- Ну да. Помню. Я был уверен, что это Роза.
- А сейчас?
- Сейчас, вроде, все на месте.
- В том то и дело. Виктория не на месте. А ее сумка? А платок? А пакеты? А ноги Лилии в луже с водой?
- Ты сам говорил, что убийца как-то связан с цветоводством. А эта Лейкина, вроде, работала в НЭХе. Цветочки выращивала.
- Так-то оно так, - вздохнул Алексей. – Ну, что ж, поехали вытрясать правду из Кольки Лейкина.
… Пока они стояли в огромной пробке, Алексей позвонил жене. Та, естественно, начала ругаться.
- Леша, где ты бродишь? Я думала, хоть во время твоего отпуска заняться своими делами!
- Я скоро буду.
- Когда скоро?
- Не знаю. Но скоро.
- Лучше бы ты работал! – в сердцах сказала жена. – По крайней мере, мне было бы не так обидно!
- Что, сердится? – сочувственно спросил Серега, глядя на расстроенное лицо друга.
- Слушай, а когда у вас дети будут? – спросил тот.
- Когда квартирный вопрос решим.
- Тю! – Алексей даже присвистнул. – Состаришься!
- Анька все равно думает только о своей работе.
- Напомни еще, что я удружил.
- Не буду. Кстати, у нас с тобой еще одно дело, не забыл?
- Какое?
- К хозяину платной стоянки заехать. Но сначала Лейкин.
- Идет.
В кабинете Барышева ждал результат экспертизы. Сравнительный анализ показал, что на шее у жертвы частички только ее лака для ногтей. Другого не обнаружено.
- Значит, не Лейкин? – спросил Серега. – Отпускать?
- Сначала пусть про маму расскажет.
- Само собой.
Лейкин не выразил удовольствия по поводу повторного вызова на беседу. Вошел, поморщился недовольно:
- Не надоело человека дергать? Только начал привыкать к новым условиям…
- Ты еще не знаешь, что такое, эти новые условия! – сорвался Алексей. – Герой! Ты посмотри на себя, посмотри!
Он ткнул пальцем в лейкинскую шелковую рубашку, толкнул его в плечо изо всей силы:
- Сядь!
И повторил устало:
- Герой. В зоне любят таких. Особой любовью. Догадываешься? За тобой никого, запомни. А женщин ты не убивал. Так почему правду не сказать?
- Какую правду?
- Ты думаешь, что мать их всех убивала? Так?
- С чего вы это вязли?
- Она в больнице. С новым приступом. Ты прекрасно понимаешь, что ей светит принудительное лечение до конца жизни, если будет доказана ее вина. Боишься своей свободы. Ты сколько о ней Бога молил, Коля?
- Она, правда, в больнице? – хрипло спросил Лейкин.
- Да. Мы сейчас оттуда. Похоже, что на этот раз ей хуже. Ты теперь не из дома сбежал, тебя в наручниках увели. Соображаешь?
- Не убивал я, - сказал, наконец, Лейкин. И повторил: - Не убивал.
- А кто? Она?
- Не знаю. Испугался, что она. Ведь все было нормально. Все, - отчаянно сказал он. – Она даже не слишком переживала, когда отец ушел к другой. Обрадовалась, даже. Мол, мы с тобой теперь вдвоем. Каждый день, возвращаясь из школы, я видел ее в окне. Она стояла неподвижно, спрятавшись за занавеской. Но я знал, что она там. В тот момент, когда в школе заканчивались уроки, в нашей квартире звенел будильник. Она подходила к окну и начинала ждать. Я долгое время не мог понять, почему стрелка часов стоит на двенадцати. Зачем будильник звенит днем? Потом все начали встречаться с девочками, ходить на дискотеки. Она отпускала, но, подходя поздно вечером к нашему дому, я чувствовал, что она там. За занавеской. Это становилось невыносимым. Я давно вырос, а она не хотела этого понять. Однажды я уехал в дом отдыха с ночевкой. Все поехали. Все мои друзья. И девушки. А с ней случился этот приступ. Первый. И врач сказал: «Никаких волнений». Я не мог подтолкнуть собственную мать к сумасшествию. В конце концов, она мне жизнь отдала.
- И так было до тех пор, пока не появилась Роза.
- Да. Я сказал: «Мама, мне давно за тридцать. Единственный из нашего класса я еще не был женат. Я хочу семью. Я хочу детей. И я люблю эту девушку». Она ничего не сказала, но стала следить за Розой. И Роза это заметила. Устроила скандал, мне пришлось рассказать правду. И тогда она крикнула: «И ты подумал, что я решусь на такую жизнь?! Что я буду жить с твоей ненормальной матерью?!» Но не мог же я поселить ее отдельно? Она же безобидна, поверьте. Она не крушит мебель, не кричит. Она просто меня очень любит. Но Роза меня бросила. Правда, никому ничего не сказала. В чем причина нашего разрыва. И я стал ходить к Марго. Рассказал ей правду. Однажды мать с торжеством положила мне на стол фотографии. Марго с другими мужчинами. И сказала: «Они все тебя используют. А по-настоящему любят других». И я понял, что она снова следит. Теперь уже за Марго. Потом Лилия. Мать поняла, что у нас с ней серьезно. Я знал, что эта девушка способна выдержать все. Что она добрая и терпеливая. Я верил, что мать сможет ее принять. Мы собирались уже подать заявление в ЗАГС… Когда ее убили, я испугался. Матери не было дома. А потом она приехала и с торжеством заявила, что моя новая девушка тоже потаскуха. И все они такие. Она говорила громко и возбужденно, и я подумал, что начинается новый приступ. А потом этот пакет… Такие продаются в супермаркете. В том самом. Мать была у дома, где жили Лилия и Марго. Я не могу ее контролировать целыми днями. У меня работа, приезжаю поздно. Я не могу с уверенность сказать, была ли она дома, когда убили всех этих женщин. Но она могла это сделать.
- Послушай, Коля, а с Викторией у тебя ничего не было?
- С какой Викторией?
- Воробьевой.
- А, бухгалтерша… Да мы были едва знакомы.
- Тогда как она попала в эту компанию?
- Не знаю. Честное слово, не знаю. Мать никогда не упоминала о Виктории. Да она вообще не знала о ее существовании!
- Как же так? Зачем же она тогда ее убила?
- Вы мне не верите, что ли?
- Да верим, - сказал Алексей. – Верим. Только доказательств у нас маловато. С Анной Валентиновной нельзя сейчас поговорить. Она никого не узнает. А ты сам-то пытался узнать у нее правду?
- А то нет. Я спрашивал: «Мама, ты убила Лилю и Марго?» Она только смеялась в ответ. Так странно смеялась.
- Послушай, ну а туфли никакие из дома не пропадали?
- Туфли? Какие туфли? – растерянно спросил Лейкин.
- Ее туфли. Сергей, где они у тебя? Покажи Кольке.
Барышев, сопя, полез в какой-то шкаф. Положил на стол коробку:
- Вот. Смотрите.
Лейкин уставился в коробку.
- Да ты возьми в руки, - сказал Алексей. – Они не кусаются.
- Да я и так вижу, что не матери. Не похожи, по крайней мере.
- Почему?
- Она не любила женственную обувь.
- А эти разве женственные?
- Ну, не очень. Обычные. Но все равно не то. Не в ее стиле. Да и зачем ей зимой таскать с собой какие-то туфли?
- Это правильно. Но все равно ничего не доказывает. Знаешь, Коля, мы тебя задерживать больше не будем. Поезжай в больницу. Если Анна Валентиновна придет в себя, мы попробуем с ней поговорить.
- Значит, я могу идти?
- Можешь. Только не бери, ради Бога, больше на работу девушек с «цветочными» именами. Не надо. А то, действительно, можно подумать, что ты маньяк.
- Это для красоты. Я люблю красоту. Но сам, почему-то, ничего не могу для нее сделать.
- В смысле? – удивленно спросил Алексей.
- Я еще про «Нежность» хотел рассказать.
- Потом. Про нежность потом.
- Но меня совесть мучает.
- А меня мучает мысль о твоей матери. Сергей, подпиши ему пропуск.
- Под подписку? – деловито спросил Барышев.
- Как знаешь. Ты у нас начальник, - усмехнулся Алексей.
Когда Лейкин ушел, он сказал задумчиво:
- Вот тебе и резеда.
- Что? – удивленно переспросил Барышев.
- Желтый цветок, говорю, это всегда разлука. Или измена. Словом, ничего хорошего нет в желтых цветах.
- А при чем здесь Лейкин?
- Не Лейкин, а его мать. Почему-то с самого начала я воспринимал ее в желтом цвете.
- Неужели же все кончилось? А, Леша?
- Трудно сказать… Мы еще в одно место собирались.
- Да. Поехали. У меня все равно машина на вашей стоянке. Вот и побеседуем с гражданином. Как там его? – Барышев полез в карман за блокнотом.
- Михалыч. Коновалов Альберт Михайлович.
- Так точно.
3
Путем долгих странствий и исканий уже вечером они набрели на Коновалова в ресторане, где тот справлял свой юбилей. Праздник юбиляру портить не хотелось, тем более, что охрана в ресторан не пускала. Дальше холла, в котором засели крепыши с бритыми затылками, пройти не удалось. Барышев хотел уже применить силу, а сам Алексей плюнуть и уйти, но тут хозяин вдруг вышел подышать свежим воздухом в холл и услышал шум.
- Почему гостей не пускаем? – пьяно качнувшись, выдохнул он вместе с сигаретным дымом.
- Так это не гости. Это менты, - презрительно сплюнул прямо на паркетный пол один из крепышей.
- Менты-ы? – протянул удивленно Альберт Михайлович.
Алексей почему-то подумал, что имя «Альберт» досталось ему по ошибке. Словно кличка «Лорд» беспородной дворняжке вместо обычного «Шарика». Ничего породистого в этом человеке не было, глаз хитрый, мужицкий, брюхо огромное, голос гулкий, словно из котла.
- Депутат здесь? – подмигнул ему Алексей.
- Какой депутат?
- Покровитель.
- Здесь, - немного протрезвев, ответил Михалыч. – А зачем он вам?
- Праздник портить не хочется. Мы по-хорошему хотели.
- Стоп-стоп-стоп, - с юбиляра мигом слетело все благодушие. – А ну-ка, ребятки… - чуть ли не хлопнул в ладоши он. Крепыши тут же шевельнулись.
- Сдай нам парня, который тебе бизнес делать помогает незаконным путем, и мы сами уйдем, - Барышев выразительно шевельнул могучими плечами. – А нет, так шум будет.
- Да мои парни вас…
- А я группу захвата вызову. В черных масках, с автоматами. И банкет будет окончательно испорчен. Покровитель не обрадуется. Я же сказал: по-хорошему хотели.
- А о каком бизнесе речь? – снова достав из кармана пачку сигарет, настороженно спросил Альберт Михалыч.
- О весьма прибыльном. Кто магнитолы из машин вытаскивает?
- А что ж так вдруг припекло? – усмехнулся хозяин. – Из-за такого пустяка солидных людей беспокоить. Нехорошо. А я думал, что вы ребята серьезные.
- Мы пострадавшие, - угрюмо сказал Алексей. – От вашего крестника.
- Барахла жалко? Так я возмещу, - Михалыч снова полез в карман. Теперь уже за деньгами.
- Нам старые шарманки дороги. Как память.
- Па-амять?
- Любимая жена на любимой магнитоле гравировку сделала. – Барышев так выразительно посмотрел на Михалыча, что тот примирительно сказал:
- Что ж. Бывает. Так это он у ментов стал красть, придурок?
- У ментов. И фуражка в машине лежала.
- Тогда забирайте. Только без протокола. Я его не нанимал.
- Но разговор был?
- Без протокола?
- Само собой.
- Был. Парень странный. Он ко мне на стоянку магнитолу как-то привез. С год примерно назад. Новенькую. С колонками.
- А разве вы занимаетесь скупкой краденого? – удивился Алексей. – Вроде не по чину.
- Да не занимаюсь, конечно, - раздраженно отмахнулся Михалыч. – Я вообще случайно в тот день на стоянку зашел. С инспекцией. И тут подваливает этот парень: «Мужик, купи магнитолу». Я говорю, что, мол, не нужна. А сам глазами охрану ищу. А он: «А кому нужна?». Ну, слово за слово, я его вывел на чистую воду. Насчет того, что вещь краденная, из чужой машины. Потом ребята подошли. Охрана. Вместе мы выяснили, где этот парень живет. У него со здоровьем, вроде как, что-то не в порядке. Инвалид. На работу не берут. Ну, я пожалел парня. Велел отпустить. И намекнул, что если, мол, он дальше своего двора деятельность развернет, я его лично ментам сдам.
- И купили магнитолу. Для стимула.
Михалыч тяжело вздохнул:
- Я по таким мелочам с законом не связываюсь. Подойдите, вон, к Косому, он скажет, где парня найти. Заберете у него свое добро, и дело с концом. А за жалость в тюрьму не сажают.
- Это потому, что он будет молчать. После того, как познакомился с вашей охраной. Кто ему клиентов на ворованные магнитолы находил? Косой?
- Никаких клиентов не было, - четко сказал Михалыч.
- Что ж. И на том, как говорится…
Подвыпившая брюнетка в серебристом платье с огромным декольте, слегка покачиваясь, вышла в холл. Увидев юбиляра, подошла, замурлыкала:
- Альбертик, где ты, котик, гуляешь? За тобой ответный тост.
Михалыч бережно, словно дорогую вещь, взял ее смуглую душистую ручку с тонкими пальчиками, прижал к губам:
- Лапа моя. Как почетный гость? Не скучает?
- Я ску-учаю, - капризно протянула брюнетка. – Потанцуем?
Посмотрела она при этом не на Альбертика, а на Серегу. Тот поспешно отвел глаза от декольте:
- Пойдем, Леша.
- А банкет еще не кончен, - захихикала брюнетка. – Гостей просят пожаловать к столу.
- Это не гости. Это менты. – усмехнулся Михалыч.
- Менты-ы? – удивленно подняла тонкие брови брюнетка. В ее прекрасных глазах застыл немой вопрос: «А что с ними делают?»
- А что, в самом деле, раз уж пришли, можете и рюмочку выпить. За мое здоровье, - благодушно намекнул хозяин.
- Спасибо за приглашение, - вежливо ответил Алексей, наступив на ногу Барышеву, который весь напрягся. – Но у нас срочное задание. От правительства. Личный приказ Президента, - подмигнул он брюнетке.
- Так точно, - буркнул Серега.
- Ну, была бы честь предложена, как говорится, - обиженно нахмурился Михалыч и кивнул крепышам: - Проводите. Да, Косой, скажи им адресок того парня, что ворованную магнитолу на стоянку как-то приносил. И не расслабляться. На улице надо стоять. На у-ли-це. И чтоб больше никаких сюрпризов.
Брюнетка, которую хозяин, зацепив за локоток, повел обратно в банкетный зал, пару раз успела еще споткнуться, оглянувшись на Серегу.
- Ты чего? – спросил того Алексей, следуя за крепышами к выходу.
- Ничего.
- Ну, нахамил бы ты ему, и что? А он бы утром звякнул твоему начальству на работу. Или, чего хуже, не он, а его влиятельный покровитель. И писать бы тебе рапорт за рапортом.
- Да плевать я хотел…
- Кто из вас Косой, парни? – обернулся Алексей к крепышам.
- Ну, я, - ответил один из них. Глаза у крепыша были совершенно нормальные.
- А почему Косой?
- Зайцев я. А, Михалыч, значит, решил вам мужика сдать.
- Это мы за него решили.
- А за что?
- По-твоему, машины у людей вскрывать, это не преступление?
- Он же мог их и угонять. А брал только магнитолы.
- Благодетель. Кстати, ты этого мужика хорошо знаешь?
- Неплохо. Мы в одном дворе живем. Он мне как-то машину чинил, когда в автосервисе подрабатывал. Руки хорошие, только со здоровьем у мужика не в порядке. А конкуренция сейчас большая, сами знаете. Здоровым работы не хватает. Поперли его. Ну, он и решил «подработать». Это он ко мне приходил в тот день, когда на Михалыча нарвался.
- Перепутал, что ли? – с сомнением спросил Алексей. Михалыч был значительно толще Косого. Тот засопел:
- Только запомните: я у него ничего не покупал. А живет он в тридцать восьмом доме. Во втором подъезде. В том самом дворе…
- Где эти кражи происходят по несколько раз в месяц. Я сам там живу, - сказал Алексей.
- Третий этаж, сорок шестая квартира. Брать будете?
- Не, денег дадим, - усмехнулся Серега. – Призовые. Ладно, Зайцев. Неси вахту, как хозяин приказал.
- А мы не гордые, - пошевелил могучими плечами Косой. – И на холодке-то оно приятней. А вот духоты не выношу.
- Я тоже. Только не на поводке. В ошейнике и на свежем воздухе все рано душно. Давит.
Косой дернулся, было, но промолчал. На улице Серега вдруг широко улыбнулся:
- Ну, вот: одно дело сделано. Сейчас поедем к твоему дому, ты пойдешь к любимой жене, а я поднимусь на третий этаж дома номер тридцать восемь. И жители четырех домов смогут спасть спокойно. Мелочь, а приятно.
- Это, Серега, не мелочь. Хотя маньяк, конечно, серьезнее. Весь микрорайон терроризирует. У нас в любой торговой палатке только об этом и говорят. «А вы слышали?», «Да что вы?», «Какой кошмар!». На каждом шагу слышу. Детей перестали из дома вечером выпускать.
- Детей-то отчего? Он же по бабам специализируется.
- На всякий случай. Никто же не знает, как оно и почему. А слух идет. Но чую я, что дело близится к концу. Погода-то, а? Весна. Ладно, поехали.
В воздухе и впрямь, пахло чем-то тревожным. Волнующим, подогревающим застывшую за зиму кровь. Алексей подумал, что в эти выходные надо бы погулять с женой по Москве. Не сидеть где-нибудь в ресторане или кинотеатре, а просто погулять. На весну посмотреть. Поймать тот миг ее окончательной победы, который все время почему-то ускользает. Как солнечный зайчик из-под накрывшей его ладони. Руке вроде бы и тепло, а все равно не поймал.
- Может, мне с тобой подняться? – спросил он у Барышева возле своего дома.
- И чем ты мне поможешь? При оказании сопротивления подавишь противника своим очевидным физическим превосходством?
Серега шутливо ткнул друга в то место, где складки жира особенно тому досаждали.
- Да иди ты!
- Обиделся.
- На дураков, знаешь, не обижаются.
- Обиделся, - повторил Барышев. – Ты, Лешка, обиделся.
- Я вам всем еще покажу! Вспомните!
Он решительно зашагал к своему подъезду.
- Эй, коммерческий! До завтра! – крикнул вслед Барышев.
- Обойдешься, - пробурчал Алексей.
Но уже в лифте он понял, что Серега прав. А на правду умному человеку нельзя обижаться. Ведь если поставить его, Леонидова, сейчас на беговую дорожку, на любимую еще со школы среднюю дистанцию, то вряд ли и половину ее одолеть. А если за преступником придется гнаться? Возраст, конечно, уже не юношеский, но нельзя же все списывать на годы.
«Трусы», - вспомнил он. – «Надо срочно найти и надеть синие трусы с белыми полосками. И не завтра, а сегодня. Сейчас».
… все цветы мне надоели
Ну, где он шатается, любимый муж?
Почему-то когда Леша сидел на работе, в офисе, мне было спокойнее. А последние дни он снова похож на азартного мальчишку. Глаза блестят, по ночам спит беспокойно, говорит что-то. Я прислушалась: все про какую-то нежность. Почему-то украденную. Кто ее украл, у кого? И разве можно это сделать?