– Ну че, язык съел? Вань, говори! – поторопил Коэн.
И тут у меня ожил мобильный.
– Вава, – трагическим шепотом произнесла Николетта, – катастрофа!
– Ты заболела?
– Хуже! Приехала Деля, она хочет забрать камень. Вава! Сюда! Скорей!
– Извини, я занят.
– Ах вот как, – завопила Николетта столь пронзительно, что я отодвинул аппарат от уха, – у меня отбирают метеорит! Похищают! Грабят! А ты! Черствый волк с сердцем, покрытым черепицей. Я изойду на слезы! Умру! Немедленно сюда! Сию секунду!
Из трубки полетели гудки.
– Извините, – сказал я Владимиру, – семейные проблемы требуют прервать беседу.
Внезапно Коэн встал, пока он выпрямлялся, его руки ухитрились запихнуть в рот остатки икры, мяса и картошки фри.
– Плати – и едем, – пробубнил он, давясь едой.
– Куда?
Владимир лихо опустошил фужер с коньяком, я невольно вздохнул, напитка было граммов двести, не меньше.
– Эй, счет, – завопил Коэн, – живо, нам некогда сопли жевать! Вань, отстегивай мани.
Я расплатился, плохо понимая, что происходит, и пошел к машине. Владимир сел на переднее сиденье и с легким презрением отметил:
– Жесть.
– Вы о чем?
– О твоей тачке. Чистая жесть.
– Не уверен. Хотя точно не скажу, из какого металла сделана машина.
Коэн разразился хохотом.
– Ну, блин, жесть, – простонал он, – ваще! Я думал, ты жжешь! Ан нет! Поехали в Саратов!
Я выронил ключ зажигания.
– Куда? В Саратов? Но нам туда за час не добраться!
Владимир сложился пополам. Я терпеливо ждал, пока борзописец придет в себя и объяснит, в чем дело.
– Жесть, – вымолвил наконец журналюга, – а ты прикольный. Едем скорей к бабе, у которой сейчас отнимают метеорит, я очень хорошо слышал, как она из трубы орала!
– Это невозможно!
– Почему? – скривился Владимир. – Что мешает тебе отправиться туда и сделать суперматериальчик?
Я взялся за руль. Действительно, этот наглец прав: если я сейчас притащу его к Николетте, то, вероятнее всего, маменькина свекровь Деля постесняется устраивать скандал, а все объяснения прессе захочет дать лично Николетта, она не разрешит мне тянуть на себя одеяло славы. И какие ко мне тогда будут претензии? Явился по приказу Николетты, спас метеорит и ухитрился избавиться от надоедливого Коэна!
– Поторопись, – икнул корреспондент, свесил голову на грудь и захрапел.
Я открыл окно, чтобы туда выдувало отвратительный запах, источаемый Коэном. Мало того, что репортер, похоже, последний раз мылся на Новый год, так от него еще несет алкоголем.
Дверь нам открыл Монти.
– Ванечка, – закатил кузен глаза, – тут такое!
– Какое? – спросил я, оглядывая черные провода, змеями тянувшиеся по коридору.
Монти заломил руки.
– Радио, телик, я так устал, сил нет. Люди пристают, спрашивают. И у всех проходят болезни.
– Суп-п-пер, – прозаикался Коэн, держась за мое плечо. – Показывай примочку, малыш!
– Это кто? – ужаснулся Монти.
– П-п-пресса, – ответил Владимир.
Кузен отступил в коридор.
– О, нет.
– Да, – решительно сказал я, – где Николетта?
Монти поднял руку, и тут из гостиной раздался отчаянный визг. Забыв про плохо стоящего на ногах Коэна, я рванул на шум.
Николетта оказалась жива-здорова, более того, противный звук издавала не маменька, верещала сильно накрашенная баба в невероятной желто-красно-зелено-синей тунике.
– Она ушла, – сиреной надрывалась незнакомка, – насовсем. Прямо сразу, понимаешь?
Поскольку странная мадам обращалась явно ко мне, я решил утешить обезумевшую гостью и вежливо ответил:
– Не стоит расстраиваться, вполне вероятно, что она вернется.
Вопившая застыла с раскрытым ртом, затем, понизив голос, заявила:
– Ну уж нет! Чего ты мне желаешь! Я мучилась язвой не один год, желудок постоянно болел, только прикоснулась к нему, все прошло! Ты откуда?
– Из машины, – ответил я, – вернее, из прихожей, но до этого сидел в автомобиле!
– Идиот, – гаркнула «туника», – какое издание представляешь? Сначала получи у пресс – секретаря, черт, забыла, как его зовут, разрешение на интервью!
– Вава, – заверещала Николетта, влетая в гостиную, – вот он!
– Пришел по первому зову. – Я не упустил момента показать решимость помочь ей.
– Вот он, – в экстазе повторила Николетта, – милый, замечательный, потрясающий, волшебный…
Я смутился, право, маменька перегибает палку. Конечно, ей хочется продемонстрировать журналистам (а их в комнате человек пять или шесть, сосчитать трудно, люди с фотоаппаратами постоянно перемещаются, отчего мельтешит в глазах), какого отличного сына она сумела воспитать, но столько лестных эпитетов сразу! Это уже слишком.
– Восхитительный, умопомрачительный, элегантный, приносящий удачу и счастье, исцеляющий страждущих, – не останавливалась Николетта.
Я кашлянул и попытался продемонстрировать скромность.
– Вовсе не так уж я хорош, каким предстаю из твоих слов, и совершенно не обладаю экстрасенсорными способностями.
Николетта окинула меня тяжелым взглядом.
– А кто говорит о тебе?
На долю секунды я растерялся и произнес:
– Но ты сейчас…
– Вава, – мгновенно перебила меня Николетта, – эти ботинки не подходят к легкому костюму! Они тупоносые! И цвет! Мерзопакостно!
Я ощутил прилив раздражения. Согласен, меня можно назвать ретроградом, больше всего мне по душе простой, классический костюм. Но я вовсе не чураюсь моды, в моем гардеробе имеются и джинсы, и пуловеры, и футболки. Однако есть вещи, которые я не надену никогда. Допустим, мятые до неприличия шаровары с карманами по бокам и дырками на коленях. Не по вкусу мне и искусственно состаренные куртки такого вида, словно пять их предыдущих владельцев умерли на помойке от глубокой старости, и тишотки с неприличным рисунком не радуют. Я не очень разбираюсь в современных тенденциях прет-а – порте, но при этом не осуждаю никого из мужчин, надевших на себя розовую рубашку со стразами, голубую бейсболку, зеленые брюки и оранжевый шарф. Если человеку хочется выглядеть цирковой обезьяной, не стану ему помехой, сам, однако, ни за какие коврижки не выряжусь клоуном. Но вот ботинки!
Обувь – моя страсть, я могу рассказать о штиблетах все и научить вас правильно выбирать их. Начнем с того, что летнюю пару надо покупать вечером, после шести, а зимнюю, наоборот, в первой половине дня. Ну да сейчас не время раздачи добрых советов. Николетта ничего не смыслит в мужских туфлях! Тупоносые! Это самая последняя тенденция!
– И ремень тошнотный, – выпустила еще одну стрелу маменька. – И вообще, я говорила о НЕМ.
Цепкие лапки Николетты схватили авоську, сплетенную из бисера, она была настолько чудовищна, что у меня заломило виски. Сквозь наплывающую боль я увидел, как маменька вытаскивает злополучный торт. Журналисты засверкали вспышками фотоаппаратов.
– ОН исцеляет всех, – голосом мессии объявила Николетта, – метеорит, посланец внеземной цивилизации.
– Ну-ка, покажи! – прогремело из коридора, и в гостиную вихрем влетела тощая дама, замотанная, несмотря на относительно теплый сентябрь, в горностаевую шубу.
– Деля! – взвизгнула Николетта и быстро сунула окаменелый торт в сумку. – Ты уже здесь! Быстро добралась!
Я втянул голову в плечи. Ну надо же, я не узнал свекровь Николетты, матушку Владимира Ивановича, мою названую бабушку.
Хотя как бы я сумел это сделать? Деля покрасилась в огненно-рыжий цвет, завилась мелким бесом и, похоже, похудела еще на пять килограммов, хотя последнее предположение кажется совершенно безумным: скелет не способен потерять лишний вес.
– Во-первых, здравствуй, Нико, – менторским тоном осадила невестку свекровь.
– Добрый день, – прошипела маменька.
– Очень некрасиво так отвечать, – укорила ее Деля, – добрый день кому? Всем или только мне? О, Ванечка! Здравствуй, мой дружочек, подойди скорей, поцелую тебя.
Я приблизился к даме и приложился к морщинистой ручке, интересно, как отреагирует мама отчима, если я сейчас скажу: «Бабуля, счастлив вас видеть»?
Но я не стану экспериментировать, приберегу сие высказывание на тот момент, если мне захочется мгновенной смерти. Услышит милая дама слово «бабушка» и разом прихлопнет Ивана Павловича как муху, долго мучиться не стану, скончаюсь в одночасье.
– Ну, котик, – нежно пропела Адель, – как наши делишки?
– Огромное спасибо, Деля, – тоном послушного школьника ответил я, – замечательно, сейчас как раз изучаю книгу про йоркширтерьеров, знаешь, это потрясающие собаки!
Бабуля расцвела.
– Мальчик мой! Хочешь погладить Кики?
– Почту за счастье, – покривил я душой.
– Сашка, дрянь, иди сюда скорей, – завопила Деля с такой силой, что один из фотографов уронил камеру.
В комнату заглянула растрепанная девушка.
– Вы меня звали?
– Орала, орала и наконец дооралась! – гаркнула бабуля. – Где Кики?
В комнату заглянула растрепанная девушка.
– Вы меня звали?
– Орала, орала и наконец дооралась! – гаркнула бабуля. – Где Кики?
– Во, – простодушно ответила Саша и протянула хозяйке собачонку самого отвратительного вида.
Лохматое тельце, маленькая головка с торчащими ушками, черные зернышки глаз, ошейник с бриллиантами и омерзительный характер – это Кики. Правда, ко мне собачка по непонятной причине испытывает светлые чувства, зато Николетту она ненавидит всеми фибрами своей йоркширской души. Справедливости ради следует отметить, что маменька испытывает к лохматому чудовищу те же чувства.
– Кикинька, – чмок-чмок, – солнышко, – засюсюкала Деля, хватая артритными пальцами шавку, – смотри, кто тут стоит! Ванечка! – Чмок-чмок! – Котик любимый! Ну, поцелуйтесь скорей.
Я приблизил лицо к Кики и постарался не дышать, мохнатый уродец удушающе пахнет слишком сладкими духами Дели.
– Ой, Ванечка, – пришла в неописуемый восторг Деля, – она тебя лижет! Николетта, естественно, не пожелает сказать Кики «добрый день».
Я с интересом посмотрел на маменьку. Мой отчим патологически богат и при этом обожает тратить деньги на капризы Николетты. Если ранее маменька являлась, так сказать, вторым номером среди светских дам, пальму первенства крепко держала цепкими ручонками Кока с зятем-нефтяником, то сейчас госпожа Адилье захватила лидирующие позиции. Ее бриллианты больше, одежда шикарней, а новый «Мерседес», преподнесенный мужем к дню рождения, затмил автомобиль заклятой подружки. В прежние годы Николетта могла рассчитывать лишь на мое не слишком жирное жалованье и убивалась, что не может устроить подлинный светский прием, с обильным фуршетом и толпой лакеев. Нынче она в состоянии каждый день закатывать вечеринки. По идее, Николетта должна быть счастлива, но судьба решила поиздеваться над ней, поэтому вместе с вожделенным материальным благополучием Николетта получила Делю, лучший образчик свекрови. Деля обожает Кики и способна капитально испортить жизнь тому, кто не приветит шавку. Одну из предыдущих супруг своего сына она выгнала из дома киноолигарха за то, что та, придя к Деле, не поздоровалась с Кики. Интересно, как сейчас поступит маменька?
Глава 21
Николетта покраснела, сделала пару вздохов, сняла с плеча бисерную сумку, положила ее на диван и со светской улыбкой произнесла:
– Невероятно рада видеть вас вдвоем в своем доме. Кики сейчас принесут паштет, специально для нее держу в холодильнике баночку, настоящая фуа-гра из Парижа!
Деля шлепнулась на диван и посадила йоркшириху около сумки с «метеоритом». Я мысленно зааплодировал маменьке. Нет, не правы те люди, которые полагают, что человека украшают естественность и непосредственность реакций. Светское воспитание – вот ключ к спокойной жизни. Что хорошего произошло бы, не удержи сейчас маменька себя в рамках? Больше всего Николетте хочется взять торшер и опустить его на голову Деле, а потом, наступив каблуком на горло поверженной врагине, с воплем «банзай!», вышвырнуть в окошко Кики. Но светское воспитание не позволит маменьке совершить такое, поэтому сейчас Деле подадут кофе, а Кики приволокут миску с дорогущим паштетом. Кстати, о последнем. Пару недель назад я навещал Николетту, и наша беседа протекала под мирный бубнеж телевизора, внезапно маменька перестала пилить меня за нежелание жениться и воскликнула:
– Тише!
Я насторожился и замолчал.
– Слышишь? – прошептала Николетта.
– Что? – понизив голос, осведомился я. – Никто не звонил.
– Тс! Телевизор! Ведущий рассказывает про йоркширов!
Толстый мужик на экране и в самом деле держал в руках умильную собачку.
– И последнее, – долетело до моего слуха из динамика, – нельзя закармливать животное деликатесами. Черная икра, жирный творог, сметана, сладкое печенье, я мог бы долго перечислять, чем угощают своих йоркширов их безответственные владельцы. Конечно, собака съест и еще попросит, но, балуя таким образом любимца, вы убиваете его. Знавал я семью, где йорка угощали фуа-гра, печенью раскормленного гуся, увы, бедный пес не прожил и двух лет.
– Значит, икра, жирный творог, сметана, сладкое печенье и самое замечательное – фуа – гра! – воскликнула маменька.
– Ты решила завести йорка? – удивился я.
– Фу, нет, конечно, – нервно воскликнула маменька. – Вава! На мой взгляд, Элен Давыдова непременно согласится пойти с тобой погулять, ее отец…
Я моментально забыл о странном интересе маменьки к собачьей диете и начал отбиваться от очередной невесты. Но сейчас, когда Николетта стала шумно требовать принести в гостиную миску с гусиной печенью, чтобы от души угостить милую сердцу Кики, я вспомнил ту телепередачу и сообразил: маменька надумала избавиться от собачки, изображая к ней невероятную любовь. Сама Николетта никогда не ест фуа-гра, и до сих пор в ее доме сего деликатеса не водилось. Значит, ласковая невестка специально купила строго запрещенный для животного деликатес и сейчас с самой сладкой улыбкой угостит песика пищей, от которой у крошки должен наступить паралич печени.
Внезапно мне стало жаль Кики, и я сказал Деле:
– Не стоит давать любимице фуа-гра.
– Почему? – нахмурилась бабуля.
– Птичий грипп шествует по земному шару, – нашел я должное объяснение, – мы не знаем ничего о состоянии здоровья того гуся, печень которого предлагаем Кики!
Николетта метнула в меня убийственный взгляд.
– Верно, Ванечка, – закричала Деля, – молодец! Я не подумала о заразе. Нико, угости лучше фуа-гра этих людей с камерами. Кстати, что тут происходит?
Маменька и тетка в разноцветной хламиде, перебивая друг друга, начали вываливать на Делю кучу информации. Я, знавший правду о метеорите, был сражен человеческой тупостью и способностью зомбироваться. Оказывается, у маменьки от прикосновений к небесному телу резко обострилось зрение, закурчавились волосы и пропала изжога. Думаю, Николетта могла похвастаться и излечением иных болезней, типа артрита, запора и тромбофлебита, но ведь у молодой женщины, недавно приехавшей из свадебного путешествия, таких хворей не бывает. Как правило, проблемы со здоровьем начинаются после пятидесяти, а всем известно: вот уже много лет подряд Николетте тридцать пять!
Дама в пестрых тряпках оказалась более откровенной, она, захлебываясь от восторга, сообщила о язве, колите, геморрое, полипах и герпесе, которые исчезли лишь при одном касании к «метеориту». Но больше всего меня поразили мужчины. Ну согласитесь, дамам свойственны неадекватные реакции, а в медицине описаны случаи излечения от паралича, когда обезумевшая в результате стресса особа приезжает поклониться святому, под влиянием толпы впадает в экстаз и бойко вскакивает с инвалидного кресла. Я хорошо осведомлен об эффекте плацебо, кое-кто из докторов активно им пользуется, дает пациенту здоровенную красную таблетку и утверждает:
– Сейчас вы получили лучшее средство от мигрени, американское, новое, экспериментальное, помогает стопроцентно!
Яркая пилюля на самом деле раскрашенный сахар, но вот парадокс, у особо внушаемого субъекта моментально проходит головная боль. Думаю, секреты психики человека еще не до конца изучены. Может, Господь задумывал людей как самоизлечивающиеся организмы? Экзальтированная Николетта и нервная дамочка в тунике могли при контакте с окаменелым тортом почувствовать временное улучшение здоровья, но наглые мужики с фотоаппаратами! А они, между прочим, несли чушь похлеще маменьки.
– Зуб самозапломбировался, – заявил лысый толстяк в жилетке со множеством карманов.
– Эрекция офигительная, – хохотнул парень с камерой, – ваще я и раньше не жаловался, но сейчас!
– И еще волосы растут, – добавил толстяк, хлопая себя по обширной плеши.
– Пока кудрей не видно, – не выдержал я.
– Так изнутри щекочет, – не сдался идиот, – скоро вылезут.
Деля встала.
– Хорошо. Мне пора. Сашка, бери метеорит, и уходим.
Прислуга заморгала:
– Чего брать?
Николетта прижала к себе сумку.
– С какой стати вы решили присвоить мой камень?
Деля прищурилась:
– У мужа и жены общее имущество, так?
– Верно, – закивала маменька.
– Владимир мой… мой…
Деля заколебалась, слово «сын» ей явно не хотелось произносить. Я с интересом наблюдал за бабусей: что перевесит – желание казаться нимфеткой или жажда популярности. Победило второе.
– Сын, – решилась Деля, – а мать и ребенок неделимы, следовательно, раз камень Владимира, то он и мой. Сашка, бери сумку!
– Эй, эй, – завопила маменька, – минуточку! Бисерная оправа стоит дорого и…
– Сашка, – легко переорала маменьку Деля, – отдай Элен тряпку, забери содержимое, и уходим.
– Я не Элен! – взвизгнула Николетта.
Деля уставилась на супругу сыночка.
– Марфа? – с легким сомнением спросила она. – Хотя нет, ту сучку я отлично помню. Сейчас, сейчас! Натали первая, Марго вторая, Лиза третья, Марфа без росписи, Антонина четвертая, Света пятая, шестая кто? А? Тебя как зовут?