— Информации нет, — повторил Кравец. — Но кое-что мне не нравится.
— «Кое-что» — это лирика, пан Кравец.
— Несколько моментов, пан пулковник, — заторопился Кравец. — Прежде всего настораживает его появление. Вдруг и ниоткуда.
— Это ни о чем не говорит. У вас есть более серьезные сомнения?
— Ирония пана пулковника неуместна, — набычился Кравец. — Именно мне поручено отвечать за безопасность группы. И если мы действуем успешно, то в этом есть и моя за; луга…
Барковский достал сигару, раскурил ее.
— Не будьте таким обидчивым, пан Кравец… — Изящным жестом он чуть отогнал сигарный дым от лица. — Мы все делаем общее дело. Вам, как нашему Аргусу, необходимо быть всегда начеку, и сомнения, видимо, полезны. Не так ли?
— Совпадения меня беспокоят.
— Совпадения? Что вы имеете в виду?
— Вспомните. После появления этого «племянника» в деревне мы натыкаемся на засаду у шоссе. Судя по всему, слух о документах был раздут с определенной целью.
— И цель — ликвидация группы? Но как же мальчишка связан с этим? Не от него же шла информация? Тогда, как я помню, его здесь не было.
— Не было. Но не в этом дело. Совершенно неожиданно НКВД появляется в вашей усадьбе. Это прямое указание на то, что они знают, что вы — это вы. А не странно ли, что этот лайдак попал в церковь в ту же ночь, когда поставлена засада в имении? А в церкви-то тайник был!
— Может, поп проболтался? — предположил Барковский.
— Иезус Мария! — скорчил гримасу Кравец. — Пан пулковник сам же просил договориться с попом, чтоб он молчал. Мы с Чеславом и договорились. Из трясины не поговоришь.
— Ясно. Что еще?
— Еще? Обратите внимание. Обхаживал он именно ту девицу, которую ваш телохранитель в жены себе присмотрел. А ее отец, как вам известно, знает лучше Чеслава все безопасные проходы на болоте. И НКВД уже приходило к нему. Эффект, правда, тот же самый, что и у нас. Но, может, этот парень обходными путями пытался его завербовать?
— Так, — произнес Барковский, — но и это, очевидно, еще не все?
— Да, не все. А как расценить то, что он у всех искал пути за кордон? Зачем?
— Давайте, пан Кравец, на этом временно остановим ваш анализ Не кажется ли вам, что слишком он молод для НКВД?
— Молод? — фыркнул Кравец. — Агенты разведки редко доживают до старости. Издержки профессии.
— Верно… Значит, вы, хранитель нашего спокойствия, уверены, что новый знакомый — агент НКВД?
— Да!
— Спасибо, пан Кравец. Вы свободны. Я подумаю…
Барковский не стал спрашивать о предложениях Кравца. Своим «да» тот сказал все. В его понимании это означало одно: надо убирать. Или как это он там сказал: «договориться о молчании»?..
20 октября 1939 года 6.00. РОВЕНКИ
— Когда появились? — Рябов застегивался на ходу и постепенно просыпался. Было рано, только светало. В мокром, полупризрачном свете едва угадывались невысокие соломенные крыши деревенских изб. А над ними гордо возвышались стройные башни костела.
— Минут десять назад, — ответил молоденький боец.
— Вас не заметили?
— Никак нет, — отчеканил красноармеец.
— Такие, значит, дела. Ясно, — твердо произнес Рябов. Сказал по привычке. На самом деле никакой ясности не было.
Вот уж действительно не везет. Полтора часа назад Астахов разрешил Рябову, который от усталости уже едва держался на ногах, отдохнуть в деревушке, а сам поехал проверить засаду недалеко от Темной рощи, у развилки. Там тоже могли появиться гости, о которых предупреждала шифровка. Вот-вот должен назад вернуться. А тут…
Коломиец уже ждал их. Рябов опустился рядом с ним на холодный брезент, молча взял бинокль и, приникнув к окулярам, осмотрел окрестности. Ничего, кроме белесой дымки да едва черневшей полоски болотной травы.
Как и тогда, на шоссе, темные фигуры из болота появились неожиданно. Они выглядели сквозь линзы бинокля чем-то нереальным, призрачным. Даже шаги их казались замедленными.
— Кто из них Фауст? — Петр Николаевич едва слышно скомандовал. — Огня не открывать. Брать тихо.
Фигуры уже растеряли свою бестелесность и стали вполне объемными. Оставалось только захлопнуть ловушку. И Рябов дал знак. Атаковали безмолвно, неожиданно для болотных гостей.
Дрались ножами, прикладами, кулаками. Зло, сжав зубы, натужно хрипя и скользя по мокрой податливой земле. Петр Николаевич поначалу остался как-то не у дел. Вокруг шла ожесточенная борьба. А перед ним никого не оказалось. Но вот он заметил, что наш боец, застонав, согнулся от боли, его противник замахнулся, чтобы добить раненого. Рябов подскочил вовремя. Резко, вложив всю силу, ударил врага рукояткой пистолета по затылку. Покатилась по земле, странно переваливаясь, фуражка, пару раз мелькнув белым пятном большой кокарды. Сбоку сильно съездили по ребрам. Рябов захрипел и, развернувшись, вцепился в противника, пытаясь заломить ему руки. Но тот рванулся и неожиданно боднул Рябова головой в лицо. Во рту появился медный привкус крови. Но контроля над собой Петр Николаевич не потерял. Присев, он рванул противника на себя, тяжело бросив его на землю.
Кто-то сильно толкнул его в грудь. Падая, он ударился головой о булыжник…
Сознание вернулось через несколько секунд. Клубок темных фигур откатился в сторону Он видел всех чуть со стороны. Голова ныла, в ушах стоял звон.
Рябов поднялся, постепенно приходя в себя, потянул за шнур выбитый из рук пистолет. Что же его так удивляет? Тишина! То есть не совсем полная тишина — стоны, вскрики и мат были слышны отчетливо. Но никто не стрелял. Ладно, они сами не стреляли, чтобы попытаться взять болотных «гостей» живыми и не спугнуть возможную подмогу. А те почему?
Но тут Рябов отвлекся от этих размышлений Кто-то, судя по шинели и фуражке, свой, но почему-то с немецким автоматом, вырвался из толпы и метнулся в сторону. «Куда из боя, паскуда!»
…Схватка закончилась. Все вдруг устало остановились и стали приводить себя в порядок, вяло перебрасываясь фразами. Лишь один, в короткой куртке, перекатывался посередине поляны, громко стонал, выдавливая из себя вместе с именем святой девы самые грязные ругательства. На поляне остались стоять только свои. Кто-то, долговязый, в солдатской шинели, лежал поодаль Рябов подошел, повернул его лицом вверх. Это был парнишка, что разбудил его всего двадцать минут назад. Петр Николаевич попытался нащупать у него пульс… Подошел Коломиец. Он ждал распоряжений.
— Раненых немедленно отправить в госпиталь. Что болото?
— Движения не замечено. Все секреты целы.
— Пленные?
— Один.
— Этот, что ли? — Рябов кивнул на того, что минуту назад катался по земле и которому сейчас пытались делать перевязку. Однако было ясно — долго он не протянет. — Что же, всех поубивали?
— Нет! — ответил Коломиец. — Одного просто не хватает.
И тут Рябов понял, кто это был в нашей шинели, с немецким автоматом на шее, что метнулся в сторону села. Так вот почему они, подлецы, не стреляли, а ножами работали. Вывести им надо было его. И время растянуть. Все Барковский рассчитал. И людей своих положил ради одного. Надо спешить. За несколько минут не мог далеко уйти.
— Вот что, Коломиец. Быстро! Несколько человек здесь оставь. Остальные за мной!
Рябов выхватил пистолет и кинулся к деревне.
— Цепкой, цепкой давай… — распорядился Петр Николаевич, помахивая пистолетом, — во все закутки смотри. В нашей форме он… Живым брать…
Показались первые хаты. И вдруг все заметили прихрамывающую фигуру, которая метнулась за один из домов. Рябов выстрелил, стараясь попасть по ногам, и кинулся к дому.
Оттуда полоснула короткая очередь из автомата.
Пули прошли совсем близко. «Во, подлец! — успел подумать Рябов. — Чуток бы пониже взял и…»
— Подтягивайся, — скомандовал Петр Николаевич, — сен-час брать будем
Он, рывком добежав до дома, прижался к стене. Цепляясь шинелью за паклю, торчащую из пазов, дошел до угла и, чуть согнувшись, выглянул. Прихрамывающая фигура быстро приближалась к костелу. Рябов снова выстрелил. Мимо.
Хромой добежал до костела и скрылся за массивной дверью.
«Попался! — подумал Рябов. — Даже если отсюда выскочит, второго кольца секретов не миновать».
Дверь оказалась тяжелой и скрипучей. «Петли не могут смазать служители культа», — зло подумал Петр Николаевич. Крадучись, он вошел в костел, держа пистолет на изготовку. За ним, чуть пригнувшись, протиснулся скуластый красноармеец.
Высокие узкие окна, казалось, не пропускают, а, наоборот, задерживают серый свет. Полустертые во мраке линии нескольких рядов скамей, широкий проход между ними и в глубине — слабое ровное свечение тяжелым, золотым цветом, алтаря. Все это да ряды аляповатых фигурок святых вдоль стен в другой обстановке навели бы на размышления о бренности сует земных. Но у Рябова была одна мысль: «Где прячется враг?» Он оттолкнулся от стены, сделал несколько шагов и сразу же бросился на каменный пол. Как и рассчитывал, тотчас поверху прогремела очередь. Сзади застонал боец. Звякнула прикладом винтовка. Петр Николаевич быстро привстал, низко сгибаясь, чтобы не было его видно за высокими спинками скамей, выволок раненого за дверь. Оказавшись на воздухе, опустил бойца на руки подбежавшим.
— Гнездо там, у стены, амвон, что ли, — прошепелявил он разбитыми губами Коломийцу, что стоял рядом, — не подберешься!
— Может, гранатой? — предложил кто-то.
Парень был прав. Только гранатой и решительными действиями можно выкурить нечистую силу из костела. Так бы Рябов и поступил лет двадцать назад.
Но сейчас он был человек опытный и уже битый. Он помнил, что везде действовал всеобщий закон — сорвавшаяся инициатива сильно наказуема, а выжидание — неподсудно. К тому же на одном из последних совещаний обстоятельно говорили об отношении к религиозным чувствам местного населения.
— Это же костел! — наставительно отрезал Рябов. — Плохо у вас, как я погляжу, поставлена разъяснительная работа. В общем, так, слушай, Коломиец…
Петр Николаевич расставил своих людей, чтобы тот, хромой, выбраться не смог. А сам отправился к ксендзу. Сначала он хотел послать этого служителя культа как парламентера. Потом испугался. Вдруг немец полоснет из автомата? Доказывай потом, что не ты попика шлепнул, если слухи пойдут. Решил просто притащить в костел — пусть дверь запрет и как представитель местного духовенства постоит. Вот вам и политическая символика. Там, глядишь, и Астахов подоспеет…
Услышав стук копыт, Генрих Лихер насторожился. Что-то пока нехорошо выходит…
Сначала все шло прекрасно. «Полковник» — человек толковый. Чувствуется школа. До мелочей все предусмотрел. Как подойти. Как дальше пробираться небольшой группкой. А тут эта засада русских.
Что делать? Его, судя по всему, решили брать живым. Уничтожить шифровку со связями? Не стоит паниковать. Надо уходить.
Молодец, «полковник», — его идея с костелом. Генрих тихо спустился вниз, отыскал в полумраке потайную дверь. Потянул ее на себя. Дверь не поддавалась. Генрих дернул сильнее. Закрыта! Чертов ксендз!
Выбить замок очередью? Нельзя, услышат. Он, крадучись, подошел к парадному входу. Дверь была закрыта неплотно. Присел и приник глазом к щели.
Во двор въезжала повозка. Генрих перевел дух…
— Далековато вы обосновались, — заметил Рябов, оглядываясь назад.
— То не мой дом, — мрачно ответил ксендз, — я вынужден пользоваться приютом у доброй прихожанки. Мой сгорел.
Они остановились неподалеку от лестницы костела, слезли с телеги.
— Что нового? — спросил Петр Николаевич у подошедшего Коломийца.
— Все тихо.
— А дверь здесь одна? — с внезапной тревогой спросил Рябов, повернувшись к ксендзу.
Но тот не ответил. Округлившимися от ужаса глазами он смотрел на вход в костел…
Из внезапно раскрывшейся двери костела выкатился черный ребристый металлический шарик гранаты. Он, весело постукивая, быстро падал со ступеньки на ступеньку и наконец шлепнулся на сырую мягкую землю.
Взрыв поднял всю грязь на дворе. Генрих быстро метнулся за дверь. Он успел увидеть ксендза, схватившегося окровавленными руками за лицо, рядом лежащего на земле плотного русского с выбритым черепом. Но все это мельком. В несколько прыжков он догнал рванувшуюся упряжку, вцепился в край повозки и отработанным движением перебросил натренированное тело в телегу. Пискнула пуля, потом еще одна. Генрих оглянулся. Русский, оказывается, был жив. Стрелял он и еще несколько солдат.
Вдруг впереди на дороге показалась крытая автомашина. Проскочит? Но нет, шофер выворачивает влево, и грузовик загораживает собой всю дорогу. А по бокам вырастают серые фигурки с винтовками в руках. «Черт! Второе кольцо оцепления русских!»
Рано паниковать. Здесь должен быть проселок. Да, вот съезд. И столб чуть-чуть в сторонке врыт.
Кони, почти не останавливаясь, резко свернули вправо. Но один внезапно поскользнулся, и телега со всего хода резко опрокинулась, выбросив седока в сторону.
— Мироненко Павел Иванович… — прочитал Рябов в документах, которые он достал из кармана старшего лейтенанта, что лежал на земле с разбитой головой.
В подкладке нашли вшитый пакет с зашифрованными данными.
12.00. БОЛОТА
Сегодня пришлось рано проснуться. Поутру провожал человека Ланге. Когда группа двинулась, он едва заметным кивком головы подозвал Чеслава.
«Посмотришь… Сам не выходи. Если что, подчисть!»
Чеслав ответил: «Так есть…» — и быстрым пружинистым шагом пошел догонять группу, придерживая за спиной немецкий МГ. Это из него он тогда, у дороги, убрал все следы.
Барковский снова зашел в свою землянку и, пристроившись у едва потрескивавшей печурки, задремал…
Когда проснулся, в землянке был Чеслав.
Барковский поднялся, подошел к столу. Взглянул на часы. Двенадцать. Чеслав пришел. Юрека, старшего группы, нет.
— Что хорошего скажешь?
— Они захватили его.
— Кто они, кого его? Научитесь говорить сразу все, что нужно? Вытягиваешь из вас, как клещами.
— Эти, из НКВД, человека Ланге… Все шло, как обговаривали. Я им направление показал, а сам наблюдать стал. Прошли они по суше шагов полтораста. Засада.
— Вы что, не посмотрели как следует?
— Смотрели. Но энкэвэдисты тоже прятаться умеют. Перекрыли все. Немец, правда, смог выйти из свалки. Но те спохватились быстро…
— Что с группой? — прервал Барковский.
— Подчищать не пришлось. Все там остались… Последним Юрек. Он еще жив был. Их санитары даже принялись перевязывать, да он у них на руках и…
— Холера ясна! А почему ты решил, что немца взяли?
— Слышал. Уйти сразу не мог. У них секретов полно. Пришлось отсиживаться. Там-то и слышал, когда они проходили рядом. Один солдат говорил другому, что в деревне диверсанта поймали. Кого могли они еще поймать?
— Ладно. Спасибо им, что хоть сказали в нужный момент. — Барковский расстелил карту на столе. — Покажи, где их секреты.
Чеслав взял карандаш, наклонился к карте.
— Тут, тут и тут… Судя по звукам, и здесь они были. В других местах тоже, но сказать точно где, не могу. Туман!
Барковскому уже не нужны были другие места. Он понял, что противник знает многие тонкости в этих хитрых играх.
— Иди, Чеслав, приведи себя в порядок, подкрепись. Когда будешь нужен — позову…
Барковскому необходимо было подумать в одиночестве.
Положение становилось критическим. Конечно, его меньше всего беспокоил провал человека Ланге. Волновала собственная судьба и судьба сына.
Барковский склонился к карте. Что имеет он и что есть у его противника? Судя по всему, они закрывают наиболее вероятные, с их точек зрения, выходы на оперативный простор Грамотно закрывают! В этой берлоге его пока не взять. Но болота — помеха для русских временная, пока не ударят холода.
Надо уходить. И не только из этой игры. Пусть немцы и русские сами выясняют свои отношения.
Размышления прервал вошедший Кравец.
— Позволите? — спросил он. — Я видел Чеслава. Он что, один вернулся?
— Да. Неприятная новость. Наш немецкий друг попал в засаду НКВД, — ответил Барковский. Он внимательно взглянул на своего контрразведчика. Пожалуй, если кто и работает на Ланге без его ведома — так это Кравец. Придется нейтрализовать.
— Что с ним, известно? — заинтересованно спросил Кравец.
— Чеслав вроде слышал, что его смогли захватить. Но это не подтверждено. Надо послать разведку.
— Готовить людей?
— Да. Займитесь этим. Только выходить им придется по карте. Там обозначена одна тропка. Чеслав должен отдохнуть.
— Хорошо. А что вы решили с этим лайдаком?
— Пан Кравец, я так расстроен прискорбным происшествием. Не будем торопиться. Займитесь подготовкой к разведке.
Проводив Кравца, Барковский сразу же позвал сына.
— Пойдете с Чеславом сюда. — Полковник показал на карте место за мельницей. — Там немного — саквояж из свиной кожи.
— Папа, а что в нем?
— Камни. Старинные украшения. И бумаги.
— Бумаги? Зачем бумаги?
— Мой мальчик, за этими бумагами люди. А за них готовы будут заплатить хорошо и те и другие… Это наши индульгенции. Ведь об этих людях знаю в данный момент только я. А нужны они всем. — Он ласково потрепал сына по плечу.
— Когда выходить?
— Чем быстрее, тем лучше. Только вас никто здесь видеть ни уходящими, ни приходящими не должен. Ясно?
Владислав быстро собрался. Вскоре они с Чеславом отправились в путь. Из кустов смотрел им вслед Кравец.
12.00. ЗАБРОДЬ
Стараниями высокопоставленных друзей Ланге переводился в Голландию, под крышу ведомства дипломатов. Но, разумеется, эти внешние изменения не влекли за собой изменений в работе
Вот он, приказ. Завтра уже Берлин, неделю—другую на ознакомление с материалами по Голландии, отдых дома и… Недаром имя Густав, которым его нарекли, означает «посох бога». На кого же будет опираться добрый немецкий бог, если не на него, Густава Иоахима Ланге?
Отсюда он уходит победителем. Рапорт начальству об исполнении приказа он успел отослать. Передать бумаги несложно. Вот они, аккуратно подготовленные.