Ким медленно отступала от крыльца. Она пятилась, испытывая постыдное желание повернуться и побежать.
Не готова. Думала, сможет ногой двери открывать. Раскручивать на откровения самых матерых ходоков в Зону. Не испугается ни крови, ни смерти. Просто – раз! И сходу все получится.
Но оказалась не готова.
Или это вчерашние события так сказываются? Они повлияли на нее, бравую внештатную репортершу, гораздо сильнее, чем она ожидала?
Нет. Просто не готова. Надо акклиматизироваться. Походить по Хармонту. Поговорить с людьми. Решить для начала вопрос с аккредитацией. Подружиться с Квотербладом.
А потом уже открывать ногой двери в сталкерские малины.
Потом все получится.
Но не сейчас.
– Все боялась, что вернется, как возвращались раньше эти, – продолжала старушка, – и потребует от меня своего. Я ведь была самой красивой девкой в городе, и нельзя мне было так, с мертвым. Нельзя, понимаешь? Но сталкеры не возвращаются. Эти возвращаются, а сталкеры – нет. И он остался за забором.
– Спасибо вам огромное! – нараспев проговорила Ким, не прекращая широко улыбаться. – Всего вам доброго! Вы мне очень помогли! Читатели нашей газеты будут вам тоже благодарны!
Она выскользнула за калитку.
– Ты еще о папаше моем не слыхала, – проговорила старушка по инерции, она не понимала, что Ким ее уже не слышит. – Вот тот был всем сталкерам сталкер…
Опасливо оглядываясь, Ким заторопилась на другую сторону улицы. Там дома были запущенней и ниже, заборы оплетал плющ, а сорняки стояли высоченной стеной, загораживая стены с обвалившейся штукатуркой и окна с разбитыми стеклами.
Дальше улица оборвалась. Тротуар вел сквозь заросли кустарника в запущенный парк. Ким прошла вперед и оказалась на краю вытоптанной поляны, окруженной старыми кленами и вязами. Скорее всего, здесь часто играли в бейсбол или в европейский футбол. На дальней стороне поляны мотались пустые качели – то ли от ветра, то ли кто-то только что спрыгнул с деревянного сиденья.
Ким подняла фотоаппарат и двинулась к центру поляны.
– Стойте! – пискнули у нее за спиной. – Туда нельзя! Опасно!
Маленькая рука, необычно мягкая, словно в шерстяной перчатке, сомкнулась на ее предплечье.
Ким обернулась. И сейчас же зажала рот ладонью, чтобы не закричать.
Раздвоенные губы и мелкие острые зубки. Плоский нос. Маленькие черные глаза без белков. Большие, круглые уши с истонченными, рваными краями. Бородавки вокруг рта, из которых торчат похожие на леску вибрисы. Серая шерсть неопрятными клочьями на голове, на лице, на шее…
Маленькое – не выше четырех футов, худое. Одетое, словно потехи ради, в сарафан цвета спелой сливы. В дешевых розовых шлепанцах на мохнатых, как у хоббита, ступнях.
– Не бойтесь меня! – горячо заверило существо. – Я не мышь, я человек. А вы туда не ходите! Это опасно.
Ким освободила руку. Втянула воздух сквозь стиснутые зубы. Затем кое-как выдавила:
– Ты – мутант?
– Меня зовут Мэгги, – существо несколько раз моргнуло. – Я – девочка. Я не заразная.
И сейчас же с той стороны, откуда пришла Ким, задребезжали велосипедные звонки, зазвучали детские голоса.
– Мыша! Мыша! – прокричали из-за кустов ежевики.
Через миг растрепанная, краснощекая, пахнущая потом и леденцами ватага мальчишек и девчонок окружила Ким и девочку-мутанта. Сразу стало тесно и шумно. Кто-то тут же принялся толкаться и задирать оказавшихся поблизости, кто-то громко выпустил ветры, кто-то кинулся к качелям, обегая поляну по кругу.
– Мыша, куда ты убежала! Мы ведь играли! – всплеснула руками похожая на куклу Барби рослая девица, которая была, несомненно, самой старшей по возрасту в компании.
– Смотрите, пистик! – темнокожий мальчишка поднял из травы изломанный водяной пистолет. – Мыша, это твой?
– Мыша, а что ты тут делаешь? – девочку-мутанта потянули за подол сарафана. – Ты здесь играешь?
Мэгги опасливо поглядела на Ким.
– Тут тетя хотела на поляну выйти, – сказала она.
И снова заговорили наперебой.
– Вот те на! Разве она не знала? Мы ее не видели здесь раньше. Может, в гости к кому-то приехала…
Ким решила перехватить инициативу, пока не поздно.
– Так, народ. Меня зовут Кимберли, – она обвела ватагу взглядом, стараясь заглянуть каждому в глаза. Глаза… Синие, карие, серые, зеленые… Они были для нее словно открытая книга. Ей доверяли, хотя в первый раз видели. Ей симпатизировали, хотя не в обычаях этого города встречать чужаков с улыбкой. – Я работаю в газете. «Дейли Телеграф» – слышали о такой?
– Здорово! Ну надо же – газета! Нет, не слышали!
– Вы Мышу не бойтесь, – обратился к Ким темнокожий мальчишка. – Она нормальная, хоть и страшная.
– Я не страшная! – обиделась Мэгги. – Я выздоровею, когда вырасту.
– Ты не выздоровеешь! – тут же поправили ее.
– Меня вылечат! Тетя Кимберли! – Мэгги кинулась к Ким, заставив ее отшатнуться. – Скажите им!
Ким растерянно улыбнулась, потрепала девочке челку. В этот момент мальчишки-забияки вцепились друг в друга, велосипеды с грохотом повалились в кусты. Это отвлекло внимание остальных от Мыши.
– И что же не так с вашей полянкой? – Ким, набравшись мужества, погладила девочку по плечу. – Почему мне нельзя туда выходить?
Мэгги указала пальцем, оканчивающимся спиленным коготком, на вытоптанную середину, где не росла трава.
– Там – «комариная плешь»! – прошептала она, округлив глаза. В ее голосе звучал неподдельный страх.
Ким хмыкнула. Как же, поверит она детским россказням. Здесь у них – «комариная плешь». Там – гринпинская трясина, а по ночам выходит на улицы бороться с преступностью Бэтмен. Хороши информаторы: самой старшей девочке в компании – той, которая похожа на Барби, – не больше двенадцати лет. А Мыша вообще малолетка.
– Мэгги, – мягко проговорила Ким. – Аномалии бывают только в Зоне, в городе их нет. Ты живешь здесь долго, и тебе это должно быть известно лучше, чем мне.
– Ну я же мутант, я чувствую, – веско заявила Мэгги.
– Здесь и правда, «комариная плешь», – поддержал Мышу темнокожий мальчик. – Вот смотрите… – Он вытащил из кармана шортов горстку крышечек от кока-колы. С сосредоточенным выражением лица отправил щелчком одну жестянку точно в центр поляны. Как Ким и ожидала, ничего не случилось. За первой крышечкой последовала и вторая, и третья. Но все они падали, как ни в чем не бывало: как обычные жестянки на обычную землю.
– Затаилась, – поняв тщетность своих попыток, высказался мальчик. – Она капризная. То спит, то ждет, кого бы сцапать.
– Я видел, как она сцапала кошку Куртсманов, – сообщила старшая девочка. – Кошка успела сделать только так: уэээк! – «Барби» наклонила голову вбок и поджала руки к груди, мол, «бобик издох». – Только мокрое пятно осталось! – подытожила она.
– Мяу! – то ли дразнясь, то ли просто валяя дурака, выдал один из забияк.
А второй, втянув соплю, поделился:
– А я видел, как она ворону сцапала.
– И голубя одноногого с центральной площади, – добавила «Барби». – Лучше не ходите на поляну, мы на ней больше не играем.
Сколько Ким ни всматривалась, ничего подозрительного и необычного в черно-коричневом пятне утоптанной земли, обрамленном невысокой травой, не находила. Косые лучи солнечного света, пробиваясь сквозь кроны, падали на поляну, контрастно высвечивая каждую былинку. Ким собралась было пойти вперед – вопреки советам окружавшей ее мелюзги, – но ноги как будто налились свинцом.
– Да что со мной такое!.. – в сердцах пробормотала она.
Вытянула из сумочки планшет и принялась писать:
«Каждый город – среда для возникновения мифов. Хармонт – не исключение. Мифы здесь появляются, точно грибы на гнилой древесине. Само собой, основным источником вдохновения для мифотворчества служит Зона. Мы наблюдаем экстраполяцию на городское пространство тех небывалых явлений и эффектов, которые существуют только по ту сторону забора протяженностью во многие мили. Не удивительно, что дети из Хармонта проявляют недюжинное рвение, заставляя друг друга поверить, будто в безлюдных и сумрачных уголках города обитает нечто, проникшее в их мир из Зоны. Для этих выдумок не нужно обладать выдающимся воображением, в Хармонте монстры реальны. Просто посели «комариную плешь» на заросшей поляне в глубине парка, а в тени старого, похожего на больного проказой человека дерева…»
– Народ, а что еще страшное обитает в Зоне? Кроме «комариной плеши»?
– «Ведьмин студень», – подсказал темнокожий мальчик.
– Спасибо! – Ким дописала: «вообрази плотоядные придыхания «ведьминого студня».
«Барби» заглянула в планшет. Хмыкнула и сообщила:
– «Ведьмин студень» живет вообще-то в ямах. Напишите лучше – «серебристая паутина».
– Да ну, – поморщилась Ким. – «Ведьмин студень» – лучше звучит. Эффектней.
– И что с того, что лучше? Исправьте, – потребовала «Барби» с неожиданным упорством. – Вы же неправильно написали, зачем обманывать читателей?
– Да, – поддержал подругу темнокожий мальчишка. – Вы ведь приехали писать о нашем городе? Тогда пишите правильно! «Серебряная паутина». Уберите «ведьмин студень».
Ким сдалась.
– Ладно-ладно, – она быстро заменила «студень» на «паутину». – Теперь вы довольны? Это ж надо, такие маленькие, а такие пи… привереды!
В мэрии не работали кондиционеры. На клейкую ленту, подвешенную к потолку приемной, налипли с полсотни мух разных цветов и размеров. Некоторые все еще трепыхались и надсадно жужжали, предчувствуя погибель.
Ким остановилась возле стола секретаря, поглядела, почесывая лоб, на пустое кресло и выключенный монитор компьютера.
Из кабинета мэра, дверь в который была приоткрыта, донесся бодрый голос:
– Кто там стоит? Заходите, если что-то надо!
Ким быстро взглянула на свое отражение в стеклянных дверцах шкафа, забитого пронумерованными папками. Расправила плечи, подобрала из арсенала улыбок нужную, уверенно распахнула дверь и шагнула через порог.
Сумрак, на окнах – закрытые жалюзи. Отчетливый запах виски. Экран планшета освещает круглое лицо тучного лысого мужчины в белой, расстегнутой почти до живота безрукавке. Планшет – в центре стола, стопка бумаг и кнопочный телефон – с одного края, коробка с картошкой-фри из Макдональдса – на другом краю.
– Господин мэр? – Ким остановилась на пороге, углубляться в пропитанный алкогольными парами сумрак не хотелось. – Здравствуйте…
– Не мэр, а заместитель… Мэр в отпуске, – палец, украшенный золотым перстнем, перебрасывал по экрану планшета карты. Чиновник раскладывал пасьянс. – Давайте, жалуйтесь, мадемуазель, – он зевнул, прикрыв кулаком широкий рот.
– С чего вы решили, будто я пришла жаловаться? – Ким отыскала взглядом стул, стоящий чуть в стороне от стола хозяина кабинета; настороженно двинулась к нему.
– Все жалуются, – заместитель мэра провел ладонью по стопке бумаг. – У «вечных батареек» заканчивается заряд, долгое ношение браслета, который в теории должен излечить от всех болезней, приводит к нервному истощению, «рачьи глаза» не того цвета.
Ким присела на край стула.
– Действительно жарко, – сказала она.
– Могу предложить виски со льдом, – заместитель загремел ящиками стола.
– Кимберли Стюарт, «Дейли Телеграф».
– В таком случае последнюю фразу забудем. Курт Вестерфельд. Чем могу быть полезен?
– Мой босс – мистер Пибоди – договаривался с вашей пресс-службой, чтобы я получила аккредитацию.
– Всего-то? – Вестерфельд подтянул телефон. – У нас же не Белый дом, если аккредитацию заказали заранее, значит, документы уже готовы. Как вам у нас, кстати?
– Странно, – призналась Ким. – Как будто на другой планете оказалась. И в другом времени.
Вестерфельд буркнул в трубку поставленным голосом теледиктора: «Хадсона ко мне!» и сразу же отодвинул телефонный аппарат.
– А не вы ли, мадемуазель, угодили вчера в перестрелку на Южном шоссе? – спросил он, вращая на полированной столешнице планшет. Словно в «бутылочку» собрался поиграть.
– Я, – кивнула Ким.
Вестерфельд прищурился.
– И как вы? Назад не собираетесь?
– Нет. Я упертая, – ответила твердо Ким.
– Да ну? – Вестерфельд откинулся на спинку, кресло под ним заскрипело. – Поражен вашим мужеством.
– Вы-то не уезжаете, – решила поспорить Ким. – Стариков я видела и детей. Они ничего не боятся, город живет.
– Мадемуазель, а с чего вы взяли, что мы не боимся? – заместитель мэра поднял едва видимые, точно их выщипывали, брови. – Мы, может, всю жизнь вынуждены жить в страхе.
– Да, я уже заметила, что ваши монстры реальны, – отозвалась Ким. – Почему тогда не уезжаете? Почему предпочитаете жить с ними бок о бок?
– Пока вы не понимаете наш город, – понизив голос, проговорил Вестерфельд. – Надеюсь, нескольких дней вам хватит, чтобы разобраться, что к чему.
– Объясните! – со смехом потребовала Ким.
– Не уполномочен, – сокрушенно покачал лысиной Вестерфельд.
В приемной кашлянули. На пороге кабинета появился пожилой человек. Очки в толстой оправе, клетчатая рубашка, запыленные брюки и старые подтяжки – еще один образчик мелкого государственного чиновника из паршивого городишки на госдотации.
– А вот и наш пресс-секретарь, – прогудел Вестерфельд. – Прошу знакомиться: мистер Хадсон. Мисс Стюарт.
Через час Ким, до легкой истерики напоенная растворимым кофе и накормленная жирными гамбургерами из ближайшего фаст-фуда, выбралась из мэрии на пустынную улицу. Вопрос с местными властями был решен, аккредитация не наделяла Ким какими-то особыми правами, но эта бумажка была доказательством, что власти одобряют присутствие внештатника «Дейли Телеграф» и его деятельность в городе. Кто знает, как гладко пойдет ее журналистское расследование, может, лишний документ выручит ее в возможном конфликте, например – с полицией.
– Не бродите по улицам в темное время суток, – говорил мистер Хадсон тусклым голосом, словно отвечал давно заученный урок. – Избегайте покинутых людьми кварталов. Не приближайтесь к постройкам, принадлежащим Институту. Не покупайте артефакты с рук – скорее всего, вам попытаются сбыть подделку. Выполняйте неукоснительно приказы полицейских. И еще… – кадык Хадсона дернулся, голос сел. – Здесь – не Зона, но не все, что можно увидеть в Хармонте, поддается объяснению. Будьте к этому готовы.
Вечерело. Ветер растянул по небу сиреневые ленты перистых облаков. Распухшее красное солнце цеплялось за шпили церкви, окруженной исполинскими елями. С вершины холма, на котором лютеране некогда выстроили храм, не было видно ни одного хармонтского здания, как будто это место находилось не рядом с городским центром, а в уединенном, наполненном птичьими голосами, месте. Ким поднялась по стертым ступеням, толкнула калитку кованых ворот. Петли противно заныли.
Во дворе перед храмом было чисто. Ни травинки не пробивалось из трещин в цементных дорожках. Ни опавшей хвои, ни мусора, выдававшего присутствие человека. Ким сделала несколько снимков, затем подошла к дверям, которые оказались запертыми на огромный амбарный замок с тронутой ржавчиной дужкой.
Ким присела. Прильнула к видоискателю, выбирая ракурс, чтобы в кадр попал и замок, и чуть запыленная витражная роза над входом, и с полдюжины шпилей, что вздымались над железной крышей.
Хлопнула дверь. Из неприметного сооружения – то ли сарая, то ли кладовой, – расположенного за церковью в зарослях крапивы и лопуха, вышел человек в темной одежде. Ким, продолжая фотографировать, уловила боковым взглядом движение: человек приближался к ней нетвердой походкой, чуть расставив в стороны руки, словно что-то нес под мышками.
Наверняка – сторож. Она ведь видела, что на территории храма порядок. Значит, кто-то присматривает за церковным хозяйством. Как бы не начал возмущаться, что она вторглась без разрешения. Хотя какие разрешения? Она же не пытается пробраться внутрь запертого храма.
– Кимберли Стюарт! – на всякий случай представилась Ким, поскольку она ощущала, что человек не сводит с нее глаз. – «Дейли Телеграф»! Я сделаю снимки для газеты и уйду!
Человек остановился. Он был одет в простецкую робу. Точно – сторож. Ким отступила от дверей, запрокинув голову, поглядела на шпили. Ели, окружавшие церковный двор, синхронно качали верхушками.
– Красиво здесь, – высказалась Ким. – Уединенно. Душевно.
Человек заулыбался. Нехорошая улыбка получилась: точь-в-точь оскал. Рот растянулся на неестественную ширину, верхняя губа поднялась, обнажив серо-синюю десну под ней.
Ким вдруг поняла, что это может быть вовсе не сторож, а какой-нибудь юродивый, живущий при храме. Ночует в сарайчике, потчуется, чем бог пошлет. Может, он буйный? Поехавший на религиозной почве фанатик? Культист старого Гуталина!
– Пойду, пожалуй! – с наигранным весельем проговорила Ким, найдя силы улыбнуться в ответ. – Всего вам добро… – она осеклась, заметив, что у человека обута лишь одна нога, на второй был ветхий носок.
Она заторопилась к воротам. Низкие каблуки туфель звонко щелкали по цементу. Человек какое-то время стоял на месте, пьяно покачиваясь. Чем ближе Ким подходила к калитке, тем сильнее он раскачивался. Затем, словно лопнул невидимый поводок, сдерживавший его. Юродивый проворно последовал за Ким. Он с шумом втягивал воздух сквозь стиснутые зубы и продолжал безумно улыбаться.
– Решили проводить меня до калитки? – пролепетала Ким, ускоряя шаг. – Как это мило с вашей… – она оступилась и сорвала набойку с левого каблука. – Вот черт…
Дальше была лестница с истертыми ступенями и ржавыми перилами, выводила она на главную улицу Хармонта, на которой были и мэрия, и банк, и полицейское управление. Запущенные заросли жимолости обступали лестницу с двух сторон, казалось, что за ними ничего нет, только мили непролазного заросшего леса. Ветви цепляли за одежду, как бы намекая Ким, что ей следовало бы остановиться и подождать улыбчивого мужчину.