Рим с мукой взглянул на Сандру, та закусила губу и отвернулась. Валя с облегчением вздохнула. И тут раздался тихий дрожащий голос:
– Кто убил Наташеньку? Почему вы молчите?
Толя почти с ужасом посмотрел на мать. Она казалась ему безучастной. Он был просто не готов ответить…
– Мне очень жаль. Но поиски убийцы продолжаются. Я прошу вас вспомнить всех, кто приходил к Наталье, с кем она ссорилась… Вспомните все, это может нам помочь. Приношу извинения за то, что до сих пор не разобрались в этом преступлении.
Он взял Настю под руку и вышел с ней на террасу.
– Можно я закурю? Черт, как это все… Мать… Знаешь, я не могу смотреть на нее. Кстати, я обещал Валентине, что ты пообщаешься с матерью. Ну, типа, как с Алисой.
– Ты с ума сошел? Мы с Алисой подруги. Она хотела преодолеть болезнь, я ей помогала, чувствовала, как это сделать. А тут – чужой человек, я вообще ничего не умею и не знаю. Только опозорюсь. Нет, скажи ей, что я не могу.
– Ну, нет так нет. Что ты разволновалась?
На террасу вышла Валентина.
– Я тут говорила с людьми. Конечно, очень много знакомых было у Наташи. Были и разные мужчины, даже во время ее жизни с Геннадием. Может, ее убили из-за ревности? К сожалению, я могу только расспрашивать. Сама о сестре ничего не знаю.
– И все-таки. Что-нибудь о ней можете сказать? В свете того, что произошло.
– Она в детстве была очень рисковая. Знаете, как бывает: а давайте залезем на самое высокое дерево, а давайте посмотрим, что там, в самом страшном погребе… Однажды в жару она в школу пришла в купальнике! Потом началось! Нас вызывали, ее спрашивали, зачем, почему… Она сказала: «Хотела посмотреть, что получится…»
Толя оглянулся и обнаружил, что Насти на террасе нет. Они с Валентиной вернулись в холл и остановились на пороге. Ее мать сидела, сгорбившись и прижав ладони к лицу. Настя стояла неподалеку и смотрела на нее. Потом приблизилась. И вдруг негромко позвала: «Мама». Та посмотрела на нее с отчаянием, изумлением, надеждой. Настя сжала ее руки и улыбнулась. Та вдруг ответила ей нерешительной улыбкой.
– Меня зовут Настя. Можно, я еще к вам приеду? – сказала Воронцова.
Толя с Настей спустились с террасы, когда позади раздался голос Вали:
– Эй, гости дорогие. А мы за вами бежим-бежим. Вы же с нами не познакомились.
Они оглянулись удивленно: Валя бережно и гордо несла на руках чудесного ребенка с одухотворенным взрослым взглядом.
– Арина, – тихо сказал Толя и взял девочку за ручку. – Как ты поживаешь, Арина?
– Холосо, – спокойно ответила девочка и посмотрела на Валю.
– Да, конечно, все хорошо. – Голос Вали дрожал. – Только операция у нас послезавтра. Боюсь я очень. А вот Аришка не боится. Она у меня храбрая.
Настя сняла очки, сунула их в карман, двумя ладонями бережно обняла лицо ребенка. Внимательно посмотрела в огромные черные глазищи.
– Тише, тише, тише… Тише, болезни и напасти… Детки наши ничего не боятся, – заговорила-запела она. – Детки будут бегать и смеяться. Хорошие, любимые детки. А теперь давай свои ладошки. Открой. Ты не прячешь там птенчиков?
Арина засмеялась и протянула ручки.
– Все будет хорошо, – Настя серьезно взглянула Вале в глаза. – Это я вам точно говорю… Ну, то есть мне так кажется, – смущенно посмотрела она на Толю.
– Да ладно, – пробормотал тот. – Колдуй сколько влезет. Я только «за». Очки надень, пожалуйста. Мне так спокойнее. Ты в них, как в противогазе. Никто лица не рассмотрит.
– Отелло, – рассмеялась Валя.
– Он шутит, – совсем смутилась Настя. – И что вы все к моим очкам прицепились. А мне они нравятся.
* * *Сергей смотрел на бледное лицо Веры Овсяницкой – без капли косметики, с очень сухой кожей, паутинкой морщин – и думал о том, как мало радости доставили ей финансовые успехи мужа. Мало радости – это мягко сказано. Сколько обиды, зависти, ревности, наверное, испытывает женщина, зная, что ее муж богат, что он осыпает золотым дождем другую, а сама она вынуждена считать гроши, оставленные в ящике стола. Ровно на неделю, по его расчетам. И при этом принципы! Ни слова, которое можно было бы истолковать в пользу мужа… Лицо у нее далеко не бесстрастное. Может, она и пыталась подавить в себе все чувства, но, скорее всего, просто загнала их поглубже, туда, где они причиняют боль постоянно. Самой небось кажется, что все прочно спрятано и скрыто. Сергей очень не любил провокации, игру на тайных страстях, но если прямого и честного диалога не получается…
– Понимаете, Вера, ваш муж находится в ситуации, когда его признание не очень-то и требуется. Есть улика, нет алиби, прослеживается мотив. Я могу передавать дело в суд… Но вас и там допросят… Честно говоря, мне просто интересно: вы как главный свидетель и в суде практически откажетесь от дачи показаний или вдруг все вспомните и начнете обличать мужа? Или приведете факты, его оправдывающие… От вас всего можно ждать, вот в чем дело. Извините, что вторгаюсь в вашу личную жизнь, но вам не удается скрыть свою неприязнь к мужу, возмущение его поведением… Он виноват перед вами, даже доверенность отказался подписать на получение вами денег хоть с одного счета. На что вы живете, кстати? Как выкручиваетесь?
– Как всю жизнь. Дело в том, что я никогда не относилась к категории продажных женщин, поэтому «выкручиваться», как вы выразились, вовсе не кажется мне самым унизительным занятием в жизни.
– А есть более унизительные занятия?
– Без комментариев.
– Знаете, дипломатический опрос свидетеля по делу об убийстве вовсе не является задачей следователя. Поэтому я заранее приношу извинения, но скажу, как есть. Дело не в том, что вы выкручиваетесь с деньгами всю свою супружескую жизнь. Дело в том, что эти деньги, причем очень большие, ваш муж приносил на блюдечке «продажной», как вы выразились, женщине. А это унизительно. Ну, и какой принцип мешает вам сказать, не ваш ли муж совершил убийство Ирины Менделеевой и ее сожителя? По нашему раскладу – больше некому. А вы как думаете? Понятно. Опять без комментариев. Ну, тогда я признаюсь в одном грехе: прослушал я ваше свидание с мужем. Вы ему практически угрожали. Вы считаете, что мы не в состоянии найти мотив его преступлений, а сами преступления вам кажутся очевидными.
– Черт, – улыбнулась Вера. – Я совсем выпустила из виду, что вы можете подслушивать. Тогда тем более: какие ко мне вопросы? Раз вы знаете мою точку зрения.
– Ну, какая это точка зрения. Это месть униженной и оскорбленной женщины.
– И чем же я, по-вашему, так сильно унижена? – Вера сорвалась с ровного тона. – Тем, что у моего мужа были проститутки? Да если бы все жены богатых мужчин считали это большим унижением… Вы бы работать не смогли. К вам бы с ночи очередь занимали доносчицы.
– Перспектива заманчивая. Но я не думаю, что у вас рядовой случай. Далеко не все богатые мужчины держат жен в черном теле, даже при наличии любовниц. Мне как раз известны подобные ходоки, у которых именно жены официально богаче их в сотни, а то и тысячи раз. Вот таким женам нет смысла сдавать мужей в случае чего… А вы… Вот вы говорите о продажных женщинах… У вашего мужа была одна любовница, после Менделеевой, конечно. И он ее воспринимал не как проститутку, которой оплачивают услуги. Он, видимо, ее любил… Раз так рискнул. Вложил в нее все, что мог.
– Любил? Он ее любил? – Лицо Веры исказила злоба. – Да он просто от слабоумия придумал этот «замечательный» ход. Все перевести на курицу, у которой вроде бы и искать не будут. Он что, трудом грузчика заработал свои миллионы? Вы, наверное, уже знаете, что это за «честные» сделки. Сначала с Менделеевой, потом с этой… Между прочим, большую половину состояния они отобрали у ее бывшего сожителя. Путем грязного шантажа и угроз. Такая вот любовь…
– Ну, и такая любовь бывает. Он утверждает, что обожал Наталью Сидорову.
– Он такое говорит? Вы действительно думаете, что она у него одна была? Да он мне по пьяни рассказывал, что в Таиланде она ему ночью подсунула какую-то девку. А сама сидела и смотрела!
Вера стала задыхаться, руки у нее тряслись. Сергей смотрел на нее с сожалением. Но процесс пошел… Только в таком состоянии нельзя, конечно, допрашивать.
– Дать вам воды? Нет? Тогда, наверное, на сегодня закончим. Давайте продолжим в другой раз. Вам сейчас лучше не садиться за руль. У вас есть деньги на такси? Я могу дать вам машину.
– Есть. Я сама. – Вера быстро выбежала из кабинета.
Сергей в который раз читал дело Геннадия Овсяницкого. Пора думать над тем, каких свидетелей он вызовет в суд. Его прервал звонок Толи.
– Сережа, я сейчас в «Логове». Ты собирался вызывать Овсяницкую. Она у тебя?
– Нет, уже уехала.
– Догоняй, Сережа. Напротив квартиры Менделеевой живут мальчик и мама, она работает по ночам медсестрой в хосписе. Их не было, когда мы опрашивали соседей. Мальчика в тот день увезла к себе тетка пожить на неделю. В общем, он приехал. В ту ночь, когда убили Менделееву, он, как обычно, не спал, прислушивался, не возвращается ли мать. Смотрел в «глазок», когда лифт открывался. Он видел, как вернулась Ирина. А через какое-то время – короткое – лифт опять открылся. Вышла женщина! Она позвонила в квартиру Менделеевой, и ей открыли. Он даже видел, что она быстро ушла. Примерно описал ее со спины. Готов приехать на опознание.
– Сережа, я сейчас в «Логове». Ты собирался вызывать Овсяницкую. Она у тебя?
– Нет, уже уехала.
– Догоняй, Сережа. Напротив квартиры Менделеевой живут мальчик и мама, она работает по ночам медсестрой в хосписе. Их не было, когда мы опрашивали соседей. Мальчика в тот день увезла к себе тетка пожить на неделю. В общем, он приехал. В ту ночь, когда убили Менделееву, он, как обычно, не спал, прислушивался, не возвращается ли мать. Смотрел в «глазок», когда лифт открывался. Он видел, как вернулась Ирина. А через какое-то время – короткое – лифт опять открылся. Вышла женщина! Она позвонила в квартиру Менделеевой, и ей открыли. Он даже видел, что она быстро ушла. Примерно описал ее со спины. Готов приехать на опознание.
– Но при чем тут Овсяницкая?
– Да при том, Сережа, что охранник «Логова», который с той ночи был в отгулах, показал: именно Овсяницкая вышла сразу следом за Менделеевой из клуба и поехала за ней. В ту же сторону, а домой ей в другую! Сам Овсяницкий уехал гораздо позже.
Глава 14
Алиса вздохнула, поморщилась, но продолжала читать.
«…Девочки, расслаблялись мы в Таиланде нехило. Там сама обстановка способствует. Хотелось чего-то нового, острого, пряного. Мы с Генкой даже в их бордель ходили (там есть бордели для пар)… Ну, за подробности могут забанить, но если честно, можно обойтись. Так обслужить умеют и на Ленинградке (шутка). А я, по секрету, захватила с собой профессиональный набор «Виагры», «конфетка» на своем сайте продает. Для мужчины и для женщины. Пригодилось, знаете ли. Правда, 700 баксов отвалила».
«Как понять – профессиональный набор? Это для тех, кто со специальным образованием, что ли?»
«Да, «лирика», ты можешь войти под любым ником, но я тебя узнаю по глубине мысли. Профессиональный – это для гинекологов и стоматологов».
«А почему?»
«Потому что я тебя обожаю, «лирика»!»
«Девочки, не обижайте друг друга, пожалуйста. Я думаю, профессиональным этот набор называется в целях пиара. И только. Но заводит не по-детски… Ну, я там такую примочку придумала. Приезжайте, расскажу в лицах».
«Наташка, не томи. Когда мы к тебе выберемся, ты забудешь».
«Одного точно не забуду. Как Зинкины косые глаза в момент в одной точке сошлись».
«Ты что, Зинку со своим Генкой… Я правильно поняла?»
«Ну, эксперимент, ты ж понимаешь. Я для человечества старалась».
Алиса задумалась. Зинка. Участникам темы известно, кто она такая. Значит, нужно поискать темы ТИМ, открытые раньше… Может, эта? «Помогите. Девка-бродяжка поселилась под забором. Алкоголики выгнали ее из дома. В тряпье, голодная, работы нет». Так… ТИМ обнаружила за оградой своего дома девушку. Одета бедно, выглядит плохо, жалуется, что родственники-алкоголики выгнали из дома. ТИМ просит ей помочь деньгами, одеждой, работой, жильем. Ей накидали тряпок, деньги какие-то на карту ТИМ перевели. Кто-то хочет взять ее домработницей. Так, двадцать страниц трепа, потом ТИМ благодарит. Все передала Зине! Зине, елки-палки!.. Дальше. «Работу ей пока искать не надо. Я в Словению на недельку смотаюсь, возьму ее с собой. Сумки таскать». Есть. Видимо, хорошо таскала, если ее в Таиланд взяли, да еще в сексуальном эксперименте задействовали. Алиса вернулась в тему об отпуске в Таиланде. Вот фото Натальи на террасе отеля. Она практически голая, чуть прикрыта полотенцем. На заднем плане – щуплая фигурка в купальнике. Это и есть Зинка, наверное?
…Алиса набрала номер.
– Никита? Привет. Узнал? У меня к тебе просьба. Ты не мог бы отвезти меня к тому подъезду, куда ты компьютер вашей работнице отвозил? Да так… Потом расскажу. Да? Ну, спасибо. Мне приехать или ты заедешь за мной? Ну, ты просто рыцарь. Я жду.
Никита приехал через полчаса весь в предвкушении. Алиса перед выходом из квартиры задумалась, потом взяла на всякий случай трость. Она далеко еще не выбиралась из дома.
– Ну, и что вы придумали с моей теткой? Будем страшно мстить ложкомойке?
– Господи, ну какие же у тебя идеи дурацкие, честное слово. Мне просто нужно кое-что проверить. К драке на вашей кухне это вообще никакого отношения не имеет.
– Жалко.
– Кстати, одна просьба. Ты знаешь, как я люблю твою тетю. Но давай пока ей ничего не рассказывать, ладно? Да, собственно, и нечего. А она со своей эмоциональностью… В общем, пусть потом сюрприз будет, хорошо? Ты обещаешь?
– Обещаю, что за вопрос. Только мозги мне пудрить не надо, ладно? Сюрприз. Сказали бы просто: не хочу, чтобы моя любимая подруга разнесла это по всему свету за пять минут. Я бы понял.
– В общем, все всё поняли. Кажется, это здесь, ты говорил?
Они подошли к третьему подъезду большого, очень приличного дома. Никита открыл входную дверь – код, видимо, был сломан, – они остановились у окошка консьержа.
– Номера квартиры ты не знаешь? – спросила Алиса.
– Откуда? Она мне сказала выгрузить там, на ступеньках. Я сюда даже не заходил.
Алиса постучала в окошко консьержа, хмурый парень открыл его.
– Скажите, пожалуйста, вы не знаете девушку Таню, такую худенькую, светлую. Она в вашем подъезде живет. Она у нас работала, забыла одну вещь, а мы ее телефон потеряли.
– Еще чего. Вы понимаете, сколько здесь народу живет? Сколько Тань-Мань. Я что, всех помнить должен?
– Думаю, вы механически все-таки запоминаете людей, которые каждый день мимо вас проходят. У меня вообще-то есть один неудачный снимок, может, вы посмотрите?
Алиса протянула увеличенное и отрезанное изображение Зинки на фото из Таиланда.
– Не знаю, – он даже не посмотрел. – Выходите отсюда, вы людям заходить мешаете.
– Ну, я не знаю, – заключил Никита уже на улице. – И чего?
– Бабушек нужно ждать, – ответила Алиса. – И вопрос немного иначе сформулируем.
Бабушка вскоре вышла из соседнего подъезда. Алиса подошла к ней.
– Извините, в этих больших домах никто никого не знает. Как найти человека, просто ума не приложу.
– Кто это не знает? – обиделась старуха. – Я точно всех знаю. Какого человека не можете найти?
– Понимаете, у нас девушки работали – ремонт делали. После них вещи остались, а мы их телефоны потеряли. Одна из них в этом доме живет, в третьем подъезде. Сын ее подвозил однажды. Квартиру не спросил. Зовут ее то ли Таня, то ли Зина, их несколько было, и я не запомнила, кого как зовут. Эта светленькая, худенькая… Да вот у меня фото, сын сделал, плохо видно только.
Старуха поднесла фотографию близко к глазам.
– Ну, че тут узнавать. Зинка это. Только не в третьем подъезде живет, а в нашем – четвертом. Но я звать ее не пойду. Не люблю я их.
– Да вы нам номер квартиры скажите, мы сами пойдем… Вы из-за родителей-алкоголиков не хотите туда заходить?
– Что еще за алкоголики? Там Зинка с матерью живет. Ну, и материны хахали появляются. Мать-то у нее… – Бабушка почти прошептала Алисе на ухо: – Она у ней майор вроде по тюрьмам. Ну, заправляет этими делами. Погоны есть, пистолет, наручниками одного парнишку пугала. К ним никто не ходит. Только мужики эти, которых она возит каженную ночь. Квартира номер 290. А че это Зинка ремонт какой-то делала? Она вообще работать не хочет. Денег у них полно. Только Зинка не особенно тому радуется. Ее всю жизнь во дворе дразнили: Зинка-косая.
* * *Дверь пришлось ломать. Вера лежала на диване в гостиной с закрытыми глазами и бессильно раскинутыми руками. Рядом на столике стоял стакан воды и лежали упаковки снотворного. Сергей быстро просмотрел таблетки, взглянул на почти полный стакан с водой, подошел к Вере и оттянул ей веки. Потрогал пульс. Затем выпрямился.
– Вера Игнатьевна, давайте закончим спектакль. Вам нужно собираться.
Вера открыла глаза и произнесла:
– Это не спектакль. Я действительно хотела… Просто не смогла. Сама не знаю, почему.
– Наверное, других убивать легче, чем себя? Может, поэтому? – поинтересовался Толя.
– Может, и поэтому, – отрезала, не повернув к нему головы, Вера.
…В кабинете у Сергея она сидела с гордо поднятой головой и неприступным выражением лица.
– Вера Игнатьевна, показания начнем давать сразу или?.. – спросил Сергей.
– Разумеется, сразу, – прервала его она. – Мне нечего бояться и нечего терять. В отличие от многих.
– Вы меня не дослушали. Я хотел спросить, вы сначала будете давать показания или повидаетесь с мужем? Впрочем, его уже привели, так что мой вопрос неактуален. Проходите, Геннадий. В общих чертах ваша жена призналась в совершении двойного убийства. Сейчас будем уточнять детали. Вам мы приносим свои извинения.
Геннадий смотрел на жену.
– Зачем ты это сделала? Ты действительно убила?
– Как ты удивлен, – презрительно улыбнулась она. – За все годы абсолютно бессмысленного существования рядом с тобой я что-то сделала. Ну, немножко не получилось. Я хотела прикончить эту твою тварь, проститутку и воровку, но ее прирезали без меня. Ты легко соскочил с роли главного подозреваемого, а у меня была мечта, что тебя за это посадят. Хотя младенцу понятно, что ты не способен абсолютно ни на что… А тут такой шанс. Бредет, шатаясь, к выходу твоя старая подельница Ирка, ограбившая тебя в очередной раз, ее сморкач трахается с этим дерьмом из силикона в туалете, ты нажираешься, ничего не соображаешь, а твой пистолет, как всегда, лежит на самом виду… Ты представляешь, она открывает мне, я ей: «Ира, давай поговорим, как женщины, которым больше нечего делить. Я приехала поздравить тебя с тем, что ты после моего ничтожества нашла настоящую любовь». Эта курица засмеялась, пригласила меня в спальню, где продолжала у зеркала мазать кремом свое безобразное лицо. Я сказала: «Повернись ко мне, ты кое-что увидишь. Это будет последнее, что ты увидишь…» Потом я взяла такси и подъехала к дому Подберезкиной, позвонила по домофону: она что-то пробулькала в ответ. Я сказала: «Валентин, я знаю, вы там. Выходите. У Ирины инфаркт». Он выскочил, я взяла его под руку, отвела в ближайший переулок, прислонила, как деревяшку, к стене дома и просто попросила: «Смотри на меня, идиот, птичка вылетит». Он смотрел с открытым ртом, наверное, на самом деле думал, что его снимают. Вы не поверите, – Вера повернулась к Сергею и Толе, – что произошло дальше. Он повалился с дыркой во лбу, а тут как раз едет милицейская машина. Как выяснилось, участковый совершал объезд местности. На предмет обчистить пьяных, взятку содрать с незарегистрированных. И тут такая удача. Но сначала я, честно говоря, растерялась. У меня же в кошельке больше тысячи не бывает. Но мы все решили с этим толстеньким парнишкой. Гончаров, кстати, его фамилия, если будете вызывать его свидетелем. Надеюсь, он пойдет как соучастник. В карманах у бедного дохлого Мальчика мы нашли столько купюр в разной валюте… Гена, твоя старая любовница оказалась щедрым человеком. Как же, наверное, ты был ей противен со своей жадностью… В общем, товарищ участковый на своем горбу затащил труп в подвал сносимого дома и сказал мне: «Никто никогда его не найдет. Это я вам гарантирую». Такое было твердое милицейское слово… А потом я вернулась к дому Иришки и положила пистолет под ее окно… Моих отпечатков на нем не ищите, я была в перчатках, так что, Геночка, ты не сгниешь в тюрьме по чистой случайности. Но не спи особенно спокойно. Пока я жива, буду думать, как тебя уничтожить. Ну, просто мечта у меня такая… Посмотрите на него: он случайно не помирает?