдруг пожаловалась:
— Должно быть, пыль в горло попала, все время кашляю.
Анна-Лийса поняла, к чему она клонит, но поскольку в доме не было спичек, чтоб сварить кофе, она сказала:
— Да, это от пыли у тебя в горле першит.
Однако Анна-Лийса и сама не переставала думать о кофе. Посидев и поговорив с полчаса, она сказала:
— Я, бы тебя угостила кофе, да вот что-то мой Ихалайнен не идет, нечем огонь зажечь.
Жена кузнеца Майя-Лийса огорчилась, но тут же дала совет:
— Надо будет подуть на угли.
— Чтоб огонь раздуть?
— Да.
— Нет, навряд ли теперь что получится. Угли ночью погасли, хотя вечером я их хорошо покрыла золой и еще, покрывая, подумала: «Мало ли, может, жена кузнеца Майя-Лийса придет, так надо будет ей кофе сварить».
Огорченная Майя-Лийса покашливала все более многозначительно.
Анна-Лийса снова сказала, сунув свой нос в кофейник:
— Нет, верно, вода начинает скисать, а Ихалайнен все не идет.
Тогда жена кузнеца Майя-Лийса сама взяла палку и стала ковыряться в углях.
— Ну что, нашла что-нибудь? — спросила ее Анна-Лийса.
— Тут что-то есть похожее на искорку… Только не знаю, — огонь это или что другое, — ответила гостья, и Анна-Лийса тотчас сказала:
— Подуй хорошенько, вдруг, чего доброго, загорится. Нагнувшись, Майя-Лийса стала дуть на угли. Однако дула она осторожно, говоря:
— Сначала сильно дуть не годится, иначе совсем погаснет.
— Неужели раздуешь? — радостно спросила Анна-Лийса. Однако огня не показывалось. Найдя большой уголь, Майя-Лийса сказала:
— Давай-ка вместе дуть.
Обе нагнулись и стали изо всех сил дуть. Майя-Лийса придерживала уголь щепочкой. Они так сильно дули, что зола клубами стала подниматься вверх.
— Дуй в тот край, — командовала Майя-Лийса. Анна-Лийса уверяла:
— Я туда и дую.
Однако все было безнадежно.
— Нет, не загорится! — сказала Майя-Лийса.
В это время шел по дороге зять Малинена, Юсси Кокко. Он случайно зашел в дом попить воды. Напившись и вытирая свой рот, он сказал:
— Ряпушку сегодня ел, так вот захотелось пить.
Он закурил свою трубку и хотел было идти, но Анна-Лийса спросила его:
— А вы, Кокко, случайно не из дома Хювяринена идете?
— Нет, не от него, но примерно из тех мест.
— Ах, оттуда. А не видели ли вы где-нибудь там Антти Ихалайнена? — быстро спросила Майя-Лийса, тревожась, что ей не придется пить кофе.
— Нет, не видал его там, — ответил Кокко и, снова попив воды, спросил:
— На всю зиму у вас хватает воды в колодце?
— У нас хватает воды… Так, значит, не видели Ихалайнена? — спросила Анна-Лийса.
— Нет, — ответил Кокко и, собираясь уйти, сказал:
— Ах, это вы, Майя-Лийса?
— Я, — ответила та.
Тут Юсси Кокко, заинтересовавшись лопатой Ихалайнена, внимательно ее осмотрел и наконец, уходя, сказал: — Так, значит, дома нет Ихалайнена? Он пошел в Луосоваара?
— Да, он туда пошел и что-то не идет обратно.
Юсси Кокко ушел. Тут Анна-Лийса стала нервничать, подумав: «Ну куда же мог Ихалайнен запропаститься на целый день? В доме спичек нет, а он не идет».
— А что же ты не попросила спичек у этого Кокко? — спохватилась Майя-Лийса. Тогда спохватилась и Анна-Лийса, сказав при этом:
— Не догадалась спросить, все ожидала, что вот-вот Ихалайнен придет со спичками.
Без кофе разговор не клеился. Однако по временам перекидывались фразами. Наконец Анна-Лийса спросила гостью:
— Да ты откуда идешь со своим узлом?
— Заходила к Сусо, жене Пекки Кенонена. Отнесла ей немножко пирожков и кулебяку с кашей. Поздравила ее с благополучными родами.
— Да разве у Сусо ребенок родился? — изумилась Анна-Лийса.
Майя-Лийса ответила:
— Кто-то там в пеленках плакал у нее.
— Кого, девочку Сусо родила? — с любопытством спросила Анна-Лийса.
— Нет, кажется, мальчика.
— Посмотрите на эту Сусо! На старости лет рехнулась! — с удивлением сказала Анна-Лийса.
Тут жена кузнеца, заговорив о Пекке Кенонене и его жене Сусо, вспомнила вдруг старую историю Анны-Лийсы и сказала:
— Ведь Пекка Кенонен родной брат портного Тахво Кенонена. Как будто этот Тахво одно время подумывал о тебе?
Анна-Лийса смущенно ответила:
— Он думал, да я об этом не думала. А Ихалайнен всегда был деловой человек и всегда в полном порядке содержал свое хозяйство.
— Твой Ихалайнен старательный работник… Где же это он задержался, не несет до сих пор спичек? — задумчиво сказала Майя-Лийса.
Анна-Лийса снова забеспокоилась. Она, правда, надеялась, что он сейчас придет, но все же тревожилась. Майя-Лийса усилила ее беспокойство, сказав:
— Уж не случилось ли с ним чего? Может, он в канаву свалился.
Однако на пути не было канав. Об этом как раз вспомнила Анна-Лийса. На это Майя-Лийса резонно заметила:
— А кто его знает, может, он шел не по этой дороге, может, он пошел в обход через поле Ромппала и там как раз и упал в канаву.
Такое объяснение Анне-Лийсе показалось возможным, и она с этим согласилась:
— А верно, кто его знает. Может, он взял лодку у Сормула и переправился через озеро, потом пошел полем и там свалился в канаву.
Теперь обе уверились, что это именно так и произошло. А тут еще Майя-Лийса вспомнила:
— Ведь как раз лошадь Койвисто попала там в трясину и околела.
— Да… Она там попала в трясину! — с тревогой сказала Анна-Лийса. И тут она почувствовала крайнее раздражение против Ихалайнена. Мало того, что он не вернулся вовремя, так теперь в грязной канаве валяется.
Она сердито сказала:
— Ихалайнен всегда был ужасно неповоротливый. В каждую канаву он готов сунуться, чтоб там в грязи поваляться.
Тут Майя-Лийса в свою очередь стала бранить Ромппала:
— До сих пор этот Ромппала не может своих канав в порядок привести, чтоб люди в них не падали.
В общем, Анна-Лийса сильно беспокоилась. Она даже не стала жалеть Ихалайнена. Немного поговорили о коровах, но вскоре опять речь зашла о странном запоздании Ихалайнена. Анна-Лийса сказала:
— Никогда он не задерживался по двое суток на таком коротком пути.
— Да и негде ему там задержаться, — ответила жена кузнеца.
Тревога усилилась. Анна-Лийса сказала:
— Уж не сходить ли мне к Хювяринену, посмотреть — не там ли он? Да вот только не на кого дом оставить.
Она ждала, что Майя-Лийса вызовется остаться тут, но Майя-Лийса ждала, что ее попросят об этом.
Обе сидели, выжидая. Одна не осмелилась просить, так как не смогла угостить кофе, а другая не предложила своих услуг, так как подумала, что Анна-Лийса не хочет ее оставить у себя.
С раздражением Анна-Лийса подумала: «Не хочет покараулить мой дом».
Не менее раздраженная Майя-Лийса подумала: «Боится, что я тут что-нибудь у нее украду, если не хочет попросить меня остаться». Большую обиду почувствовала Майя-Лийса. Она сердито сказала: