Сесть гости не посмели, так и маялись у входа, пока не вошел Ольрик.
Старый маг не стал разводить долгих предисловий. Оборвал поклоны, сказал:
— Поздоровались, и будет. Рассказывайте, люди добрые, с чем пришли.
— Беженцы мы. — Женщина все мяла свой платок, мяла и мяла, и почему-то Паоле было трудно оторвать взгляд от ее рук, грубых, обветренных, со следами свежих ожогов. — Погорельцы. В столицу шли, потому куда ж еще? Нас со всей деревни только двое и осталось. Пятиизбищи деревня наша звалась.
Голос женщины задрожал; она смахнула слезы уголком платка, хотела еще что-то сказать, но не смогла. Уткнулась лицом в ладони и тихо, почти беззвучно заплакала.
— Большая сила на нас пришла, — мелко закивал старик. — Силища. Такое дело, значь, у нас возле деревни, за рекою, рудник магический был. Вот он, видать, ворогу и понадобился.
— Где точно ваши Пятиизбищи? — вскинулся Ольрик. — Ты мне, дед, точно скажи! Сам понимаешь, тех рудников по Империи…
— Недалеко. — Дедок почесал в затылке. — Шли мы, значь, на закат прямехонько, три дня шли, значь, от дому до столицы. Только где ж тот дом… нету больше нашего дома…
Ольрик подошел к гостям, положил ладонь старику на плечо, вгляделся в лицо. Сказал тихо:
— Война у нас. Утешать не могу, извини, дед. Сам сказал — силища. Значит, захватили те вороги рудник?
— Воткнули, — снова закивал дед, — воткнули, злодеи, палку свою окаянную! Чтоб их самих тою палкой да по шее! Были за рекою за нашей луга зеленые, а теперь… эх! Огнем, все огнем…
— Что ж, спасибо вам, люди добрые. Будем рудник отбивать. — Ольрик сердито дернул себя за бороду. — Вам за вести награда полагается, сейчас пойдем…
— Погодьте еще, господин маг. — Дедок смущенно кашлянул. — Не все у нас вести-то. Еще, значь… вот…
Смешавшись, вынул из котомки ребристую, чтоб на ощупь ни с какой другой не спутать, склянку с эликсиром Жизни, пузыречек лечебного бальзама и погнутый, оплавленный целительский талисман. Положил на стол. Сказал тихо:
— Имущество, значь.
— Откуда? — Голос старого мага внезапно сел, осип. Паола, охнув, шагнула к столу, вцепилась пальцами в край. Она уже поняла, что ответит старый крестьянин-погорелец.
— Дева там была, — потупившись, вздохнул дедок. — Вот как… — Наверное, он взглянул на них с Линуаль, краем сознания отметила Паола. Наверное… Оторвать взгляд от талисмана казалось невозможным. Такой талисман был у… — Она, значь, как это непотребство увидала, так туда и помчалась. Хотела, видать, ту палку чужую окаянную убрать. А тут как раз эти… чудища каменные да колдуны, что огонь бросают… И на нее…
…у Хетты.
Ей, Хетте, слабо давались целительные чары, она носила талисман, чтобы усиливать…
— Оно быстро все случилось, — почти шепотом закончил старик. — Не мучилась девочка… быстро… Там ее и бросили, на берегу. Мы уж потом подобрались, поглядели: мертвехонька, бедная. Там ее, значь, и схоронили. На берегу, над рекой. Прям напротив рудника.
Схоронили, эхом отдалось в голове Паолы. Схоронили. А вещи сюда принесли. Ну что, что им стоило влить Хетте в рот эликсир из ребристой склянки!
Они не знали. Не могли знать. Откуда им, они простые крестьяне. И на том спасибо, что после всего того ужаса подойти не побоялись.
Линуаль застонала глухо, согнулась пополам. Паола подскочила, подхватила. Оглянулась на Ольрика. «Уведи», — одними губами велел маг.
— Пойдем, — зашептала Паола, — пойдем…
Вывела подругу из приемной, довела до внутреннего дворика — и тут силы оставили. Разом, как будто выдернули державший ее невидимый стержень. Паола осела на землю.
— Хетта, Хетта, — рыдала Линуаль. — Хетта-а…
Следующие несколько дней промелькнули, как не было. Первая потеря оглушила. Обыденные мелочи резали сердце. Яблочные пирожки на ужин — Хетта их любила. У Изы порвалась нитка бисерных бус — раньше ее собрала бы Хетта, никто не умел так ловко нанизывать бисер, составлять узорами… А вон идет сестра-келейница, и слышится голос Хетты: «Наша мамуля-хлопотуля!»
Линуаль больше не плакала. Только стала откровенно тяготиться работой в столице и все чаще досаждала учителям просьбой отправить ее в поход.
А Паола ждала и боялась возвращения отряда, с которым ушел Гидеон.
Первым узнал новость вездесущий Класька. Немудрено — шалопай мотался то в казармы, то к воротам.
— Вернулись! — Мальчишка ворвался в трапезную посреди ужина, хотя за такое нарушение порядка его наверняка ждала выволочка. — Вернулись…
— Ты, негодный… — Ольрик неторопливо встал, явно намереваясь отчитать ученика хорошенько прямо при всех.
— Учитель, они целителей просят! И эликсиров! И жрецов! Я в храм еще побегу, а вы туда идите, ладно?
Откинул пятерней со лба прилипшие мокрые волосы, развернулся и умчался. А у Паолы будто сердце на миг остановилось — а потом заколотилось так, словно тесно стало в груди. Целителей, эликсиров, жрецов… видно, плохо там дело!
— Мы за эликсирами, — Гэриэл, маг-целитель, стремительно поднялся с места; вслед за ним, не дожидаясь приказания, вскочили трое его учеников, — а ты собирай, кто из твоих пойдет.
Ольрик кивнул коллеге, обвел взглядом затихшую трапезную. Резким взмахом руки отделил жезлоносиц:
— Вы.
— И мы! — вскочила Иза. Вслед за ней поднялись Фариша и Вера. — Мы исцелять уже умеем, верно, девочки?
— Мы уже старшие ученицы, — добавила Вера, — скоро тоже жезлоносицами станем. Мы должны помогать.
— Ладно, — отрывисто бросил Ольрик. — Но кто плакать начнет — выгоню.
Девушки торопливо выбрались из-за стола.
Странное дело, подумала Паола, оглядываясь на взволнованно загудевший стол, сколько нас здесь, и магов, и учеников, а лечить почти никто и не может. Редкий дар. Хотя нет, возразила сама себе, не такой и редкий. Просто с ним чаще в храм идут учиться, а не в гильдию магов. Из храма Класька хорошую помощь приведет. Все будет хорошо. Все будет хорошо, твердила себе Паола, спеша за Ольриком в тесной группке подруг, обязательно хорошо, был бой, наши вернулись, значит, они победили и войне конец. В крайнем случае придется прочесать страну, выловить всяких там разбежавшихся, чужие жезлы поубирать, в общем, навести порядок…
«Хорошо» разбилось вдребезги с первого же шага в казармы. Не бывает у победителей таких лиц. Победители не отводят виновато глаза, встретив взгляд девушки. И не молчат настолько тяжело.
— Ольрик, твоих девиц по легким, — командовал Гэриэл, — а я своих лентяев на тяжелых беру и на мертвяков. Пусть учатся, дармоеды. Как храмовые подползут, всех ко мне.
«Легких» было мало — как раз под небольшую силу неопытных жезлоносиц. К ужасу Паолы, среди них не оказалось ни Гидеона, ни Фабиана. Вообще рыцарей не было. Лучники, маги, несколько конюхов и оруженосцев — те, кто в сражении позади. Ольрик мгновенно распределил их по девушкам, велел:
— По взмаху на каждого, дальше долечат.
И умчался.
Белобрысый Кай, оруженосец Гидеона, подошел к Паоле последним. Улыбнулся криво:
— Господин тебя всю дорогу вспоминал.
— Он… жив?
— Жив, оба живы. Последние эликсиры по глотку делили… до дому добраться.
Кай говорил медленно, хрипло. Паола понять не могла — то ли голос мальчишка сорвал, то ли грудь помята и дышать трудно, а может, просто устал сверх меры.
— Погоди, подлечу — расскажешь. — Паола глубоко вздохнула, собирая остатки сил. «Волей Неба, именем Всевышнего…» Ей показалось, крох целительной силы, сорвавшихся с кончиков ее крыльев, не хватило бы и на сопливого ребенка. Но Кай задышал ровнее.
— Устала? — спросил, совсем как Гидеон тогда, кольнуло Паолу.
— Обидно, когда сил мало, — честно ответила она. — Ты подожди немного, сейчас отдышусь, еще тебе махну.
— Не надо, легче уже…
Соврал, поняла Паола. Тут подошел Ольрик, глянул хмуро, сунул мальчишке початый флакон восстановительного зелья:
— Пей.
Тот отхлебнул осторожно, словно боясь израсходовать лишнего.
— Все пей, — сердито буркнул маг. Мазнул взглядом по Паоле: — А ты ступай домой. Ступай-ступай, нечего тут. Я и остальным велел.
— Но, учитель…
— Кому сказал! Целители подошли, теперь управимся. И не спорь, будет еще вам работа. Не в последний раз.
Возвращались в подавленном молчании. Только у самых ворот гильдии Джатта сказала:
— Учитель велел рты на замке держать.
— Ой, да ладно уж, — Ойка зло пнула подвернувшийся под ногу камушек, — сами толком ничего не знаем. Только и ясно, что дела плохи. Всех погибших не смогли принести даже, позорище.
Предупреждение Джатты пришлось вовремя: девушек ждали. От «ну что?» да «ну как?» со всех сторон у Паолы аж голова закружилась.
— Учитель придет, все расскажет, — выпалила Джатта.
— Нам бы отдохнуть, — тихо сказала Линуаль, — выдохлись.
Предупреждение Джатты пришлось вовремя: девушек ждали. От «ну что?» да «ну как?» со всех сторон у Паолы аж голова закружилась.
— Учитель придет, все расскажет, — выпалила Джатта.
— Нам бы отдохнуть, — тихо сказала Линуаль, — выдохлись.
Паола молча проскользнула к себе.
Села, завернувшись в одеяло, прикусила губу — больно, до крови. Бил озноб. Тупо, глухо болело в груди, как будто кто-то невидимый медленно и упрямо тянул оттуда жилы. Хотелось выть. И назойливо, нудно, на самом краю сознания бился странный, неправильный, непривычный звук. Будто щенок скулит — да откуда б ему здесь взяться?
И вдруг внезапно Паола поняла: это за стеной, в соседней келье, плачет Иза. Паола упала на кровать, уткнулась лицом в подушку. Если бы слезы могли помочь…
Линуаль ушла на следующий вечер. Вскоре после обеда ее вызвали к Ольрику, а когда вернулась из храма Паола, подруга встретила ее во дворе гильдии, закутанная в темный дорожный плащ и с небольшой котомкой через плечо. Обняла, шепнула:
— С Джаретом идем.
— Вдвоем?! — ахнула Паола.
— Так проще. — Линуаль отстранилась, обхватила себя руками, будто мерзла. — Большой отряд не спрячешь, а мы тихо пойдем. Сама будто не понимаешь, у демонов силы — что двоих убьют, что два десятка. Зря людей терять.
Паола передернула плечами. Эти слова были не Линуаль — чужие. Но… наверное, подумала Паола, так и в самом деле правильно. А что не нравится — ну, война вряд ли может нравиться.
— Далеко хоть?
— Туда… где Хетта погибла. А потом — дальше, в мои края. Золото нужно. Ольрик сказал, горные за эликсиры цены втрое подняли. А у нас там есть… недалеко совсем.
— Погоди, ты о чем. — Паола даже не сразу поняла, что за «у нас там» имеет в виду подруга. — У эльфов, что ли? В лесу?! Сохрани Всевышний, убьют ведь!
— Да ну, — отмахнулась Линуаль. — Зачем эльфам золото? Главное, сделать все тихо, не нарушить покой леса, и все будет хорошо. А я лес знаю. Только вот не увидимся долго теперь. Удачи, Паола.
— Тебе удачи! — Подруги обнялись снова, крепко, силясь продлить последний миг вместе. Но вот Линуаль отстранилась, отвернулась резко и вышла за ворота — почти выбежала. Свернула к казармам. Паола стояла, глядя вслед, стояла долго, хотя Линуаль почти сразу скрылась за поворотом узкой улочки. Шептала благословения, сглатывала слезы и все никак не могла заставить себя отвернуться, уйти, пойти на ужин, а после — спать, а завтра — снова в храм, лечить, словно ничего не случилось, словно их тихая, мечтающая о доме и муже Линуаль не ушла туда, где уже погибла Хетта, и дальше — в золотые леса, где гибнет любой неосторожный путник.
В себя ее привел развязным тоном заданный вопрос:
— Эй, дева, где тут ваши главные?
У ворот толпилась стайка подростков, возглавляемая долговязым худым юнцом. Долговязый разглядывал Паолу с пристальным, каким-то жадным интересом.
— Зачем тебе главные? Вы вообще кто такие?
— Подмастерья. Лучшие подмастерья, — долговязый приосанился, — гильдии переписчиков и рисовальщиков.
— Что-то непохожи на лучших, — буркнула Паола. Наглый взгляд гостя вызывал почти позабытое с детских времен желание заехать по морде, а откровенное вранье побуждало выпроводить. Лучшие, как же! — Думаешь, я не знаю, по сколько лет в вашей гильдии в учениках ходят? Кисточки моют да перышки чинят за мастерами?
— А, мазилки пришли, — возник рядом вездесущий Класька. — Паола, все верно, учитель их чуть не с утра ждет. Явились, не запылились. Пошли, отведу.
Паола пожала плечами и побрела на ужин.
О «мазилках» снова вспомнила поутру, вернее, они сами о себе напомнили. Сидели всей компанией за столом младших учеников, уминали завтрак, зыркали по сторонам.
— Что они вообще здесь делают? — спросила Паола у Джатты. Та сейчас помогала учителям и первой узнавала все новости.
— Заклинания рисовать будут, — тихо объяснила Джатта.
— Что-о?
— Ну что-что, свитки. Нарисуют заклинания, а наши мастера потом зачаруют. Так быстрей выйдет, чем полностью самим. Хотя и послабее.
— А-а, поняла, — медленно кивнула Паола. Запустить готовое заклинание со свитка любому ученику по силам. Ну и пусть оно слабей, чем у опытного мага. Боевых магов мало, целителей того меньше, эликсиры тратятся быстро, а новые поди купи. В храме служек едва пришедших, ничего толком не умеющих, лечить ставят. Сколько раз она слышала, что война — это люди, люди, люди… Всегда считала — про войско говорят, про отряды, которым идти в бой. А оказалось, не только. Монахини, которые лечат, кормят и устраивают беженцев, маги, готовящие заклятия для походов, целители, встречающие вернувшихся из боя… Даже переписчики-рисовальщики…
В тот день на площадях столицы появились вербовщики. Они стояли, важные, под флагами Империи, и зычные голоса герольдов звали мужчин в ополчение и отряды стрелков, а женщин, девиц и подростков — помогать, смотря по способностям, при храме, монастыре или гильдии магов. Обещали семьям записавшихся в славное императорское войско полновесное золото, а идущие мимо хозяйки вздыхали: вон, на рынке что ни день, то хлеб дорожает, как жить? Демоны Проклятого жгут деревни, горит урожай, горит огнем сама земля, если так и дальше пойдет, не за горами голод, и что тогда толку в золоте? Сладко жить будет тот, у кого амбары полнее.
А еще — Паола узнала об этом вечером — в тот день обвинили в шпионаже торговца, что держал магическую лавку у городских ворот. Амулетов, эликсиров и свитков с заклинаниями выгребли из его кладовой столько — вдесятером дня не хватит разобрать; и были вроде бы среди тех свитков и амулетов не только разрешенные гномьи, но и самые что ни на есть черные. Почему-то это известие взбудоражило прежде всего гильдейских учеников: за ужином в трапезной не умолкал гул возбужденных разговоров, и учителя не спешили, как обычно, пресекать ненужный шум. Ольрик сидел мрачный, едва ковыряясь в миске, Тефас и Гоар яростно о чем-то спорили. «Горожане», — донеслось до Паолы, а после: «горцы» и «не простят». Девушка потерла лоб, поморщилась. Она устала, очень устала. Хотелось спать. Хотелось, как раньше, засыпать, улыбаясь, а просыпаться не на мокрой от слез подушке. Скорей бы кончилась война!
Этой ночью ей снилась Линуаль, и Паола шептала во сне: «Выживи, прошу тебя, только не умирай, живи! Пригласи меня в гости, когда у тебя будут дом и муж, ладно?»
Линуаль молчала. Между нею и Паолой скользили, кружась на ветру, золотые листья эльфийского леса.
* * *Наутро по непривычно безлюдным городским улицам стелился, прижимаясь к камням и опадая пушистым пеплом, черный дым. От неправильной, нарушаемой лишь далеким песьим воем тишины веяло кладбищенской жутью. Шаги спешащей в храм Паолы отдавались гулким эхом, и ей казалось — кто-то бежит следом, догоняет, готовится ударить в спину. Паола сорвалась на бег. Потом начала помогать себе крыльями и во двор храма влетела, вся дрожа, с маху врезавшись в караулившего ворота служку. Спросила, всхлипнув:
— Что стряслось, не знаешь?
— Тебе бы, дева, лучше знать, — со странной смесью почтительности и презрения ответил паренек. — Ваши же, гильдейские, всю ночь работали.
— Гильдейские? Всю ночь? Ты о чем?
— Лавки жгли. Ну, заклинательские. — Глаза служки метнулись Паоле за спину, он торопливо шагнул назад: — Входи себе, дева, а мне тут языком чесать не положено.
Паола обернулась. Улица была пуста, только бежал к воротам храма мальчишка в темной ученической мантии. Замахал рукой:
— Пао-ола! Погоди! Тебя… — Окончание фразы снесло ветром.
Девушка прищурилась, прикрыв глаза ладонью:
— Эдька?
Шагнула навстречу.
— Что стряслось, Эд?
Мальчишка согнулся, опираясь ладонями в колени. Выдохнул:
— Тебя учитель Ольрик зовет.
В рыжеватых волосах запутались хлопья сизого пепла. Паола вздрогнула, спросила:
— Эд, скажи, а ты тоже?
— Что?
— Что ночью было, Эд?
Мальчишка распрямился, длинно выдохнул.
— А-а… нет, меня не взяли. Сказали, там черная магия будет, опасно. Старшие ходили. Говорят, много всякого приволокли.
— Чего всякого?
— Ну, чего? Свитков, склянок… Товара.
Товара… Паолу передернуло. Оглянулась на храмового служку: слышал ли? Похоже, нет…
— А люди?
— Не знаю. — Эд уже отдышался, ускорил шаг. — Говорю ж, младших отшили. И сейчас тоже рассовали по урокам, чтоб под ногами не путались. Учителя разбирают сидят, и старшие с ними. А меня Ольрик за тобой послал, сказал: не надо бы ей нынче за ворота выходить. Велел тебе передать, чтоб ни с кем на улицах не говорила и никуда не сворачивала. Опасно, сказал.
— С кем говорить, — хмыкнула Паола. Улицы все еще казались вымершими; правда, теперь девушка всей кожей ощущала бросаемые из-за закрытых ставней опасливые взгляды. Эд, конечно, не ответит, зачем это все… Вопрос, захочет ли отвечать Ольрик? И стоит ли спрашивать? Война…