Он услышал скрип открывшейся двери, и сразу же раздался голос охранника, интересовавшегося, скоро ли уважаемый Рашид управится со своими делами. С чувством близким к отчаянию турок затолкал пистолет в трусы. Они были облегающие и вместе с резинкой шаровар худо-бедно удерживали пистолет на месте. Тут Рашид вспомнил, что не поставил пистолет на предохранитель и, следовательно, рискует нанести серьезный урон своему мужскому достоинству, но исправлять ошибку было поздно: шаги охранника уже звучали в помещении, где стояли кабинки.
– Уже иду, – страдальческим голосом ответил Рашид на повторный вопрос охранника, выпростал из шаровар подол широкой футболки и с шумом спустил воду.
Он вышел из кабинки, придерживая ладонью пистолет и грустно улыбаясь. Со стороны это выглядело вполне естественно, и охранник сочувственно покачал головой.
– Не отпускает? – спросил он.
– Немного отпустило, – сказал Рашид. – Боюсь, если мы станем ждать, пока отпустит совсем, хозяин будет нами очень недоволен.
– Я тоже так думаю, – важно согласился охранник и вдруг спросил: – А почему у вас такие мокрые руки, уважаемый Рашид?
– Уронил в унитаз ключи от раздевалки, – сказал турок первое, что пришло на ум.
Охранник брезгливо скривился, зато не стал возражать, когда Рашид задержался у рукомойника. Старательно намыливая руки, турок внимательно разглядывал свое отражение в зеркале, для чего, собственно, и остановился здесь. Ему показалось, что выглядит он вполне естественно, разве что немного бледноват, но это можно было объяснить расстройством желудка. Вытерев ладони бумажным полотенцем и просушив струей горячего воздуха, он в сопровождении охранника покинул туалет и направился к дверям, за которыми его дожидался одноглазый араб.
Глава 21
– Потрудитесь немедленно объяснить, что происходит! – железным голосом потребовал мистер Рэмси. Он возился на полу грузового отсека, пытаясь выпутаться из груды пустых картонных коробок, которыми российские разведчики предусмотрительно запаслись на свалке за магазином электротоваров. – Имейте в виду, что я этого так не оставлю! У меня могущественные покровители, и, если вы намерены потребовать за меня выкуп, они достанут вас из-под земли. Сию же минуту остановите машину и выпустите меня, иначе я буду кричать. Кто-нибудь услышит и вызовет полицию!
Поскольку его никто не прерывал, к концу этой тирады голос мистера Рэмси заметно окреп и приобрел легко различимые начальственные нотки. Англичанин был крепкий орешек, а может, просто привык себя таковым считать.
Одобрительно кивая чуть ли не каждому доносившемуся сзади слову, генерал Андреичев зажег сигарету и повернул зеркало под ветровым стеклом так, чтобы видеть грузовой отсек.
– Заткните ему пасть, – приказал он, ловя зеркалом дрожащее, прыгающее отражение пленника.
Англичанин орал уже почти в полный голос, суля похитителям массу неприятностей, но произнесенные вполголоса слова Дмитрия Владимировича были услышаны. Позади раздался короткий тупой удар, как от соприкосновения боксерской перчатки с грушей, и сразу же – сдавленный стон и глухой шум падения.
– Я не позволю, – глухо, как сквозь прижатую ко рту тряпку, пробормотал мистер Рэмси. – Это произвол! Мне...
– Я, кажется, просил заткнуть этому подонку пасть, – ровным голосом напомнил генерал.
На этот раз ударов было несколько – четыре или пять, точнее сказать было трудно.
– Я бы хотел, мистер Рэмси, – размеренно произнес Андреичев, глядя в зеркало на торчащую из груды мятого картона руку в черном рукаве, из-под которого выглядывала белая манжета с пятном свежей крови, – чтобы мы с вами побеседовали – спокойно, без брани и взаимных оскорблений, как разумные, цивилизованные люди. Вы не откажетесь ответить на несколько вопросов, ведь правда?
– Я бы отказался, но ваши доводы очень убедительны, – послышалось сзади.
Видневшаяся в зеркале рука зашевелилась и исчезла, а на ее месте возникло бледное, испачканное кровью лицо в ореоле всклокоченных волос. Пленник попытался улыбнуться разбитыми губами; генерал Андреичев по достоинству оценил мужество гордого британца и решил, что оно заслуживает награды.
– Мистер Рэмси изволит иронизировать, – по-прежнему не оборачиваясь, негромко сказал он. – Объясните ему, что у нас здесь не юмористическая программа, а скорее научно-популярная. Нас одолевает тяга к знаниям, а не к пустому зубоскальству.
В зеркале стремительно промелькнуло что-то темное – генералу показалось, что ботинок, – и с отвратительным чмокающим звуком врезалось в лицо англичанина.
– Тяга к знаниям, – глядя в зеркало, продолжал Дмитрий Владимирович размеренным тоном старого, умудренного опытом профессора, читающего лекцию внимательной, но, что греха таить, туповатой аудитории, – порой бывает так сильна, что толкает человека на поступки, мягко говоря, неординарные. Да и чему тут удивляться? Кто владеет информацией – владеет миром! Этот лозунг стал актуальным еще в двадцатом веке, а сегодня, на заре третьего тысячелетия от рождества Христова, он превратился в аксиому, которую станет оспаривать разве что полный идиот. А ведь мы с вами не идиоты, правда? Кстати, поздравляю вас с наступающим Рождеством!
Последние слова сопровождались еще одним глухим ударом, после которого голова Рэмси надолго скрылась из вида среди разбросанных, смятых и обильно окропленных кровью картонных коробок.
– Мистер! – позвал генерал Андреичев, вглядываясь в зеркало. – Где вы, сэр?
– Прикидывается кучкой мусора, – добродушно сообщили сзади. – Делает вид, что потерял сознание.
– То есть пытается нас обмануть, – констатировал Дмитрий Владимирович. – Объясните ему, что это нехорошо.
В зеркале возник один из "грузчиков", еще не успевший снять синий рабочий комбинезон. Придерживаясь одной рукой за железный борт, а другой – за, подбитый обтерханным, засаленным ковролином потолок грузового отсека, он встал во весь рост над грудой коробок. Генералу Андреичеву не было видно, что там происходит, зато отлично слышно то, что генерал слышал уже тысячу раз. Как хрустят, ломаясь под каблуком тяжелого ботинка, пальцы человеческой руки; как кричат те, кому очень больно и кто уже догадывается, что эта боль – только начало.
– Вы сломали мне руку! – рыдающим голосом воскликнул мистер Рэмси, вновь появляясь в зеркале. Он стоял на коленях, сжимая одной рукой изувеченную кисть другой.
– Он еще и недоволен, – сказал кто-то, и новый удар бросил англичанина лицом на грязный пол грузового отсека.
Некоторое время позади раздавались глухая возня, звуки ударов и жалобные вскрики. Генерал Андреичев смотрел на дорогу. В грузовом отсеке старого микроавтобуса ехали настоящие мастера, виртуозы допроса третьей степени, так что о судьбе пленника можно было не беспокоиться: его вовсе не убивали, как могло бы показаться человеку несведущему, а просто размягчали перед употреблением.
Микроавтобус бодро катился по оживленной улице – по какой именно, Дмитрий Владимирович не знал. Ориентирование на местности никогда не было его сильной стороной, да и наблюдение за пленником в зеркале заднего вида помешало заметить дорогу.
Впереди показался патрульный автомобиль.
– Сверни-ка, где потише, – закуривая новую сигарету, приказал Дмитрий Владимирович водителю под аккомпанемент доносящихся из грузового отсека ударов и слезливых воплей. – Не дай бог, остановят, хлопот не оберешься.
Водитель молча повиновался, направив машину в узкий боковой проезд. Вид у него был угрюмый и недовольный, и было от чего: прикованный к баранке, он не мог принять участие во всеобщем увеселении, оставаясь даже не пассивным зрителем, а всего-навсего слушателем.
– Ну, что там у нас? – слегка повернув голову, через плечо поинтересовался Андреичев.
– Можно попробовать, – ответил кто-то. – Ну что, сэр, говорить будешь?
– Умоляю... прекратите, – прохрипел несчастный после того, как его, схватив за шиворот, рывком поставили на колени. Автобус качнуло, англичанин упал на четвереньки и остался стоять в этом унизительном положении. Кровь с разбитого лица обильно капала на пол, белый шарф давно перестал быть белым, превратившись в испещренную алыми пятнами грязную тряпку, галстук сбился на сторону и имел такой вид, словно мистера Рэмси совсем недавно пытались на нем повесить, а на окровавленной рубашке не осталось ни одной пуговицы. – Мы же цивилизованные... люди... Зачем же... так?..
– Зачем? – удивленно переспросил Андреичев. – Ну, причин несколько. Во-первых, затем, что ты, подонок, этого заслуживаешь. Во-вторых, затем, чтобы ты понял, что находишься целиком и полностью в нашей власти. Не только твое тело, но и тот кусок дерьма, который ты называешь своей душой, теперь принадлежит нам, и мы можем сделать – и сделаем! – с тобой все, что захотим. Далее идет непреодолимая тяга к знаниям, о которой я, кажется, уже упоминал. Ну и, наконец, это просто доставляет нам удовольствие. Понимаешь? Почему бы не развлечься немного, раз уж есть повод?
– Зачем? – удивленно переспросил Андреичев. – Ну, причин несколько. Во-первых, затем, что ты, подонок, этого заслуживаешь. Во-вторых, затем, чтобы ты понял, что находишься целиком и полностью в нашей власти. Не только твое тело, но и тот кусок дерьма, который ты называешь своей душой, теперь принадлежит нам, и мы можем сделать – и сделаем! – с тобой все, что захотим. Далее идет непреодолимая тяга к знаниям, о которой я, кажется, уже упоминал. Ну и, наконец, это просто доставляет нам удовольствие. Понимаешь? Почему бы не развлечься немного, раз уж есть повод?
– Прошу вас, хватит, – простонал мистер Рэмси. – Я скажу все, что знаю.
– Конечно, скажешь. Куда ж ты денешься с подводной лодки?
Англичанин испуганно огляделся, как будто и впрямь подумал, что находится на борту субмарины. Он уже перестал понимать шутки и частично утратил связь с реальностью, что, собственно, и требовалось доказать.
– Вы хотите меня убить? – хрипло спросил он.
– Конечно, хотим, – успокоил его Дмитрий Владимирович. – Поймите, мистер Рэмси, зная то, что знаем мы, любой нормальный человек на нашем месте захотел бы вас не просто убить, а растерзать. Разорвать на части, вы меня понимаете? Поэтому лучше не спрашивайте, что мы хотим с вами сделать. Значение имеет только то, что мы с вами действительно сделаем. Я доступно излагаю?
– Какой кошмар, – обращаясь к самому себе, с тоской пробормотал англичанин. – Я знал, что все это плохо кончится, но не думал, что настолько плохо...
– Не так уж плохо, – возразил генерал. – Если бы тебя поймали не мы, а твой одноглазый приятель, было бы хуже. Намного хуже, мистер. Ваш хозяин шутить не любит, и вам это очень хорошо известно. Мы по сравнению с ним просто ангелы.
В подтверждение его слов один из "ангелов", не вставая со скамьи, слегка пнул мистера Рэмси в ребра носком грубого рабочего башмака. Англичанин завалился на бок и скорчился в позе зародыша, подтянув колени к подбородку и прикрыв голову скрещенными руками. Ладони у него были ободраны и покрыты причудливым узором засыхающей крови и черной грязи.
– Не надо играть в жука-притворяшку, мистер Рэмси, – сказал генерал Андреичев. – Если вы не перестанете валять дурака, я прикажу продолжить избиение. Вас будут бить до тех пор, пока вы не станете по-настоящему готовы с нами сотрудничать. Имейте в виду, – продолжал он, когда Рэмси, кое-как усевшись на полу, изобразил на своей разбитой, страшно распухшей физиономии почтительное внимание, – что от того, насколько вы будете нам полезны, зависит ваша жизнь.
– Я готов на все, – с трудом вытолкнув слова сквозь разбитые губы, невнятно проговорил пленник. – Клянусь, на все! Только скажите, что же вам от меня нужно?
– А разве вы сами не догадываетесь?
Рэмси открыл рот, чтобы ответить, но тут машину тряхнуло всерьез, и он опрокинулся на спину, высоко задрав ноги в перепачканных брюках и лакированных ботинках на тонкой кожаной подошве. Толчок был так силен, что у Дмитрия Владимировича лязгнули челюсти. Он недовольно оглянулся на водителя и только теперь заметил, что машина мчится по каким-то грязным задворкам на слишком высокой скорости.
– Ты куда летишь? – проворчал генерал. – Угробить нас хочешь?
– Фраер какой-то увязался, – косясь в боковое зеркало, сквозь зубы ответил водитель. – Никак не могу стряхнуть.
Дмитрий Владимирович посмотрел в зеркало со своей стороны и увидел на некотором удалении от себя грязный, весь в извилистых наплывах серого льда немолодой "форд", который неотступно следовал за их фургоном.
– А тебе не мерещится? – спросил он у водителя, хотя знал, что за рулем сидит человек опытный и далеко не паникер.
Водитель в ответ лишь возмущенно фыркнул.
– Я уже четверть часа пытаюсь от него отвязаться, – сообщил он после небольшой паузы.
Генерал Андреичев, задумчиво кусая губы, еще раз посмотрел в зеркало. Погоня была очень некстати, но, в конце концов, ее можно было предвидеть. В этом деле участвовало неизвестное количество заинтересованных сторон. Там, в забрызганном замерзшей грязью "форде", мог сидеть кто угодно – какой-нибудь боевик "Аль-Каиды", или таинственный агент Потапчука, или даже сам Джонни Уэбстер, решивший, что глупо покупать за большие деньги то, что можно взять даром. Это была гонка с огромным призовым фондом; тут уж, как говорится, кто успел, тот и съел.
– Один он там или мне мерещится? – спросил он.
– Вроде один, – сказал водитель и, вглядевшись в зеркало, уверенно добавил: – Точно, один.
– Ну что ж, – задумчиво произнес Дмитрий Владимирович. Чуть приоткрыв окно, он выбросил окурок через щель на дорогу и сразу же закурил еще одну сигарету. – Думаю, на этом корыте нам от него не уйти...
– Факт, – с каким-то непонятным удовлетворением подтвердил водитель.
– И сам, по собственной инициативе, он от нас тоже не отстанет.
– Это вряд ли.
– Вот и я тоже так думаю. Сдаваться он, похоже, не намерен. А если враг не сдается, его... что?
– Мочат в сортире! – теперь уже с откровенным удовольствием процитировал главу государства водитель.
– Вот именно. Замани его, где потише, подальше от глаз, подпусти поближе, и...
– Есть, товарищ генерал, – сказал водитель и немного сбавил скорость.
Распорядившись, генерал Андреичев сразу же выбросил этот "форд" из головы, как если бы его водитель уже был мертв и валялся изрешеченный пулями в узкой щели между измалеванной граффити стеной и мусорным баком. Дмитрий Владимирович всем телом развернулся назад, забросив правый локоть на спинку сиденья, и сосредоточился на пленнике. Тот уже снова сидел на полу среди мятых картонок, вцепившись здоровой рукой в краешек скамьи, и таращил на генерала круглые от испуга глаза, один из которых стал заметно меньше другого.
– Ну, мистер Рэмси... – благожелательно начал Дмитрий Владимирович, однако договорить ему не удалось.
Водитель вдруг резко ударил по тормозам. Колодки завизжали, казалось, на весь Лондон, в грузовом отсеке все с проклятьями повалились друг на друга, а Дмитрия Владимировича, который по свойственной многим россиянам и в особенности большим начальникам привычке пренебрег ремнем безопасности, швырнуло вперед, да так, что он весьма ощутимо приложился головой к ветровому стеклу, после чего съехал с сиденья на грязный пол кабины. Это было не столько больно, сколько унизительно; вдобавок ко всему водитель, повинный в этом безобразии, даже не подумал помочь генералу выбраться из узкого пространства между сиденьем и приборной панелью. Более того, этот хам даже не извинился. Вместо этого он, глядя прямо перед собой и не обращая на бедственное положение начальства ни малейшего внимания, поливал кого-то отборным матом.
Бормоча слова, намного превосходившие выкрикиваемые водителем ругательства по новизне и изобретательности, генерал кое-как вскарабкался на сиденье. Первым его желанием было как следует засветить мерзавцу в ухо, но он сдержался, ограничившись заданным сквозь зубы и с очень зловещей интонацией вопросом:
– Ты что, баран?! Что творишь, а?!
– Да вот же, – ничуть не испугавшись, свирепо откликнулся водитель, указывая вперед, на неведомо откуда появившийся посреди узкого, зажатого между двумя глухими кирпичными стенами проулка молочный фургон. – Вывернулся, сука, из-за угла прямо перед носом! Еще бы чуть-чуть, и вмазались бы ему прямо в ж..., которой он, падло, думает!
– Твою мать, – медленно остывая, проворчал генерал. – Вернемся домой – запишу тебя на водительские курсы.
– Вот это правильно, – сказали из копошащейся на полу грузового отсека матерящейся и кряхтящей кучи. – А то он права свои у китайцев на Черкизовском купил. Я свидетель, я вместе с ним ходил, а то он боялся, что его разведут – вместо прав липовый проездной на троллейбус подсунут...
– Чья бы корова мычала, – огрызнулся водитель. – Не нравится – в метро поезжай... Ну, – остервенело продолжал он, с ненавистью глядя на маячащий впереди задний борт молочного фургона, – ты ехать будешь или нет?! Так, блин, торопился, а теперь ползет, как вошь по мокрому месту!
Фургон действительно еле полз, а проулок был чересчур узок для обгона. Водитель раздраженно засигналил, ударяя по кнопке клаксона всей ладонью, и несколько раз моргнул фарами, требуя уступить дорогу.
Будто в ответ на эти действия, задняя дверь фургона вдруг распахнулась настежь, и Дмитрий Владимирович увидел стоящего в кузове человека – вернее, двоих. Один действительно стоял в дверном проеме, широко расставив ноги в высоких армейских ботинках и что-то держа у плеча, а другой, скорчившись за его спиной, поддерживал товарища за талию, помогая тому сохранять равновесие. Какую-то долю секунды генерал Андреичев недоумевал: что за странная поза? Затем мгновенно похолодел, осознав, что смотрит прямо в широкую трубу расчехленного, готового к бою противотанкового гранатомета.