– Рита, ну нельзя задавать мужчинам такие вопросы, тем более, что ты пока не его женщина.
– Понимаешь, мамочка, мне именно показалось, что я его женщина. Ты не представляешь, как он на меня смотрел… Я бы загладила свою бестактность, если это была бестактность, как нечего делать, а тут вдруг появился Арсений, начал приставать к Захару, дайте ему интервью для журнала… Тот разозлился и ушел.
– Да, Леша тоже как черт от ладана шарахался от журналистов.
– Знаешь, мама, я ему наврала, что рассказала тебе по телефону о нашей с ним встрече и что ты зовешь его в гости…
– Господи, зачем?
– Сама не знаю.
– В принципе, я бы хотела, чтобы он к нам пришел. Интересно на него посмотреть. Ты его телефон знаешь?
– Конечно.
– Вот ты и позвони ему, но не раньше, чем послезавтра.
– Почему?
– Пусть думает, что обидел тебя. И терзается.
– До послезавтра?
– Да. Этого довольно.
Ненавижу журналистов! И как она могла связаться с таким? Он явно ее любовник. Фу! Хотя с точки зрения экстерьера там все в порядке. И кстати, он ей больше подходит, чем я… Да и она мне не пара! Эдакая гламурная адвокатесса… Красивая… Да, очень. Странно, конечно, что ее мать была с моим отцом… Ну и что? Я же не обязан… И она подозрительно быстро нашла общий язык с Ингой Вячеславовной. Наверное, такая же… Когда матери рядом не было, возвращалась привычная обида на нее. Глупо, конечно.
На Павелецком вокзале он взял такси. Время было уже позднее, и доехали быстро. Дед, скорее всего, уже спит. Но едва он открыл дверь квартиры, как в прихожую выглянул дед.
– Захарка! Приехал! Дай обниму тебя! Ты голодный?
– Да нет. Только чаю хочу.
– Идем, Вера Борисовна испекла твой любимый пирог. Садись, я включу чайник и сам заварю чай…
– Ох, дед, как я рад, что вернулся!
– Рассказывай, как там Инга?
– Знаешь, мне минутами было ее жалко.
– Это правильно, мой мальчик. Она в сущности ведь совсем неплохая… Это бабушка твоя ее ненавидела.
– Знаешь, она сказала, что ей было очень тяжело в нашем доме.
– Если помнишь, я тебе это говорил. Она была чужой… бабушка ее здорово гнобила, как теперь говорят. И Аглаша, поначалу она радовалась, что Лешка женился на ней, а потом перешла на сторону бабушки, а я… Я был слишком занят. К тому же, когда я пытался ее защищать, твоя бабушка набрасывалась на меня с абсурдными обвинениями, будто я вообще снохач…
– Вот даже как! – рассмеялся Захар. – Знаешь, она до сих пор невероятно красива. И, похоже, по-настоящему любила своего последнего мужа. Но пропасть между нею и нашей семьей я осознал, увидев, что в ее очень элегантном доме нет книг, только кулинарные. Кстати, готовит она фантастически. И похоже, раскаивается искренне.
– А какой помощи она от тебя хотела?
– Никакой конкретной. Просто через неделю после похорон мужа захотела побыть с сыном…
Дмитрий Захарович ласково потрепал внука по плечу.
– Я рад, что ты так к ней отнесся. Мне всегда казалось, что ее вина не столь уж велика…
– Нет, дед, ее вина велика… Но я уже способен ее простить. Я как-то вечером приехал, а у нее в гостиной на диване спит мальчишка лет шести, соседка подкинула на вечер. И она была с ним так нежна… даже пела ему какую-то песенку на иврите… И меня такая вдруг ревность одолела и обида… Но потом я сказал себе – ты взрослый мужчина, а она уже старая одинокая женщина и свою материнскую нежность не успела за жизнь растратить…
Дмитрий Захарович ласково улыбнулся.
– Захарка, ты… Я рад. Ты все правильно рассудил.
– И спасибо тебе, дед, что ты настоял на этой поездке. Я многое понял и узнал…
– Захарка, больше ты мне ничего рассказать не хочешь? По-моему, что-то еще там произошло? Ты встретил девушку?
– Ну, вообще-то я встретил двух девушек, и обеих зовут Рита, – рассмеялся Захар. – Но говорить тут не о чем.
– Ну, не о чем так не о чем! Что у тебя завтра?
– С утра лекции. А потом в лабораторию и до самого вечера. Я так уже соскучился по работе… Не умею я отдыхать больше трех дней.
– Тогда ступай спать. И я пойду.
На время лекций Захар всегда отключал телефон. После лекций, как правило, скапливалось множество звонков. Вот и сегодня… Однако его обступили студенты, забросали вопросами. Ему это нравилось. Значит, им было интересно.
Особенно его радовал студент Извеков. На редкость пытливый и умный парень. Он частенько задавал ему вопросы, отвечать на которые Захар очень любил. Но сегодня Извекова не было.
– Ребята, а где Извеков? – спросил он.
– Заболел.
– Грипп?
– Ну, наверное…
В этот момент в дверь аудитории просунулась взлохмаченная башка студента Долгова.
– Захар Алексеевич, вас там спрашивают…
– Кто?
– Какая-то гирла!
– Долгов, что за выражение! – улыбнулся Захар.
В коридоре у окна спиной к нему стояла девушка.
– Простите, вы меня искали?
Она обернулась. Он обомлел. Это была Рита, первая Рита.
– Вы? Как вы меня нашли?
– Ох, какое совпадение… Извините, что я тогда удрала. А вы профессор Тверитинов?
– Да.
– А я сестра Илюши Извекова.
– И что с ним такое? Что вас привело ко мне? – встревоженно спросил Захар.
– Илья просил передать вам вот эту тетрадь.
– Что это?
– Я не понимаю, но он говорит, это очень важно. Тут какие-то его расчеты, что ли… А он… – она всхлипнула.
– Да что с ним такое?
– Он в больнице. У него… инфаркт…
– Инфаркт? – поразился Захар. – В двадцать лет?
– Да.
– Господи помилуй! Но отчего? Что-то случилось? Или у него больное сердце?
– Нет. Говорят, такое бывает от перенапряжения… Захар Алексеевич, умоляю вас, посмотрите эту тетрадь и, даже если это полный бред, подбодрите его как-то…
– Послушайте, Рита, я, разумеется, посмотрю тетрадь, но не сию минуту. На ходу это невозможно. Я сейчас должен ехать в лабораторию, а вечером непременно посмотрю, но я просто уверен, что это не бред. Илья мой лучший студент, на редкость способный, я бы даже сказал, талантливый парень, так ему и передайте. Или он в реанимации?
– Нет, уже в палате…
Он положил тетрадь в кейс.
– Извините, Рита, мне пора…
– Захар Алексеевич, а вы… Вы на меня сердитесь?
– Сержусь? С какой стати мне на вас сердиться?
– Что я сбежала…
– Рита, побойтесь Бога! Вы нуждались в поддержке, я вам ее оказал, только и всего.
Он быстро шел по коридору, она с трудом за ним поспевала.
– Захар Алексеевич, а вы… не могли бы как-нибудь заглянуть к Илюшке в больницу? Он был бы счастлив! Он вас просто боготворит!
– А где он лежит?
– В Первой Градской.
– О, это совсем рядом с моим домом. Непременно зайду. Только не сегодня. Вот как прочту тетрадку, так и навещу Илью. А сейчас передайте ему от меня привет. Да, кстати, у вас с братом разные фамилии…
– Мы от разных отцов.
– Понял.
Он подошел к своей машине.
– Вам в какую сторону? – спросил он.
– Нет, спасибо, я тоже на колесах. Вы очень хороший человек, Захар Алексеевич, и жизнь второй раз посылает мне вас, когда мне плохо… Спасибо!
Она ушла. На сей раз она ему совершенно не понравилась. И даже не вызывала сочувствия. Он прислушался к себе. А та, вторая Рита, в которую я вроде как влюбился без памяти… Сердце слегка екнуло при воспоминании о ее дивных рыжих кудрях. Позвонить ей, что ли? Я вчера был не слишком любезен. Нет, не буду, я сегодня слишком занят.
Конечно, он попал в пробку. Хотел позвонить Рите, но тут вспомнил об Илюшкиной тетрадке. Посмотрю, пока торчу тут… Он достал тетрадь из кейса и вскоре забыл обо всем. С ума сойти, какая свежесть мысли, какой неожиданный и, казалось бы, просто немыслимый подход, как интересно!
Пробка все не рассасывалась. Ему позвонили из лаборатории.
– Захар Алексеевич, вас сегодня ждать?
– Да, я просто застрял в пробке, намертво, но как только, так сразу.
И он опять углубился в чтение. Конечно, многое еще сыро, некоторые положения просто абсурдны, но мальчишке всего двадцать лет… Он, по-видимому, гений, этот Илюша Извеков. Наконец движение возобновилось. Если парень, бог даст, поправится, его ждет большое будущее в науке. А может, взять его на полставки в лабораторию? Нет, ему надо учиться, а после инфаркта он учебу и работу не потянет. Завтра же пойду к нему.
– Захар, с приездом! – приветствовал его Димс, друг и заместитель. – Чего сияешь? Нешто влюбился?
– Нет, Димс, не влюбился! Просто один мой студент оказался обыкновенным гением…
Рита вышла из ворот Матросской Тишины очень расстроенная. Ее клиент, обвиняемый в тяжком преступлении, которого он явно не мог совершить, был тяжело болен. Ей стоило немалых трудов добиться его перевода в тюремную больницу. Следствие велось черт знает как, и, похоже, целью следствия было засадить ее клиента всерьез и надолго. А он может даже не дожить до суда, что следствию было бы только на руку. Правда, после сегодняшнего разговора с обвиняемым у нее появился лучик надежды. Ему было так плохо, что он проговорился… Эту версию надо отработать… После посещения тюрьмы ей необходимо было поскорее попасть домой, смыть с себя тюремный запах. И только уже стоя под душем, она вспомнила о Захаре. Захотелось скорее позвонить ему, услышать его голос. У него очень красивый голос… А плевать мне на все заморочки – рано, не рано. Она накинула халат и схватила мобильник.
– Захар? Привет.
– Привет, но я сейчас не могу говорить, извини, бога ради! Я в лаборатории. Как освобожусь, позвоню.
И он отключился.
Черт, а мне так надо было с ним поговорить… И, кстати, особой радости в его голосе не было. С другой стороны, в лаборатории наверняка он не один, а при сотрудниках особо ликовать он не станет. И все равно обидно. А может, его женщина с ним работает? А тут я… ладно, поживем – увидим.
Он позвонил уже после десяти вечера.
– Рита, извини, я просто не мог говорить… Ты что-то хотела мне сказать?
– Да нет… Только хотела услышать тебя. У меня был тяжелый день.
– Ну, извини.
Голос звучал сухо.
– Я устала, Захар. И хочу спать.
– Доброй ночи.
И он повесил трубку.
Что за черт! А ведь он больше не позвонит… Да, скорее всего, эта его баба работает вместе с ним, он ее начальник, и она привыкла ему подчиняться, жить, ориентируясь на его привычки, а я о них вообще ничего не знаю…
Устала она! Обидчивая, стало быть. Значит, дура! А зачем мне дура? Да, она очень красивая, но к красоте быстро привыкаешь, перестаешь ее замечать, а с дурой чем дальше, тем хуже. Значит, к чертям и ту и эту Риту. Не мое, видно, имя. Ну и к лучшему!
Серия опытов, проведенных в его отсутствие, показала, что направление выбрано верно, и это радует.
Часть 2
– Ну что ж, Маргарита Сергеевна, бывает! Примите мои соболезнования, – с ехидной усмешечкой проговорил прокурор. – Сдается мне, это ваш первый проигрыш?
– Да! А вы и рады? Засадить невиновного человека на десять лет – милое дело! – с трудом сдерживая ярость, выдавила из себя Рита.
– Не все же вам победу праздновать! И он, ваш подзащитный, несомненно виновен, вам же не удалось доказать обратное. Всего наилучшего, госпожа Ольшанская!
А пошел ты, про себя сказала Рита.
– Будете подавать апелляцию?
– Не сомневайтесь, обязательно подам.
– Да без толку!
– Это мы еще посмотрим.
– Зря хорохоритесь, госпожа Ольшанская. Учитесь проигрывать с достоинством. Всех благ!
И он удалился, очень собой довольный.
Рита вышла из здания суда в состоянии близком к отчаянию. Как такое могло произойти?
Позвонил Арсений.
– Ритуля, может, встретимся?
– Ох нет! Надо домой…
– Неужели проиграла процесс? – странным образом догадался он.
– Представь себе, проиграла! Но я этого так не оставлю! Я землю с небом сведу, а его вытащу!
– Послушай, давай все-таки встретимся, ты мне все расскажешь, вдруг я смогу чем-то помочь? Как-никак, пресса многое может, четвертая власть все-таки.
– А в самом деле… Ладно, тогда через полчаса в нашем кафе.
Она села в машину и закрыла глаза. Надо несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы не разреветься. В конце концов, рано или поздно это должно было случиться. Невозможно всегда выигрывать. Однако именно сегодня никак нельзя было проиграть. Это тот не слишком частый случай, когда я твердо убеждена в невиновности своего подзащитного. Его элементарно подставили… А вдруг Арсений и впрямь чем-то поможет? У него столько связей в самых разных кругах, в том числе и криминальных… И сейчас, с появлением Тверитинова, он будет землю носом рыть. Кажется, он меня любит и очень боится потерять… А Тверитинову, видно, головку напекло на израильской жаре, а как в Москву вернулся, быстренько охолонул. Ну и черт с ним!
Рита достала косметичку, привела в порядок лицо и прическу. Надо выглядеть на все сто, но с глубокой печалью во взоре…
Когда она добралась до «Венского кафе» на Рижской, Арсений уже ждал ее.
– Привет, красавица! Что, облом?
– Еще не вечер. Я подаю апелляцию.
– Валяй, рассказывай! Я уже заказал тебе венский шницель со спаржей и твои любимые блинчики с апельсином.
– Спасибо, Арсюша, очень мило с твоей стороны.
Ишь как старается, можно сказать, из кожи вон лезет!
– Рассказывай, Ритка, тебе легче станет.
– Пожалуй, ты прав! Так вот, меня наняла одна женщина, возлюбленная моего подзащитного, и она заявила, что ту ночь, когда было совершено преступление, убийство, этот человек, некто Гурьев, провел у нее. И я голову дам на отсечение, что она не врет. Показания ее и обвиняемого сходятся ровно в той степени, чтобы не вызывать подозрений в предварительном сговоре. Да у них и не было возможности сговориться. И я построила защиту именно на этом алиби…
– А она что, на суде отказалась от своих показаний? – догадался Арсений.
– Именно! Краснела, бледнела, кусала губы, прятала глаза, но твердо отказалась. Нормальный судья понял бы, что она врет, направил бы дело на доследование, а этот козел Бурмакин просто вынес обвинительный приговор. То ли его пробашляли, то ли ему так проще…
– А эта баба сама к тебе обратилась?
– Сама! Да еще как умоляла меня взяться за это дело, рыдала, клялась-божилась…
– А чем она мотивировала в суде отказ от прежних показаний?
– Тем, что она, дескать, поддалась на уговоры сестры возлюбленного подтвердить его алиби, а сейчас Господь ее вразумил… мол, она только на суде узнала, как было на самом деле. Она думала, там какая-то ерунда, а оказалось убийство с отягчающими, и покрывать жестокого убийцу Господь ей не позволяет.
– Вот же сука!
– Я ее спросила, зачем она это сделала. Молчит. Глаза прячет. Я думаю, ее заставили, запугали. Но надо было видеть лицо этого бедолаги, когда она несла всю эту чушь…
– А он вообще кто?
– Врач, военный хирург, причем классный, все говорят. А жертва была зарезана скальпелем.
– И ты уверена в его невиновности?
– Я – да!
– На каком основании?
– Перечисляю по пунктам: во-первых, интуиция, во-вторых, алиби. Я ни на секунду в этом алиби не усомнилась. В-третьих, личность обвиняемого.
– Ну, по крайней мере два пункта из трех все-таки достаточно субъективны и, следовательно, сомнительны.
– Какие?
– Интуиция и личность обвиняемого. Это чисто субъективные вещи, согласись. А вот алиби… Этот хирург ее любовник?
– Да.
– И тот факт, что она сама тебя наняла. Хотела бы с самого начала утопить мужика, не стала бы рыпаться. А вот скажи, у нее есть дети?
– Нет, детей нет. Я понимаю, к чему ты клонишь. Нет ни детей, ни стареньких родственников, она, как говорится, одна-одинешенька. Но чем-то ее все же запугали…
– Значит, надо заняться этой бабой, найти уязвимое место. Я этим займусь.
– Спасибо, Арсюша, я тоже не собираюсь сидеть сложа руки.
– Конечно, одно дело адвокат, и совсем другое – журналист. Пойдем разными дорожками, авось побольше узнаем. А в результате встретимся в одной точке.
– Надеюсь! И тогда я сумею посадить в лужу и Бурмакина, и Дубовика.
– А Дубовик кто?
– Прокурор. Редкая скотина! Это, Арсюша, все очень мило, но, как говорится, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Придется несчастному мужику еще посидеть…
– А ты, часом, в него не влюбилась, в хирурга этого?
– С ума сошел!
– Ах да, ты же теперь влюблена в Тверитинова…
– Да нет, мне просто на минуточку показалось, не бери в голову.
– Тогда, может, поедем ко мне?
– Нет, Арсюша, извини, у меня нет сил, хочу только до дому добраться.
– Ладно, я понимаю.
… Уже идя к дому от стоянки, Рита вдруг подумала: а что, собственно, произошло между мной и Тверитиновым? Чушь какая-то, о которой и вспоминать неохота. Он меня разве чем-то обидел? Ну занят человек был, не мог на работе расточать любезности по телефону, и что тут такого? Просто я избалованная бабенка, а сегодня мне здорово дали по кумполу, и нечего все валить на других. Сама виновата. Доверилась клиентке, не была готова к поражению. И вдруг сказала про себя: не желаю еще и Захара терять! И тут же достала мобильник.
– Алло! Захар?
– Рита? Рад тебя слышать. Мне показалось, что ты на меня в обиде?
– Нисколько, Захар! Просто я тоже была жутко занята. Знаешь, я сегодня первый раз в жизни проиграла процесс.
– О! Сочувствую! Может, увидимся?
– Когда?
– Сегодня.
– Нет, Захар, сегодня я в раздрызге.
– А завтра вечером? Скажи, ты готова пойти со мной на день рождения к моему сотруднику? Мне было бы приятно там появиться с такой красивой женщиной.
– Это будет в ресторане?
– Нет-нет, дома. К нему приехала мама из Питера и обещает какой-то невероятный стол. Сам Армен чудесный парень…
– Уговорил! Пойду! Я очень-очень хочу тебя видеть.
Он как-то смущенно хмыкнул.
– Я тоже буду рад! Тогда я заеду за тобой… Нас ждут к семи…
– Нет, давай лучше я за тобой заеду. По крайней мере сможешь выпить за здоровье своего сотрудника, а я алкоголь плохо переношу.
– О, как ты великодушна! С удовольствием принимаю твое предложение. Скажи, ты очень расстроилась из-за проигранного дела?
– Если честно, очень. Тем более, что я абсолютно убеждена в невиновности своего подзащитного. Но я за него еще поборюсь.
– Это правильно! Ты молодчина, и у тебя все получится.
– Спасибо, Захар, – чуть ли не до слез растрогалась Рита.