Хэммет Дэшил Сторож брату своему
Да чего бы там ни говорили про Лони, по мне, он был просто классным. И сколько я себя помню, я всегда считал его классным. Даже будь он мне не братом, а кем-то посторонним, я любил бы его не меньше, но все же я был рад, что он мне — не чужой.
Он не был похож на меня: он был стройным и всегда выглядел классно, что бы там ни надел. Только ему нравилось одеваться в классическом стиле, и он всегда выглядел так, будто шагнул прямо из подарочной коробки, даже когда просто слонялся по дому. Зубы у него были белые, как ни у кого, волосы пышные, а пальцы длинные и холеные. Он был похож на отца, каким я его помню, только еще красивее. А я, как говорила Ма, больше пошел в ее родню, в Малонов, но весь смех-то в том, что именно Лони назвали в их честь, как первенца: Малон Болан. Правда, от них он тоже кое-что получил находчивость. Он был из тех, на кого, как говорится, где сядешь — там и слезешь; может, поэтому кое-кто и имел на него зуб, и, может, потому же ему было так трудно договориться с Питом Гонсалесом.
Питу Лони не нравился, но вокруг меня он вертелся. Он был тоже классным мужиком и не из тех, кто перекладывает свои проблемы на чужие плечи. У него было два бойца и один борец по имени Килчак, и он всегда выставлял их на бои так, чтобы они выкладывались по максимуму, так же как Лони выставлял меня. Он был самым классным менеджером в нашей части страны, и многие считали, что лучше его нет вообще. Поэтому мне было здорово приятно, что он пытается прибрать меня к рукам, хоть я и не соглашался.
А в тот вечер я столкнулся с ним в холле спортзала Коротышки Байта. Он сказал:
— Привет, Малыш, как дела? — и передвинул сигару в угол рта, чтобы не мешала разговаривать.
— Привет. Все в порядке.
Щурясь от дыма сигары, он оглядел меня с головы до ног.
— Собираешься побить этого парня в субботу?
— Ясное дело.
Он снова смерил меня оценивающим взглядом. У него и так-то глаза малюсенькие, а тут он еще сощурился, и их вообще не стало.
— Тебе сколько лет, Малыш?
— Скоро девятнадцать.
— И весишь ты что-то около ста шестидесяти?
— Шестьдесят семь с половиной. Я здорово быстро расту.
— А ты когда-нибудь видел парня, с которым дерешься в субботу?
— Нет.
— А ведь он очень силен.
Я ухмыльнулся:
— Ясное дело.
— И очень ловок.
— Ясное дело, — повторил я.
Он вынул сигару изо рта, нахмурился и сказал с сердцем:
— Да ты хоть понимаешь, что у тебя с тем парнем дело не выйдет, или нет?
Прежде чем я успел придумать, что ответить, он снова сунул сигару в рот, и тут его лицо и голос изменились:
— Почему ты не хочешь сговориться со мной, Малыш? Ты получишь по полному набору: я буду опекать тебя, построю тебя по всем правилам, не дам тебя выжать и выпущу готовеньким к серьезному путешествию.
— Я не могу, — сказал я. — Лони научил меня всему, что я знаю, и…
— Научил тебя — чему?! — зарычал Пит и вдруг распсиховался. — Если ты воображаешь, что научился хоть чему-нибудь, то посмотри на свою рожу в первом же зеркале, в какое уткнешься! — Он вынул изжеванную сигару изо рта и сплюнул кусочек табака. — Всего восемнадцать лет, еще и года не дерется, а вы только поглядите на его рожу!
Я почувствовал, что краснею. Я и так-то никогда не считал себя красавцем, а тут еще, как Пит верно подметил, уже столько раз успел схлопотать по морде, что на ней, ясное дело, все это было расписано.
— Ну ладно, понятно, я не боксер.
— Вот это святая правда, — сказал Пит. — А почему?
— Сам не знаю. Мне думается, это не мой стиль драки.
— Ты еще можешь всему научиться. Ты еще растешь, и парень ты не глупый. А так — чего ты можешь добиться?
Каждую неделю Лони выставляет тебя против какого-нибудь парня, до которого ты еще не дорос, ты получаешь град ударов и…
— И выигрываю. Разве нет?
— Конечно, выигрываешь. Пока. Потому что молод и силен и можешь ударить как следует. Но я бы не хотел платить за победу столько, сколько платишь ты, и своим парням этого тоже не желаю. Знавал я юнцов — кое-кто из них подавал надежды, как и ты, — которые катились по той же дорожке, что и ты, и я видел, что от них оставалось уже через пару лет боев. Даю тебе слово, Малыш, лучше тебе быть со мной, чем это.
— Может, вы и правы, — ответил я, — Благодарю вас за заботу и все такое, но я не могу оставить Лони. Он…
— Я дам Лони отступного за твой контракт, даже если вы его еще не заключили.
— Нет Мне очень жалко, но я… я не могу.
Пит хотел еще что-то сказать, но так и застыл на полуслове и начал медленно багроветь. Дверь офиса Коротышки распахнулась, и из нее вышел Лони. Он был весь белый, а губы слились в одну полоску. По нему было видно, что он слышал наш разговор.
Даже не глянув на меня, он накатил на Пита:
— Ты продувная испанская бестия!
— Я только повторил ему то, что говорил тебе на прошлой неделе, когда делал это предложение.
— Отлично, — сказал Лони. — И теперь ты это повторяешь всем подряд. Что ж, можешь впредь рассказывать еще и об этом. — Тыльной стороной кисти он смазал Пита по губам.
Я шагнул вперед, потому что Пит был намного крупнее Лони. Но он только сказал:
— О'кей, парень. Ты вроде не бессмертен. Даже если Большой Джейк не узнает о своей женушке ничего неприятного
Тут Лони размахнулся, чтобы врезать ему уже по-настоящему, но Пит отступил назад, и тот промазал больше чем на фут Лони прыгнул вперед, но Пит развернулся и удрал в спортзал
Лони, ухмыляясь, вернулся ко мне. От его злости не осталось и следа. Он здорово умел менять свое настроение.
— Продувная испанская крыса. Да пусть удирает! — сказал он, приобняв меня за плечи, а потом развернул лицом к афише, объявляющей бои на следующую неделю: — Вот ты где, Малыш. Я, так и быть, прощаю ему то, что он так хочет тебя заполучить. Скоро их много будет таких.
Афиша выглядела классно: «МАЛЫШ ВОЛАН ПРОТИВ МОРЯКА ПЕРЕЛЬМАНА». Красными буквами, самыми крупными. Крупнее всех других имен. И во главе всей программы. Я первый раз видел свое имя во главе программы. И подумал:
«Теперь всегда будет так и, может быть, даже в Нью-Йорке. Иногда». Но вслух ничего не сказал, только улыбнулся Лони, и мы отправились домой.
Ма гостила в Питтсбурге у нашей замужней сестры, и домом в ее отсутствие заправляла негритянка Сюзан. Так вот, как только она помыла тарелки после ужина и пошла домой, Лони тут же рванул к телефону, и я услышал, как он беседует с кем-то, стараясь говорить потише. И я подумал, что, когда он вернется, мне просто необходимо с ним кое о чем поговорить, вот только я боялся, что могу ляпнуть что-то не то, и он еще подумает, что я лезу в его дела. И пока я соображал, как бы поаккуратнее начать разговор, зазвенел дверной звонок. Лони пошел открывать. Мои предчувствия оправдались: это была миссис Чифф. Она буквально поселилась у нас с тех пор, как Ма уехала.
Она, смеясь, вошла в комнату — рука Лони лежала у нее на талии.
— Привет, чемпион, — сказала миссис Чифф.
Я ответил: «Привет», — и пожал ей руку.
Мне она нравилась, ясное дело, но в то же время я ее почему-то побаивался. Ну, я хочу сказать, я не только боялся за Лони, но тут было еще что-то совсем другое. Понимаете, ну, вроде как ты — ребенок и вдруг оказался совсем один в чужом районе на другом конце города. И бояться-то вроде нечего, а ты все время настороже. Ну вот что-то такое. Она была ужасно красивая, но было в ней что-то звериное, что ли. Ну, то есть я хочу сказать, не то, что у некоторых проституток, ну, вы понимаете… А совсем другое: как у зверя, вечно выслеживающего добычу. Как будто она все время голодная. И дело тут не в фигуре — ни тощей, ни толстой ее не назовешь, — а скорее в выражении глаз и форме рта.
Лони достал бутылку виски и бокалы и предложил ей выпить. Я из вежливости поболтался там еще пару минут, а потом сказал, что жутко устал, пожелал им спокойной ночи и, захватив с собой журнал, пошел к себе наверх. И пока поднимался по лестнице, я услышал, как Лони заливает ей про свою схватку с Питом Гонсалесом.
Я разделся, лег и попытался читать, но все время продолжал волноваться за Лони: ведь сегодня Пит намекал именно на нее, на эту миссис Чифф. Это она была женой Большого Джейка, хозяина нашего района. И не очень-то она скрывала свои шашни с Лони. Вот теперь Пит откуда-то это знает. А так как они с Джейком большие друзья, то он может запросто расквитаться с Лони. Как бы мне хотелось, чтобы Лони порвал с ней, и дело с концом. Он же может иметь сколько угодно других девушек, и пусть себе Большой Джейк не думает ни о чем, кроме как о том, чтобы еще больше прижать наших деятелей из муниципалитета.
И как я ни старался хоть что-нибудь прочитать, я мог думать только об этом. В конце концов я сдался и заснул гораздо раньше, чем обычно.
Это было в понедельник.
А вечером во вторник, когда я вернулся из киношки, она уже торчала в вестибюле. В длинном пальто, без шляпы и жутко взволнованная.
— Где Лони? — спросила она, даже не поздоровавшись.
— Не знаю. Он обычно не рассказывает мне, куда идет.
— Мне нужно его видеть, — сказала она. — Ты можешь хотя бы предположить, где его искать?
— Да я правда не знаю, где он может быть.
— А ты думаешь, он придет поздно?
— Ясное дело.
Она нахмурилась:
— Мне очень нужно с ним повидаться. Я подожду еще немножко.
Мы прошли в столовую. Она не сняла пальто и даже не присела, а стала расхаживать по комнате, машинально разглядывая, что под руку попадется. Я спросил, не хочет ли она чего-нибудь выпить, и она рассеянно сказала: «Да», — но когда я повернулся, чтобы выйти из комнаты, она вдруг остановила меня, взяла за лацканы пальто и спросила:
— Слушай, Эдди, можешь ты мне кое-что сказать? Только честно, как перед Богом?
Я сказал:
— Конечно, — ее лицо было так близко, что я совсем растерялся, — если только смогу.
— Лони действительно меня любит?
Это было как удар под дых. Я почувствовал, что мое лицо становится все краснее и краснее. Хоть бы дверь, что ли, отворилась и вошел сам Лони… Ну хоть бы гром какой грянул или еще что-нибудь в этом роде…
Она стиснула мои лацканы: «Так как?»
Я выдавил из себя:
— Ясное дело — да. Все в порядке.
— Ты это знаешь наверняка?
— Конечно, знаю, хотя Лони никогда не говорит со мной о таких вещах. Честно.
Она прикусила губу и повернулась ко мне спиной. А я вытер испарину и пошел на кухню. И возился там так долго, сколько мог. Когда я наконец вернулся в столовую, она уже сидела и подкрашивала губы.
Я поставил перед ней бокал с виски.
Она улыбнулась мне:
— Ты славный мальчик, Эдди. Я надеюсь, что ты выиграешь миллион боев. Ты когда дерешься снова?
Я чуть не засмеялся. Мне-то тогда казалось, что уже все на свете знают, что я дерусь с Моряком Перельманом в субботу; наверное, потому, что это был мой первый серьезный противник, и у меня, ясное дело, голова совсем закружилась.
Я сказал:
— В субботу.
— Это хорошо. — Она посмотрела на свои часики. — Ну почему он не идет? Я должна быть дома раньше Джейка. — Тут она вскочила с кресла. — Все. Я не могу больше ждать. Мне нельзя больше оставаться здесь ни секунды. Ты сможешь передать Лони пару слов?
— Конечно.
— И больше ни одной живой душе?
— Конечно.
Она вышла из-за стола и снова вцепилась мне в лацканы:
— Тогда слушай: ты скажешь ему, что кто-то растрепал Джейку про… про нас. Ты скажешь ему, что теперь мы должны быть осторожны, иначе Джейк убьет нас обоих. Ты скажешь ему, что я не думаю, будто у Джейка есть доказательства, но мы все равно должны быть очень осторожны. Скажи ему, чтобы больше не звонил мне, а ждал моего звонка сюда завтра вечером. Передашь ему все это ради меня?
— Конечно.
— И проследи, чтобы он не совершил какого-нибудь безумства.
— Я прослежу. — Я готов был обещать все что угодно, лишь бы это все скорее кончилось.
— Ты хороший мальчик, Эдди, — сказала она, поцеловала меня прямо в губы и вышла.
Я не пошел провожать ее до дверей. Я смотрел на ее бокал с виски, и мне пришло в голову, что первый раз в жизни мне просто необходимо выпить. Но вместо этого я опустился в кресло и задумался о Лони. Может быть, я даже задремал, но сразу проснулся, когда он вернулся домой около двух часов ночи.
Он был здорово пьян.
— Какого черта ты здесь торчишь? — спросил он.
Я рассказал ему все про миссис Чифф и про то, что она просила передать.
Пока я говорил, он так и стоял в шляпе и пальто, а потом сказал: «Это продувная испанская крыса». Он поперхнулся от злости и лицо его стало таким, что я понял: он сейчас психанет.
— И еще она просила, чтобы ты не совершал никаких безумств.
— Безумств? — Он смотрел на меня так, будто я сказал что-то смешное. Нет, я не буду совершать никаких безумств. А как насчет того, чтобы убраться баиньки?
Я сказал: «Хорошо», — и пошел наверх.
* * *На следующее утро, когда я уходил на тренировку, Лони еще лежал в постели, а когда я вернулся, его уже не было дома. Я ждал его, чтобы поужинать вместе, почти до семи часов, а потом все-таки поел в одиночку. Сюзан даже рассердилась, потому что куда-то опаздывала. Может быть, он вообще не ночевал тогда дома. Но на следующее утро, когда он зашел в зал Коротышки посмотреть, как я тренируюсь, он был в полном порядке. Ребята обступили его тесным кружком, а он шутил и дурачился так, будто у него не было никаких забот.
Он подождал, пока я переоденусь, и мы вместе пошли домой. Лишь одно показалось мне странным — то, что он вдруг спросил:
— Как ты себя чувствуешь, Малыш?
Странным это было потому, что он знал: я всегда чувствую себя отлично. За всю свою жизнь я даже насморка ни разу не схватил! Я и сказал:
— Отлично.
— Ты хорошо работаешь, — похвалил он. — Завтра не перетрудись. Ты же хочешь выстоять против этого беби из Провиденса. Как говорила эта продувная испанская бестия, он «очень силен и очень ловок».
Я сказал:
— Ясное дело, такой он и есть. Лони, ты думаешь, Пит действительно накапал Большому Джейку про…
— Забудь, — ответил он. — Черт с ними со всеми. — Он взял меня за руку. — Тебе не надо думать ни о чем, кроме того, что ты станешь делать в субботу вечером.
— Я буду в порядке.
— Не будь так уверен в себе, — сказал он. — Хотя, может, тебе повезет…
Я просто обалдел. И застыл столбом посреди улицы. Он никогда не говорил со мной так ни об одном из моих прошлых боев. Обычно он высказывался так: «Спокойно. Эта рожа строит из себя силача — так пойди и сбей его с ног!» Или что-нибудь в таком роде.
Я спросил:
— Ты что имеешь в виду?..
Он потянул меня за руку, чтобы я не стоял.
— Боюсь, я перетрудил тебя за последнее время, Малыш. Этот Моряк действительно хорош. Он умеет боксировать, и удар у него намного сильнее, чем у кого-либо, с кем ты дрался до сих пор.
— Ничего. Со мной все будет в порядке, — сказал я.
— Может быть, — пробормотал он, хмуро глядя прямо перед собой. Слушай, а что ты думаешь о совете Пита заняться боксом посерьезнее?
— Ничего. Я никогда не слушаю никого, кроме тебя.
— Ну хорошо. А если это скажу тебе я?
— Ясное дело, подучиться бы не мешало.
Он криво усмехнулся:
— У тебя будет возможность получить пару хороших уроков от этого Моряка, хочешь ты этого или нет. А теперь всерьез: если я тебе скажу, что, вместо того чтобы уделать его, тебе надо с ним боксировать, ты сможешь это сделать? Ну, чтобы приобрести какой-то опыт, даже если не сможешь себя показать.
— Разве я хоть раз тебя не послушался? — спросил я.
— Да, до сих пор так и было. Но сейчас-то я предлагаю тебе, может, даже проиграть для того, чтобы чему-то научиться.
— Конечно, мне хочется победить. Но я сделаю все так, как ты скажешь. Так ты хочешь, чтобы я с ним боксировал?
— Не знаю, — ответил Лони. — Там посмотрим.
Пятницу и субботу я пробездельничал. В пятницу я попытался подыскать себе кого-нибудь в компанию, чтобы пойти пострелять фазанов, но не нашел никого, кроме Боба Кирби, а от его заезженных шуточек, которые он без конца повторяет, я уже настолько устал, что пришлось отказаться от этого плана и остаться дома.
Лони пришел к ужину, и я спросил его, каковы ставки на наш бой.
— Кругленькая сумма, — ответил он. — У тебя много друзей.
— Мы тоже ставим? — спросил я.
— Пока нет. Подождем, пока ставки вырастут. Да не знаю я.
Я хотел сказать, что он может во мне не сомневаться, но потом испугался, что он подумает, будто я хвастаюсь, и потому молча занялся едой.
В субботу вечером у нас был аншлаг. Зал был набит, и, когда мы вышли на ринг, нас встретили жуткими аплодисментами.
Я чувствовал себя отлично. Да и Дик Коэн, который стоял в моем углу вместе с Лони, тоже, видно, чувствовал себя не хуже, потому что с трудом удерживался от улыбки. Только Лони был чем-то слегка озабочен, хотя, если его не знаешь так, как я, это было совсем незаметно. Но я-то его знал хорошо, и я это заметил.
— Я в порядке, — сказал я ему.
Многие бойцы мне говорили, что перед боем нервничают, но я всегда чувствую себя отлично.
— Конечно, а как же иначе, — ответил Лони и похлопал меня по спине. Слушай, Малыш… — Он откашлялся и придвинулся к моему уху, чтобы никто не мог нас слышать. — Слушай, Малыш, может быть… Может, тебе стоит попробовать с ним побоксировать? Помнишь, мы об этом говорили? О'кей?
Я сказал:
— О'кей.
— И не давай этим рожам в зале вывести себя, что бы они там ни орали. Сегодня твое дело — учиться.
— О'кей, — повторил я.
Первые два раунда меня даже развлекли. Это было что-то новенькое: дурацкие кружения вокруг него на цыпочках, просто танцы какие-то с задранными перед носом руками. Конечно, я уже пробовал нечто подобное с ребятами в спортзале, но никогда еще не делал этого на ринге, да еще с таким сильным противником. А он действительно был хорош и обошел меня в обоих раундах, хотя мы ни разу не задели друг друга толком.