– Ты с нами уже три года, Эмма.
Я киваю, не зная, вопрос это или утверждение и нужно ли что-то отвечать. Он достает очки в роговой оправе, синий носовой платочек и аккуратно протирает стеклышки в полной тишине.
– Хотите кофе? – спрашиваю я, чтобы нарушить эту тишину.
– Да, с удовольствием, – отвечает он, не поднимая глаз.
Тиканье часов в углу внезапно кажется оглушительно громким. От запаха кофе меня начинает тошнить.
Я ставлю чашку кофе на стол перед ним, опускаюсь на стул напротив, ощущаю свою полную беспомощность.
Я никогда не думала, что этот момент настанет. Что это может случиться с кем угодно, только не со мной. Я всегда соблюдала правила. Только в последнее время брала много отгулов. Календарь на стене пестрит красным.
– Мы в сложной экономической ситуации, – говорит он и смотрит на меня поверх очков.
Впервые наши взгляды встречаются. У него светлосерые глаза, по которым невозможно угадать его мысли. Вежливый бюрократ, мелкая сошка, присланная главным офисом сделать грязную работу. Он убирает платочек в портфель и продолжает:
– Мы вынуждены будем закрыть два магазина в течение ближайших месяцев. И это означает избыток персонала.
Все еще не знаю, что сказать. Киваю. Он молчит. Вид у мужчины усталый. Может, он действительно устал. Может, ему тоже приходится нелегко.
– Переизбыток персонала, – повторяю я, чтобы помочь ему продолжить разговор. Наши глаза снова встречаются. Его по-прежнему ничего не выражают.
– Спасибо. Ты хорошо работала, Эмма. Об этом нам рассказал Бьёрн Францен. Но, к сожалению, руководство компании постановило, что нам нужно сократить расходы, чтобы не допустить банкротства.
– Я понимаю.
– Ничего личного, Эмма. Ты прекрасный сотрудник, но наша компания сейчас в тяжелом финансовом положении.
Мне хотелось, чтобы он перестал называть меня по имени. Я его не знаю. Этот человек мне чужой. Я не хочу быть с ним на короткой ноге.
– Разумеется, – отвечаю я.
– Дело только в финансах.
– Понимаю, значит, дело не в этом… – я показываю на календарь на стене, покрытый красными, как угри на бледной коже, метками.
Он улыбается. Впервые с того момента, как вошел. Улыбка у него грустная.
– У всех есть право на больничный. И на отпуск по уходу за больными детьми. За это не увольняют. Не стоит верить слухам и всему, что пишут в прессе. Ты же сама прекрасно знаешь, что журналистам нравится поливать нас грязью.
Он отхлебывает кофе, и я ловлю себя на мысли, что желаю ему обжечься. Но это несбыточное желание, так как кофе из кофемашины выходит едва теплым. И это уже год, с тех пор как Бьёрне ударил машину кулаком, когда та отказывалась работать.
Мужчина кладет на стол передо мной бумаги, которые до этого держал в руках, и подвигает ко мне пальцем.
– Давай теперь обсудим практические моменты, Эмма.
– Кто это был? – спрашивает Манур, провожая взглядом рыжего мужчину в очках в роговой оправе, похожего на состарившегося Тинтина из комиксов.
– Он из отдела персонала. А где Ольга?
У меня нет никакого желания рассказывать коллеге о разговоре, который только что состоялся. И особенно об условиях увольнения. Я прекращаю работать немедленно, получаю две зарплаты единовременно. И должна не забыть отправить пропуск по почте в конверте с маркой в главный офис.
– Ольга? – рассеянно повторяет Манур.
– Да. Где она?
– Понятия не имею, – пожимает плечами Манур. – Наверно, гуглит косметику или нижнее белье в Интернете, эта мужененавистница.
– Кто?
– Неважно, – отмахивается Манур.
– Когда я видела ее в последний раз, она читала книгу, – говорю я. Я и правда видела Ольгу в подсобке с книжкой в руках.
Манур вопросительно поднимает нарисованные брови.
– Наверно, какая-нибудь ерунда из супермаркета. Презрение в ее голосе выводит меня из себя.
– Может, это была обычная книга.
– Шутишь? Эта девица не узнала бы нормальную книгу, даже ткни ее туда носом.
Манур поправляет заколки и ожерелья рядом с кассой и напускно равнодушным тоном спрашивает:
– Чего хотел мужчина из отдела персонала? После секундной заминки я отвечаю:
– Ничего особенного. Спрашивал, как мы справляемся без Бьёрне.
– И что ты ответила?
– Как есть. Что мы прекрасно без него справляемся.
Я сижу в машине Ольги. Дождь бьет по крыше. В тесном салоне влажно. Время от времени я протираю ветровое стекло, чтобы лучше видеть.
На часах начало седьмого. Я жду в машине уже больше часа. Что, если он сегодня не появится? Что, если он в командировке или на деловом ужине?
Я отпиваю глоток минеральной воды с лимоном, у которой вкус жидкости для мытья посуды, и думаю о мужчине из отдела персонала, о его старомодных очках, потёртом портфеле. Кто бы мог подумать, что такие люди работают в компании, торгующей модной одеждой.
Увольнение тоже дело рук Йеспера? Еще одна часть его дьявольского плана? Плана, который ему удался. Снова он отобрал у меня то, что для меня важно, – работу. Я ошибалась, когда говорила, что Йесперу удалось лишить меня всего, что мне дорого. Жалела себя раньше времени. Что, если он планирует забрать у меня что-нибудь еще, о чем я не подозревала? Здоровье? Дом? Жизнь? От этой мысли мне страшно.
Я думаю о квартире на Капельгрэнд, о коврике в прихожей, о красных стульях, стоящих у стены, как испанские рыцари. Представляю Йеспера обнаженным на пёстром ковре в комнате. Желтые цветы обрамляют его тело, и кажется, что он лежит в поле подсолнухов. Тело его расслабленно, черты лица мягкие, как у ребенка. Рот приоткрыт. Грудь вздымается в такт дыханию.
Я сижу в машине под дождем, но в моих мыслях я стою в квартире и смотрю на Йеспера, пытаюсь понять, почему этот мужчина, мальчик, человек, лежащий там с таким невинным видом, желает мне зла.
Мужчина перебегает дорогу в паре метров от меня. Я наклоняюсь вперед, протираю окно ладонью. Это не Йеспер. Он ниже ростом и блондин. Мужчина быстро скрывается в темноте.
Если бы я могла сейчас посмотреть на себя со стороны, как я в своих мыслях смотрю на Йеспера, что бы я увидела? Обезумевшую женщину, которая тайком следит за своим любовником? Неужели я правда схожу с ума?
Может, этого он добивается? Лишить меня рассудка? Довести до безумия? Унизить и уничтожить? Меня снова тошнит, я подношу к губам бутылку с мерзкой минералкой.
И если он поставил этот чудовищный спектакль, то в каком мы находимся акте? Продумал ли он уже свой следующий шаг? И что я узнаю, проследив за ним, – правду или очередную ложь, которую он для меня подготовил?
Вопросам нет конца. Каждый ответ вызывает новые вопросы. Это как отражение зеркала в зеркале. И этим зеркалам тоже нет конца. У меня кружится голова от размышлений. А ведь я еще даже не начинала думать, что мне теперь делать и как решить все проблемы с ребенком, со счетами, с увольнением с работы, о котором мне сообщил этот неприятный тип из отдела персонала. Может, Ольга права? Может, мне надо отомстить? Может, именно этого он и хочет?
Мне кажется, что все это сон. Или плохое кино, в котором моя роль уже давно прописана, и все, что мне остается – следовать сценарию. Я не владею ситуацией. Моя жизнь больше не принадлежит мне. Я смотрю на кольцо на пальце и думаю, что оно единственное, что говорит мне, что все это было на самом деле, что я это все не придумала.
И тут я вижу его.
Он идет, пригнув голову от дождя, фалды пальто развеваются, как рваный парус на ветру. Он движется стремительно. Мне хочется выскочить из машины, догнать и спросить, какого черта он портит мне жизнь, но что-то меня останавливает. Я хочу знать, что он от меня скрывает. Хочу знать, где он живет. Хочу знать о нем больше, прежде чем припереть к стенке.
Через пару минут черный джип выезжает с парковки. Я завожу мотор и еду следом, стараясь держаться на расстоянии.
На каждом втором светофоре мотор глохнет, потому что я не привыкла к ручной коробке передач. Ругаюсь, снова завожу мотор и стараюсь не упустить джип из виду. Нельзя дать ему уйти теперь, когда я так близка к разгадке.
После Рослагстуль движение становится плотным. Я пристраиваюсь сзади за Йеспером. Он сворачивает на Е18, а потом на Юрсхольм. Он замедляет ход, я тоже, расстояние между нами растет. На дороге мы одни. Мы проезжаем особняки, парки, лужайки. Слева небольшая площадь, окруженная магазинами. Я вижу супермаркет, книжный магазин. Снова возникает ощущение, что все это кино и передо мной декорации финальной сцены. Но что это за фильм? Мелодрама? Триллер?
Трагедия?
Теперь я вижу ночное море. Черное и блестящее, как шелк. Йеспер поворачивает направо. Я еду за ним. Меня переполняет любопытство. Совсем скоро я узнаю правду. Мы едем вдоль моря. Особняки здесь огромные, больше похожие на дворцы. Неужели в них правда живут люди? Дома вокруг больше похожи на резиденции послов или отели.
Он замедляет скорость, и я чуть не врезаюсь в него, но Йеспер вовремя уходит вправо. Я останавливаюсь, жду пару секунд и снова еду за ним. Узкая дорожка обсажена вечнозелеными туей, самшитом, можжевельником. Тротуар завален мокрой листвой. Здесь дома поменьше, больше похожие на обычные виллы. Я выключаю фары, медленно еду за джипом. Йеспер снова поворачивает. Эта игра начинает доставлять мне удовольствие. Я никогда раньше ни за кем не следила.
Он замедляет скорость, и я чуть не врезаюсь в него, но Йеспер вовремя уходит вправо. Я останавливаюсь, жду пару секунд и снова еду за ним. Узкая дорожка обсажена вечнозелеными туей, самшитом, можжевельником. Тротуар завален мокрой листвой. Здесь дома поменьше, больше похожие на обычные виллы. Я выключаю фары, медленно еду за джипом. Йеспер снова поворачивает. Эта игра начинает доставлять мне удовольствие. Я никогда раньше ни за кем не следила.
Он останавливается перед обычной современной виллой. Свет из окон освещает газон и кучки желтых листьев.
Я выключаю мотор. Жду. Смотрю, как он достает черный портфель, подходит к калитке, поднимает руку, чтобы набрать код, но замирает, поворачивается и идет по направлению ко мне. Я сжимаюсь от страха быть обнаруженной. Но тут я вижу, куда он идёт. Возле забора лежат поленья, прикрытые зеленым брезентом. Йеспер перешагивает их и идет к постройке справа от калитки. Гараж? Это здание недостроено. Вместо двери – полиэтилен, трепещущий на ветру. Стены еще не покрашены. Он опускается на корточки, разглядывает что-то, потом поднимается и идет к дому.
Первое, что приходит мне в голову, – вот на что пошли мои деньги. На строительство этого гаража. Он потратил все мои сбережения на новый гараж для своего дорогущего джипа.
Йеспер подходит к двери и звонит в звонок вместо того, чтобы открыть своим ключом. Я недоумеваю. Это его дом? Или он приехал в гости? Потом достает ключ, но прежде, чем он успевает вставить его в скважину, дверь открывается. В дверях стоит женщина.
Темноволосая, высокая, красивая, это видно издалека. Она держится так, как держатся только уверенные в своей привлекательности женщины. Всем своим видом брюнетка будто говорит, что знает себе цену.
Женщина наклоняется вперед, и они целуются. Это не дружеский поцелуй в щеку, нет, это долгий и страстный поцелуй любовников.
Больше я не в силах смотреть. Я ничего не вижу, ничего не слышу, вокруг сплошная темнота. Я бегу в темноте. Кто-то кричит. Это душераздирающий вопль, и только через несколько секунд я понимаю, что это я кричу. Ветки царапают мне лицо, ледяная вода льется за воротник.
Из ниоткуда на моем пути возникает садовый стул. Я пытаюсь обежать его, но задеваю, и он опрокидывается на землю. Я ускоряю бег, чувствую себя загнанным зверем. Не понимаю, где я нахожусь, знаю только, что должна бежать прочь от этого ужаса, который угрожает всему моему существованию.
Кеды увязают в глине, я поскальзываюсь, но удерживаюсь и бегу дальше, выставив вперед руки, как слепая.
На моем пути возникает забор. Невысокий, около метра. Не задумываясь, я пытаюсь перелезть его, перегибаюсь через край, но куртка застревает в заборе, я падаю головой вперед и ударяюсь о что-то животом. От боли из глаз сыпятся искры. Я не могу дышать, не могу думать, все вокруг погружается во мрак.
Что-то касается моей щеки. Я открываю глаза, пытаюсь собраться с мыслями, вспомнить, где я. На улице ночь. Я лежу на земле на чьем-то участке. В паре метров от меня песочница. Лопатки, ведра и маленькие желтые машинки разбросаны по ней, как лисички на лесной опушке.
Сколько я тут лежу? Я пытаюсь подняться, но живот снова сводит от боли. Я сворачиваюсь клубком, глубоко дышу, но боль не уходит. Смотрю на часы. Начало девятого. Я была в отключке около часа.
Меня трясет от холода. Наконец, мне удается подняться. Я убираю с лица грязь и листья. Начинаю вспоминать. Я в Юрсхольме, неподалеку от дома Йеспера Орре. Дома, в котором он живет с красивой темноволосой женщиной. Он меня обманул. Обманул и унизил. Украл мои деньги, украл у меня все, что было мне дорого. У него есть другая. И наверняка была, когда мы встречались. Вот почему он хотел сохранить наши отношения в тайне. Вот почему мы виделись только в его городской квартире или дома у меня.
Но я одного не могу понять. Если он только хотел изменить ей со мной… Завести интрижку? Зачем дарить мне обручальное кольцо? Зачем забирать Сигге, картину, деньги? Увольнять меня с работы?
В ушах звучат слова Ольги:
«Твой парень психопат».
Вот зачем. Он хочет меня уничтожить. Может, он даже хотел, чтобы я увидела, как он счастлив со своей девушкой.
Я нахожу дыру в заборе и пролезаю через нее. Не думаю, что смогла бы еще раз перелезть через забор: слишком сильно болит живот. Согнувшись от боли, иду в темноте по чьему-то садовому участку. Вижу перед собой опрокинутый стул и понимаю, что иду правильно.
Я прохожу мимо старого деревянного дома. В окне я вижу женщину с двумя детьми на диване перед телевизором. Они едят попкорн и выглядят счастливыми. Их жизнь удалась.
В отличие от моей.
Машина незаперта. Ключи по-прежнему в замке зажигания. Я опускаюсь на водительское сиденье и смотрюсь в зеркало. Мое опухшее лицо все в грязи. Я похожа на сумасшедшую. Пытаюсь вытереть лицо, но только больше размазываю глину.
Я медленно еду в город. Стараюсь резко не тормозить из страха, что боль в животе усилится. Припарковав машину, иду домой и молю Бога, чтобы не столкнуться с соседями. Не знаю, как объяснить свой внешний вид. Но мне везет.
В подъезде спертый воздух. На лестнице темно. Кажется, что в доме никто не живет, кроме привидений.
Лифт с визгом останавливается на шестом этаже. Я выхожу, отпираю дверь и вхожу в теплую прихожую. Нащупываю пуговицы на куртке, стягиваю ее и швыряю на пол. По старой привычке оглядываюсь по сторонам в поисках Сигге, но вспоминаю, что его нет. Скидываю кеды, ковыляю в ванную. Джинсы мокрые и грязные, но мое внимание привлекает другое – большое темное пятно между ног. Я стягиваю джинсы и подношу к свету, но я уже знаю, что произошло. Это кровь. Я потеряла ребенка.
Петер
Расследование изменило свой ход. Так иногда случается. И главную роль в этой перемене сыграл отчет криминалистов, в котором говорилось, что то же самое орудие убийства использовалось в деле Мигеля Кальдерона. Появление этого отчета произвело эффект разорвавшейся бомбы в полицейском управлении. Впервые в деле наступил прогресс. Все суетятся не меньше, чем раньше, но теперь их действия приобрели некую осмысленность. На смену отчаянию пришла надежда.
В комнате, где мы работаем, вся стена обклеена фотографиями дома Орре, картами, снимками коллег и друзей директора. Но теперь мы добавили к ней материалы дела десятилетней давности.
Санчес, судя по всему, всю ночь читала дело Кальдерона и готова искать связь между Орре и Кальдероном. Но это будет нелегко, потому что, как мне кажется, у этих двоих нет ничего общего и они даже никогда не встречались.
Кальдерону было двадцать пять, когда его нашли мертвым в съемной квартире в районе Сёдермальм в сентябре десять лет назад. Постоянной работы у него не было. Он подрабатывал поваром, помощником по хозяйству, почтальоном, медбратом, уборщиком. В свободное время он занимался карате и играл в джазовом оркестре.
Подружки у него не было. Сестра сказала, что, видимо, Мигель предпочитал мужчин. В двадцать лет он был судим за кражу и избиение, но, судя по материалам расследования, не был связан с криминальными кругами.
С Йеспером Орре его ничего не связывало. Они были из разных слоев. Орре проводил время в Сандхамне, Вербьере, Марбелье и в ночных клубах на площади Стуреплан.
Орре все еще в бегах, что указывает на то, что это он убил молодую женщину, а ранее Кальдерона. Но ведь свинское поведение на работе и кража нижнего белья еще не доказывают, что он убийца. Но между ними должна быть связь. И мы должны ее найти. Даже если нам придется разобрать их жизни по кирпичикам.
В такие моменты я испытываю скуку и разочарование. Мне надоели эти затяжные расследования, которые продвигаются так вяло. Десять лет назад я бы сказал, что самое лучшее в моей работе – это как раз такие трудные дела, которые требуют полной отдачи от следователей, но теперь они вызывают у меня только бешенство. Больше всего мне хочется после очередного совещания купить упаковку банок пива, поехать домой, залечь на диван и включить спортивную передачу.
Мне кажется, никто, кроме полицейских, не понимает, какая это трудная задача – воссоздать картину жизни человека. Это означает долгие часы допросов, проверку баз данных и архивов, опрос свидетелей, а потом еще отсеивание всего лишнего, чтобы осталась только суть.
И все это придется делать вместе с Ханне.
Хорошо, что мы с ней поговорили, хотя говорила в основном она. Но после этого разговора напряжение между нами немного спало. Я не могу сказать, что именно изменилось, но каждый раз при встрече остро ощущаю ее присутствие. Словно от Ханне исходят какие-то вибрации, которые обостряют все мои чувства. И я не знаю, что с этим поделать.
Иногда я ловлю себя на том, что неотрывно смотрю на нее, на ее мешковатую кофту, волосы с проседью, собранные в неряшливый узел. И я часто вспоминаю наше прошлое. Вчера, например, случайно коснувшись ее, я подумал, что для меня она все еще самая красивая женщина из всех, кого я встречал, и, наверно, единственная, с кем был по-настоящему близок.