Администратор молчал, Ким молчала тоже, не сводя глаз с рептилии. Это создание было молочно-белым с желтоватыми пятнами – под цвет потолка со следами недавнего потопа. На двух большеротых головах поблескивали антрацитами глаза. Широкий хвост, казалось, соединял ящерицу с потолком, как соединяет плодоножка ягоду с ветвью, или пуповина – плод с материнским чревом.
– Это геккон, – сказал вдруг администратор.
– Да мне все равно – кто это! – вспылила Ким. – Хоть геккон, хоть хамелеон. Пусть кто-нибудь придет и снимет его – еще не хватало, чтоб он ночью на меня прыгнул.
– Ладно, – вяло согласился администратор. – Подождите, я посмотрю, можно ли что-нибудь для вас сделать.
Ким переместилась вдоль стены в противоположную часть номера. Из открытой двери ванной валил пар. Ким сняла с вешалки халат, набросила на плечи, а затем снова посмотрела на геккона: ящерица успела развернуться двумя мордами к постоялице и теперь безмятежно сидела, сверкая глазами, как будто на своем месте, как будто так и должно быть.
Ким взялась за камеру. Испытывая отвращение, наехала на незваного гостя зумом, сделала несколько кадров. Даже боевик с оторванными ногами испугал ее не так сильно, как это существо.
– Давай договоримся, – чувствуя себя идиоткой, произнесла Ким. – Я тебя не трогаю, и ты меня не трогаешь.
Ящерица ничего не ответила.
В дверь осторожно стукнули. Ким поплотнее запахнула халат, убрала с лица мокрые пряди волос, затем крикнула:
– Ну, быстрее же! Открыто!
Вошел портье – пожилой азиат в излишне узком костюме-тройке и потертой фуражке на обритой голове. Он с легким презрением посмотрел на разбросанную на кровати одежду и на тапочки, что валялись в противоположных углах номера. Ким не очень любила и не умела поддерживать порядок в своем жилище – постоянном или же временном.
– Это вы вызывали старика Хо, мисс? – проговорил портье, демонстрируя великолепное британское произношение и стальные протезы передних зубов.
– Вот! – Ким указала на ящерицу. – Вы видите это? Уберите!
В уголках глаз старого Хо собрались морщины.
– Это же наша Эрика, – мягко проговорил портье. – Охотится на насекомых: на мух, москитов. Одна польза, в общем.
– Так заберите свою пользу отсюда поскорее, – потребовала Ким. – Еще тараканов ваших терпеть – куда ни шло. А вот ящерицу над кроватью… Кстати, почему у нее две головы? Это нормально?
– Эрика – мутант, мисс. Не иначе папка или мамка в Зоне посталкерили.
– Тем более уберите, может она заразная? – продолжала вредничать Ким.
– Сейчас-сейчас… – Хо, пятясь, вышел в коридор. – Только не пугайте ее!
Ким, то и дело поглядывая на ящерицу, переместилась к окну. На подоконнике заряжался планшет. Снаружи гостиницы было ясное летнее утро, не жаркое и не холодное. Ветер гудел в проводах и бил невидимыми ладонями по оконным стеклам, нес по пустынной площади пыль, бумажные клочья, пластиковые стаканчики из-под кофе и прочий мелкий сор. В гипсовых чашах фонтанов зеленела вода, оставшаяся после дождя. Люди неохотно выходили на улицы, они стремились поскорее оказаться под защитой бетонных или кирпичных стен своих домов.
«Формально границы Зоны незыблемы. За более чем сорок лет своего существования Зона не стала ни больше, ни меньше, – принялась печатать Ким; от нагревшегося на солнце планшета исходил жар. – Однако на самом деле Зона срослась с Хармонтом посредством своего незримого воздействия. Зона не только там, где необитаемая пустошь и смертоносные аномалии, Зона там, где ее проявления – чудовищные мутанты, артефакты, наполненные мистической и зловещей силой. Зона проникла в общество на всех его уровнях, пропитала собой цивилизацию. Мы теперь и представить себе не можем наш мир без Зон Посещения. Зона у нас в сердцах, Зона в крови, Зона в уме».
Пальцы Ким замерли над бесконтактной клавиатурой. На площади развернулся грузовик, который привез товар для продуктового магазина. Прошагали в ногу патрульные, ободранный бродячий пес попытался взгромоздиться на раздраженную суку, девушка в футболке и шортах прервала пробежку и, поставив стройную ногу на чашу фонтана, перешнуровала кроссовок.
«За мнимой обыденностью скрываются монстры. Я выяснила, что делю номер с мутировавшим ящером, которого гостиничные служащие называют с почтительным страхом Эрихом. Эриха терпят, поскольку он держит в страхе мышей и крыс всей округи. Портье с опаской сообщает, что день ото дня Эриху требуется все больше мяса, жажда крови сводит ящера с ума, и уже никто не берется предположить, где он берет себе еду. Но уж точно не из холодильников «Метрополя»…»
Внезапно Ким стало страшно. Рука, зависшая над планшетом, задрожала.
Повернулась, ожидая увидеть ящерицу-мутанта в трех шагах от себя, готовую к прыжку, с оскаленными двумя пастями.
Но белая Эрика по-прежнему сидела на потолке, блистая бусинками глаз. Возле ящерицы вилась муха, выбирая, какое из желтых пятен на потолке выглядит повкуснее. Эрика приоткрыла рот. Мелькнул язык. Доля секунды, и одна голова Эрики уже флегматично жует добычу. Вторая же, которой добычи не досталось, повторяет движения первой.
Наконец, вернулся портье. С собой он притащил сачок на длинной ручке, каким обычно чистят бассейны, и такую же длинную щетку с кустистой и мягкой щетиной. Ким сгребла одежду с кровати, чтоб, упаси боже, Эрика не брякнулась на нее и не заползла в рукав или в карман. Первым порывом Ким было уйти в ванную и там переодеться, пока портье излавливает мутанта, но журналистский долг пересилил страх: Ким подхватила камеру и стала кружить по номеру, выбирая ракурс, чтобы получился необычный и выразительный кадр – хотя бы баксов на пятнадцать.
Ближе к полудню Ким спустилась в гостиничный ресторан.
Похоже, это было единственное приличное заведение в Хармонте. Пусть даже окна выходили на ту же самую пустынную площадь, а на скатертях угадывались застиранные пятна, но здесь работал кондиционер, и пахло свежезаваренным кофе и корицей. Мальчишка-официант, увидев Ким, которая шла через безлюдный зал, что-то набирая на планшете, поспешил ей навстречу. Он посадил симпатичную посетительницу за лучший столик, вручил меню и ретировался к барной стойке.
Чемодан, доставленный курьером из аэропорта, здорово выручил Ким. Она уже успела испугаться, что во время этой самой важной для нее командировки ей придется носить один и тот же грязный комбинезон. Для вылазки в Зону он сгодится, а вот ходить по чиновникам в нем неловко: встречают ведь по одежке.
Эх, вылазка в Зону… От этой перспективы кружилась голова и в груди появлялась томительная маета. Сколько предстоит еще мороки, чтобы мечта осуществилась! Выбраться за хабаром… И желательно – нелегально, вместе со сталкерами… Это стало бы убойной кульминацией ее статьи – обзорного аналитического материала, который станет прорывным и поможет начать блистательную карьеру в «Дейли Телеграф». Да что там «Дейли Телеграф», любое издание будет счастливо заполучить ее в свой штат, сразу на должность редактора отдела, или заместителя главного редактора. Про нее саму будут писать в газетах и обязательно пригласят на какое-нибудь модное ток-шоу. Но она должна сама подышать воздухом Зоны, побывать среди аномалий, выбраться живой и с добычей. А затем – описать. Такого не делал еще ни один журналист. Ни один в мире!
Одежду выгладила и уложила мама. Ким выбрала яркие бордовые капри и белую блузку с открытыми плечами. На унылых улицах Хармонта ее, внештатницу «Дейли Телеграф», уроженку Нью-Йорка, будет видно издалека. И пусть любуются: много ли красоты и свободы видят жители окруженного заборами, колючей проволокой и КПП городка.
Ким заказала салат «90–60–90» из авокадо, апельсинов, куриного филе и зелени, чашку эспрессо, мороженое с фисташками и бутылку минеральной воды. Дыра дырой, а цены в ресторане все равно кусались. Ким решила, что неплохо бы найти кого-то, кто оплатил бы ей ужин. Взять хотя бы этого капитана Квотерблада. Он, конечно, не торт: абсолютно не во вкусе Ким, но наверняка может быть весьма полезен в качестве информатора. Квотерблад оставил визитку, после обеда стоило побеспокоить капитана звонком.
Она взялась за салат, стараясь не вспоминать кровавую капель в кабине перевернувшейся «галоши» и ошметки, волочащиеся за культями террориста. Но завтрак был легким, а желудок пустовал со вчерашнего дня, поэтому с едой Ким управилась в два счета.
«Теперь я готова выйти в город, – одной рукой написала Ким, – город – словно старое заросшее озеро. Никто не знает, как глубоко расположено его дно и что поджидает меня на дне…».
Едва Ким вышла за порог «Метрополя», как порыв ветра прилепил к ее щиколотке обрывок туалетной бумаги.
– Вот черт! – всплеснула руками Ким и, покрываясь от омерзения гусиной кожей, принялась трясти ногой.
Ветер лизнул ее шершавым языком. Стянул поганый обрывок, сыпанул в глаза колючей пылью и унесся коротышкой-смерчем мимо неработающих фонтанов в сторону продуктовой лавки.
Ветер лизнул ее шершавым языком. Стянул поганый обрывок, сыпанул в глаза колючей пылью и унесся коротышкой-смерчем мимо неработающих фонтанов в сторону продуктовой лавки.
Ким подошла к гипсовой чаше. Заглянула внутрь и увидела, как по зеленой воде весело носятся водомерки. Поразмыслив, она решила, что фотографировать этот зоопарк не стоит, читателей «Дейли Телеграф» вряд ли заинтересуют насекомые, живущие в лужах.
Неожиданно вспомнилась последняя прогулка по Центральному парку. Джошуа привел ее тогда за руку к фонтану «Бельведер», и там, под радугой, висящей в водяной пыли, принялся что-то бубнить и мямлить. Ким терпеть не могла обсуждать отношения. Стоило завести с ней разговор о любви или о постели, Ким либо делала лицо кирпичом, будто речь идет не о ней, а о постороннем человеке, либо, что происходило реже и только в общении с хорошо знакомыми людьми, взрывалась. Джошуа попал под горячую руку.
– У нас не будет отношений в том смысле, который ты вкладываешь в это понятие! – прервала она его сумбурное объяснение. – Кто тебя просил форсировать события? Я не люблю, когда форсируют! Все ведь шло нормально: общались, притирались, потом бы плавно перешли к другим стадиям…
– Но мы общаемся больше двух лет. Я подумал… – лепетал Джошуа, все сильнее раздражая Ким. – Просто немного определенности…
– Определенность? У тебя есть мое определенное «нет». Ты доволен?
– Нет.
– Это же надо было испортить настроение в такой день… Сейчас у меня голова разболится, и что тогда прикажешь делать?
Дебра «Шерлок Холмс» Белл – подружка из Фриско, в соавторстве с которой Ким накатала пару десятков фанфиков в жанре «слэш» – одобрила отказ. «Док, этот твой Джошуа, – написала она Ким через фейсбук – пси-садист. То, что он с тобой сделал, док, называется «рэкет отношений». Он – обыкновенный вымогатель. Сегодня ему надо отношения, а завтра – чтоб ты стирала его носки и бегала за пивом. Что я, самцов не знаю: у меня папик такой. Не парься, короче. Давай-ка лучше напишем миник о том, как Шерлок домогается Лестрейда, а Джонни Уотсон застает их во время горячей сцены и капитально наказывает. Давай, док, а?..»
А мама сказала, что Ким – отмороженная на всю голову дура и живет только для себя. Что их бабий век короток, со временем свежесть и красота уйдут, и останется засранка одинокой, даже шикарные сиськи положения не спасут.
…От площади ответвлялись две улицы. Одна с широкой проезжей частью, но с узкими, как струны, тротуарами, с магазинами и офисами по обе стороны, пыльная и жаркая, уходящая вверх, в кварталы, застроенные типовыми многоэтажками. Вторая – тенистая, ухабистая, теряющаяся за гигантскими кронами старых ив. Там, вдалеке, угадывался блеск воды, и слышались детские голоса.
Вообще-то стоило бы прямиком отправиться в мэрию и утрясти вопрос с аккредитацией, но Ким решила для начала пройтись по тенистой улице, сделать несколько пленэрных фото, а затем уже – в духоту и пыль делового центра.
Не пройдя и нескольких шагов, она наткнулась на темнокожего старика-клошара. Вытянув длинные ноги в рваных, замызганных джинсах поперек тротуара, он терзал такую же старую гитару. Инструмент был безжалостно расстроен, но старому негру это не мешало. Смежив морщинистые, как у рептилии, веки, он надрывно пел.
Ким достала из кармана горсть центов и высыпала в бейсболку, что лежала рядом с бродягой. На мгновение веки старика дрогнули и он удостоил щедрую американку мутным взглядом. Американке почему-то стало не по себе, и она поспешила прочь.
Слева и справа громоздились одно– и двухэтажные дома, отделенные друг от друга деревянными заборами. Опрятные, сияющие свежей краской, новой кровлей и чисто вымытыми стеклами дома чередовались с заброшенными жилищами, заросшими амброзией по гнилые крыши.
На крыльце одного из «опрятных» домов в скрипучем кресле-каталке сидела старуха. Она курила трубку, благостно щурясь на свет, пробивающийся сквозь шуршащую завесу листвы канадского клена.
Ким толкнула деревянную калитку, помахала бабуле.
– Кимберли Стюарт! Газета «Дейли Телеграф»! – приветливо представилась она. – Разрешите задать вам несколько вопросов?
Старушка чуть наклонилась вперед, указала мундштуком трубки сначала на Ким, а потом – на ступени перед собой. Ким расценила этот жест, как приглашение. Она толкнула калитку и направилась к крыльцу, внимательно поглядывая по сторонам: а вдруг выскочит собака?
– Ты пенсию принесла? – улыбнулась старушка, и тысячи морщин на ее лице стали еще глубже.
Ким на миг опешила, но сейчас же взяла себя в руки. С людьми преклонного возраста всегда непросто. Когда нужно, следует проявлять терпение и повторять несколько раз одно и то же.
– Нет, – улыбнулась она в ответ. – Я представляю газету «Дейли Телеграф». Хотела бы задать вам несколько вопросов о том, как вы живете в Хармонте. Вы позволите?
Старушка постучала мундштуком по прокуренным зубам. Взгляд мутных глаз сделался задумчивым.
– А что рассказывать, хорошо живем, – проговорила она, глядя на свет, пробивающий сквозь крону. – Всю жизнь здесь прожила, тут и умру.
Ким кивнула.
– А разве вам не хотелось уехать из Хармонта? – спросила она, с сомнением оглядываясь. – Пожить в большом городе, где все блага цивилизации.
– Зачем? – старушка пожала плечами и затянулась трубкой.
– Как зачем? – продолжила Ким. – Ваш город находится в изоляции, за десятью кордонами, за полосой отчуждения. Ни мобильной связи, ни интернета. Вы знаете о вай-фае?
– Ну… – смутилась старушка. – Если мужик приличный, одинокий, то почему бы с ним не познакомиться?
– Простите, а как вас зовут? – выхватив планшет, спросила Ким.
– Дина, – старуха затянулась и выпустила густое облако пахнущего лекарствами от кашля дыма. – Дина Барбридж.
– Извините, одну секунду…
«Дина Барбридж всю жизнь прожила в Хармонте, – тонкие пальцы Ким мелькали над бесконтактной клавиатурой. – Она думает, что вай-фай – это человек, который представляется, называя свои инициалы. Она не против, чтобы мистер Вай-Фай угостил ее бокалом шампанского, при условии, конечно, что этот джентльмен – не проходимец…».
Закончив запись, Ким заглянула старушке в глаза и проговорила отрывисто, стараясь, чтоб каждая фраза звучала как можно весомее:
– Миссис Барбридж. Расскажите мне. Как женщина женщине. О сталкерах.
Старушка снова улыбнулась. На сей раз – загадочно, как человек, которому есть чем поделиться, но который не выдаст свой секрет первому встречному задаром.
Скрипнула и приоткрылась дверь. Ким послышалось, будто недовольный мужской голос бросил: «Какого хрена?..» Сквозь щель Ким увидела застеленный клеенкой стол. На столе лежало, источая неоновое свечение, что-то причудливое, перекрученное, бесформенное: то ли части механизма, то ли внутренние органы невиданного существа. «Хабар!» – всплыло в памяти нужное слово. А еще рядом со столом стояло прислоненное к стене помповое ружье. И сейчас же в проеме мелькнула рука – гладкая, лоснящаяся от пота, с торчащими, точно иглы кактуса, рыжими волосками.
Дверь, громыхнув, затворилась. Ким невольно попятилась.
За дверями – «хабар». За дверями – сталкер.
Иди вперед. Лови негодяя за толстую, потную руку. На горячем лови, с поличным. Фотографируй, задавай вопросы.
И будет тебе эксклюзив невиданной крутизны. Такой крутой, что мистер Пибоди обалдеет и станет танцевать джигу на столе на потеху всем работникам редакции.
Но смелости не хватало. Ким почувствовала, как по спине струится, щекоча, пот.
– Приходил ко мне рыжий, детка, – начала старушка мечтательно; из ее ноздрей полились тонкие струйки дыма. – Рыжий, как золото. Да я сама была, как мед.
Но Ким не слушала. В мыслях был только гребаный ударный материал, и гребаный шанс, который она постыдно упускает.
К счастью, в этом внутреннем споре одержал верх здравый смысл.
Сталкер, как ни крути, преступник. На теневом рынке артефактов вертятся бешеные деньги, и мужик, рисковавший жизнью в Зоне ради кучки инопланетного дерьма, найдет способ избавиться от ненужного свидетеля. Кстати ружье он держит под рукой, она сама видела.
Если не пристрелит, то отберет планшет и камеру, даст по голове и вышвырнет на улицу. А сам ляжет на дно в какой-нибудь дыре, ищи-свищи потом.
– И жена у него была, но все равно ко мне приходил. Ругался, бил меня, а все равно приходил. Ничего поделать не мог, – старушка затянулась, полузакрыв глаза. – Остался бы со мной, да забрала его Зона… Давно это было…
Ким медленно отступала от крыльца. Она пятилась, испытывая постыдное желание повернуться и побежать.