– Срочно вызовите «Скорую»! – Сергей поднял сползающего со стула Геннадия. У него было посеревшее, страшное лицо.
Глава 15
– Нет, нам туда сейчас идти не нужно, – решительно сказала Алиса Никите. – Уезжаем отсюда быстро. И еще раз прошу: тете – ни слова.
Он шел к машине с разочарованным видом, а когда они поехали, заныл:
– Ну, почему? Мы уже притащились. Узнали: Зинка-косая. Это ж кайф! Она ж действительно косая. Мамашка – кто-то там по тюрьмам. Все так прикольно…
– Успокойся. Слишком прикольно. Если будешь приставать, я тебя больше никуда не позову.
– А если не буду, позовете?
– Да, – торжественно обещала Алиса и подумала: «Ни за что. Ни тебя, ни тетю твою».
Дома она еще раз почитала темы форума, побродила по квартире, позвонила Насте.
– Настена, я хотела посоветоваться, как мне поступить. Я тут за уши притянула разную информацию… Нарисовалась интересная картина, а может, и чушь собачья.
– Ну, расскажи мне, если хочешь.
Она слушала внимательно. Параллельно включила компьютер и находила на форуме то, о чем говорила Алиса… Какое-то время обе молчали.
– Ну, что? – не выдержала Алиса.
– Я думаю, нужно срочно звонить Толе. Я сама ему все скажу.
Толя позвонил Алисе через пятнадцать минут:
– Алиса Георгиевна, мы с Сергеем выезжаем за вами. Едем на задержание.
– Ой, на задержание я никак не могу. И потом у меня прогулка с Шоколадом.
– Настя погуляет. Нам без вас никак. Вся эта хрестоматия в вашей голове.
…Сергей позвонил по домофону в 290-ю квартиру. Ответил низкий женский голос:
– Кто там?
– Сергей Кольцов, отдел по расследованию убийств.
– Вы не ошиблись квартирой, Сергей Кольцов?
– Нет, Антонина Васильевна Грекова. Откройте, пожалуйста. Мы хотели бы видеть вашу дочь.
– А в чем, собственно, дело?
– Может, не будем общаться посредством домофона? Дайте нам возможность войти, майор Грекова.
Дверь открыла моложавая, коренастая, плотная женщина в дорогом спортивном костюме. Сергей, Толя и Алиса вошли в прихожую, группа осталась на площадке.
Хозяйка встала посреди прихожей, небольшие темные глаза смотрели гневно.
– Майор Кольцов, потрудитесь доложить, что вам нужно в моем доме.
– Нам придется задержать вашу дочь Зинаиду по подозрению в убийстве.
– Что за бред! Какие основания? Кто из начальства в курсе? Если никто, то я сейчас позвоню генералу Кострову.
Алиса внутренне похолодела. Она заварила такую кашу… То, что она придумала, может оказаться полной ерундой, никаких оснований на самом деле нет. А генерал… Черт его знает, вдруг он уволит Сергея и Толю.
– Одну минуточку, – мягко сказала она. – Извините, что вмешиваюсь. Просто, быть может, вы нас пропустите к вашей дочери, мы с ней поговорим, следователям сразу станет ясно…
– Это еще кто такая?! – рявкнула Грекова. – Что вы себе позволяете? Тащите ко мне в квартиру посторонних лиц! Я звоню.
– Да звони, Тоня, – лениво произнес Анатолий. – Костров будет очень рад такому совпадению. Совершенно случайно буквально полчаса назад я узнал, что у него на столе лежит докладная по поводу того, что майор Грекова, пользуясь служебным положением, привозит к себе на ночь подследственных из СИЗО. И не по одному, что характерно. Я даже фамилии себе в телефончик записал, посмотрю, думаю, потом, по какому принципу ночные друзья подбираются. Может, статьи одинаковые, может, количество наколок все решает, не исключено, что и места, где они имеются… Ну, это, сразу признаюсь, сплетни. Но не болтушек, проходящих мимо тюрьмы. А контролеров, то есть потенциальных свидетелей… Так мы пройдем к ребенку, мамаша?
– Я позову дочь, – сказала Грекова, изо всех сил сдерживая бешенство. – Зададите здесь свои вопросы, получите ответы, и, надеюсь, разойдемся по-хорошему. Я тоже умею докладные писать.
– Не надо звать дочь, – властно сказал Сергей. – Покажите, где ее комната. И, пожалуйста, не мешайте. Вы вроде профессионал.
Она молча указала на дверь. Толя открыл ее без стука. Все трое на мгновение удивленно застыли на пороге. По всему периметру довольно большой комнаты стояли столы с компьютерами и ноутбуками. Все были включены. Худая девушка в ситцевом халате сидела за одним монитором спиной к ним. Она увлеченно стучала по клавиатуре.
– Зинаида Грекова, повернитесь, пожалуйста, – сказал Сергей. – Мы приехали за вами.
Девушка повернулась, внимательно посмотрела на каждого из вошедших. Толя сразу стал вспоминать, где он видел этот взгляд, а он его точно видел: вроде бы глаза смотрят на тебя, а кажется, что мимо. На похоронах Сидоровой, вот где он видел эту Грекову!
– А че надо? – спросила она и тут же взвизгнула: – Мама! Смотри, они мне подставу решили сделать!
– Зинаида, успокойтесь, пожалуйста. И мать не нужно тревожить. У нее много своих проблем, – терпеливо произнес Сергей. – А вам следует проехать с нами, ответить на ряд вопросов относительно ваших отношений с Натальей Сидоровой. Обвинения мы вам не предъявляем. Вы приглашаетесь как свидетель, который почему-то разным людям представляется под разными именами. Да еще несуществующих родителей-алкоголиков себе придумали.
– Сережа, Толя, посмотрите, – изумленно сказала Алиса. – Она со всех компьютеров выходит под разными никами на один форум. На наш. В одной и той же теме требует страшных пыток убийце кошек, потом рассказывает, как нужно их убивать… То же самое в теме Дома малютки… А я все думаю, кто такие – «крыска», «фишка», «редиска», «бяшка»… Из одного сумасшедшего дома, что ли…
Зинаида расхохоталась Алисе в лицо, показав мелкие, острые зубы.
– Это вы все из дурдома. Что ни напишу, все хаваете. А бабки собрать под брошенку безработных алкоголиков – это просто на раз. С ног сбиваются. У них, как грязи, этих бабок.
– Зина, – сказала с порога Грекова, – ты поедешь с ними. Отвечай только на вопросы. Коротко, поняла? Завтра я тебя заберу.
* * *…Девочка весила два с половиной килограмма. Тоня посмотрела на туго запеленутую куклу с маленьким красным личиком и в тоске отвернулась.
– Мамаша, корми ребенка, – зычным голосом сказала с порога палаты медсестра. – Вон какого заморыша родила. А сама деваха здоровенная. Ох, думаю, пила ты чего-то, чтоб скинуть. Признавайся, к бабкам ходила?
– Не ваше дело, – зло сказала Тоня и стала заталкивать разбухший сосок в вялый, нежный ротик…
По ночам она думала об одном и том же. Как войдет в кабинет заведующей отделением и положит ей на стол заявление об отказе. Делов-то! Сколько таких случаев… А что ей делать? Приехала из глубокой провинции, устроилась дворником за крохотную служебную каморку. А могла бы просто на стриту постоять, нормально заработать… Могла, да не смогла. Так далеко от дома заехала, а строгий взгляд отца – военного, жалобный – матери, вечной странницы по частям за мужем, – мучили ее, как узника решетки. Освободиться бы от всего, вырваться из нищеты да полного бесправия. Она, сильная, тренированная, с накачанными мышцами, покорно ложилась на свою убогую кровать, когда по ночам к ней приходил шпенек Николай Степанович из ЖЭКа. Угрожал: не дашь, пулей вылетишь из служебного помещения. Тоня долго ждала случая отомстить. Он явился в лице подвыпившего десантника Феди. На всю жизнь она запомнит их первую ночь. Она вырвалась из клетки, почувствовала, какой буйный темперамент в себе сдерживала столько времени. В ту ночь и забеременела. Не был бы Федя подвыпивший, причем здорово, наверное, у них, статных да ладных, не родилась бы такая Зинка – сутулая, лопоухая и косая.
Федя выполнил только одно свое обещание. Николай Степанович выполз однажды из ее каморки на четвереньках, поскуливая, хлюпая носом и стараясь не потерять штаны с отрезанным верхом. Федя чуть подрезал большими ножницами не только штаны… Тоня хохотала до слез… Но через несколько месяцев Федя растаял, как утренний туман, из дворников ее выгнали, она помыкалась по разным углам, лестницы мыла, а потом пришла пора рожать… Скинуть вообще-то пыталась на самом деле. Но без бабок. В кипяток садилась, гири тяжеленные поднимала… Ничего не вышло.
В общем, написала она заявление об отказе, зашла в последний раз посмотреть на дочку, та скосила на нее свои молочно-голубые глаза… и Тоня решительно сгребла ее и унесла с собой. Зинка стала первым и последним существом на свете, которое она жалела, хотела защищать. Со временем она поняла, что вырастила человека коварного, подлого, не способного на любовь даже к ней, матери. Но она признавала за своей дочерью право желать зла всему остальному миру. Если бы Федя не был таким пьяным в ту ночь… Если бы Зинка родилась красивой и доброй… Если бы дочь такой родилась, может, Антонина и не любила бы ее столь всепрощающей, уродливой любовью. Кто сказал, что жестокие и циничные люди не способны на любовь и жалость? Они у них просто не такие, как у всех.
– Мамаша, корми ребенка, – зычным голосом сказала с порога палаты медсестра. – Вон какого заморыша родила. А сама деваха здоровенная. Ох, думаю, пила ты чего-то, чтоб скинуть. Признавайся, к бабкам ходила?
– Не ваше дело, – зло сказала Тоня и стала заталкивать разбухший сосок в вялый, нежный ротик…
По ночам она думала об одном и том же. Как войдет в кабинет заведующей отделением и положит ей на стол заявление об отказе. Делов-то! Сколько таких случаев… А что ей делать? Приехала из глубокой провинции, устроилась дворником за крохотную служебную каморку. А могла бы просто на стриту постоять, нормально заработать… Могла, да не смогла. Так далеко от дома заехала, а строгий взгляд отца – военного, жалобный – матери, вечной странницы по частям за мужем, – мучили ее, как узника решетки. Освободиться бы от всего, вырваться из нищеты да полного бесправия. Она, сильная, тренированная, с накачанными мышцами, покорно ложилась на свою убогую кровать, когда по ночам к ней приходил шпенек Николай Степанович из ЖЭКа. Угрожал: не дашь, пулей вылетишь из служебного помещения. Тоня долго ждала случая отомстить. Он явился в лице подвыпившего десантника Феди. На всю жизнь она запомнит их первую ночь. Она вырвалась из клетки, почувствовала, какой буйный темперамент в себе сдерживала столько времени. В ту ночь и забеременела. Не был бы Федя подвыпивший, причем здорово, наверное, у них, статных да ладных, не родилась бы такая Зинка – сутулая, лопоухая и косая.
Федя выполнил только одно свое обещание. Николай Степанович выполз однажды из ее каморки на четвереньках, поскуливая, хлюпая носом и стараясь не потерять штаны с отрезанным верхом. Федя чуть подрезал большими ножницами не только штаны… Тоня хохотала до слез… Но через несколько месяцев Федя растаял, как утренний туман, из дворников ее выгнали, она помыкалась по разным углам, лестницы мыла, а потом пришла пора рожать… Скинуть вообще-то пыталась на самом деле. Но без бабок. В кипяток садилась, гири тяжеленные поднимала… Ничего не вышло.
В общем, написала она заявление об отказе, зашла в последний раз посмотреть на дочку, та скосила на нее свои молочно-голубые глаза… и Тоня решительно сгребла ее и унесла с собой. Зинка стала первым и последним существом на свете, которое она жалела, хотела защищать. Со временем она поняла, что вырастила человека коварного, подлого, не способного на любовь даже к ней, матери. Но она признавала за своей дочерью право желать зла всему остальному миру. Если бы Федя не был таким пьяным в ту ночь… Если бы Зинка родилась красивой и доброй… Если бы дочь такой родилась, может, Антонина и не любила бы ее столь всепрощающей, уродливой любовью. Кто сказал, что жестокие и циничные люди не способны на любовь и жалость? Они у них просто не такие, как у всех.
Глава 16
– Зинаида Федоровна, мне хочется, чтобы вы ответили на мои вопросы, – сказал Сергей, – но на главный уже ответили эксперты. На орудии убийства, обнаруженном в доме Сидоровой, ваши отпечатки пальцев, на кроссовках, изъятых из вашей комнаты, следы крови жертвы. Такое впечатление, что вы просто были уверены в своей безнаказанности. Вы ничего не сделали, чтобы замести следы, спрятать улики. Это что – демонстративное убийство для самоутверждения? Или вы надеетесь на защиту со стороны матери – работника правоохранительной системы?
– Плевать я хотела на мать, на правоохранительную систему и на самоутверждение. Просто захотела прирезать эту жирную курицу и сделала это. Чего еще надо?
– То есть вам было все равно, что вас найдут и вы понесете наказание?
– Не-а, не все равно. Я точно знала, что такие тупаки, как вы, меня сроду не найдут. Я что, ментов не видела? Эту ТИМ пасла куча народу, всем ее бабло нужно было. Кто-то с ней жил, кто-то спал, кто-то доил, а я просто так… Мимо проходила. Если бы не эти стервы с форума, хрен бы вы меня нашли. А что, не так?
– Примерно так. Вы пройдете психиатрическую экспертизу для ясности, а пока скажите не для протокола. Вы что, страдаете приступами немотивированной агрессии и направляете ее на полузнакомых людей? Возможно, Сидорова – не единственная ваша жертва?
– Размечтался. Щас на меня всех жмуриков повесишь, премию получишь… Хрен тебе! Никаких приступов у меня нет, агрессии тоже. Эту ТИМ я терпеть не могла, потому что сука она. То, что ей не жить, я, конечно, точно решила. Но если бы в ту ночь к ней в спальню не прибежал псих с бритвой… Может, она бы еще и потрепыхалась. А так – я смотрю из гардеробной: заходит этот, весь трясется, за шторой прячется, потом из-за нее высунулся, на голую ТИМ посмотрел, его чуть кондрашка не хватила. Синий, пена из пасти… Я его за шиворот вытащила, ТИМ и не заметила. Довела до выхода, дала пинок под зад и вернулась. Смотрю – бритва лежит. Я подняла. Я тогда, честно, резать ее не хотела. Можешь написать, что был аффект. Я законы знаю. Я просто подошла с этой бритвой, Наташка лежит на кровати, ноут на пузе… Я говорю: «Слышь, ты! Жить хочешь? Скажи по-быстрому, что кончишь на Генку вешаться. Ты ж знаешь – он меня любит…» А она стала ржать. Разобрало ее так, что сказать ничего не может. Пальцем на меня показывает и заливается…
– Ну, и?
– Ну, и все. Не знаешь, что ли?
– За что вы убили Наталью Сидорову?
– За все. Ничего не буду отвечать. Где мама? Она обещала сегодня меня забрать.
– Уже не заберет. Самое большее, что мы можем сделать для вас и вашей матери, – дать ей свидание с вами. Вы только что признались в умышленном убийстве.
* * *Тоня Грекова, мать-одиночка, и голодала, и холодала, и воровала в магазинах, пока не узнала, что одна семья ищет кормилицу для усыновленного из роддома ребенка. Она им подошла. Ее с Зинкой даже поселили в отдельной маленькой комнате. Супружеская пара была уже немолодой. На все были готовы ради своего первого, неожиданного ребеночка. Тоне были страшно благодарны. На ее молоке малыш поправлялся, как на дрожжах. В отличие от Зинки, которая всегда напоминала сизого цыпленка. Когда ребенка уже не нужно было кормить грудью и ему нашли хорошую, образованную няню, Тоню не рассчитали просто так. Хозяин устроил ее уборщицей в местное ОВД, где сам работал начальником одного из отделов. Благодаря его хлопотам ей даже дали крошечную служебную квартирку. Зинку он помог в ясли устроить… В общем, выкарабкалась Тоня. У нее появилось свободное время и даже определенный выбор сексуальных партнеров. Она уже поняла про себя: влюбленность ей не грозит, а без секса дня прожить не может. Но Антонина не пошла тупо на поводу инстинктов. Она так выстраивала свою личную жизнь, состоящую из коротких и очень коротких эпизодов, чтобы с каждым мужчиной хоть на шаг продвигаться вперед по жизни. Цели Грекова ставила перед собой реальные. Причем они полностью совпадали с ее желаниями. Ей не хотелось оказаться английской королевой, ее не привлекала политика, ей ни к чему был пост министра внутренних дел, к примеру. Она дослужилась до майора, стала начальницей небольшого отдела в управлении исправительных работ… и абсолютно реализовала свою потребность власти, у нее было столько денег, сколько ей нужно, и она знала, как говорится, что получает их за работу, которая доставляет ей удовольствие. В самом прямом смысле. Обычным бабам нужны цветочки с поцелуйчиками, а Тоня Грекова удовлетворяла свою похоть с тем контингентом, который наиболее был для этого пригоден, с ее точки зрения. Она отбирала с мест отсидки мужков крупных, мускулистых, очень грубых и непременно в наколках, как в печатях. Как они ни фраерились, но, когда она привозила их к себе на квартиру, словно рабов, они в глубине души понимали, что от нее многое в их судьбе зависит. Но дело заключалось не только в этом. Тоня однозначно была в их вкусе, этих зэков по призванию, с их периодическим отрывом от нормальной жизни, от обычных женщин… Тоня для них оказалась выше обычной женщины. Об оргиях в ее квартире ходили легенды. И, попав сюда, каждый старался выделиться.
…Антонина никогда сильно не пьянела, по ночам она нередко видела приоткрытую дверь комнаты дочери, торчащий из нее острый любопытный нос. Но она не собиралась прятать от дочери свою жизнь. Она никогда ей не навязывала ничего вроде морали. Совершенно сознательно давала понять: бери, девочка, от жизни то, что хочешь. Ищи, думай, экспериментируй, получай удовольствие, в конце концов…
Однажды под утро она, уже засыпая, услышала придушенный то ли стон, то ли крик в комнате дочери. Влетела туда мгновенно. Зина билась и кричала под сильным «расписным» телом одного ночного гостя. Тоня метнулась к себе и через полминуты уже держала пистолет со взведенным курком у виска насильника. Он освободил девушку, по приказу Тони встал на колени. Она позвала других своих заключенных, их было трое. Спросила у дочери: «Что с ним сделать, Зина?»