Со съёмными квартирами проблем не было. Вот уже почти год Светлана и её Пирс мотались исключительно по съёмным квартирам. То есть в принципе — непонятно каким квартирам. Сперва Светлана с любимым Пирсом жили в центре. В мастерской. Там не было ванной комнаты. Был умывальник. И унитаз был. Как-то справлялась Светлана. С милым рай и в шалаше. Временные финансовые трудности. Весь текущий счёт любимого ушёл на разработку чудо-препарата. В мастерскую пустил пожить приятель. Член Союза художников. Временно проживающий в Италии. Потом пришла какая-то женщина, что-то невнятное кричала. Пирс не хотел нервировать Светлану и отправил её в магазин «Органические Продукты». Логично. Неорганику достаточно сложно пережёвывать и переваривать. В «Органических Продуктах» страшненькие умопомрачительно кислые яблочки с червячками стоили от пятисот рублей килограмм — но любимый не экономил на здоровье. Тем более, прямо сейчас хозяин лавки денег не требовал, он записывал в долг. А на следующий день Светлана с любимым съехали из мастерской. Он уж там сам потом рассчитывался, у кого что набрал по окрестностям. Её Пирс был человеком честным. Они переселялись всё дальше и дальше от центра. Оказываясь в таких местах, в какие прежде Светлана Тимофеевна если попадала на вызовы — так зажимала носик и писала гневные посты в фейсбук, совершенно справедливо возмущаясь обстановкой, грязным полотенцем и всем таким прочим. Арендодателей Светлана ни разу в глаза не видела. Её Пирс был настоящим мужчиной и все дела решал сам.
Вещей со временем у них стало совсем мало. Собственно, у него их и не было особо. А дорогие и не очень тряпки и украшения Светланы — как-то разошлись сами собой. Накладные расходы всё поглотили. Население упорно не желало исцеляться от рака чудодейственным средством, сорок пять капсул всего за две тысячи рублей.
К предполагаемому сроку родов Светлана Тимофеевна, бывший врач-терапевт и её возлюбленный, учёный без определённого рода занятий, оказались на такой далёкой окраине столицы, что завет Гиты Фисташко «родить на съёмной квартире» можно было считать исполненным. Осталось только соблюсти «свободно и вольно». И, разумеется, оргазмически.
И вот как-то утром, чуть раньше предполагаемого времени «ч», у Светланы Тимофеевны начались схватки. Вначале вполне терпимые. Любимый заварил ей ромашковый чай. Спустя час не слишком частых и интенсивных схваток Светлану стали мучить страшные боли внизу живота. Мучить между схватками. Проходило схваточное тягомотное нытьё — и в низ живота её резко ударяли кинжалом. Стали подтекать околоплодные воды. Светлана Тимофеевна побледнела и покрылась липким потом.
— Может, в больницу? — робко прошептала Светлана любимому.
— Позвони Гите! — Порекомендовал он и пошёл заваривать ей ромашковый чай.
Светлана набрала Гиту Фисташко, доулу и гуру, несущую свет и свободу.
Гита заверила по телефону, что всё идёт хорошо. Светлана должна всего лишь полностью погрузиться в Божественный Процесс Рождения. Чтобы после подняться со своей родильной кровати с обновлённым чувством Силы и Власти! Ей только кажется, что ей больно. На самом деле — это преддверие оргазма.
Светлана дотронулась до своего живота — и потеряла сознание. Настолько сильной оказалась боль. Когда она пришла в себя — на окраинах её сознания всплыло что-то давно забытое, что-то из подготовки к госу шестого курса по акушерству: «резкая болезненность при попытке прикоснуться к матке, регресс продвижения головки и дефанс». Кажется, из главы «Неотложные состояния в акушерстве», параграфа о разрывах матки. Если она ещё в сознании — разрыв пока только угрожающий или начавшийся. Давно казалось бы забытое стало ясным и чётким. «Надпочечники выбросили адреналин! Но долго на нём не продержаться!» — стучал в виски пепел диплома об окончании медицинского вуза.
Светлана позвала любимого. Он не отозвался. Она поползла на кухню, испытывая чудовищные боли. Любимого не было. Она вернулась в комнату, взяла мобильный. Мобильный сел. Она не помнила, где подзарядка. Дальше всё ушло в туман. Она кое-как выбралась из дому. Невдалеке была автобусная остановка. Боли затихли. Схватки почти прекратились.
«В какой-то момент схватки ослабляются, интенсивность болей снижается. Больная теряет сознание. Всё это свидетельствует о свершившемся разрыве матки» — из глубин Светланы Тимофеевны ещё раз выскочила зубрила-хорошистка Светочка Знаменская — и женщина вырубилась на скамейке автобусной остановки.
* * *Выяснилось, что госпожа Знаменская знать не знала фамилию своего сожителя. Пирса звали Александром Григорьевичем. Зачем она была ему нужна — бог знает! Искать и выяснять — задача соответствующих органов. Хотя что вменять неизвестному Александру Григорьевичу? Ушла к нему от мужа Светлана совершенно добровольно. А что ребёнок её умер, и она сама матки лишилась — это не его вина. Равно как и не вина Гиты Фисташко, коей полным-полон Интернет. Гита Фисташко проводила и проводит — по всем городам и весям Российской Федерации, — всего лишь семинар-вдохновение! Понимаете? Да, она сама мать пятерых детей. И называет себя доулой и повитухой. Но доула — это всего лишь помощница в родах, а такой услуги она Светлане Тимофеевне не обещала. Такую услугу ей Светлана Тимофеевна не заказывала и не оплачивала. А заказала бы и оплатила бы — доула всего лишь помощница в родах. А повитуха — это просто красивое слово. Гита Фисташко никогда не называла себя акушеркой. А повитухи в законодательном перечне специальностей нет. У Гиты официально зарегистрированная творческая деятельность. Она журналист. Пишет для Интернет-порталов. Да, у неё есть Театр Родов. И что? Это тоже всего лишь название. Беременные собираются и играют в театр теней. И в кукольный ещё театр. И стихи читают. Или мантры гудят. В каких документах запрещено свободно собираться и в длинных юбках мантры гудеть? Или где законодательно запрещено без трусов ходить?!
Супруг — всё ещё официальный супруг. Он и двое детей Светланы от законного супруга отнеслись к своей жене и матери с сочувствием и пониманием. Вызванный к постели родильницы следователь долго вертел в руках пузырёк с чудодейственным средством от всех видов рака, сорок пять капсул, всего за две тысячи рублей. Затем попросил у Святогорского очки, потому что свои забыл в конторе.
— Овощной концентрат из крестоцветных. — Прочитал он самый мелкий шрифт и, сняв очки и возвратив владельцу, сказал: — Умно! Сушёной брокколи торговал. А кто покупал — так не под дулом пистолета. Сушённая брокколи не нуждается в клинических испытаниях и даже в лицензировании как пищевая добавка. А то, что онкопротектором — очень избирательным онкопротектором, — является тот индол-три-карбинол, который искусственно синтезирован в экспериментальных условиях на специально лабораторно выращенной клетке под клетку конкретного пациента — то далеко не каждому известно, и совсем уж не всякому объяснишь!
Святогорский смотрел на следователя уважительно. Тот лишь ладошкой махнул.
— Дня не проходило, чтобы кто-то не приносился с заявой на мошенников. Мол, покупали лекарство от рака! А у мошенников всё чисто. Брокколи действительно содержит индол-три-карбинол. Федот, да не тот!.. Так что я поднаторел в этих вопросах.
Следователь глубоко вздохнул и с искренним сожалением посмотрел на пациентку.
— Вот о чём я у вас, Светлана Тимофеевна, заявление должен принять? Даже если мы найдём вашего Александра Григорьевича без фамилии и прописки, м? — Он по-бабьи всплеснул руками. — Разве статься сто двадцать пять. Оставление в опасности. Заведомое оставление без помощи лица, находящегося в опасном для жизни и здоровья состоянии и лишённого возможности принять меры к самосохранению по малолетству, старости, болезни или вследствие своей беспомощности, в случаях, если виновный имел возможность оказать помощь этому лицу и был обязан иметь о нём заботу, либо сам поставил его в опасное для жизни или здоровья состояние.
Следователь цитировал свой «требник» ничуть не хуже, чем Святогорский наизусть шпарил долгие и нудные протоколы медицинских алгоритмов. Оксана Анатольевна, Сергей Станиславович и присутствующая здесь же Татьяна Георгиевна смотрели на следователя с безнадёгой понимания. Он же продолжал с сочувствием смотреть на несчастную бедовую жену и брошенного мужа-рогоносца, пришедшего, тем не менее, на помощь к неразумной матери своих детей.
— Допустим, нашли. Бросили силы и время, нужные на поиски убийц и… — Следователь ручкой мягко окоротил явно готового возмутиться мужа. Так мягко, что тот почему-то сразу поник. — Нашли. И что? Даже если докажем, что оставил, заведомо зная об опасности… Понимаете, за-ве-до-мо! — Со значением и по слогам повторил он. — А он будет отказываться от пресловутой заведомости. Как он мог знать, что оставляет в опасности? Баба рожает — и баста! Какая тут опасность? Мужик о ней знать не обязан. Он не акушер-гинеколог. Обязан ли был неведомый нам Александр Григорьевич иметь заботу о гражданке Знаменской Светлане Тимофеевне? С какой такой радости? У Знаменской Светланы Тимофеевны имеется законный муж — вот пусть он о ней и заботится!
Следователь цитировал свой «требник» ничуть не хуже, чем Святогорский наизусть шпарил долгие и нудные протоколы медицинских алгоритмов. Оксана Анатольевна, Сергей Станиславович и присутствующая здесь же Татьяна Георгиевна смотрели на следователя с безнадёгой понимания. Он же продолжал с сочувствием смотреть на несчастную бедовую жену и брошенного мужа-рогоносца, пришедшего, тем не менее, на помощь к неразумной матери своих детей.
— Допустим, нашли. Бросили силы и время, нужные на поиски убийц и… — Следователь ручкой мягко окоротил явно готового возмутиться мужа. Так мягко, что тот почему-то сразу поник. — Нашли. И что? Даже если докажем, что оставил, заведомо зная об опасности… Понимаете, за-ве-до-мо! — Со значением и по слогам повторил он. — А он будет отказываться от пресловутой заведомости. Как он мог знать, что оставляет в опасности? Баба рожает — и баста! Какая тут опасность? Мужик о ней знать не обязан. Он не акушер-гинеколог. Обязан ли был неведомый нам Александр Григорьевич иметь заботу о гражданке Знаменской Светлане Тимофеевне? С какой такой радости? У Знаменской Светланы Тимофеевны имеется законный муж — вот пусть он о ней и заботится!
Следователь обвёл всех присутствующих со значением, явно подготавливая последний акт. И воздел указательный палец.
— Нашли! Доказали вину! И что? Наказывается такое деяние штрафом в размере до восьмидесяти тысяч рублей. ДО! Или в размере заработной платы или иного дохода осуждённого за период до шести месяцев, либо обязательными работами на срок до трёхсот шестидесяти часов, либо исправительными работами на срок до одного года, либо принудительными работами на срок до одного года, либо арестом на срок до трёх месяцев, либо лишением свободы на срок до одного года.
Речь следователя действовала почти гипнотически. Когда он завершил, то ещё раз обвёл всех выразительным взглядом, мол, стоит ли овчинка выделки?
— Потраченное впустую время органов. Потраченное впустую ваше время. Дитя и матку всё это вам не вернёт. Живы — и скажите спасибо врачам.
— Но как-то же надо наказывать мошенников! — Первым отмер Святогорский.
— Да. Надо не попадаться к ним на удочку. Но если вы захотите написать заявление…
— Мне так стыдно! Стыдно и больно, — тоненько заплакала безалаберная Светлана Тимофеевна.
Дети и муж бросились её обнимать. Она несколько поморщилась, но, кажется, сейчас она была готова терпеть всё, что угодно. Лишь бы они не размыкали объятий.
— Родин! Когда у меня начнётся кризис среднего возраста — срочно купи мне красный кабриолет! — Прошипела в ухо начмеду заведующая отделением обсервации.
— Так! Я здесь больше не нужна…
— Ну что вы, Татьяна Георгиевна! Вы здесь всегда нужны!
— Аркадий Петрович, прекрати балаган! Всем спасибо за отменную слаженную работу и спасённую жизнь.
Святогорский поплевал через левое плечо и мелко перекрестился.
В отделение патанатомии с макропрепаратом удалённой матки и мёртвым младенцем отправили Анастасию Евгеньевну Разову. По личному распоряжению Оксаны Анатольевны. Хотя отнести могла и санитарка. Но молодому доктору не помешает вспомнить курс патоморфологии. Да и вся больница уже знала, что новый заведующий патанатомии влюбился в Тыдыбыра, как малолетка! Вся, кроме неё.
— Вот смотрите, Настенька… Можно вас так называть? Смотрите, Настенька. — Ласково прикасался Василий Александрович к руке Анастасии Евгеньевны. Точнее — латексной перчаткой к латексной перчатке. — Рубец макропрепарата толстый, неэластичный, преимущественно соединительно-тканный! — И он взял руку Тыдыбыра в свою и как учитель музыки ставит детские пальчики на клавиши, опустил Настины пальцы на рубец. Щека его коснулась Настиных волос — и он зарделся маковым цветом. Хорошо, она была увлечена пальпацией, не то бог знает, что подумала бы.
— Надо измерить рубец! — Назидательно сказал доктор наук Майков, взяв себя в руки.
Настя послушно взяла линейку.
— Семь миллиметров, Василий Александрович! — Бодро отрапортовала Тыдыбыр.
— Очевидная анатомическая несостоятельность рубца. Функциональной она становится только…
— В родах! Василий Александрович, вы у нас читали лекции на судебной медицине. Я вас очень хорошо запомнила.
— Как же я вас не запомнил, прекрасное дитя?! Как же я вас мог не запомнить?! — Он снова смущённо откашлялся и продолжил: — Мда-с! Очевидная анатомическая несостоятельность рубца. Но на макропрепарате мы уже не сможем определить, какова была васкуляризация рубца…
— …был ли рубец равномерен! Каков был уровень стероидных гормонов накануне родов! — С энтузиазмом подхватила Анастасия Евгеньевна, демонстрируя, что была очень хорошей ученицей.
— Совершенно верно, Настенька. Совершенно верно. Так что в протоколе морфологического исследования макропрепарата мы имеем право со всей уверенностью написать: «анатомическая несостоятельность рубца на матке». Что в сочетании с клинической ситуацией…
— Делает нашу оперативную и лечебную тактику вполне оправданными!
— Совершенно верно, совершенно верно, — бормотал Василий Александрович, размышляя о том, как бы…
Как бы пригласить на свидание молодую девушку? До вскрытия младенца, захлебнувшегося в крови собственной матери? Или после? И что, чёрт возьми, за карма такая?! Почему нельзя по-человечески?! Как другие?! Случайно познакомиться в метро, в ресторане. Или где там?.. В Интернете! Нет, ну конечно же только у цинкового стола, прости господи! Очень романтично! Ничего не скажешь!
— Ну-с, Настенька! — Василий Александрович и сам не заметил, как перешёл к пошловатым «мда-с!» и «мну-с!» — Ну-с, Настенька! Первым делом надо вскрыть, как вы помните, черепную коробку, извлечь головной мозг. Кости черепа у доношенного плода мягкие и… Что вы делаете сегодня вечером?!
Кадр пятьдесят пятый Фатальная путаница
Рабочая рутина спасала. Не так ли говорил покойный Матвей? «Работа спасает от всего. Почти от всего…». Да, это так. Но пора было спуститься в подвал и прочесть все письма и ответить… Расставить точки над «i».
Татьяне Георгиевне начинало казаться, что всё это было не с ней. Или с ней — но не было. Мозг временно вышел из строя. Всё, что случилось в США — было галлюцинацией. Последующее с попыткой суицида — и вовсе острым помешательством. А теперь работа вернула её в норму. В физическую и психическую.
И всё-таки он был на самом деле. Шон. Shaun[17]. А точнее сказать — Seȧn. Брат-близнец её покойного Матвея. В семье по традиции называли детей ирландскими и русскими именами. Чтобы дети помнили своих предков. Маленькая Муся подросла — и вышла замуж за ирландца. Лихого парня, хулигана, авантюриста. Екатерина Даниловна, обожаемая тёща, сделала из него настоящего джентльмена. Так и повелось: не забывать корни.
Но это тоже было полным бредом! Невозможно было во всё это поверить! Если бы Шон не был похож на Матвея, как две капли воды. Единственное, что их различало — язык. Слишком допотопный русский Шона не был похож на безупречный современный русский покойного Матвея.
Татьяна Георгиевна впервые в жизни задумалась: а что она знала о своём обожаемом первом муже?
Матвей Драгомиров.
Фамилию его она всегда находила несколько тяжеловесной, потому оставила свою девичью. Он не возражал. Он всегда смеялся над условностями. Отца и матери у него не было — умерли. Отец и мать Шона тоже умерли, оставив ему бизнес, который он развил. Родители Шона (и Матвея) держали в Сан-Франциско антикварную лавку. Шон сделал из лавки салон. Или даже так: международный салон с поиском, заказами, участием в аукционах. С деятельностью скорее искусствоведческой, нежели коммерческой. В первую очередь — искусствоведческой и исторической. Впрочем, весьма доходной. Основные сферы интересов — быт. Русский быт. Ирландский быт.
Полный бред. От начала и до конца. От самого начала, когда они с Шоном оставили маленькую Мусю у Марго, и понеслись в Сан-Франциско — до этого самого момента. Как Матвей, родившийся и выросший в США, оказался в России?! Он был женат?! У него были дети?!
Все эти вопросы она задавала Шону. Он почти не отвечал. Улыбаясь так, что сводило душу. Это была улыбка Матвея.
Так-так-так… Однажды страстная молодая шалава Танька Мальцева врезалась в красивого могучего дяденьку — и пропала. В буквальном смысле — врезалась. На пешеходном переходе. Врезалась — и пропала. Они немедленно стали жить вместе и поженились через положенные загсом три месяца после подачи заявления. Но что она знала о нём?! С ним было безупречно в постели и в быту. (Господи, в быту!) Он был надёжен, заботлив… Небеден. И однажды разбился на машине.
Всё, что рассказал Шон: Матвей очень хотел на историческую родину. В соответствии с «жеребьёвкой имени» — в Россию.