В общем, Тихая Зона жила своей жизнью, и там имелся даже свой абориген. Он жил там с незапамятных времен, человек с седыми волосами и серьезным лицом, который, по слухам, когда-то проводил в «Стакане» учения по гражданской обороне, а после развала Союза из «Стакана» уходить отказался и поселился в коридорах Тихой Зоны временно, до возвращения коммунистов к власти.
Если коридоры второго и третьего этажа принадлежали владельцам каналов, были заполнены VIP-гримерными с кафелем и душевыми кабинами, частными кабинетами и ресторанами да кафе, то начиная с четвертого и четвертого с половиной этажа кругом простирался потусторонний мир Тихой Зоны, где было особенно весело справлять дни рождения, так как время там останавливалось и расползалось по пространству — однажды мой день рождения там продолжался целую неделю. Большую часть той недели я даже не помню, но осталось некоторое общее ощущение счастья и отрыва. При воспоминании о тех днях так и хотелось воскликнуть: «А ведь могли же и мы!»
— Ты будешь салат с фасолью? — ласково спросила меня Ирина, которая удивительно быстро вжилась в роль моей девушки и исполняла ее с энтузиазмом. Мама растерянно смотрела на блюда, стоящие на праздничном столе. Квашеная капуста, соевый сыр, чечевичная похлебка и пирог из чернослива — всего этого мамина пищеварительная система не понимала.
— Нет, спасибо. Я уже наелся, — лучезарно улыбнулся я.
— Так что же, ты всерьез решил бросить курить?
Сколько лет ты уже куришь? — поинтересовалась Светка, которую происходящее, кажется, искренне забавляло. — Десять?
— Почти двадцать, — пояснил я жалобно.
— Ты что же, сынок, начал курить в шестнадцать лет? — удивилась мама.
— Ну, если мне сегодня тридцать шесть… можешь сама посчитать.
— Он прятал сигареты в письменном столе, — сдала меня Дашка. — У него там был целый блок. Я знала, но не выдала его.
— Потому что я отдал тебе свой новогодний подарок.
— Так что же, вы решили пожениться? — спросила, наконец, мама, которую этот вопрос мучил с первой минуты, как только она переступила порог моего дома и наткнулась на Ирину. Кроме Оксаны, она не знала ни одной моей девушки. Да и, справедливости ради, у меня и не было ни одной.
— Пожениться? — я поперхнулся, словно одно это слово было костью в моем горле. Иринка тоже побледнела.
— Нет, что вы! — воскликнула она. — Пока что мы просто поживем так.
— Будете проверять свои чувства? — ехидно уточнила Светка-язва. — Вы ему не слишком-то доверяйте.
Он же Водолей, переменчивый и изменчивый. Изменчивый, как черт-те что!
— И скрытный! Представьте, мы ничего не знали о том, насколько у вас все серьезно. Думали, вы просто одна из его.
— А я и есть одна из его. — Ирина, с ее патологической честностью, снова норовила открыть всем глаза на вещи, которые я предпочитал оставить сокрытыми. Ну зачем моей маме знать, что мы с Ириной решили просто вместе родить ребенка. И что это не просто идея, а вполне осознанная договоренность, даже соглашение, которое она, Ира, даже хотела записать на бумаге. Я воспротивился, мне показалось это уж слишком. Достаточно того, что мы обсуждали такие вещи, как совместное хозяйство, право на участие в воспитании — я хотел стать вполне полноправным отцом, если уж на то пошло.
Соглашение было предельно конкретным. Мы живем вместе, почти как нормальная пара, за тем только исключением, что личная жизнь друг друга лежит за пределами нашей договоренности и не является зоной компетенции партнера. Иными словами, мы оба оставались свободными и могли (цитирую) «совокупляться с кем угодно по нашему выбору и без ограничений», хотя и брали на себя обязательство заботиться о взаимном здоровье и в сторонних отношениях обязаны были предохраняться при помощи барьерной контрацепции. Презервативами, иными словами.
Когда мы обсуждали это, Ирина сидела красная как рак и стеснялась. Я смеялся и спрашивал, отдает ли она себе отчет, что в настоящее время я даже и не помышляю ни о каких других, «сторонних» отношениях, так как вот уже год как пытаюсь (и не могу) начать толком наши с ней собственные, прямые. Никак не могу «совокупиться» с ней самой!
— Ты хоть понимаешь, что мы должны будем друг с другом переспать, и не раз?
— Я отдаю себе в этом отчет, — сказала она и тут же побледнела.
— Ты выглядишь сейчас, как человек, который добровольно идет в лапы к тигру.
— Я примерно так себя и чувствую, — ухмыльнулась она. — Но я справлюсь.
— Я тебе помогу! — заверил ее я. — Никто еще из моих женщин не жаловался.
— Тебе льстили, — уверенно заявила она. Я помолчал и решил, что в соответствующий момент докажу ей обратное. А пока… мы проговаривали детали. Я должен был обеспечить социальную поддержку Ирины и нашего ребенка на период ее беременности и первого года, как минимум, при этом я становлюсь его полноправным отцом, что обязательно отразится в свидетельстве о рождении. Мы немного поспорили о том, чью фамилию будет носить ребенок, но в конечном итоге я согласился, что будет не очень удобно, если мать и ребенок будут записаны под разными фамилиями.
— Если бы мы были женаты. — добавила она.
— Но нам же это не надо? Тебе же этого не надо? — на всякий случай уточнил я.
— Нет, что ты. Ни в коем случае! — Ира замотала головой, рыжие волосы сверкнули под светом моих галогеновых лампочек. Вопрос с отцовством был решен, также мы пришли к мнению, что для всех окружающих, включая мою маму, сестер, Оксану, а также Адриану, Иринину подругу, для всех них мы будем держаться того, что мы — обычная пара, что-то вроде людей, живущих гражданским браком. Меня это устроило, а все остальное было решаемо. Мысли о том, что у меня может появиться сын или дочь — не просто идея, а четкая, вполне реальная перспектива такого появления вдруг заставила мое сердце застучать сильнее. Может быть, и вправду, отцовский инстинкт. Все же говорят, что годам к тридцати мужчины начинают бредить продолжением рода. Ну, а у меня чуть позже — и что такого?
— Но у нас есть проблема, Хьюстон! — вдруг сказала Ирина под конец наших многочасовых переговоров.
— Что за проблема? Думаешь, я не заработаю денег? У меня еще пока кое-что осталось. Я с понедельника начну искать работу. Страсти уже улеглись, что-нибудь найдется.
— Дело не в этом, — покачала головой она.
— А в чем?
— Понимаешь. Мы не будем полагаться на случайность или на удачу, — сказала она. — Мы должны подготовиться, должны сделать все анализы.
— Не вопрос, — согласился я, так как предполагал, что готовиться тут придется все же не мне, а ей самой. Как я ошибался!
— Ты должен бросить пить и курить, — выдавила, наконец, она.
— Я. что? — вытаращился на нее я.
— Да! Курение просто невероятно увеличивает риск генетических мутаций в сперматозоидах.
— Что, правда? — испугался я. Вопросы здоровья всегда пугали меня до обмороков, я ужасно пуглив. А Ирина резала правду-матку, нимало не заботясь о моей реакции.
— Ты не так уж и молод и куришь давно. Ты плохо выглядишь, нездорово. Тебе вообще надо бы и диспансеризацию пройти. Но бросить курить — это обязательно.
— А пить?
— И пить!
— Но это невозможно! И потом, не так уж я и плох. Ты бы пережила весь этот суд, эти перспективы тюрьмы, — оправдывался я.
— Я пережила тоже достаточно. А ты выглядел ужасно еще даже до аварии.
— Неправда! — возмутился я. — Да я нормально выглядел. И сейчас тоже!
— Ты на себя давно в зеркало смотрел? Серый цвет лица, одышка, мышцы никакие, опухший какой-то. Просто красавец! — ехидничала Ирина.
— Какая же ты. На себя посмотри! — огрызнулся я.
— Я готова. Что во мне не так? — она встала с моего кожаного дивана и подошла ко мне, уперла руки в боки и с любопытством всмотрелась в мое лицо. — Я вынесу любую правду.
— У тебя. Ты слишком бледная.
— Загорю.
— И тонус мышц тоже никакой.
— Потому что после аварии я не могла бегать. Ладно, теперь будем вместе бегать, — заверила она меня. — Что-то еще? Какие еще будут пожелания? То, что я рыжая, устраивает?
— Мне нравится, что ты рыженькая. Я все время мечтал увидеть тебя в ирландском килте. Можно, ты его наденешь для меня? Один раз, не больше. Ну, пожалуйста! Я же готов ради тебя на все, неужели ты пожалеешь для меня такую малость!
— Вот идиот! — расхохоталась Ирина. — Ничего я не стану надевать.
— Я тоже могу надеть килт, если хочешь, чтобы тебе не было обидно! Только не думаю, что на мне он будет смотреться так же эффектно. Тут, понимаешь, все дело в цвете волос. Посмотри на меня, разве во мне есть хоть что-то ирландское? Впрочем, если это — твоя фантазия, я ее исполню! — совершенно серьезно пробормотал я, а она только прыснула еще пуще.
— Вот идиот! — расхохоталась Ирина. — Ничего я не стану надевать.
— Я тоже могу надеть килт, если хочешь, чтобы тебе не было обидно! Только не думаю, что на мне он будет смотреться так же эффектно. Тут, понимаешь, все дело в цвете волос. Посмотри на меня, разве во мне есть хоть что-то ирландское? Впрочем, если это — твоя фантазия, я ее исполню! — совершенно серьезно пробормотал я, а она только прыснула еще пуще.
— У меня другая фантазия.
— Какая же? Имей в виду, краситься и надевать колготки я не стану. Это выше моих сил!
— Это почему?
— Потому что это отвратительно — мужчина в колготках, — я фыркнул и поморщился. — Б-р-р!
— Знаешь, что на самом деле отвратительно? Это вот твоя манера смотреть на женщин, как на товар! Вес, длина, цвет! Ужас! Я же человек!
— Мой любимый цвет, мой любимый размер! — усмехнулся я.
— Значит, рыженьких любишь? — она фыркнула и развернулась, направляясь в кухню. Я вздохнул и подошел к стенному шкафу с зеркалом. Правда заключалась в том, что Ира выглядела прекрасно. Даже несмотря на аварию и на то, что у нее в походке еще осталась легкая хромота, она выглядела молодой и свежей, и ее зеленые глаза по-прежнему сияли, а ноги оставались стройными, кожа — нежной, поцелуи — страстными, губы — притягивающими взгляд. Мне нравилось в ней буквально все, но не говорить же ей об этом. Еще припишет мне бог весть какие качества, решит, что я ее люблю, к примеру. А я все еще ждал момента, когда смогу подхватить ее на руки и уложить в свою постель. И теперь получалось, что для достижения этого мне пришлось бросить пить и курить.
Помимо родных, на мой день рождения приехал один мой старый друг, Женька, с которым мы вместе учились в институте. Он случайно позвонил мне накануне, и я зачем-то его пригласил, хотя мы и не были особенно близки. Так, общее институтское прошлое, женские общаги и бильярдные клубы, списанные на двоих лекции. Я хотел пригласить Бодина, но не стал, чтобы не выслушивать вежливых и неловких отказов. Я прекрасно понимал, что там, где ступает нога старого доброго Димули, мое имя все еще предается анафеме. Оксану я пригласить не мог. Что бы там ни говорила Ирина о нашем чисто деловом партнерстве. Это было бы неправильно. И это чувствовали и я, и Оксана. Она совсем не горела желанием встретиться с моей мамой или сестрами, особенно со старшей, со Светкой. Когда-то очень давно, когда деревья были большими, а я маленьким и глупым, влюбленным по уши в Оксанку, Света уже тогда ее ненавидела. И за все эти годы сестра только укрепилась в своей ненависти. Она и по сей день считает Оксанку корнем всех моих бед и черной дырой, чем-то типа воронки, куда засасывает мою жизненную энергию.
— Если бы не она, ты бы давно женился и жил бы счастливо! — уверенно заявляла она.
— Если бы не она, я бы.
— Что? Ну, что?
— Никогда бы не был счастлив! — отвечал я.
— А разве ты был? — возражала Светка, которую всегда отличало одно премерзкое качество — она знала за всех и за каждого, что для кого лучше.
— По крайней мере, все эти годы ни одна другая женщина не смогла дать мне того же, что Оксана.
— Чего именно? Даже интересно. Секса без обязательств? — хмыкала сестренка. — Возможности пропадать на полгода, а потом появляться снова и начинать с того же самого места? Слушай, Гришка, ты какой-то у нас вырос все-таки ущербный. Совсем не понимаешь, что такое счастье!
— А по-твоему, счастье в том, чтобы на тебе висела жена и пятеро детей? Чтобы не было денег даже на новые ботинки?
— Ладно, Гриня, не о чем с тобой говорить. Оксана — это твоя большая нелюбовь!
— Ну, конечно! — возмущался я.
— Иди к своей Оксане. Горбатого могила исправит. Только учти, пока ты тратишь лучшие годы жизни на эти совершенно пустые отношения, где-то ходит женщина, которая тебе действительно нужна.
— И ходит она где-то среди твоих подруг, не иначе. Снова примешься меня женить? — я отшучивался, как мог. Но о том, чтобы совместить на празднике эти две половинки моей жизни, не могло быть и речи. Хватало уже и того, что я решился представить маме и сестрам Ирину. В общем, получилось, что впервые за долгие годы я праздновал день рождения в обществе мамы, старого друга и сестер, а также своей так называемой девушки.
День рождения получился такой, что только мечтать. Мечтать, чтобы он никогда не повторился. Во-первых, мама немедленно решила, что я собрался жениться, и сколько я ни объяснял, что мы просто живем вместе, она меня не слышала. Она просто хотела верить в лучшее.
— Ирочка, как же это у вас получилось?! — спрашивала мама, в голосе неподдельное удивление.
— Он просто не смог устоять перед ее чарами. Может, вы умеете околдовывать мужчин? — интересовалась Дашка.
— Я. лучше пойду посуду помою, — Ирина краснела и убегала. От напора моих беспардонных сестриц она совершенно терялась и не знала, что говорить. Я подумал, что, наверное, никогда в жизни Ира не знакомилась ни с чьими родителями. Черт, у нее же нету даже и своих собственных!
— Гриня, а я знаю, почему ты на ней женишься! — воскликнула Светка, пока Иры не было в комнате. Это и было — во-вторых. Слишком много расспросов.
— Я не женюсь, в который раз тебе говорить.
— Ты же ее чуть не поломал, вот теперь и женишься. Исправляешь содеянное! Раньше так женились на опозоренных женщинах! — посмеивалась Светка. — А ты на поломанной.
— Слушай, поверить не могу, что ты не выпила ни капли спиртного. Ты ведешь себя просто ужасно! — заметил я.
— Я поэтому себя так и веду, что мы не пьем. Не мог ты бросить все свои прегрешения после праздника? И все эти ужасные черносливовые пироги. Неужели ты больше не ешь мяса? — возмутилась она.
— Мясоедство — это убийство! — глумился я, вспоминая утреннюю яичницу с беконом. — Могу предложить фасолевый салат.
— А паштета нет? — с надеждой уточнила Светка, которая любила поесть, что сказалось на ее фигуре. Из вегетарианского меню она еще как-то могла мириться с баклажанной икрой, но и ту воспринимала больше как закуску. А без водки, как известно, закуска становится просто едой.
— Вы же все решили меня поддержать! — возмутился я и посмотрел на Женьку, явно потерянного тут и испытывающего мучительное чувство неудобства, как бывает, когда рядом с тобой кто-то вдруг начинает делать что-то непристойное. Я имею в виду что-то по-настоящему непристойное, за гранью всех норм, такое, как прыгать по крышам автомобилей в голом виде.
— Ну, конечно, мы все тебя поддержим! — вмешалась мама, выразительно глядя на Женьку. Тот явно решил, что я чем-то болен и пить мне запретили доктора. О том, что пить мне запретила вредная и коварная Ирина, я не стал никому сообщать. Почему-то это казалось мне куда более позорным, чем врачебный запрет. Кому может запретить пить девушка? Где это видано?!
— И ты молодец, тебе давно пора было за себя браться. Тебе бы еще и анализы сдать, — добавила мама.
— Обязательно, — подала голос Ирина. — Мы собираемся поехать в клинику на той неделе.
— Да вы что! — мама ахнула и принялась еще пристальнее изучать рисунок на скатерти. Она не могла поверить в то, что на меня можно влиять, да еще так глобально.
— И Гришка не сопротивляется? Не пытается сбежать? — недоверчиво поинтересовалась Светка. — Слушайте, я в восхищении. Интересно все же, что за компромат у вас есть? Может, и на моего мужа он повлияет? Что за волшебное слово?! Вы ему что-то подсыпаете в еду? Добавляете что-то в морковный пудинг?
— Так что я теперь не пью и не курю! — выпалил я раньше, чем Ирина начала отвечать. Она посмотрела на меня с благодарностью. Она уже явно жалела, что уговорила меня устроить эту вечеринку, да еще и вегетарианскую. Мне же было просто интересно, смогу ли я приготовить полный праздничный стол без использования животных жиров. Ну и поставить сестер в дурацкое положение было здорово. Это всегда хорошо, тем более что других развлечений не предполагалось.
— И сколько ты уже не куришь? — поинтересовалась мама, вежливо ковыряясь в салате из стручковой фасоли. Я-то с утра поел «про запас»: яичница с беконом, сэндвич с говядиной. Так что теперь для меня было одно удовольствие смотреть на лица моих родных, когда я (или Ирина) вносили новое блюдо. Мама была в шоке. От всего! От того факта, что я продолжаю жить с этой странной девушкой (не москвичкой!) и теперь, когда суд уже позади. От того, какое громадное влияние на меня эта девушка имеет, она даже не думала, что такое возможно. Столько лет мама пыталась заставить меня отказаться от никотина, но все напрасно. Теперь же, когда я держал в руках стакан с компотом и НЕ КУРИЛ, мама выглядела еще более недовольной. Кто-то имеет надо мной власть большую, чем ее власть, — кошмар и ужас. Мама давно уже разрывалась между желанием моего семейного счастья и страхом перед ним же.