– Позволь, насколько я понимаю, ты женат!
– Вернусь в Москву – тут же подам на развод!
Всю мою любовь как рукой сняло. Идиотка! Развесила уши! Он ведь опять с легкомыслием Хлестакова пытается поломать тебе жизнь. Слава Богу, я хоть вовремя опомнилась.
– Марат, оставь, пожалуйста, эту тему. Нельзя через двадцать лет походя вернуть то, что выбросил в помойку. Неужто ты думаешь, что я такая дура? Да и любовь моя к тебе давным-давно кончилась. Все выгорело, даже угольков не осталось.
– Не правда, я же вижу по твоим глазам.
– И опять? неверно все понимаешь. Да, я растрогалась, рассиропилась, воспоминания нахлынули, но это так, временное помрачение рассудка, не более того.
Ага, голубчик, больно тебе? И поделом!
– Прости, Кира, я действительно идиот. Но мне вдруг стало так страшно снова тебя потерять… Мы сможем хоть изредка видеться?
– На какой предмет? Что у нас общего? (Действительно, совсем пустячок – дочка!) У наших отношений было только начало и конец. А середина как-то, знаешь ли, выпала. Нет, благодарю покорно. Я в эти игры больше не играю. Ты не тот партнер!
– Милая моя, в твоих словах столько боли и горечи… что я не верю тебе.
Он схватил мою руку и прижал к губам.
Опять появилась Юлька в сопровождении Семена.
Очевидно, он считал своим долгом присутствовать при каждой перемене блюд. Но, ощутив возникшее напряжение, счел за благо удалиться.
Мы молча принялись за еду. Я совсем не чувствовала вкуса, меня била дрожь. Зачем я согласилась на эту встречу? Даже при всем моем оголтелом оптимизме от нее нельзя было ожидать ничего хорошего. Душевный покой утрачен начисто. Я с тоской подумала о Коте. Как с ним хорошо! Весело, спокойно. Здесь же сплошной надрыв! А я так этого не люблю.
В ресторане между тем появились люди. В зале заиграла тихая музыка – советские мелодии семидесятых годов. Одна пара уже танцевала.
– Потанцуем? – вдруг предложил Марат. – Мы же с тобой никогда не танцевали. – Его синие глаза смотрели на меня с мольбой, и я опять не устояла.
– Ладно, потанцуем, хоть и глупо танцевать средь бела дня.
Я встала, он меня обнял.
.Только не смотри ему в глаза, твердила я себе, но голова у меня уже пошла кругом, этот запах табака и одеколона… Он крепко прижал меня к себе. Господи помилуй!
– Почему ты так дрожишь? – прошептал он, и у меня подогнулись ноги. – Родная моя, что ты со мной делаешь, – шептал он, уже касаясь моего уха губами. – Я хочу тебя, давай уедем отсюда…
– Куда? – еле слышно выдохнула я.
– Ко мне, я сейчас один, умоляю, поедем!
Стоп, Кира! Этого допустить нельзя! Возьми себя в руки! Но как это трудно, когда от желания земля уходит из-под ног… Подумай, ему шестьдесят три года, если он оконфузится, то может совсем пасть духом, ты умрешь от жалости, и получится черт знает что! От этой мысли мне сразу стало легче.
– Да ладно, Марат, хорошенького понемножку, хватит, пусти меня!
Мы снова сели за столик, он нервно схватился за сигарету.
А у меня в голове продолжала развиваться спасительная мысль. У него уже был инфаркт, он, видимо, давно не занимался любовью, а здесь, в чуждом климате, его вовсе может кондрашка хватить от любовных усилий, и хороший я тогда буду иметь вид! Воображение разыгралось не на шутку, и, пока мой герой приходил в себя, я уже успела не только уморить его, но и объясниться с прилетевшей за телом женой, не говоря уж об израильской полиции и так далее. Одним словом, воображение и чувство юмора и на сей раз меня спасли. Я расхохоталась.
– Чего ты смеешься? Что тут смешного? Я уж думал, что давно ни на что не гожусь, но стоило мне тебя обнять…
– Марат, успокойся, я все равно сегодня не могу.
– А! – протянул он разочарованно, но, кажется, и с некоторым облегчением. Видимо, он тоже опасался конфуза. А это никудышная предпосылка.
«Молодец Кирюха!» – похвалила я себя.
Мы с ним, как боксеры, то и дело входили в клинч, и то Семен, то я сама говорили «брэк»!
Наконец мы оба смертельно «устали от этого поединка. Обида, вина и жажда отмщения уступили место сытой послеобеденной расслабленности. Мы сидели, лениво перебрасываясь малозначащими замечаниями.
Семен сам принес кофе. Я отпила глоток и ахнула, сроду не пила кофе вкуснее.
– Сеня, вы просто кудесник.
– Кофе всегда варю сам, для почетных гостей конечно. А не желаете мороженого?
– О нет, нет, – запаниковала я.
– А я хочу, – сказал Марат. – Лимонного.
– Юлька! Одно лимонное! – крикнул Сеня. – Мадам, вероятно, бережет фигуру? Уверяю вас, несколько ложек моего фирменного мороженого ничего не изменят в общей картине.
Примчалась Юлька с вазочкой мороженого удивительной красоты. Не объешься я вчера треклятым «Аладдином», у меня бы сейчас слюнки потекли.
– Кира, попробуй у меня ложечку, это чудо!
– Мадам Кира, попробуйте, мой фирменный рецепт, Баскин Роббинс удавился бы от зависти! – с настойчивостью оскорбленного автора требовал Семен.
Пришлось подчиниться. Марат с нежностью протянул мне свою ложку. Мороженое и впрямь было восхитительным. Семен пристально следил за выражением моего лица. Вероятно, на нем отразился восторг, ибо он опять гаркнул:
– Юлька! Еще порцию лимонного!
Господи, за что?
Юлька подала еще вазочку. А Семен продолжал стоять над душой. Я-то надеялась незаметно отдать мороженое Марату, но не тут-то было! Чтобы не обижать Семена, я как миленькая усидела всю порцию.
– Сеня, должна признать, ничего вкуснее я не ела! – вполне искренне сказала я.
– Благодарю, мадам, – смутился польщенный автор и с довольным видом удалился.
– Правда фантастически вкусно?
– Понимаешь, я вчера объелась мороженым до тошноты. – Я вкратце рассказала историю с «Аладдином», не упомянув, однако, о Жукентии. Предательница чертова!
– Марат Ильич, мадам Кира! – раздался вдруг голос Семена. – Вы по достоинству оценили мое творение, а потому позвольте за счет заведения предложить вам на пробу ассорти! – И он поставил на стол стеклянную вазу, в которой было минимум двадцать шариков мороженого. Пытка мороженым продолжалась! – Это все мои разработки, со здешними фруктами сам Бог велел делать легкое мороженое, но разве наши евреи что-нибудь в нем понимают? Они тоскуют по пломбиру за 48 копеек, им кажется, что это высший шик! А мое мороженое нежирное, не слишком сладкое, оно не испортит фигуру, мадам, не опасайтесь. Или вы думаете, у Юльки такая задница с моего мороженого? Нет, у нее задница от моей сестры, ее мамы. Так что кушайте спокойно и не волнуйтесь за талию.
С мужеством отчаяния я положила себе два шарика, зеленый и шоколадный. Марат, подавляя смех, уписывал мороженое за обе щеки.
– Мадам, тут восемь сортов, а вы взяли только два!
Так не годится!
– Семен, помилуйте, я просто не могу!
– Ах, мадам Кира, вы, может, потом всю жизнь будете жалеть, что обидели человека, который от чистого сердца…
– Хорошо, я все съем! – твердо сказала я и бросилась на штурм. Ладно, где наша не пропадала! Зато будет что рассказать о сегодняшнем свидании. Умора – мама каждый день бегает на свиданки и обжирается мороженым. Тут уж не до игры страстей – смех да и только!
– Марат, я сейчас умру! – прошептала я, едва Сеня отошел.
Надо отдать Марату должное, тут он поступил как мужчина – с ловкостью необыкновенной поменял местами вазочки. Теперь я спокойно сидела, а он мужественно доедал мою порцию.
– Надеюсь, ему не придет в голову угостить нас тортом собственного приготовления, – сказала я и чуть не упала в обморок – Семен приближался к нам с какой-то коробкой в руках.
– Мадам Кира, вы живете в Тель-Авиве?
– Да, то есть нет, я гощу здесь.
– Простите за вопрос, у кого?
– У дочки.
– Тогда прошу, сделайте Сене рекламу – пусть ваша дочка и ее знакомые попробуют мое мороженое!
Он поставил коробку на стол.
– Я хорошо упаковал, вы отлично довезете это до дома.
– Но мы еще не едем домой! – заявил Марат.
– Марат Ильич, вы на машине, что вам стоит на минутку заехать к мадам Кире домой? А потом гуляйте себе на здоровье!
– Кира, теперь ты понимаешь, как он мог защитить диссертацию в нашем институте? – прошептал Марат, едва Сеня отошел.
– О да! Знаешь, Марат, давай-ка сматываться.
– Но мороженое придется взять!
– Увы! Впрочем, дети с удовольствием его сожрут.
Марат вскочил и пошел на поиски Семена, чтобы расплатиться. А я тайком расстегнула пояс юбки. Я едва могла дышать. Демьянова уха в Тель-Авиве!
Вскоре вернулся Марат – Все в порядке, Кирочка, идем! Он там уже занят с новыми гостями и шлет тебе привет. А меня он заверил в том, что о нашем посещении ни одна живая душа не узнает.
– По собственной инициативе или ты его об этом просил?
– Кира! – оскорбился Марат.
Мы сели в машину.
– Ну что, куда едем? – спросил он. – По-моему, мы просто обязаны отвезти мороженое Кстати, познакомишь меня с твоей дочкой – Это еще зачем? – довольно грубо ответила я. – К тому же ее наверняка еще нет дома. И вообще…
– Ну что, куда едем? – спросил он. – По-моему, мы просто обязаны отвезти мороженое Кстати, познакомишь меня с твоей дочкой – Это еще зачем? – довольно грубо ответила я. – К тому же ее наверняка еще нет дома. И вообще…
– И вообще помолчи, – сказал он и обнял меня. – Я двадцать лет мечтал снова тебя поцеловать.
– Не ври, – слабым голосом пробормотала я, но он не дал мне договорить. Он долго и жадно целовал меня, а я отвечала на его поцелуи, как будто не было этих двадцати лет. И вот он уже пытается расстегнуть мне блузку, а я таю от его прикосновений, таю… Таю!
Мороженое! Оно же растает!
– Пусти, Марат, мороженое растает!
– Черт с ним! – страстно шепчет он.
– Нет, пусти, хватит, нашел время и место – на стоянке у ресторана средь бела дня!
– Что ты со мной делаешь! Впрочем, ты права, место и впрямь неподходящее. Едем ко мне, а мороженое сунем в холодильник, невелика важность!
– Я уже сказала, что сегодня не могу.
– Слушай, не держи меня за полного идиота, в таком случае ты ни за что не надела бы белую юбку.
Уж настолько-то я женщин знаю.
Столь прагматический подход снова охладил мой пыл.
И я ощутила поистине смертельную усталость.
– Ради всего святого, отвези меня домой, я что-то спеклась.
Слегка отдышавшись, он вывел машину со стоянки, и мы поехали в сторону Тель-Авива. Я глянула на часы.
Без пяти семь. Ни фига себе! Я и не заметила, как время пролетело. Сейчас у меня было только одно желание – лечь и хорошенько все обдумать, еще раз пережить этот день. Интересно, как считать – день триумфа или поражения? Нет, со свойственным мне оптимизмом буду считать это днем триумфа, хотя и с элементами поражения. Такая формулировка вполне приемлема – О чем ты задумалась, Кирочка?
– А? Да так, ни о чем, пытаюсь переварить мороженое.
– Кира, поедем завтра в Нетанию купаться?
– Нет, завтра я не могу.
Еще не хватало, так меня опять засосет это болото!
Ни за что!
– Кирочка, ты дорогу-то к дому знаешь?
– Только с Алленби.
– Отлично, поедем по Алленби.
И вот мы уже у Дашкиного дома.
– Ну что же, Марат, спасибо, что довез. – И я стала вылезать из машины.
– Кира, когда же мы увидимся?
– А зачем нам видеться? Мы, кажется, уже все выяснили…
– Нет, мы еще не выяснили, может быть, самое главное…
– Мамуля! – К машине подбежала Дашка. – Я думала, ты уже давно дома, я сегодня задержалась!
Здравствуйте! – сказала она Марату. – Ну, как вы погуляли? Мама, ты не хочешь нас познакомить?
– Да, Марат, познакомься – это моя дочь, Даша, а это Марат Ильич.
– Даша, Дарья… Какое прелестное имя. А как вас по батюшке? Вы ведь уже замужняя дама?
– Александровна! – ответила Даша.
– Дарья Александровна! Очень приятно с вами познакомиться Мы тут вам привезли гостинец!
– Мне? Какой?
– Вот, прошу! – Он галантно вручил Дашке коробку с мороженым – Что это?
– Мороженое, черт бы его взял! – пояснила я.
– Мама, опять мороженое? Ты опять объелась мороженым?
– Не произносите при мне это слово! Никогда!
– Марат Ильич, пойдемте к нам, – радушно пригласила его Даша, искоса глядя на меня. Я сделала ей большие глаза, но она предпочла этого не заметить. – Я вас познакомлю с мужем.
«Очень ему нужен твой муж», – злобно подумала я. А Марат с явным торжеством запер машину, взял у Дашки из рук сумку, и они, мило болтая, направились к подъезду, а я, ругая себя последними словами, поплелась за ними. Дашка оглянулась и вдруг вскрикнула:
– Мама, юбка!
Ну разумеется, я забыла ее застегнуть! Еще шаг – и я осталась бы посреди улицы в достаточно пикантном неглиже. Это меня добило. Ну и денек! Да делайте вы что хотите, разоблачайте к чертовой матери мои тайны, обретайте друг друга, если вам это надо, сливайтесь в экстазе, только оставьте меня в покое! Я едва не крикнула им все это, но у меня совсем не было сил. Из меня как будто весь воздух выпустили. Марат, похоже, это заметил.
– Дашенька, пожалуй, я в другой раз к вам зайду, а то ваша мама, по-моему, уже с ног валится. А сейчас я лучше поеду. Однако мне очень хочется побывать у вас, познакомиться с вашим мужем. Позовите меня в гости, я пробуду здесь еще дней десять.
– Знаете что, приходите к нам в субботу, у нас с мамой день рождения. Приходите к четырем, будем вас ждать.
– Вы с мамой родились в один и тот же день?
– Да.
– Спасибо. Непременно приду. Кира, ты не возражаешь?
Да возражаю я, возражаю, но у меня уже нет сил сказать об этом. Я только помотала головой. Понимай как хочешь.
– Тогда всего вам доброго, Дашенька. До субботы.
Кира, я тебе завтра позвоню.
И он удалился.
Я в своем белом костюме плюхнулась на ступеньку.
– Мам, ты чего? Почему у тебя такое лицо? Ты заболела? Или ты на меня рассердилась? Мамочка, ну скажи! Да не сиди так, скажи хоть что-нибудь, ну обругай меня, мама, мамочка, ну не надо так! Господи, да что же мне с тобой делать! Данька! Даня! – закричала она. – Иди сюда скорей, маме плохо!
– Да ладно, хватит верещать. – Мне стало жалко дочку. – Как-нибудь доплетусь.
Но Данила уже успел спуститься.
– Кира Кирилловна, что с вами? Вы перегрелись?
– Да, и предохранитель полетел.
– Вы уже шутите, значит, все в норме. Но вид у вас, надо сказать, еще тот!
– А что, очень страшная?
– Ну не то чтобы…
– Какой ты милый!
Они под руки довели меня до квартиры. Я как сомнамбула побрела в ванную и глянула на себя в зеркало.
Хороша, ничего не скажешь. Увидел бы меня сейчас Котя, всю бы его любовь как ветром сдуло. У меня был такой вид, словно по мне проехал гусеничный трактор.
Колесный не нанес бы таких повреждений. Отдохнула, называется! Сейчас принять душ, смыть все с себя и завалиться спать. Со снотворным. Тогда, может быть, завтра я буду уже не такой руиной.
Когда я выползла из ванной, Дашка с кем-то говорила по телефону.
– …Да нет, не волнуйтесь, думаю, она просто очень устала. Не знаю. Хорошо, сейчас пойду спрошу. Ой, мама, ты уже вышла! Это Викентий Болеславович, ты подойдешь?
– Котя, милый, я безумно хочу вас видеть…
– Я сейчас же приеду!
– Нет, не надо, я совсем выдохлась.
– Что, трудно было?
– Очень!
– Я чуть не умер от ревности.
– Зря – Да? Ты возвращаешь меня к жизни! А может, отдохнешь часок и встретимся?
– Нет, Котя, не могу, я едва держусь на ногах. Завтра!
– И завтра ты сможешь посвятить мне целый день?
– Конечно!
– Ну тогда ложись спать, моя девочка. Целую тебя.
– И я.
– Спи спокойно, моя хорошая.
Сколько же тепла в этом голосе, нормального человеческого тепла. Как хорошо!
– Мамуля, чайку не выпьешь с нами? А то я тебя сегодня почти не видела.
– Пожалуй, налей мне чашечку!
Дочка усадила меня, налила крепкого чаю, и мне стало немного легче.
– Да, мороженое! – вспомнила вдруг Дашка. – Надо же его попробовать!
– Нет! – завопила я. – Только не при мне! Ради Бога!
Утром я проснулась вполне бодрой и решила тут же отправиться на пляж, чтобы не вступать ни в какие разговоры с Дашей. Сейчас они еще спят, а когда я вернусь, уже уйдут. Немножко задержусь на пляже.
Я влезла в воду и поплыла к волнорезу. Больше всего на свете я люблю воду, море. Наверное, в прошлой жизни я была рыбой или каракатицей. И какое же блаженство купаться здесь! Народу – ни души, в этот час и в это время года тель-авивцы не купаются. Поэтому, несмотря на отсутствие кабинок, можно спокойно переодеться. И вообще я люблю купаться одна. Доплыв до волнореза, я повернула обратно. Сглазила, ну конечно!
Какой-то мужик плывет мне навстречу. Плевать, места в море хватит. Ба! Да это же Жукентий!
– Котя! – заорала я и чуть не захлебнулась. Он уже подплывал ко мне. – Котя, милый, как вы меня нашли?
– Это несложно. Плывем к берегу?
И вот мы плывем рядом.
– А ты молодец, хорошо плаваешь!
Он первым коснулся дна. Вода была ему по шею.
– Иди скорей ко мне!
Как замечательно, оказывается, целоваться и обниматься в море. Жар тела неощутим и так легко перейти любой рубеж!
– Я тебя похищаю, – заявил он, оторвавшись наконец от моих губ. – Едем ко мне завтракать.
– Завтракать? Я не хочу завтракать!
– А чего же ты хочешь?
– Хочу вот так стоять в воде и целоваться! Как жалко, что сейчас не ночь. Ну что же ты, поцелуй меня еще!
– Дорогая, если хочешь предаваться любви в воде, то следует надевать раздельный купальник! Так что едем-ка скорее ко мне. Обещаю целовать тебя весь день напролет, а если тебе непременно нужна вода, можно все это делать под душем, ванны у меня, увы, нет. Идем, русалка!
Ну конечно же русалка! Никакая я не рыба и не каракатица, а именно русалка. Мужчина, способный убедить женщину в том, что она не каракатица, а русалка, безусловно достоин любви!
Мы наскоро оделись и бегом побежали к набережной.