От всей этой лабуды хотелось завыть. Спорить я не пытался. Три женщины задавят тебя, как взвод танков; поэтому я молчал. Варил еду — этого я дамам не доверял: язву заработаешь вмиг! — кормил свой матриархат, ел сам, с нетерпением ожидая прихода в Малакку. Там мы ситуацию поломаем. Когорту — в зад! Найму повозку: большую и удобную, и мы покатим по ровной дороге, ночуя на постоялых дворах. Жена и кварта лишатся поддержки, а без претория я их поставлю на место. Думая так, я не подозревал, что рано радуюсь.
Тому, что Вита с Лионой спелись, я значения не придал. Обе преторианки: Вита бывшая, а Лиона действующая. Их матери воевали вместе — общих тем для разговоров достаточно. То, что хвостатые умолкали с моим приближением и ждали, пока я слиняю, не напрягало. Мало ли у женщин интимных тайн! Мужику лезть в них неприлично. Скоро выяснилось, что я заблуждался. В один из дней Вита попросила подать ей коня и, поручив Гая Сани, позвала меня прокатиться. Я удивился, но за любимой последовал. Когда мы отъехали от когорты, Вита остановила лошадь и повернулась ко мне:
— Тебе надо взять вторую жену!
Я не упал с лошади лишь потому, что успел схватиться за луку.
— Тебе ведь нравится Лиона? — как ни в чем не бывало продолжила моя хвостатенькая. — Она говорит, что ты называл ее красивой и уверял, что полюбил бы, если бы не встретил меня.
Здравствуй, кривая коза! Так вот ты какая! А я-то по простоте душевной думал, что о нас заботятся без всякого умысла. Оказалось, вынашивали планы. Сунули к Лионе, а та обработала жену: Я хотел поведать об этом Вите, но передумал. Лицо любимой выражало непреклонность.
— Позволь полюбопытствовать, — сказал я, — с чего ты переменила взгляды? Когда я пошутил, что женюсь на Сани, ты хотела меня убить. А теперь толкаешь к Лионе.
— Они с Валерией нас защитят!
— От кого?
— От принцепса!
Я вновь схватился за луку седла. Ни фига себе! Да что это у них? Повальный психоз?
— Что задумала Флавия?
— Забрать тебя!
— Откуда известно?
— Лиона сказала.
— Ах, вот оно что! — кивнул я. — Позволь, продолжу. Флавия поделилась с Лионой замыслом. Та всего лишь центурион, но принцепсу более не с кем. Лиона возмутилась и, как порядочная женщина, решила открыть нам глаза. Полагаю, что совершенно бескорыстно.
— Не шути так! — возмутилась Вита. — Лиона права. Это даже Гаю понятно! Зачем Флавия послала когорту в Степь? Спасти воина Игрра? Смешно! Никогда прежде такого не было. А зачем ей права диктатора? Заговор подавлен, виновные наказаны, к чему неограниченная власть? Ответ прост: чтобы забрать тебя! Как придем в Рому, она это сделает.
— Я вроде не вещь.
— Она и спрашивать не станет!
— Я сенатор!
— Флавия вычеркнет тебя из списков. Ей это как чашу вина выпить. Ты не сможешь ей воспрепятствовать.
— Возможно! — кивнул я. — Но у меня есть и свое объяснение поступку Флавии. После того, как мы спасли ее, принцепс исполнилась благодарности.
Она — хорошая девочка, добрая. Сама пригласила меня к себе, внимательно выслушала и решила помочь. Лаура не любит меня, поэтому Флавия стала диктатором. Как иначе послать когорту? В обычное время войском распоряжается сенат. Эта версия имеет право на жизнь?
— Нет! — сказала Вита. — Я не верю в доброту Флавии. Помнишь, как они с наставницей гостили у нас? Девчонка смотрела на тебя, словно кошка на мышь!
— Она еще маленькая.
— Это не мешает ей заглядываться на чужих мужей. А позвала она тебя, чтобы соблазнить! Ей помешала Касиния.
— Ты уверена?
— Конечно! Ты плохо знаешь нол. Я выросла в Паксе, а ты здесь недавно.
— Вот что, любимая, — сказал я, — я действительно здесь мало. Но это не помешало мне нагнуть Храм, вытащить тебя из плена и зарезать вождей трех орд Они ведь сочли меня неопасным? Если Флавия протянет ко мне лапки, я их отобью. Так что не надо меня пугать. Чего бы ни плела Лиона, я не женюсь на ней. У меня есть ты, другой не надо. Я вообще не собираюсь здесь жить. Вернемся в Рому, уладим дела и отправимся в мой мир. Таков мой план. Валерии не понравится, но мне на это плевать. Пусть только попробует помешать! Так и передай!
Вита сверкнула глазами, стегнула лошадку и ускакала. Я только головой покачал. «Кошка»!.. Не успел обдумать случившееся, как от когорты отделилась и поскакала ко мне всадница. Я насторожился: кто это? Всадница приблизилась — Лиона. Она остановила лошадь в шаге от моей. Лицо центурионши выглядело растерянным.
— Виталия сказала: ты не хочешь жениться? — выдавила она.
— Чистая правда! — заверил я.
— Почему?
— Потому! — пожал я плечами.
— Ты говорил, что я красивая и готов меня полюбить.
— Говорил! — не стал отрицать я. — Но между «готов» и «полюбить» — дистанция огромного размера.
Глаза Лионы стали влажными. Зря стараешься! Меня этим не проймешь.
— Я тебя люблю!
— Меня многие любят, — просветил я. — Мне что, на всех жениться?
Лиона всхлипнула, завернула коня и умчалась. Я только плечами пожал: скатертью дорога! Не успела улечься пыль, как явилась Амага. Откуда она взялась, я даже не заметил. Сегодня у меня выдался женский день.
— Тарго! — обратилась ко мне сарма. — Мы служим Рома уже семь дней, а нам не платят.
— В Малакке рассчитаются! — сказал я.
— Мои воины не верят!
«Мда! — подумал я. — Логично. Чего от этих рома ждать? Если сенатора пытаются нагнуть!»
— Я привезу деньги! — пообещал я и поскакал к когорте. Но едва влился в строй, как подбежала посыльная:
— Тебя хочет видеть трибун!
«Ну вот! — подумал я. — Тяжелую артиллерию подключили…»
Валерия встретила меня хмуро.
— Хочу, чтоб ты знал, — сказала после обмена приветствиями. — Я не поручала дочери пугать Виталию. Я не одобряю ее поступка. Лиона уверяла, что с тобой все решено, осталось уговорить Виталию. Она переоценила свои возможности.
Я промолчал.
— Молодые всегда спешат, — продолжила Валерия. — У них жизнь впереди, а они торопятся. Старики, которым жить мало, наоборот, медлительны. Странно это, не находишь?
Я не ответил.
— Мне сказали, что ты вознамерился покинуть Пакс и вернуться в свой мир. Это так?
Я кивнул.
— Что будешь там делать?
— Что и раньше. Лечить людей.
— Почему же ты их бросил и приехал в Пакс? Погоди! — она подняла руку. — Я знаю: тебя заманили. Но из своего дома ты ушел сам. Значит, не нравилось. Ты был беден и низкого звания. А теперь подумай! В Паксе ты совсем ничего, но уже сенатор и далеко не беден. С твоим умом и талантами ты займешь в Роме достойное положение. Предположим, тебе это не нужно. Но тогда я спрошу: что будет с Виталией? Ты ведь собираешься ее забрать. Ей понравится в твоем мире? Что она будет там делать?
«Да мы ее на Евровидение пошлем! — подумал я. — Со своим хвостиком она там всех порвет. Если за геев голосуют, то за женщину с хвостом — двумя руками!
— Ты рассказывал дочери о своем мире: он совершенно другой. Другие отношения…
Я представил любимую в окружении папарацци. Она не девочка из моего мира, для которой такое — предел желаний. Вита — «кошка». Наш гламур она не воспримет. Порежет пидарасов, как сарм. В ее представлении они — уроды. Виту посадят в тюрьму, где она зачахнет.
— …Если ты любишь Виталию, зачем обрекаешь такой судьбе?
«Вот ведь мочит, зараза! — подумал я. — И ведь не возразишь!»
— Не злись на Лиону! Она хорошая, но не умеет управлять желаниями. Ей всего девятнадцать. Я познакомилась с Константином, будучи старше ее на десять лет. Мы скрывали свою любовь, пока не подписали контракт. Это было не просто… — Валерия вздохнула. — Мы прожили пятнадцать лет и ни разу не поссорились. Знаешь почему? Переступая порог дома, я забывала, что я трибун. Становилась обычной женщиной, любящей и заботливой. Я окружала Константина вниманием, ему это нравилось. Лиона будет такой же!
«Конечно! — подумал я. — Какая мать не похвалит дочку перед будущим зятем? Более того, ночь простоит у плиты, будет печь и парить, чтобы назавтра сказать жениху: доченька наготовила. Она у меня такая хозяюшка! Смотри, мужичок, не упусти свое счастье!»
— Ты не веришь в намерения Флавии?
Я кивнул.
— А я думаю, что дочь права. Вдруг это так, и Флавия заберет тебя, едва придем в Рому? Ты хочешь этого?
Я покачал головой.
— Поэтому поступим так. В Малакке ты заключишь с Лионой брак. Погоди! — Валерия остановила меня. — Тебя не заставят с ней спать. Мы сделаем это тайно. Я отправлю вас в Рому. Надо сообщить принцепсу, что поход удался. Если Флавия захочет тебя забрать, ты предъявишь пергамент о браке. Она отступится. Если Лиона ошиблась, ты разведешься с ней. Это ведь так просто! Дочка будет наказана, а ты получишь свободу. Согласен?
— Да! — ответил я, подумав.
— Договорились! — кивнула она. — И еще. Хочу, чтоб ты знал. Что бы ты ни решил, я на твоей стороне. Я все не могу забыть твои слова. Как подумаю, что у Лионы мог быть брат или даже два… Да я их! — Она сжала кулак.
Я покачал головой.
— Поэтому поступим так. В Малакке ты заключишь с Лионой брак. Погоди! — Валерия остановила меня. — Тебя не заставят с ней спать. Мы сделаем это тайно. Я отправлю вас в Рому. Надо сообщить принцепсу, что поход удался. Если Флавия захочет тебя забрать, ты предъявишь пергамент о браке. Она отступится. Если Лиона ошиблась, ты разведешься с ней. Это ведь так просто! Дочка будет наказана, а ты получишь свободу. Согласен?
— Да! — ответил я, подумав.
— Договорились! — кивнула она. — И еще. Хочу, чтоб ты знал. Что бы ты ни решил, я на твоей стороне. Я все не могу забыть твои слова. Как подумаю, что у Лионы мог быть брат или даже два… Да я их! — Она сжала кулак.
— Амага просит денег, — сказал я.
— Собралась уйти? — удивилась Валерия.
— Не верит, что ей заплатят.
— Скажи Нонне: я разрешила! — сказала Валерия. — Вале, сенатор!
Нонна выдала мне мешок с серебром, и я поскакал к Амаге. Там лично вложил по семь денариев в каждую лапку, а Амаге отсчитал двадцать один.
— Благодарю, тарго! — сказала «звездочка», пряча деньги. — У нас для тебя подарок.
Одна из сарм протянула мне тяжелый бурдюк, вторая — охапку хвороста.
— Что это? — удивился я.
— Мясо, свежее.
— Вы застрелили козу?
— Коза не попалась, — вздохнула Амага. — Но мы выкурили из нор крыс. Ты зовешь их «сурками». Они оказались большими и жирными. Мы срезали мякоть, оставив себе кости и внутренности. Сварим их и добавим крупы, как ты учил. Это вкусно. Угости своих рома! Они держат слово!
На обратном пути я решил, что делать. Стемнело, когорта располагалась на ночлег, и я поскакал к палаткам «кошек».
— Вот! — сказал, протягивая Лоле бурдюк — Порежьте и бросьте в котлы. Залейте водой, чтоб чуть прикрыло мясо. Поставьте на огонь! Я приеду и все доделаю. Сковородки у вас есть?
Лола кивнула. Не дожидаясь расспросов, я ускакал.
Не знаю, что подумала Нонна, но амфору с вином мне выдали. К ней — муку, приправы и кусок сала. Когда я вернулся, вода в котлах закипала. Посолив ее, я добавил приправ и стал снимать с варева пену. Девочки разболтали муку в воде, принялись за лепешки. Мы работали дружно, как некогда на пути в Рому, и скоро еда была готова. Вытащив из котлов мясо, я засыпал в жирный бульон муки. Прокипятил и разлил подливу по мискам. Амфора пошла по рукам.
— За вас, милые! — Я поднял чашу. — За то, что храните и защищаете нас! Вы умницы и красавицы, и я вас всех люблю! Будьте счастливы!
Лола шмыгнула носом и подняла чашу. Спустя мгновение проголодавшаяся турма макала лепешки в подливу и жадно ела. Я не отставал. Мочанка вышла грубоватой — не хватало сметаны, — но все равно вкусной. Мясо у сурков нежное и жирное. Пресную лепешку не сравнить с блинами, но и это хлеб. В любом случае аппетит — лучшая приправа. Мы его нагуляли. Чаши взмывали к небу, ложки цепляли мясо, лепешки подбирали остатки подливы. Спустя короткое время посуда опустела.
— Споем? — спросил я.
«Кошки» закивали и сбились в круг. «Береза кудрявая» — сначала робко, а затем все увереннее поплыла над лагерем. Девочки пели самозабвенно, закрывая от удовольствия глаза. Я не отставал. В песенке про Анри IV мне пришлось солировать — «кошки» знали только припев. Но, когда пришла их очередь, грянули дружно:
— Ля-ля-ля-ля, бум-бум! Ля-ля-ля-ля, бум-бум!..
Мы заканчивали, когда в круг, освещенный кострами, вступила Виталия. В руках она держала Гая.
— А я думаю, где мой муж? — сказала, присаживаясь. — Потом слышу: поет! Аве, девочки! Я скучала по вас.
— Аве! Аве!.. — послышалась со всех сторон.
— Хотите взглянуть на моего сына?
«Кошки», не сговариваясь, закивали. Вита осторожно вложила ребенка в руки ближайшей «кошки. Та благоговейно приняла сверток Остальные стали приподниматься, чтоб разглядеть.
— Можно по очереди! — сказала Вита.
Лола распорядилась. «Кошки» стали осторожна передавать Гая с рук на руки. Каждая короткое время любовалась личиком ребенка, а затем протягивала его соседке. Я напрягся: вдруг уронят, но быстро сообразил: женщины, легко таскающие щит и спату; ребенка удержат. Гай путешествовал по рукам, никак на это не реагируя. Он спал, и ему было все равна «Сын турмы! — подумал я. — Да что турмы — когорты! Вырастет, расскажу ему. Он наверняка не поверит. Полтысячи хвостатых мам!..»
— Прости меня! — шепнула Виталия. — Я была не права.
Я кивнул.
— Я тебя очень люблю. Ты не пришел к ужину и я расстроилась.
— Не хотел видеть Лиону.
— Она плакала.
— Ей полезно.
— Валерия сказала о вашем договоре. Я согласна.
Как ты решишь, так и будет.
Я вздохнул.
— Лиона очень красивая, — продолжила Вита. — Она центурион, а ее мать — трибун претория.
— В моем мире закон запрещает иметь двух жен. За это наказывают. Двоеженство запрещает и наша вера.
— В Паксе иначе, — сказала Вита. — Здесь много женщин и мало мужчин. У вас так не было?
— Случалось! — ответил я, вспомнив спор на интернет-форуме. — Несколько веков назад прошла большая война, которая опустошила континент. Она продолжалась тридцать лет, ее так и назвали: «Тридцатилетняя». В ходе войны погибло много мужчин, и тогда церковь — так называется наш Храм — разрешила уцелевшим брать несколько жен. Ранее это категорически запрещалось.
— Вот видишь! — сказала супруга. — Ты подумай!
— Хорошо! — пообещал я.
Гай наконец добрался до рук матери. Вита взяла сына и прижала его к груди. Гай подвигал губами, высунул язычок и снова затих. Я встал и откашлялся.
— Песня! Для моей любимой, подарившей мне сына!
До седьмого класса я солировал в хоре. Директор уверяла, что у меня голос как у Робертино Лоретти. Она обожала итальянского мальчика и заставляла меня учить его песни. Мне пророчили славу оперного певца. Но в восьмом классе голос сломался, так что ни Пласидо Доминго, ни Лючано Паваротти, ни даже Баскова из меня не вышло. Я, впрочем, не расстроился: гимнастика нравилась мне больше. Но итальянские песенки я запомнил. В компании меня пробивало. Девчонки говорили: у меня приятный баритон. Вите он тоже нравится.
Ке белла козэ на юрнадэ соле,
Н 'ариа серена допо на тембеста!
Пе'ль ариа фреска пара джа на феста…
Ке белла козэ на юрнадэ солее…[22]
Вокруг костров затихли. Да и весь лагерь, казалось, замер. Под небом другого мира, в бескрайней зимней степи, странно и необычно звучала песня, созданная у моря, млеющего под солнцем. Я этого не ощущал. Я пел…
Ма н'ату соле ккью белло, ой не',
О соле мио ста нфронда те!
О соле, о соле мио, ста нфронда те,
Ста нфронда те![23]
Когда я умолк, «кошки» закричали и захлопали. Гром аплодисментов оглушил меня, и я удивился: неполная турма не могла производить такой шум. В освещенный кострами круг вступила Валерия, и я понял: возле нашей стоянки собрался лагерь.
— Не знала, что ты поешь! — сказала трибун, присаживаясь. — В Роме ты мог получать за это деньги.
— Это согласуется с достоинством сенатора? — спросил я.
— Не знаю! — пожала плечами трибун. — Вернемся в Рому, спросим у Флавии. Она у нас цензор. Возможно, запретит. Так что пой, пока мы здесь!
Я захохотал, она поддержала. Виталия и «кошки» присоединились.
— О чем эта песня? — спросила Валерия, отсмеявшись. — Вроде латынь, но не совсем понятно.
— Это итальянский язык, возникший на основе латинского в моем мире. Песня о любимой, которая стала для мужчины солнцем.
— Муж зовет меня «sole»! — похвасталась Виталия. — Это красивее, чем просто «sol»[24].
— Он прав! — согласилась трибун. — За такой, как ты, стоило идти в Балгас.
«Кошки» у костра довольно заулыбались.
— Здесь, — Валерия повела рукой, — собралась вся когорта. Даже я не удержалась. Спой еще, сенатор!
И я спел. «Аве, Мария!», «Санта Лючия» и другие хиты — все, что вспомнил. Это мало походило на концерт «звезды», прибывшей в провинцию с очередным чесом. Не было ужимок, возгласов: «Ручки! Где ваши ручки?!», воплей поклонниц и криков «Браво!». Солдат пел для своих товарищей, и они ему хлопали — просто и от души. Когда репертуар иссяк, я поклонился публике, поднял с земли Виту, и мы направились к себе.
У палатки нас встретила Сани. Лионы не было, и я догадался, что она перебралась в другую палатку. Вот и славно. Взяв у Виты Гая, кварта укоризненно заметила, что ребенок мокрый, и ловко сменила пеленку. Разбуженный сын захныкал.
— Покорми его, госпожа! — велела Сани. — Он проголодался.
Вита безропотно подчинилась. Я сидел рядом и смотрел, как любимая кормит сына. Ужин не затянулся. Гай выплюнул сосок и затих. Сани взяла ребенка и шмыгнула в палатку.
— Боится, что заберу, — сказала Вита. — Она ревнует Гая даже ко мне.
— Странно, — сказал я. — Ей нравятся хвостики, а у Гая его нет.