— Вы всё равно не можете попасть в Цигейзу из-за Призраков, так что не имеет значения, будете вы знать, где находится окно, или нет. Подвезите нас дальше, к кольцевой дороге.
— Как пожелаете, — сказал сэр Чарльз, и машина двинулась дальше. — Когда, или если, вы получите нож, позвоните мне по телефону, и Алан подъедет забрать вас.
Они больше не произнесли ни слова, пока шофёр не остановил машину.
Когда они вышли, сэр Чарльз опустил окно и сказал Уиллу, — Кстати, если вы не сможете заполучить нож, даже не думайте возвращаться. Явитесь в мой дом без ножа, и я вызову полицию. Подозреваю, они будут очень рады, когда я скажу им твоё настоящее имя. Тебя ведь зовут Уильям Перри, так? Да, я так и думал. В сегодняшней газете есть очень хорошая твоя фотография.
И машина уехала. Уилл не мог произнести ни слова.
Лира тряхнула его за руку. — Всё в порядке, — сказала она, — он никому не расскажет. Если бы он собирался, он бы уже это сделал. Пошли.
Десять минут спустя они стояли на маленькой площади у подножия Башни Ангелов.
Уилл рассказал Лире про деймона-змею, и она остановилась посреди улицы, безуспешно пытаясь ухватить это наполовину стёртое воспоминание. Кто был этот человек? Где она его видела? Это было бесполезно — воспоминание не приходило.
— Я не хотела говорить ему, — тихо сказала Лира, — но прошлой ночью я видела человека там, наверху. Он смотрел вниз, когда все эти дети шумели…
— Как он выглядел?
— Молодой, с кучерявыми волосами. Совсем не старый. Но я видела его совсем недолго, на самом верху, между тех зубцов. Я подумала, что это мог быть…
Помнишь Анжелику и Паоло, и как Паоло сказал, что у них был старший брат, и что он тоже пришёл в город, и она заставила Паоло замолчать, как если бы это был секрет? Ну, я думаю, что это мог быть он. Наверное, он тоже пришёл за ножом. И я думаю, что все дети знают про это. Думаю, поэтому они сюда и вернулись в первую очередь.
— Ммм… — сказал он, глядя вверх. — Возможно.
Она вспомнила, что говорили дети этим утром. Ни один ребёнок не ходил в башню, так они сказали, потому что там были страшные вещи. И она вспомнила собственное неловкое ощущение, когда она и Пантелеймон заглянули в открытую дверь, прежде, чем покинуть город. Может, именно поэтому им и нужен был взрослый — чтобы зайти в башню. Её деймон летал вокруг её головы, приняв форму мотылька в ярком солнечном свете, испуганно шепча что-то.
— Чшш, — шепнула она в ответ, — у нас нет выбора, Пан. Это наша вина. Мы должны исправить её, и это — единственный способ.
Уилл прошёл направо вдоль стены башни. На углу, между башней и следующим зданием, лежала узкая мощёная аллея, и Уилл прошёл туда, поглядывая вверх, изучая это место. Лира последовала за ним. Уилл остановился под окном на втором этаже башни с спросил Пантелеймона: — Ты можешь туда залететь? Посмотреть, что внутри?
Пантелеймон немедленно превратился в стрижа и взлетел вверх. Он еле мог дотянуться до окна. Лира резко вздохнула, и тихо вскрикнула, когда он добрался до подоконника, и задержался там на секунду или две, прежде чем нырнуть обратно вниз. Уилл удивлённо нахмурился.
— Это тяжело, — объяснила она, — когда твой деймон отходит далеко от тебя. Это больно.
— Извини. Ты что-нибудь видел? — спросил он.
— Лестницу, — сказал Пантелеймон. — Лестницу и тёмные комнаты. Там на стене висели мечи, и копья, и щиты, как в музее. И я видел молодого мужчину. Он… танцевал.
— Танцевал?
— Двигался взад и вперёд, махал рукой вокруг. Или, может, он сражался с чем-то невидимым… Я едва успел заметить его через приоткрытую дверь. Не очень чётко.
— Сражался с Призраком? — спросила Лира. Но они не могли придумать ничего лучше, а потому просто двинулись дальше. За башней высокая каменная стена, с разбитым стеклом наверху, окружала маленький сад с ровными травяными клумбами вокруг фонтана (Пантелеймону пришлось снова взлететь и посмотреть), а дальше начиналась аллея на противоположной стороне башни, которая привела их обратно на площадь.
Окна башни были маленькими и глубоко утопленными в камень, как нахмурившиеся глаза.
— Значит, придётся входить через переднюю дверь, — сказал Уилл. Он поднялся по ступенькам и широко распахнул дверь. Солнечный свет ворвался внутрь, и тяжёлые петли заскрипели. Он сделал шаг-другой внутрь, и, никого не заметив, прошёл дальше. Лира шла вплотную за ним. Пол был выложен прямоугольными плитами, за столетия ставшие гладкими, и воздух внутри был прохладен. Уилл увидел лестничный пролёт, который вёл вниз, и прошёл по нему достаточно далеко, чтобы увидеть, что тот приводит в широкую, низкую комнату с огромной угольной печью у дальней стены, и где стены были чёрными от сажи. Но в комнате никого не было, и он вернулся обратно во входной зал, где увидел Лиру, прижимающую палец к губам и глядящую наверх.
— Я слышу его, — прошептала она. — Кажется, он разговаривает сам с собой.
Уилл прислушался, и тоже услышал это: низкое дрожащее бормотание, изредка прерывающееся резким смешком или гневным вскриком. Это было похоже на голос сумасшедшего.
Уилл выдул воздух из щёк и начал взбираться по лестнице. Она была сделана из почерневшего дуба, огромная и широкая, со ступеньками, такими же гладкими, как и каменные плиты на полу: слишком крепкими, чтобы скрипеть под ногами. По мере того, как они забирались выше, света становилось всё меньше, потому что единственными его источниками были маленькие глубоко посаженные окна на каждой лестничной площадке. Они забрались на второй этаж, остановились и прислушались, забрались на следующий, и звук человеческого голоса смешался со звуками прерывающихся, ритмичных шагов. Звуки исходили из комнаты, выходившей прямо на площадку, дверь в неё была приоткрыта.
Уилл подкрался к двери и отодвинул её ещё на несколько сантиметров, чтобы рассмотреть получше.
Комната была большой, с плотными занавесями паутины, свисавшими с потолка. Стены были уставлены шкафами, забитыми плохо сохранившимися томами книг, с разваливающимися и подгнившими обложками, или полуразвалившимися от влажности.
Несколько книг лежали на полу около полок, несколько лежало открытыми на полу или на широких пыльных столах, а иные были небрежно засунуты обратно на полки.
В центре комнаты, молодой парень… танцевал. Пантелеймон был прав: это выглядело именно так. Он стоял спиной к двери, и он шагал то в одну сторону, то в другую, и всё это время его правая рука двигалась впереди него, как если бы он прочищал себе путь среди невидимых препятствий. В этой руке он держал нож, абсолютно обыкновенный на вид нож, с тусклым лезвием длиной около двадцати сантиметров, и этим ножом он делал выпады, двигал в стороны, кружил лезвием, тыкал вверх и вниз, и всё это в пустом воздухе.
Он двинулся, как будто хотел повернуться, и Уилл отодвинулся в сторону. Он приложил палец к губам, поманил Лиру пальцем и повёл её вверх по ступенькам на следующий этаж.
— Что он делает? — прошептала она.
Он описал увиденное так, как только смог.
— Он, похоже, спятил, — сказала Лира. — Он худой, с кучерявыми волосами?
— Да. Рыжие волосы, как у Анжелики. Он определённо выглядит спятившим. Я не знаю… я думаю, это страннее, чем сказал сэр Чарльз. Давай осмотрим остальное, прежде чем говорить с ним.
Она не возражала, и позволила ему завести их вверх по лестнице на самую верхнюю площадку. Здесь было гораздо светлее, потому что покрашенные в белый цвет ступеньки выводили на крышу — или, вернее, в небольшую теплицу из дерева и стекла. Даже находясь у подножия лестницы, они чувствовали удушающую жару, царившую наверху.
А затем они услышали оттуда стон.
Они подпрыгнули. Они были абсолютно уверены, что в башне был только один человек.
Пантелеймон был так перепуган, что немедленно превратился из кошки в птицу, взлетел и прижался Лире к груди. В этот момент Уилл и Лира поняли, что они схватились за руки, и медленно отпустили друг друга.
— Надо пойти и посмотреть, — прошептал Уилл. — Я пойду первым.
— Я должна идти первой, — прошептала она в ответ, — учитывая, что я во всём виновата.
— Учитывая, что ты во всём виновата, ты будешь делать то, что я скажу.
Она искривила губу, но послушно пристроилась ему за спину.
Он выбрался наверх к солнцу. Свет в стеклянной теплице был ослепляюще ярким. Тут и жара стояла, как в теплице, так что Уилл не мог ни смотреть, ни дышать. Он нашёл дверную ручку, повернул её и быстро вышел наружу, прикрывая ладонью глаза от солнца.
Он стоял на свинцовой крыше, ограниченной зубчатым парапетом. Стеклянная теплица стояла в самом центре, и свинец плавно изгибался в сторону жёлоба внутри парапета, с квадратными дырами водостока в камне.
На свинцовой крыше, прямо под солнцем, лежал старик с седыми волосами. Его лицо было избито и исцарапано, один глаз был закрыт, и, как они увидели, подойдя поближе, его руки были связаны у него за спиной.
На свинцовой крыше, прямо под солнцем, лежал старик с седыми волосами. Его лицо было избито и исцарапано, один глаз был закрыт, и, как они увидели, подойдя поближе, его руки были связаны у него за спиной.
Он услышал их шаги и снова застонал, пытаясь перевернуться, чтобы закрыться.
— Всё в порядке, — тихо сказал Уилл. — Мы не повредим вам. Это человек с ножом сделал?
— Ммм… — прохрипел старик. — Развяжите верёвку. Он её не очень хорошо завязал…
Верёвка была завязана неаккуратно и в спешке, и быстро развязалась, как только Уилл разобрался с узлом. Они помогли старику встать и отвели его в тень парапета.
— Кто вы? — спросил Уилл. — Мы не думали, что здесь будет двое людей. Мы думали, здесь был только один.
— Жакомо Парадизи, — пробормотал старик через выбитые зубы. — Я хранитель. Никто иной. Этот молодой идиот украл его у меня. Вечно находятся идиоты, которые рискуют таким образом ради ножа. Но этот совсем отчаянный. Он убьёт меня.
— Нет, не убьёт, — сказала Лира. — Что такое хранитель? Что это значит?
— Я храню скрытный нож по поручению Гильдии. Куда он ушёл?
— Он внизу, — сказал Уилл. — Мы прошли мимо него. Он нас не заметил. Он размахивал ножом в воздухе.
— Пытается прорезать. Ничего у него не выйдет. Когда он…
— Осторожно, — сказала Лира.
Уилл обернулся. Молодой человек поднимался по лестнице в деревянную теплицу. Он ещё их не заметил, но прятаться здесь было негде, и, когда они встали, он резко обернулся и увидел их.
Пантелеймон немедленно превратился в медведя и встал на задние лапы. Только Лира знала, что он не сможет прикоснуться к противнику, и тот остановился, моргнул и замешкался на долю секунды, но Уилл заметил, что парень так и не понял, что только что произошло. Он был сумасшедшим. Его кучерявые рыжие волосы свалялись, подбородок был мокрым от слюны, а белки его глаз практически полностью закрыли зрачки.
И у него был нож, а у них не было никакого оружия. Уилл сделал шаг вперёд, в сторону от старика, пригнувшись, готовый прыгнуть, или драться, или отскочить в сторону.
Парень прыгнул вперёд и взмахнул ножом, влево, вправо, влево, подходя ближе и ближе, заставляя Уилла пятиться, пока он не оказался зажат в углу парапета.
Лира подбиралась к парню сзади, с верёвкой в руках. Уилл внезапно прыгнул вперёд, так же, как он прыгнул на того человека в своём доме, и с тем же результатом: противника отбросило назад, и он, споткнувшись о Лиру, грохнулся на свинец. Всё происходило слишком быстро, чтобы Уилл успел испугаться. Но он успел заметить, как нож вылетел из руки парня и немедленно воткнулся в свинец на расстоянии пары метров от них, сперва остриём, встретив не большее сопротивление, чем если бы он втыкался в масло. Нож погрузился в свинец до рукоятки и остановился.
А парень извернулся и дёрнулся в сторону ножа, но Уилл прыгнул ему на спину и схватил его за волосы. Он учился драться в школе. У него было достаточно случаев для того, чтобы научиться драться, как только остальные дети выяснили, что с его мамой не всё в порядке. И он выяснил, что целью школьной драки было не заработать очки за стиль, а заставить врага сдаться, для чего требовалось причинять ему большую боль, чем он причинял тебе. Он знал, что не все были способны заставить себя причинить боль другому, когда до этого доходило, но он также знал, что он на это способен.
Так что это было ему знакомо, но он никогда раньше не дрался с почти взрослым мужчиной, да к тому же вооружённым ножом, и любой ценой он не должен был дать противнику возможности добраться до ножа, раз уж тот уронил его.
Уилл запустил свои пальцы в густые, влажные волосы и рванул назад так сильно, как только мог. Парень взвыл и дёрнулся из стороны в сторону, но Уилл вцепился ещё крепче, и его противник взревел от боли и гнева. Он встал и рванулся назад, чтобы раздавить Уилла между собой и парапетом, и это было слишком для Уилла — весь воздух вышибло из его лёгких, и от боли его руки разжались. Парень освободился.
Уилл упал на колени в жёлобе, но оставаться там он не мог. Он попытался встать — и случайно попал ногой в одно из водосточных отверстий. Его пальцы беспомощно зацарапали по тёплому свинцу, и на одну страшную секунду ему показалось, что сейчас он соскользнёт с крыши и упадёт внутрь. Но ничего не случилось. Его левая нога висела в воздухе — остальное тело было в безопасности.
Он вытянул ногу из отверстия и встал на ноги. Парень уже добрался до ножа, но не успел он вытащить его из свинца, как Лира прыгнула ему на спину, царапаясь, пинаясь, кусаясь, как дикая кошка. Но она не смогла схватить его за волосы, как пыталась, и он просто отбросил её в сторону. А когда он встал, в руке у него был нож.
Лира упала на бок, и Пантелеймон был около неё, в форме дикого кота, с вздыбленной шерстью и оскаленными зубами. Уилл стоял теперь лицом к противнику и, впервые за всё время, смог его как следует разглядеть. Не было никаких сомнений — это действительно был брат Анжелики, и он буквально исходил злобой. Весь его разум был теперь сфокусирован на Уилле, а нож был у него в руке.
Но и Уилл был не беспомощен.
Он схватил верёвку, когда Лира выронила её, и теперь он обмотал её вокруг левой руки для защиты от ножа. Он шагнул в сторону, между противником и солнцем, так, что тому пришлось прищуриться и моргнуть. Что было ещё лучше, стеклянная теплица отбрасывала яркие отблески ему на лицо, и Уилл заметил, что тот практически ничего не видит.
Он прыгнул слева от парня, в сторону от ножа, прикрываясь левой рукой, и ударил противника ногой по колену. Он тщательно прицелился, и удар был удачным. Парень упал с громким стоном, и неловко откатился в сторону Уилл прыгнул вслед за ним, пиная его снова и снова, пиная его туда, куда он только мог достать, заставляя его отступать, назад и назад, в сторону теплицы.
Если только ему удастся заставить его дойти до лестницы…
В этот раз парень упал тяжелее, и его правая рука с зажатым в ней ножом ударилась о свинец рядом с ногами Уилла. Уилл немедленно наступил на неё, изо всех сил стараясь раздавить пальцы противника между рукояткой и свинцом, а затем затянул верёвку покрепче вокруг своей руки и снова ударил. Парень завопил и отпустил нож. Уилл немедленно оттолкнул нож ногой в сторону. К счастью для него, он ударил по рукоятке, и тот закрутился по крыше, откатившись к самому краю и замерев в жёлобе около водостока. Верёвка на его руке снова распуталась, и, непонятно откуда, было много крови на свинце и на его ботинках. Парень поднимался…
— Осторожней! — крикнула Лира, но Уилл был готов.
Прежде, чем противник успел восстановить равновесие, Уилл снова прыгнул на него, врезавшись изо всех сил тому в живот. Парень упал назад на стекло, которое немедленно разбилось, и хрупкая деревянная рама слетела от удара. Он упал, наполовину над лестницей, и попытался ухватиться за раму, но та уже не держала и сорвалась с креплений. Он упал вниз по лестнице, вместе с остатками рамы и осколками стекла.
А Уилл рванулся назад к жёлобу, и схватил нож, и драка была закончена. Парень, изрезанный и избитый, взобрался по ступенькам наверх, и увидел стоящего над ним с ножом в руках Уилла. Посмотрев на Уилла с бессильной злобой, он повернулся и сбежал.
— Э… — сказал Уилл, усаживаясь на крышу. — Эээ…
Что-то было совсем неправильно, а он не заметил этого. Он уронил нож и посмотрел на свою левую руку. Моток верёвки был пропитан кровью, а когда он размотал её…
— Твои пальцы! — выдохнула Лира, — О, Уилл…
Два его пальца, мизинец и безымянный, отвалились вместе со снятой верёвкой.
Его голова поплыла. Кровь вытекала сильными толчками из обрубков, где раньше были его пальцы, и его джинсы и ботинки уже пропитались ею. Он улёгся на спину и на мгновение закрыл глаза. Боль была не такой уж сильной, как с лёгким удивлением заметила какая-то часть его мозга. Боль была похожа на постоянные, тупые удары молотка — ничего похожего на резкую боль, когда режешь себя самостоятельно.
Он никогда не чувствовал себя таким слабым. Ему даже показалось, что он заснул на мгновение. Лира что-то делала с его рукой. Он сел, чтобы посмотреть, что произошло, и ему стало плохо. Старик был где-то рядом, но Уилл не видел, что тот делал, и всё это время Лира разговаривала с ним.
— Если бы только у нас был кровомох, — говорила она, — который медведи используют, я бы всё исправила, Уилл, я бы могла. Слушай, я обвяжу эту верёвку тебе вокруг руки, чтобы остановить кровь, я ведь не могу обвязать её там, где были пальцы, там негде её завязывать. Не двигайся.
Он позволил ей перевязать его, затем осмотрелся в поисках своих пальцев. Они лежали у его ног, изогнувшись, подобно кровавому вопросительному знаку, на свинцовой крыше. Он рассмеялся.
— Эй, — сказала она, — прекрати это. Теперь вставай. У мистера Парадизи есть какое-то лекарство, какая-то мазь, понятия не имею, что это такое. Тебе надо спуститься. Этот парень сбежал — мы видели, как он выбежал из дверей. Он ушёл.