Над собой надо работать, а не надеяться, что таблетки решат все проблемы».
Пишет абсолютно здоровый и уравновешенный человек, который просто не знает, что такое настоящая чернота. А совет, конечно, хороший. Для точно такого же абсолютно здорового человека. Их сила в том, что они так переносят душевный дискомфорт из-за плохого ремонта, тоску от потери любимой кошки, боль от разрыва с близким человеком. Они могут в любой ситуации думать о том, что полезно и правильно.
«А мне один раз очень хреново было… позвонила по телефону доверия, а там молодой человек умирающе-сонным голосом начал перечислять, какие таблетки мне нужно пить, что меня аж смех пробрал))) хотелось его спросить, что с ним, пожалеть, теперь, когда грустно становится, я тот случай вспоминаю».
«Не так уж тебе было хреново, если пришла в голову бредовая мысль пообщаться с телефоном доверия», – подумала Алиса. Но вообще-то она немного увлеклась. Один из минусов ее ситуации – это уверенность, что только она одна погибает, а другие просто живут.
«Я не фанат таблеток, но когда совсем крышу рвало и на людей кидалась, то глицин – он, скажем так, безобидный в самой большой дозировке.
Через пару дней эффект виден, даже у меня.
А еще, как вариант (но на любителя)… уединиться, пусть даже ночью, когда все спят, налакаться, как распоследняя хрюша, нарыдаться, настрадаться, с утра поумирать с похмелья, а потом выползать потихоньку и помаленьку.
Удачи Вам и скорейшего душевного равновесия))))».
Налакаться, как хрюша… Хорошо бы, наверное. Знать бы состояние, когда мир вдруг становится милее и краше. Но Алисе это было не дано. Она не пьянела совершенно. Не имело смысла надираться, как хрюша. Наверное, стошнило бы – и весь результат.
«Зачем таблетки? Хотите печень отравить, так у нас и так вся экология отравлена, в продуктах нитраты, в воздухе – углекислый газ, а потом еще зависимость возникнет, хочешь не хочешь, а тянуть будет, как к вонючей сигарете, таблетки, антидепрессанты – все самовнушение и самообман великий!
Езжайте лучше на природу, в лес, на речку, можно пиво с рыбкой прихватить, и будет вам счастье, а чтобы химией себя травить, в том счастье только для фармацевтов, зарабатывающих на ней бабки».
«Ну, пожалуйста, ну не надо! Господи, ну как же у нас все категоричны и нетерпимы к чужому опыту! У вас была депрессия? Настоящая, годами, с затруднением дыхания, глотания, мочеиспускания? С суицидальными мыслями – не попытками!!! – тоже годами? У вас были травмирующие ситуации, настоящие, не пустяковые? У вас был опыт применения антидепрессантов? Ну зачем говорить о самообмане? Зачем говорить о том, в чем вы ничего не понимаете? Ну какая зависимость, господи??? Не вызывают они зависимости! Феназепам – да, может, а антидепрессанты – нет. Если вам помогает речка и пиво с рыбкой – вы здоровый человек! Ну и зачем тогда высказывать свое мнение столь безапелляционно?»
«Таблетки (в том смысле, который мы им придаем в теме) – это ЛЕКАРСТВО. Как антибиотик. Как преднизолон. Как химия при онкологии. Их должен назначать врач. Иногда без них нельзя, не получается. А иногда – получается. Зависит от организма, от психики, от наследственности… Ну давайте сейчас всем диабетикам предложим не маяться дурью, закинуть инсулин подальше, а поехать на речку, с тортиком? Нет? НЕ хотите парочку трупов получить? Странно, а я вот лично прекрасно обхожусь без инсулина и даже тортики кушаю! Наверное, у них сила воли была слабая. И самообман.
Депрессия – такая же болезнь. Если все само прошло – это НЕ депрессия была. ЕЕ надо лечить, к ней надо относиться с уважением, ее нельзя презирать и игнорировать. В легких случаях могут помочь травки, отдых, смена обстановки… Но в тяжелых – человек чего всего просто не воспринимает? Он не понимает – день сейчас или ночь. И что из этого следует. Он не хочет жить. Совсем. Никогда. И вот тогда нужно сильное воздействие. Одним из таких воздействий – самым доступным, дешевым, вписывающимся в повседневную жизнь – являются таблетки. Потому на них все и сидят.
Но это НЕ полезно. Очень».
Алиса представила себе речку, соленую рыбу и пиво. От этого можно получить удовольствие… если ты можешь получать удовольствие. Однозначно. Следующий оратор прав. И насчет того, что надо уважать свою депрессию. Нянькаться с ней, считаться, пытаться дышать вопреки, глотать всякую дрянь… Алиса знала женщину, которая это написала. Ей обязательно нужно жить, работать, бороться… Потому что у нее неизлечимо болен ребенок. Церебральный паралич. Эта Кира живет не потому, что живет. Она заставляет себя функционировать, как хорошо отлаженный автомат, чтоб ни плохое настроение, ни серьезная болезнь, ни новая беда не нарушили привычного существования абсолютно беспомощного сына. Он всегда будет таким. А она сама в борьбе за собственную непоколебимость, по сути, давно наркоманка. Она пятнадцать лет живет на таблетках и, конечно, никогда от них уже не избавится. Попытается – и сразу начнет думать о том, что впереди. А это уже для нее невозможно.
Алиса вздрогнула от телефонного звонка.
– Да, Ирма. Нет, конечно, не сплю. Я тоже беспокоюсь. Она мне не звонила, и телефон ее недоступен.
– Ты понимаешь, Лис. Домашний тоже молчит. Что-то должно серьезное случиться, чтобы Настя пропустила вечернюю прогулку собак. Особенно теперь. Она ведь Шоколада к себе перевезла, знаешь?
– Да, она говорила. Ну, и правильно. Ему было плохо на передержке, она с ума сходила. Такой красивый пес, ты видела?
– Да, чудо какое-то. Но как она справляется с тремя? Слушай, может, пора что-то делать? Искать ее сестру, племянницу? У тебя нет их телефонов?
– Племянницы вроде есть. Но они ничего не знают, Ирма. Они не беспокоятся. Если что-то случилось, она нам будет звонить. Давай ждать.
Глава 26
Лена вошла в зал, когда ее муж пытался что-то накапать себе в бокал из практически пустой бутылки. Мария говорила по телефону.
– Я тебя спрашиваю, как бабуля из пятой? Ты че, дура, что ли? Что значит, ей было плохо, а сейчас ты не знаешь? Иди посмотри. Ей до завтрашнего дня должно быть хорошо. Я ж сказала, приеду с нотариусом утром! Только попробуй спать опять лечь. Я узнаю! Давай уколы делай, капельницы ставь, клизмы, но чтоб все было в порядке.
– В богадельню звонила? – устало спросила Лена.
– Звонила. В домах престарелых самые тупые – не престарелые. Эта Шурка никак не врубится, за что я ей плачу. То ей спать, то ей срать… Завтра надо подписывать дарственную на квартиру, а у нее бабуля вдруг помирает. Не, я не знаю просто, как работать с этими людьми. Слушай, Лен, а у тебя еще выпивка есть? – спросила Мария.
Лена внимательно посмотрела на нее, на мужа и вышла за выпивкой. Не первый раз ей кажется, что они какие-то не такие после ее отсутствия. Он слишком спокойный, Мария слишком взвинченна. И что-то еще… У Лены была проверенная в боях интуиция. Но не в ее правилах торопить события. Они должны созреть сами. Особенно неприятные. Вообще – возможно ли что-то подобное? Ее Коля и ее подруга-соратница, а по сути, самая страшная баба, какую ей только приходилось видеть. То есть она как подруга замужней женщины – столь же идеальный вариант, как партнер по их делам. Нет, конечно, ей показалось. Просто она слишком перенервничала из-за хирурга. Лена не ушла из клиники, пока ребенку не ввели наркоз. Немного больше, чем нужно. То есть формально операция, которую оплатили, будет сделана, но мальчик уже, наверное, умер на столе… Она вспомнила лицо матери, которая в коридоре мяла в руках платок, что-то говорила, благодарила, и отогнала это воспоминание. Ребенка ей было искренне жаль. Она привыкла считать себя доброй. Лена быстро перекрестилась: «Царствие ему небесное».
Она вкатила столик с бутылками в гостиную, настроение всех троих сразу поменялось: предвкушение, потом оживление, желание что-то сделать…
– Лен, – Мария дохнула на подругу перегаром, – а давай на форум залезем. Я хочу посмотреть, как они там насчет пристроенной Геры радуются. Я вообще ржала, просто не могла. Мозгов нет ни у кого. Читали-читали, как она пластом лежала, в последней стадии, а потом – хоп: она переехала в свой дом, стала хозяйской собакой, ее любят и кохают. А она прыгает зайчиком. Не, ты представляешь?
– Мне-то что представлять? Я знаю. Дураков, к счастью, много. Пошли посмотрим.
Они подошли к компьютеру, Лена села на стул, Мария нависла над ней. Лена чуть заметно брезгливо ее отодвинула. Через пару минут от вопля Марии встрепенулся задремавший было муж.
– А! Бл… Твою мать! Убью суку. Обеих прикончу! Ты че молчишь, блин! Ты что, не видишь?
– Заткнись, – спокойно сказала Лена. Она перечитывала сообщение Кокошанель и не верила своим глазам.
«Я только что вернулась домой с передержки в Бутове, которая раньше принадлежала ТИМ, а сейчас ее владелицей объявила себя Маш-маш. Я приехала туда днем. Попросила работницу рассказать, что на самом деле произошло с Малышом-трехлапиком. Она сразу сказала: «Да зарыли их всех тут, у соседки за сараем». Дальше говорить бесплатно отказалась. Я поехала домой за сберкнижкой, сняла все, что там было, вернулась уже поздно вечером, показала работнице деньги, и она привела меня за соседский сарай… Это место можно найти по запаху. Она дала мне лопату, я немного копала, пока не наткнулась на них… Там лежат трупы собак практически друг на друге… Я присыпала их землей… Отдала работнице деньги. Из тех собачьих имен, которые она мне назвала, запомнила Малыша и Геру. Завтра пойду с заявлением в милицию. Кто со мной? Люди, вы оплачиваете деятельность убийц на форуме…»
«Я только что вернулась домой с передержки в Бутове, которая раньше принадлежала ТИМ, а сейчас ее владелицей объявила себя Маш-маш. Я приехала туда днем. Попросила работницу рассказать, что на самом деле произошло с Малышом-трехлапиком. Она сразу сказала: «Да зарыли их всех тут, у соседки за сараем». Дальше говорить бесплатно отказалась. Я поехала домой за сберкнижкой, сняла все, что там было, вернулась уже поздно вечером, показала работнице деньги, и она привела меня за соседский сарай… Это место можно найти по запаху. Она дала мне лопату, я немного копала, пока не наткнулась на них… Там лежат трупы собак практически друг на друге… Я присыпала их землей… Отдала работнице деньги. Из тех собачьих имен, которые она мне назвала, запомнила Малыша и Геру. Завтра пойду с заявлением в милицию. Кто со мной? Люди, вы оплачиваете деятельность убийц на форуме…»
Лена решительно выключила компьютер.
– Не хочу читать то, что сейчас начнется. Все эти кликуши… Что делать будем?
– Ехать к ней надо. Она одна живет.
– Ты знаешь где?
– Да.
– Маруся, только давай сразу договоримся. Просто серьезный разговор. Ей есть за кого бояться. Она за своих собак трясется.
– Да ладно. Не бзди. Ниче ей не будет, если чуток встряхну.
Лена быстро взглянула в глаза Марии и внутренне содрогнулась. Не хотела бы она встретиться с такой рожей в темном переулке. Ну, что ж. В данной ситуации и это плюс. Лена держалась изо всех сил, никто бы и не подумал, что в ней все колотится от ярости.
– Коля, ты сможешь сесть за руль? – спросила она у мужа, который с отсутствующим видом бродил по комнате.
– А почему нет? – не слишком внятно ответил тот.
Лена быстро вышла, взяла в соседней комнате пузырек с нашатырным спиртом, вылила целиком в стакан, добавила воду, вернулась и, сдавив мужу щеки, натренированным движением влила в него эту смесь. Тот закашлялся, замычал, но вскоре выглядел гораздо более трезвым, чем до процедуры. Через пять минут они вышли из дома.
* * *Ирма весь вечер ругалась с соседкой, чью дверь обглодал ее пес Бонька.
– Ой, Алевтина Юрьевна, только не надо. Какая натуральная кожа, я вас умоляю. Я точно такой заменитель сестре на дачу покупала. Могу сказать, сколько он стоит, у меня где-то чек есть. И насчет наличника из натурального цельного дерева – давайте не будем. Я на ремонтах собаку съела, извините за выражение.
– Лучше бы вы свою собаку съели, – взвизгнула соседка. – А я не могу ремонты через месяц делать. Я в отличие от вас не старшая по подъезду, и мне люди в клювике деньги неизвестно за что не несут.
– Ну, это слишком, – задохнулась Ирма. – За такие слова про собаку я могу и по морде дать. Мои собаки умнее, чем у некоторых дети-дебилы.
– Это вы про чьих детей? Кто дебилы? А насчет морды я вообще звоню в милицию. За хулиганство.
– Звони, – спокойно сказала Ирма. – Пусть приедут, я им скажу, что завтра вызываю адвоката иск составлять по факту клеветы. Меня участковый хорошо знает. Сколько я для подъезда делаю. Так что за клювик ответите, Алевтина Юрьевна. А могли бы просто решить вопрос. Скажите реально, сколько будет стоить заплатка на вашу дверь из того дешевого кожзаменителя, которым она обита. Мой мастер сделает так, что никто и не заметит. А наличник ваш… честно скажу. Безвкусица жуткая. Давайте сдерем его, и все дела.
– Мой наличник – безвкусица? Сдирать его? Да…
Разговор пошел по десятому кругу. Закончить его оказалось на удивление легко.
– Слушайте меня, – бодро сказала Ирма. – Вот я вам даю две тысячи, нет, еще добавляю одну. Даю три, но без обсуждений. Или вы их у меня берете, или больше их не видите и этого предложения не слышите. Дуйте с утра в суд, пишите заявление, пусть судья примет решение о проведении экспертизы, докажет, что вашу дверь грыз именно Бонька, а не ваш внук, к примеру, у которого все ногти обгрызены… Я оспорю решение суда, докажу, что у моего Боньки было алиби в тот момент, – справку возьму из ветклиники. У меня все врачи знакомые. Лет через пять, если доживем, что-то решится.
– Ах ты, злыдня… Внук, алиби, врачи. Бесстыжая ты. Давай три тысячи. И чтоб я твою плешивую собаку больше не видела в общем холле.
Ирма сунула деньги в руку соседки, не успев ей ответить, как она того заслуживала, по причине звонка в дверь. Георгадзе открыла и с удивлением уставилась на незнакомую девушку.
– Вам кого?
– Мне сказали к вам обратиться. Как к старшей по подъезду. Я могла бы что-то делать – лестницу там мыть. Подработка нужна.
– Я, собственно, на то и старшая, чтобы в подъезде всегда была постоянная уборщица. Хотя… подожди. У меня дома ремонт, убирать после рабочих некогда. Заходи, посмотришь. Только сразу предупреждаю: много не заплачу. Нет у меня денег. Только что соседка ограбила.
В кухне Ирма быстро показала, где нужно убрать, в каком месте плитку отодрать, стекла отмыть.
– Но это завтра, конечно. Сейчас ты мне мешать будешь. Да и спят уже все. Приходи часов в семь вечера, когда рабочие уйдут. Тебя как зовут?
– Таня. Спасибо, я приду. Вы сколько заплатите?
– Будем плясать от сделанной работы. И качества, понятно?
– Да… У вас три компьютера?
– Ну да. Мой, дочери, она сейчас в другом месте живет, и один старый. Но работает еще. А что?
– А нельзя вместо денег… в общем, я бы ваш компьютер старый отработала, не за раз, конечно.
– Можно, это даже лучше, – Ирма чуть не брякнула, что собиралась его завтра выбросить. – Тогда приходи, отрабатывай, могу даже попросить племянника, чтоб отвез его к тебе потом. Ты далеко живешь?
– Да нет, совсем близко. Тогда я пойду?
– Давай. До завтра. А ты что, компьютерная фанатка?
– Да.
Ирма закрыла за девушкой дверь, с наслаждением закурила, подумав, что решила сразу несколько проблем. Можно сесть за компьютер. Уж какая она фанатка своего форума… Пока загружалась, вспомнила лицо Тани. Какое-то незапоминающееся у нее лицо. И что-то странное в нем есть. Косит, что ли. «Вредно, конечно, столько за монитором сидеть, – вздохнула Ирма, приподнялась, чтобы взглянуть в зеркало, но поленилась. – Если я тоже закосила, то и завтра не поздно увидеть». Она привычно пробежалась по знакомым темам, по авторам последних сообщений… Настя Кокошанель… Ничего себе. Что такое? Это же скандал! Ирма даже почувствовала приятный озноб от предвкушения. Она потянулась за телефоном.
– Алиса, ты за компом? Срочно включи. Настя появилась. Найди тему Малыша, там она, не буду рассказывать, прочитай сама, трубку не клади, я жду… Ну? Что скажешь?
– Ирма, извини. Мне надо срочно Настю найти.
– Ну, подожди. Ты что об этом думаешь?
– Что все плохо.
Алиса разъединилась, Ирма разочарованно посмотрела на телефон.
Она вдохновенно нажала команду «ответить», выбрала самый крупный шрифт и медленно, с удовольствием написала:
«НИ ФИГА СЕБЕ ОТКРЫТИЕ! МЫ ВСЕ ДОГАДЫВАЛИСЬ И МОЛЧАЛИ. ТЕПЕРЬ ВСЕ СКАЗАНО! «СПАСИТЕЛЕЙ» К ПОЗОРУ И ЗАКОНУ! НАСТЯ, В МИЛИЦИЮ Я С ТОБОЙ. КТО С НАМИ?»
Глава 27
Настя вывела собак, вернулась, покормила их, попыталась им улыбнуться. Они не улягутся на свои места, пока она с каждой не поговорит, не погладит. Она посидела с ними, пошептала что-то, подождала, пока они станут засыпать. А потом пошла на кухню и горько-горько расплакалась. Она написала грозные слова про милицию, про то, что люди оплачивают деятельность убийц. Кто-то прочитает, поахает, и все. Через день забудут этих несчастных, цинично убитых животных. Об этом лучше не думать. Они были нужны только тем страшным людям, которые с их помощью наживались. Никакой милиции они, конечно, не интересны. Никакие законы не защищают бездомных собак. Никто даже не поверит, что на них можно огромные деньги собирать. За три месяца мучительного существования Геры в той грязи и холоде, где ее, видимо, и не кормили толком, зная, что все равно умрет, – на нее собрали почти полмиллиона рублей. Мифические операции, стационары, самые дорогие лекарства…
Зазвонил телефон, Настя ответила:
– Ирма, да. Конечно, дома. Просто телефон у меня разрядился. Ну, раз ты читала… Что я добавлю… плохо мне, сама понимаешь. Хорошо, выпью капли. Усну, я так устала, что еле дышу. До завтра. Тогда все и обсудим.
Настя походила по кухне, заглянула в аптечку. Какие капли? Сроду она их не держала. Есть упаковка анальгина, вот и вся аптечка. Настя сначала глотнула таблетку, потом поняла, что у нее на самом деле ужасно болит голова. Она медленно направилась в ванную, но тут в дверь позвонили. Племянница, конечно. Совсем некстати. Нет ни денег, ни еды в холодильнике, ни сил для разговора. Шоки проснулся и громко залаял. Он освоился и стать ее охранять. Настя закрыла дверь в его комнату и открыла входную…
Она ничего не поняла. В прихожую вошли три незнакомых человека. Женщина и двое мужчин. Нет, это две женщины и мужчина.