Бернард Корнуэлл Экскалибур
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Агрикола — гвентский полководец.
Амхар — незаконный сын Артура, близнец Лохольта.
Арганте — принцесса Деметии, дочь Энгуса Макайрема.
Артур — незаконный сын Утера, думнонский полководец, опекун Мордреда.
Артур-бах — внук Артура, сын Гвидра и Морвенны.
Балиг — кормщик, шурин Дерфеля.
Бализ — бывший друид Думнонии.
Балин — один из воинов Артура.
Борс — двоюродный брат Ланселота, его первый воин.
Брохваэль — король Повиса в послеартуровское время.
Будик — король Броселианда, женат на Анне, сестре Артура.
Биртиг — король Гвинедда.
Гавейн — принц Броселианда, сын короля Будика.
Галахад — единокровный брат Ланселота, один из воинов Артура.
Гвидр — сын Артура и Гвиневеры.
Гвиневера — жена Артура.
Дафидд — писец, переводит повесть Дерфеля.
Дерфель — рассказчик, один из воинов Артура, впоследствии монах.
Диурнах — король Ллейна.
Игрейна — королева Повиса после смерти Артура, супруга Брохваэля.
Исса — заместитель Дерфеля.
Каддог — лодочник, некогда слуга Мерлина.
Кайнвин — сестра Кунегласа, возлюбленная Дерфеля.
Кердик — король саксов.
Килдидд — магистрат Аква Сулис.
Кулух — двоюродный брат Артура, один из его воинов.
Кунеглас — король Повиса.
Киууилог — некогда любовница Мордреда, служанка Мерлина.
Ланваль — один из воинов Артура.
Ланселот — изгнанный король Беноика, ныне союзник Кердика.
Лиова — первый из воинов Кердика.
Лладарн — епископ Гвентский.
Лохольт — незаконный сын Артура, близнец Амхара.
Мардок — сын Мордреда и Киууилог.
Мерлин — друид Думнонии.
Морвенна — дочь Дерфеля и Кайнвин, замужем за Гвидром.
Моргана — сестра Артура, замужем за Сэнсамом.
Мордред — король Думнонии.
Морфанс — один из воинов Артура, прозванный Уродливым.
Мэуриг — король Гвента, сын Тевдрика.
Нимуэ — жрица Мерлина.
Ниалл — предводитель отряда Черных щитов при Арганте.
Олвен Серебряная — помощница Мерлина и Нимуэ.
Пирддил — сын Кунегласа, впоследствии король Повиса.
Передур — сын Ланселота.
Пирлиг — бард Дерфеля.
Саграмор — предводитель одного из военных отрядов Артура.
Серена (1) — дочь Дерфеля и Кайнвин.
Серена (2) — дочь Гвидра и Морвенны, внучка Артура.
Скарах — жена Иссы.
Сэнсам — епископ в Дурноварии, впоследствии настоятель монастыря в Динневраке.
Талиесин — Сияющее Чело, знаменитый бард.
Тевдрик — некогда король Гвента, теперь — христианин и отшельник.
Тудвал — монах-послушник в Динневраке.
Утер — некогда король Думнонии, дед Мордреда, отец Артура.
Фергал — друид Арганте.
Хигвидд — слуга Артура.
Хлодвиг — король франков.
Эахерн — один из копейщиков Дерфеля.
Эйнион — сын Кулуха.
Элла — король саксов.
Эмрис — епископ Дурноварии, впоследствии епископ Иски Силурийской.
Энгус Макайрем — король Деметии, предводитель Черных щитов.
Эрке — саксонка, мать Дерфеля
МЕСТО ДЕЙСТВИЯ[1]
Аква Сулис* — Бат, Эйвон.
Беадеван* — Баддоу, Эссекс.
Бурриум* — Уск, Гвент.
Вента* — Винчестер, Гемпшир.
Глевум* — Глостер.
Гобанниум* — Абергавенни, Монмутшир.
Дун Карик — Касл-Кэри, Сомерсет.
Дунум* — Ходхилл, Дорсет.
Дурновария* — Дорчестер, Дорсет.
Инис Вайр* — остров Ланди в Бристольском заливе.
Инис Видрин* — Гластонбери, Сомерсет.
Иска Думнонийская* — Эксетер, Девон.
Иска Силурийская* — Карлеон, Гвент.
Кар Амбра — Эмсбери, Уилтшир.
Кар Кадарн — Саут-Кедбери, Сомерсет.
Камланн * — местонахождение с точностью не установлено; в качестве гипотезы предлагается Долиш-Уоррен, Девон.
Келмересфорт * — Челмсфорд, Эссекс.
Цикуциум * — римская крепость близ Сеннибриджа в Повисе.
Кориниум * — Сайренсчестер, Глостершир.
Лактодурум * — Тоустер, Нортгемптоншир.
Леодасхам * — Лиден-Родинг, Эссекс.
Линдинис * — Илчестер, Сомерсет.
Личворд * — Летчуорт, Хартфордшир.
Май Дун * — Девичий замок, Дорсет.
Моридунум * — Кармартен.
Минидд Баддон * — местонахождение с точностью не установлено; в качестве гипотезы предлагается Малый холм Солсбери, близ Бата.
Сорвиодунум * — Олд Сарум, Уилтшир.
Стеортфорд * — Бишопс-Стортфорд, Хартфордшир.
Тунресли * — Тандерсли, Эссекс.
Викфорд * — Уикфорд, Эссекс
Часть первая КОСТРЫ МАЙ ДУНА
ГЛАВА 1
Женщины вторгаются в мою повесть, словно так и надо.
Когда я только начал составлять жизнеописание Артура, я думал, что получится повесть о мужах — хроника мечей и копий, выигранных битв и пересмотренных границ, нарушенных договоров и поверженных владык, ибо не так ли сказывается сама история? Когда мы перечисляем предков наших королей, мы же не называем их матерей и бабушек, но говорим: Мордред ап Мордред ап Утер ап Кустеннин ап Кюннар и так далее, вплоть до великого Бели Маура, а он — отец нам всем. История — это повесть, рассказанная мужами, и творят ее мужи, однако в моей повести об Артуре женщины сияют ярким светом — вот так лосось проблескивает в торфяно-черной воде.
Да, историю творят мужи, и не буду отрицать, что именно мужи Британию погубили. Нас были сотни, все облачены в железо и в кожу, вооружены щитами, мечами и копьями, и думали мы, что Британия в наших руках, ибо мы — воины. Но чтобы погубить Британию, понадобились как мужчина, так и женщина, а из них двоих женщина причинила наибольший вред. Она сотворила проклятие — и уничтожила целое воинство. Так что ныне сказывается ее повесть, ибо она была врагом Артура.
— Кто она? — спросит Игрейна, дочитав до этого места.
Игрейна — моя королева. Она наконец-то беременна, что для нас для всех — великая радость. Ее супруг — король Брохваэль Повисский, а я живу под его рукою, в небольшом монастыре Динневрак и пишу повесть об Артуре. Пишу по повелению королевы Игрейны — сама она слишком юна, чтобы помнить императора. Так мы называем Артура — император, «амхераудр» по-бриттски, хотя сам Артур этим титулом пользовался редко. Пишу на языке саксов, потому что я сакс и еще потому, что епископ Сэнсам, святой и глава нашей маленькой общины в Динневраке, в жизни не позволил бы мне писать об Артуре. Сэнсам ненавидит Артура, порочит его память и зовет его предателем. Мы с Игрейной сказали святому, будто я перевожу Евангелие Господа нашего Иисуса на саксонский, а поскольку Сэнсам по-саксонски не говорит, а читать не умеет вообще ни на каком языке, благодаря нашему обману записки пока что в безопасности.
А повесть между тем становится все мрачнее, рассказывать ее все тяжелее. Иногда, задумавшись о возлюбленном мною Артуре в зените славы, я вижу словно бы солнечный полдень, и однако ж как быстро сгущаются тучи! Позже — до этого мы еще дойдем — тучи расступились, и солнце вновь согрело мягким светом его горизонты, а после наступила ночь — и солнца мы уже не видели.
Не кто иная, как Гвиневера, омрачила полуденное солнце. Это случилось во время мятежа, когда Ланселот, коего Артур почитал другом, попытался захватить трон Думнонии. Ланселота поддержали христиане, одураченные своими вождями и епископом Сэнсамом в том числе: христианам внушили, будто их священный долг — очистить страну от язычников и подготовить остров Британию ко второму пришествию Господа Иисуса Христа в году пятисотом. А еще Ланселоту помог саксонский король Кердик: он обрушился на наши земли и прошел с войском вдоль долины реки Темзы, рассчитывая разделить Британию надвое. Если бы саксы достигли моря Северн, вот тогда северные бриттские королевства и впрямь оказались бы отрезаны от южных, однако ж, милостью богов, мы разгромили не только Ланселота и его христианский сброд, но и Кердика. Правда, в ходе этой войны обнаружилась измена Гвиневеры. Артур застал ее обнаженной в объятиях другого, и словно бы солнце зашло с его небосклона.
— Ничегошеньки не понимаю, — пожаловалась мне однажды Игрейна в конце лета.
— Чего ты не понимаешь, милая госпожа? — спросил я.
— Артур ведь любил Гвиневеру, так?
— Любил.
— Так как же он мог не простить ее? Я же простила Брохваэля за Нвилле. — Нвилле была полюбовницей Брохваэля, однако подцепила какую-то кожную болезнь и лишилась всей своей красоты. Подозреваю — хотя напрямую я не спрашивал, — что Игрейна прибегла к наговору, дабы наслать недуг на соперницу. Моя королева, возможно, и зовет себя христианкой, однако христианство — не та религия, что дарует своим приверженцам сладость мести. Для этого надо пойти к старухам: старухи знают, какие травы собрать и какие заклинания прочесть под убывающей луной.
— Ты простила Брохваэля, — кивнул я, — но простил бы Брохваэль тебя?
Королева поежилась.
— Конечно же нет! Он бы сжег меня заживо: таков закон.
— Артур мог бы сжечь Гвиневеру, — согласился я, — и многие ему это советовали, но он и впрямь любил ее, любил страстно, вот поэтому не смог ни казнить ее, ни простить. Во всяком случае, поначалу.
— Ну и глупец! — отрезала Игрейна. Она совсем юна и судит с блестящей безапелляционностью юности.
— Он был очень горд, — возразил я; вероятно, гордость и делала Артура глупцом, но то же можно сказать о любом из нас. Я помолчал, размышляя. — Он много о чем мечтал. Мечтал о свободной Британии, мечтал разгромить саксов, а в глубине души ему хотелось, чтобы Гвиневера постоянно подтверждала: он — достойный человек. А когда она переспала с Ланселотом, Артур убедился, что уступает Ланселоту как мужчина. Конечно же, правды в том нет — но ему было больно. О, как больно. В жизни не видел, чтобы человек так мучился. Гвиневера истерзала ему сердце.
— И он запер ее в заточении? — гнула свое Игрейна.
— Именно, — кивнул я, вспоминая, как меня против воли заставили отвезти Гвиневеру в храм Святого Терния в Инис Видрине, где тюремщицей ей стала сестра Артура Моргана. Гвиневера и Моргана друг друга терпеть не могли. Одна была язычницей, другая — христианкой; и в тот день, когда я запер за Гвиневерой ворота обители, я видел, как она плачет — едва ли не впервые. «Она останется там до самой смерти», — сказал мне Артур.
— Мужчины ужасно глупые, — объявила Игрейна и глянула на меня искоса. — А ты когда-нибудь изменял Кайнвин?
— Нет, — ответил я и не солгал.
— А хотелось?
— О да. Похоть не исчезает даже в счастье, госпожа. Кроме того, многого ли стоит верность, не прошедшая испытания?
— По-твоему, верность чего-то стоит? — бросила Игрейна, и я задумался про себя, который из молодых красавцев воинов в крепости ее мужа привлек внимание королевы. Сейчас, конечно, беременность не позволит ей натворить глупостей, но я опасался, не случится ли чего потом. Может, и не случится.
Я улыбнулся.
— Мы ждем верности от наших возлюбленных, госпожа, так стоит ли удивляться, что они ждут верности от нас? Верность — наш дар тем, кого мы любим. Артур подарил свою верность Гвиневере, но она не смогла отдарить его тем же. Ей хотелось иного.
— Чего же?
— Славы; а вот у Артура к славе душа не лежала. Он достиг славы, однако наслаждаться ею не умел. А ей был нужен эскорт из тысячи всадников, и чтобы над головой реяли цветные знамена, и чтобы весь остров Британия лежал у ее ног. А он мечтал лишь о справедливости да богатых урожаях.
— И о свободной Британии, и о победе над саксами, — сухо напомнила мне Игрейна.
— Верно, — подтвердил я, — и еще об одной вещи — больше всего прочего, вместе взятого. — Я поулыбался своим воспоминаниям, а потом подумал, что из всех Артуровых устремлений и замыслов этот последний, пожалуй, осуществить оказалось особенно трудно, и мало кто из нас, его друзей, верил, что Артуру всерьез хочется именно этого.
— Продолжай, — молвила Игрейна, решив было, что я начинаю клевать носом.
— Он мечтал всего-то навсего об участке земли, об усадьбе и собственной кузнице, и чтобы скотина рядом паслась. Ему хотелось быть самым обычным человеком. Хотелось, чтобы за Британией приглядывали другие, пока сам он ищет счастья.
— И что, так и не нашел? — не отступалась Игрейна.
— Нашел, — заверил я. — Нашел, но не тем роковым летом сразу после бунта, поднятого Ланселотом. То было кровавое лето, пора воздаяния: в ту пору Артур силой меча заставил мятежную Думнонию покориться.
Ланселот бежал на юг, в принадлежащие ему земли белгов. Артур охотно бросился бы в погоню, но на тот момент Кердиковы саксы представляли собою опасность куда более серьезную. К тому времени как мятеж был подавлен, они продвинулись до самого Кориниума и, чего доброго, захватили бы город, кабы боги не наслали на захватчиков моровое поветрие. Заболевших безостановочно выворачивало наизнанку, рвало кровью, люди слабели, не держались на ногах — а когда недуг распространился по всему лагерю, тут-то на саксов и обрушилось Артурово войско. Кердик попытался привести армию в боевой порядок, но саксы, уверившись, что боги их покинули, обратились в бегство. «Они вернутся, — сказал мне Артур над кровавыми останками разгромленного Кердикова арьергарда. — Вернутся следующей весной». Он вытер Экскалибур о запятнанный кровью плащ и вложил клинок в ножны. В ту пору Артур отпустил бороду — и в бороде серебрилась седина. Так он выглядел старше, куда старше своих лет; боль от предательства Гвиневеры изменила его черты, вытянутое лицо осунулось еще больше; те, кто прежде Артура не знал, ныне отшатывались от него в страхе, а сам он ничего не делал, чтобы смягчить впечатление. Он всегда был человеком терпеливым; теперь же гнев клокотал у самой поверхности: того и гляди прорвется, дайте лишь пустячный повод.
То было кровавое лето, пора воздаяния, и Гвиневере суждено было томиться взаперти в храме Морганы. Артур вынес жене приговор, и похоронил ее заживо, и повелел страже держать ее там вечно. Гвиневера, принцесса Хенис Вирена, исчезла из мира.
«Не глупи, Дерфель, — рявкнул на меня Мерлин неделю спустя, — да она оттуда выйдет, двух лет не пройдет! Или даже года. Если бы Артур всерьез хотел вычеркнуть ее из жизни, он бы послал ее на костер — именно так ему и следовало поступить. Ничто так не укрепляет благонравия женщины, как жаркое пламя, да только что толку объяснять это Артуру! Недоумок в нее влюблен! Недоумок и есть. Ты подумай: Ланселот жив-здоров, и Мордред живехонек, и Кердик жив, и Гвиневера тоже жива! Да-да, у меня все хорошо, спасибо, что спросил».
«Я спросил раньше, — терпеливо напомнил я, — но ты не обратил внимания».
«Да со слухом нелады, Дерфель. Оглох, совсем оглох. — Мерлин хлопнул себя по уху. — Глух как пень. Старость, Дерфель, не радость. Дряхлею на глазах».
Ага, держи карман! Выглядел Мерлин куда лучше, чем в последние годы, слух его небось остротой не уступал зрению — а зрение, при его восьмидесяти с чем-то годах, было что у ястреба. Мерлин не одряхлел, нет, напротив, словно бы обрел новую силу благодаря Сокровищам Британии. Эти тринадцать Сокровищ — древние, как сама Британия, — были утрачены, но спустя много веков Мерлин сумел наконец-то их отыскать. Властью Сокровищ возможно было призвать древних богов обратно в Британию. Никто и никогда не проверял, так ли это, однако теперь, в неспокойный для Думнонии год, Мерлин намеревался воспользоваться Сокровищами, дабы сотворить великую магию.
Я отправился к Мерлину в тот же день, как отвез Гвиневеру в Инис Видрин. Лил проливной дождь; поднявшись на Тор, я почти ожидал застать Мерлина на вершине, но там было уныло и пусто. Некогда Мерлину принадлежал просторный чертог на Торе с пристроенной к нему башней снов, но чертог сгорел. Я стоял среди развалин во власти безысходного отчаяния. Артур, мой друг, ранен в самое сердце. Моя возлюбленная Кайнвин — в далеком Повисе. Две мои дочери, Морвенна и Серена, с матерью, а Диан, младшенькая, в Ином мире: отослана туда одним из Ланселотовых мечников. Все мои друзья либо мертвы, либо далеко. Саксы готовятся дать нам бой по весне, дом мой — зола и пепел, жизнь моя безотрадна. Может, мне просто передалась печаль Гвиневеры, однако ж в то утро, на омытом дождями холме Инис Видрина, я чувствовал себя одиноким как никогда в жизни. Я преклонил колена в грязи на пепелище и помолился Белу, прося о знаке: пусть подтвердит, что богам и впрямь есть до нас дело.
Знак был явлен неделю спустя. Артур отправился с набегом на восток, к саксонской границе, а я остался в Кар Кадарне — дожидался возвращения Кайнвин с дочерьми. На той же неделе Мерлин со своей спутницей Нимуэ отправились в огромный пустой дворец близ Линдиниса. Когда-то я жил там как наставник Мордреда, нашего короля, но когда Мордред достиг совершеннолетия, дворец передали епископу Сэнсаму под монастырь. С тех пор монахов Сэнсама выдворили из гордых римских чертогов восвояси и прогнали взашей мстительные копейщики, и громадный дворец стоял заброшенным.