– Все в порядке, – заверила его я.
Он взял мою руку в свою, сжал ее и заглянул мне в глаза.
– Уверена?
– В чем?
– Что ты на меня не злишься?
Он сжал сильнее. Боль была такой внезапной и острой, что я ощутила ее во всей руке до самого плеча.
– Отпусти! Мне больно.
Он тут же подчинился и смущенно улыбнулся.
– Ой, – сказал он так, словно выронил стакан, а не собирался раздавить мне руку.
Я вздохнула и принялась массировать больное место.
– Нельзя быть немного помягче?
– Прости меня, пожалуйста.
– Я тебя прощаю. За все.
Я вижу, что настроение у него улучшилось. Он выглядит довольным, на губах играет хитрая улыбка. Он что-то задумал. Йеспер садится на корточки, стряхивает траву с джинсов.
– Пойдем, – шепчет он.
– Куда?
Он выпрямляется и делает мне знак рукой подняться.
– Я хочу тебе кое-что показать.
Я поднимаюсь, разминаю затекшие от долгого сидения ноги, оглядываюсь по сторонам. На улице уже темнеет. Августовские сумерки подкрались внезапно. Пахнет влажной землей. Он берет меня за руку и тянет за дуб.
– Что?
Не отвечая, Йеспер берет мое лицо в руки и целует меня в губы. Руки у него холодные, как лед.
Я отвечаю на поцелуй, кладу руки ему на талию. Прижимаюсь к нему, слышу, как хрустят сучки под ногами. Издалека доносится шум лодочного мотора.
Его ледяные руки залезают мне под кофту и начинают гладить спину медленными круговыми движениями, спускаются ниже под пояс джинсов.
– Я хочу заняться с тобой сексом здесь, в парке.
– Нас могут увидеть.
– Не будь занудой.
В голосе слышно раздражение, как всегда, когда я не разделяю его энтузиазма по поводу всех этих опасных затей. Прикосновение холодных рук к коже было мне неприятно. Потом Йеспер снова поцеловал меня и начал расстегивать джинсы. Язык у него тоже был холодный. У поцелуя был вкус вина и табачного дыма. Я слегка отстранилась.
– Только осторожно. Я пару раз забывала выпить таблетки на этой неделе.
Он пожал плечами.
– Это важно?
– Конечно. Я же могу забеременеть.
Он откинул голову так, чтобы наши глаза встретились. Его лицо сливалось с корой дуба в сумерках.
– Об этом я и говорю, Эмма. Разве это важно?
Ханне
Этим утром случились две вещи, которые вывели меня из равновесия. Во-первых, я проснулась в холодном поту и с бешено стучащим сердцем, что раньше случалось, только когда я перебирала вина на ужинах с Уве и друзьями. А проснувшись, не поняла, где нахожусь. Я не узнала комнату для гостей в доме Гуниллы и страшно испугалась. Белые стены, разноцветные подушки, пеларгонии на окне – все было чужим и незнакомым. На мгновение мне показалось, что я падаю вниз в бездну. От страха у меня закружилась голова. Я не поняла, что это память снова подвела меня. Несколько минут потребовалось, чтобы вспомнить, где я. Но за это время я успела разрыдаться. На мой плач прибежала из кухни Гунилла и бросилась меня утешать. Я не сказала, почему плачу, не хотела ее напугать. Может, дело не в болезни, а в стрессе. Гунилла не задавала вопросов. Наверно, решила, что я плачу из-за разрыва с Уве.
Во-вторых, когда я вышла на улицу выгулять Фриду, я обнаружила перед подъездом Уве. Стоило нам выйти из дверей, как он выскочил из машины и начал орать, что я должна вернуться с ним домой, потому что не способна сама о себе позаботиться, и что по закону о психическом нездоровье муж несет за меня ответственность (это, разумеется, была полная ерунда: вернувшись домой, я прогуглила такой закон в Интернете и ничего не нашла).
И снова мне на помощь пришла Гунилла. Она шла на работу, когда обнаружила, что мы ссоримся у нее под домом. Подруга вопросительно подняла брови, как только она умела, скрестила руки на груди и встала между мной и Уве. Это выглядело комично. Гунилла даже в сапогах на каблуках на две головы ниже Уве, но смелости ей было не занимать.
Разумеется, ее спокойствие привело Уве в бешенство.
– Уве, что ты тут делаешь в такую рань? – поинтересовалась она.
– Я пришел забрать Ханне. Она не знает, что творит.
– Нет?
Гунилла посмотрела на меня.
– Ханне, ты знаешь, что делаешь?
Я была слишком взволнована, чтобы ответить, и только кивнула.
– В таком случае тебе лучше уйти, Уве.
– Я никуда не пойду.
Гунилла театрально вздохнула.
– Ну тогда я вызываю полицию.
– Не вмешивайся, – проревел Уве. – Это семейное дело.
– Семейное, Уве? Брось. Она не хочет жить с тобой. Ты ее достал. Я даже имени твоего при ней упомянуть не могу. Дай Ханне время. Захочет – сама вернется.
– Как я уже сказал, – повторил Уве, – это семейное дело.
Гунилла достала мобильный телефон и с усталой миной сообщила:
– Я звоню в полицию.
Уве сделал шаг вперед, вырвал у меня из рук поводок Фриды и пошел прочь.
– Чертовы бабы, – пробурчал он. – Издеваться над Фридой я тебе не позволю. Она поедет со мной.
И пошел, таща Фриду за собой. Всю дорогу Фрида озиралась на меня, пока они не завернули за угол.
Снова слезы. Снова Гунилле пришлось меня утешать.
– Все будет хорошо, – сказала она. – Радуйся, что у вас нет детей, а то были бы сложности.
И, естественно, я сразу начала думать о детях, которых у нас никогда не было, и заплакала еще сильней.
Но этого я тоже не могла сказать Гунилле. В конце концов я поднялась в квартиру, приняла душ, постаралась замазать тональным кремом следы рыданий, что было нелегко. Лицо было красное и опухшее. Кожа под подбородком висела сильнее обычного. И не только там – на руках и на других частях тела тоже. Годы меня не пожалели. Я констатировала, что выгляжу отвратительно. Я стала уродиной. Женская зрелость (хоть я и не люблю этот термин, он напоминает мне о гниющих фруктах) – это уродливо.
Уродство приходится скрывать под толстым слоем макияжа и несколькими слоями одежды. Я стояла перед зеркалом и видела в нем разведенку пятидесяти девяти лет, со старческим маразмом, избыточным жиром и морщинами, и думала, правильно ли я поступила, когда собрала вещи и оставила свою стабильную семейную жизнь. Но одновременно я понимала, что удушливое сожительство с Уве было не лучшей альтернативой. Лучше неопределенное и нестабильное будущее, чем его угрозы и придирки.
Больше всего мне хотелось вернуться в кровать и укрыться с головой одеялом, но я поборола это искушение. Я была полна решимости доказать Уве, что я способна сама о себе позаботиться и не нуждаюсь в его опеке. В который раз я напомнила себе, почему не хочу больше быть с ним. Уве:
Эгоистичный.
Самовлюбленный.
Деспотичный.
Надменный.
И от него плохо пахнет.
И я пошла на работу.
По приезде в Полицейское управление первый, кого я вижу, это Петер. Он работает за компьютером в неудобной для его высокого роста позе и пристально вглядывается в экран. Завидев меня, он встает, подходит ко мне и берет за руку так, словно мы лучшие друзья и наша вчерашняя беседа стёрла прошлое, в котором этот мужчина разбил мне сердце. Рука у него теплая и сухая. Мне приятно его прикосновение. Возникает ощущение, что он имеет полное право меня касаться.
– Идем, – говорит он. – Я как раз собираюсь поговорить с коллегой Йеспера Орре. Той самой, что обвиняла его в сексуальных домогательствах. Пошли со мной.
– О’кей, – отвечаю я, поскольку других важных встреч у меня сейчас нет.
…Денис Шёхольм двадцать восемь лет. По образованию экономист. Но выглядит она лет на десять моложе. Но, может, это я выгляжу старше. Я и не заметила, как быстро пролетело время и как я успела состариться. Я уже и забыла, что в ее возрасте уже пару лет как была замужем за Уве. Мне пришлось рано повзрослеть.
Но у этой девушки потерянный вид. Видно, что ей неловко. Она одета в вязаную кофту, потертые джинсы, лицо голое, без макияжа. В больших карих глазах застыл страх. Ничего удивительного, думаю я, наверняка ей пришлось нелегко, когда она обвинила начальника в сексуальных домогательствах.
Петер тоже заметил ее страх и начал разъяснять, что ее ни в чем не обвиняют и что мы только хотим поговорить с ней в связи с убийством в доме Орре и его исчезновением.
Она тихо кивает и теребит нитку, свисающую из джинсов.
– Как долго вы работаете в «Клотс и Мор»?
– Год.
– Каковы ваши обязанности?
– Я… была… менеджером проекта в отделе маркетинга. Устраивала рекламные кампании и все такое. Я готовила рождественскую рекламную кампанию, которую вы могли видеть по телевизору. До ухода на больничный.
Ее взгляд мечется как испуганная птица между мной и Петером.
– Как вы познакомились с Йеспером Орре?
– Сразу, как начала работу. Нас не так много в главном офисе. И он часто заглядывал в отдел маркетинга узнать, чем мы занимаемся. Всегда был очень любезным и общительным. Но ходили слухи, что он настоящий деспот и увольняет людей налево и направо.
– И что произошло потом?
Денис опустила голову. Волосы упали на лицо.
– Он предложил мне пойти на вечеринку. Весной.
– Что за вечеринка?
– Он не сказал. Но мы договорились, что он подберет меня на площади Стуреплан в субботу вечером. И подобрал. Но вместо вечеринки отвез к себе домой. И там были только мы. Никаких других гостей. Мы поужинали… он приготовил морепродукты, угостил меня шампанским. Я была под впечатлением. Сам директор компании готовит мне ужин и все такое. Йеспер Орре мог заполучить любую девушку, а пригласил на ужин меня.
Голос стал слабее, она покачала головой.
– Я была наивной дурой, – продолжила она. – Сразу после ужина он попытался затащить меня в постель.
– И что вы сделали?
Денис растерянно смотрит на него, словно не поняв вопроса.
– Занялась с ним сексом. Мы начали встречаться. Но я быстро поняла, что ему нужен от меня только секс, и через пару месяцев сказала, что хочу с ним расстаться. Хотя нельзя сказать, что мы на самом деле встречались.
– Как он отреагировал?
– Пришел в ярость. Сказал, что это он решает, расстаться нам или нет. И что я сильно пожалею, если брошу его.
Денис начинает выдергивать нитки из джинсов.
– И что вы сделали? Она грустно рассмеялась.
– Мне надо было бы сразу понять, что я Йесперу не соперник и подыграть ему, сделать вид, что это он меня бросил, но я так разозлилась, что наговорила глупостей. Сказала ему проваливать, что я сама решаю, с кем мне спать и когда. Он развернулся и ушел. А потом начал мне мстить. На собраниях задавал вопросы, на которые знал, что я не смогу ответить, отвергал все мои идеи и предложения, не позволял участвовать в проектах, одним словом – наказывал за непокорность. Я пошла к начальнику отдела персонала и пожаловалась, и тогда начался цирк. Она допрашивала меня, но в его присутствии. И было просто ужасно – сидеть там и рассказывать о наших отношениях. Под конец я вынуждена была уйти на больничный по причине стресса.
– Когда это произошло?
– Я на больничном уже восемь недель. Нет, даже девять.
Петер сделал пометку в блокноте.
– Этот вопрос может показаться вам странным, но нравился ли Йесперу жесткий секс?
Вопрос явно смутил девушку. Она обхватила себя руками.
– Нет, не особенно.
– Он воровал ваше нижнее белье?
– Нижнее белье?
– Да. Случалось ли, что Орре брал ваше нижнее белье?
– Вроде нет.
– Вы с ним связывались после ухода на больничный?
– Нет, – качает головой девушка.
– Приставал ли Орре к другим женщинам в офисе?
– Нет. Но я бы не удивилась, если да. Он совсем больной на голову.
– Встречался ли он с другими женщинами во время ваших отношений?
– Не знаю, но он придурок.
Провожая Денис к выходу, я не могу сдержаться и кладу руку ей на плечо.
– Ты же понимаешь, что ты не сделала ничего плохого? – говорю я. – Он использовал тебя, злоупотребил своей властью, которую ему давала должность директора.
Денис смотрит на меня, пожимает плечами.
– Может, и так. Но я жалею, что пошла жаловаться на него в отдел персонала. Рано или поздно он бы сам устал от меня и бросил.
Девушка снова опускает голову.
– Какой козел, – восклицаю я, когда девушка пропадает из виду.
Петер тоже пожимает плечами. И про себя я добавляю: как ты, Петер. Такой же козел, как и ты.
Он словно читает мои мысли и весь меняется в лице. Прячет глаза и бормочет что-то.
– В этом нет ничего противозаконного.
Тремя часами позже я иду к Гунилле домой. Уже стемнело, холодный ветер треплет куртку, температура резко упала. Велосипедная дорожка обледенела. Я иду медленно, чтобы не поскользнуться, и думаю о Фриде. Я уже по ней скучаю и не знаю, как ее вернуть. Обращаться в полицию и обвинять Уве в краже бесполезно. Фрида и его собака тоже. Формально кражей это считаться не может. Или?..
Уве никогда не любил Фриду. Жаловался, что она лает и воняет (как будто он не воняет). Муж забрал Фриду не для того, чтобы защитить от меня, а чтобы нагадить мне. Как Йеспер гадил бедной девушке за то, что та отказалась с ним спать. Власть, думаю я, все дело во власти.
Проходя мимо киоска, я всегда останавливаюсь и проглядываю заголовки газет. Рисунок женщины, убитой в доме Орре, на первых полосах. Набранный жирным шрифтом заголовок вопрошает: «Кто эта женщина, убитая в доме короля моды?»
Если мы ее не идентифицируем, с мертвой точки нам не сдвинуться.
Снова идет снег. Колючие снежинки царапают мне лицо. Звонит мобильный. Я инстинктивно поворачиваюсь к ветру спиной и достаю телефон. Это Петер.
– Привет, – говорит он. – Я только что общался с криминалистами. Орудие убийства из дома Орре то же самое, что использовалось в убийстве Кальдерона. Они нашли отметины на позвонках жертв, которые соответствуют зазубринам на лезвии мачете. Понимаешь, что это означает?
Эмма
Месяцем ранее– Но зачем ему убивать твоего кота? Я ничего не понимаю, – морщит лоб Ольга и вертит на руках браслеты со стразами.
Я оглядываю пустой магазин и думаю, что сказать. Манур не видно. Наверно, занята выполнением своих новых должностных обязанностей.
– Если он действительно психопат, то, может, ему доставляет удовольствие издеваться надо мной.
На лице у Ольги сомнение. Видно, что ей не верится, что мой бойфренд мог оказаться психопатом или садистом. Коллега привыкла думать, что все, что нужно мужчинам, – это секс или деньги. И я ее понимаю. Мне тоже сложно поверить, что Йеспер пытается испортить мне жизнь, но другого объяснения его поведению я не вижу.
– Но кот? Кот-то тут при чем?
– Сигге самое дорогое, что у меня есть. Отняв его, он причинил мне боль.
– Если это так, – говорит Ольга, протягивая мне новый чековый рулон для замены, – то он действительно психически болен.
– Это я и говорю.
– А ты его проверяла? Может, он уже проделывал это раньше. Может, он уже сидел в тюрьме или в психушке.
Эта мысль забавна. Я сразу представляю Йеспера Орре, директора нашей компании, в смирительной рубашке в одиночной палате. Или в полосатой пижаме, как в кино про банду Бьёрна, за железной решеткой.
– Может, он убил кого-то? – шепчет Ольга, хотя никого, кроме нас, в магазине нет.
Наши глаза встречаются. Я вижу, что она жалеет о сказанном.
– Прости, милая. Конечно, он никого не убивал. Я только хотела сказать, что ты не знаешь его. Неизвестно, на что он способен.
– Да, не знаю, – соглашаюсь я и думаю, что Ольга всегда была права.
– Что ты будешь делать? Подашь заявление в полицию?
Я закрываю кассовый аппарат, поправляю кончик чекового рулона.
– Сначала я хочу с ним поговорить.
– Будешь его искать?
Я киваю, оглядываю магазин.
В углу около прилавка с джинсами толкутся двое подростков. Они трусливо поглядывают в мою сторону, и у меня возникает ощущение, что они хотят что-то украсть. Обычно это заметно. По крайней мере по подросткам, которые еще не научились сохранять невозмутимый вид и предпочитают идти на дело в компании с приятелем, как будто это не магазинная кража, а командный спорт.
– Я знаю, что ты должна сделать, – с энтузиазмом заявляет Ольга. – Ты должна отомстить. Вернуть контроль над ситуацией в свои руки. Я знаю, как это делается, я тебе помогу. Не хочу выставляться, но я в этом деле мастер.
– Хвастаться.
– Что?
– Ты хотела сказать «хвастаться».
Ольга недоуменно смотрит на меня.
– Не важно. Грамматикой займемся потом. Возьми себя в руки и отомсти этому придурку. Выясни, где он живет, иди туда и припри его к стенке. Не дай ему улизнуть. Покажи, кто тут главный.
Парни у прилавка с джинсами начали пятиться к выходу. У одного из них подозрительно большая спортивная сумка. Ольга их тоже заметила, но ей явно не до воришек сейчас. Наверно, лень тратить энергию.
– Так ты думаешь, надо отомстить?
Она кивает. В тот же момент в магазин входит мужчина и уверенно направляется к кассе. Вид у него такой, словно он точно знает, чего хочет. Мужчины постарше не любят тратить много времени на покупки. Они не из тех, кто расхаживает вдоль вешалок и рассматривает новинки. Обычно они сразу подходят к нам, спрашивают, где трусы, носки или рубашки, покупают пять штук каждого вида, платят и уходят.
– Добро пожаловать. Чем я могу вам помочь? – механически произносит Ольга, крутя браслет на руке, и изображает дежурную улыбку.
– Я ищу Эмму Буман, – сообщает мужчина без улыбки.
– …Можем присесть здесь?
У него бесстрастное лицо, короткие рыжие волосы и круглое, несмотря на худобу, тело. Из старого потертого и заляпанного кожаного портфеля он достает стопку бумаг.
Представляется Свеном Ульссоном, начальником отдела персонала восточного подразделения компании, и в ту же секунду я понимаю, о чем пойдет речь.
– Ты с нами уже три года, Эмма.
Я киваю, не зная, вопрос это или утверждение и нужно ли что-то отвечать. Он достает очки в роговой оправе, синий носовой платочек и аккуратно протирает стеклышки в полной тишине.