Вспомним также гиперкомпенсацию, о которой говорилось в главе 2: чтобы она работала, нужны стимулы – ущерб и стрессоры. Это значит, что детям нужно разрешать совсем немного играть со спичками и чуть-чуть обжигаться, чтобы в будущем они умели обращаться с огнем.
Это означает также, что люди должны испытывать какой-то (не слишком большой) стресс, чтобы пробуждаться к активности. В то же самое время они должны быть защищены от катастроф. Не обращайте внимания на мелкие опасности, вкладывайте энергию в защиту от существенного вреда. Только существенное достойно ваших усилий. Так же следует действовать и в области социальной политики, и в области здравоохранения, и во многих других областях.
Аналогичные идеи можно найти и в наследии предков – о том же самом толкует пословица на идише: «Заботьтесь о том, чтобы не было худшего, а лучшее само о себе позаботится». Эта мудрость кажется банальной, но таковой не является: подумайте о том, сколько людей привыкло заботиться о лучшем в надежде на то, что худшее не случится само собой. Мы повсюду видим, что люди питают отвращение к мелким потерям, а о чудовищных Черных лебедях не думают (и их недооценивают): обычно мы страхуемся от малых и вероятных потерь, а не от больших и редких. То есть делаем все наоборот.
Прочь от золотой середины
Продолжим изучать штанги. Есть много сфер жизни, в которых середина никаким боком не «золотая»; именно в этих сферах применима двухуровневая стратегия (максимальная безопасность плюс максимальный риск).
Возьмите профессию литератора – самую бескомпромиссную, самую рискованную, самую притязательную из профессий, больше других основанную на умозрительных построениях. Во Франции и других европейских странах у писателей есть традиция искать синекуру – скажем, спокойную должность чиновника с гарантированной занятостью, от которого не требуется особых интеллектуальных усилий; занятие без особых рисков, которое забывается, как только ты покидаешь контору, так что можно посвящать свободное время сочинительству и писать что твоей душе угодно, следуя лишь собственным правилам и стандартам. Среди французских писателей удивительно мало ученых. Напротив, американские писатели часто являются учеными или журналистами, что делает их узниками системы и портит их книги; люди науки, живущие под постоянным давлением, в стрессе, воспринимают мир весьма искаженно. Каждая строчка, которую вы пишете по навязанным вам стандартам, например о проституции, убивает определенный сегмент вашей души. С другой стороны, сочетание синекуры и сочинительства – модель приятная, почти такая же хорошая, как финансовая независимость, а то и лучше ее. Великие французские поэты Поль Клодель и Сен-Жон Перс и романист Стендаль были дипломатами; множество английских писателей – чиновниками (Троллоп служил на почте); Франц Кафка работал в страховой компании. Но всех превзошел Спиноза – он изготавливал увеличительные стекла, благодаря чему его философия была полностью защищена от порчи со стороны ученого истеблишмента. В отрочестве я думал о том, чтобы стать литератором или философом, поступив, подобно многим родственникам, на спокойную, приятную, безмятежную дипломатическую службу. В Османской империи существовала традиция использовать православных христиан в качестве эмиссаров и послов, даже министров иностранных дел, и эту традицию переняли в Ливане (мой дед и прадед были министрами иностранных дел). Однако я опасался того, что христианское меньшинство подвергнется репрессиям, и оказался прав. В итоге я стал трейдером и сочинял в свободное время – и, как читатель может убедиться, пишу то, что хочу. Штанга «бизнесмен-ученый» была идеальной; в три или четыре часа дня, когда я уходил из конторы, моя работа переставала существовать до следующего утра, и я был волен делать то, что считал более ценным и интересным. Попытавшись войти в научный истеблишмент, я ощутил себя как в тюрьме: меня вынуждали следовать чужим программам, главной целью которых была самореклама.
Профессии можно чередовать: что-нибудь очень безопасное, потом что-нибудь авантюрное. Мой друг сделал замечательную карьеру редактора в книжном бизнесе и заработал себе отличную репутацию. Лет через десять он порвал с издательским миром и окунулся во что-то очень рискованное. Это настоящая штанга во всех смыслах слова: если рискованное дело не выгорит или выгорит, но не принесет ожидаемого удовлетворения, он всегда может вернуться в прежнюю профессию. Вот почему мой выбор – это Сенека: сначала он вел очень активную жизнь искателя приключений, после чего удалился на покой, чтобы писать и размышлять, а не довольствовался «средним» сочетанием двух образов жизни. Многие люди дела становились впоследствии мыслителями, как Монтень, «штанга» которого была чередованием занятий: от чистого действия к чистому размышлению.
Если я должен работать, то нахожу более предпочтительным (и менее болезненным) интенсивно трудиться короткое время, а остаток дня ничего не делать (в буквальном смысле слова), пока не восстановлю силы и не захочу повторить цикл. Это мне нравится больше, чем долгая, утомительная, вялая офисная текучка в японском стиле (с перерывом на сон). Основное блюдо и десерт должны подаваться отдельно.
Между прочим, Жорж Сименон, один из самых продуктивных писателей ХХ века, писал только 60 дней в году, а в остальное время «ничего не делал». Он издал больше двухсот книг.
Одомашнивание неопределенности
До конца этой книги мы увидим еще много штанг с похожей асимметрией, которые, когда возникает риск, защищают от случайности и помогают приручить антихрупкость. Что характерно, все эти штанги похожи друг на дружку.
Давайте посмотрим, как обстоят дела в различных сферах жизни. Если говорить о личном риске, вы легко можете защитить себя с помощью такой штанги и свести шансы на неудачу к нулю. Мое отношение к риску разнится от паранойи до агрессии в зависимости от того, о чем идет речь. Правила таковы: нет сигаретам, нет сахару (особенно фруктозе), нет мотоциклам, нет велосипедам в черте города, а точнее, повсюду, кроме территорий без транспорта вроде Сахары, нет разговорам с восточноевропейскими мафиози, нет самолетам, которыми управляют непрофессионалы (разве что рядом с ними сидит пилот-профессионал). В остальном я могу принять любой профессиональный и личный риск, особенно если он не несет в себе опасность смертельного повреждения.
В социальной политике стратегия штанги – защищать очень слабых и позволять сильным делать свою работу, а не помогать среднему классу консолидировать привилегии, блокируя эволюцию и создавая всевозможные экономические проблемы, которые больнее всего бьют по бедным.
До того как Великобритания стала бюрократическим государством, она применяла стратегию штанги: страной двигали искатели приключений (обычных и экономических) и аристократы. Роль аристократии по большому счету сводилась к тому, чтобы проявлять осторожность, а искатели приключений путешествовали по планете в поисках возможностей для торговли или оставались дома и возились с техникой. Теперь Лондон населяют богемные буржуа, которые получают гигантские годовые премии.
Мой подход к сочинительству можно описать следующим образом: я пишу, с одной стороны, литературные эссе, которые может понять каждый, с другой, статьи для специалистов, и ничего «посередине» – ни статей для газет, ни колонок, ни даже интервью (если только этого не требует издатель).
Читатель может вспомнить и режим физических упражнений из главы 2: на первом этапе ты поднимаешь максимальные тяжести, на втором – не делаешь ничего. Альтернативный режим – это менее интенсивные, но более длительные занятия в спортзале. Если добавить к первому режиму не требующие усилий долгие прогулки, получится та самая штанга.
Еще о штангах. Творите безумства (иногда ломайте мебель), как поступали пьяные греки ближе к завершению философских пиршеств-симпозиумов, и оставайтесь «рациональными», когда дело касается важных решений. Грошовые желтые журналы и классика пополам с научными трудами; не читайте книг «среднего уровня». Разговаривайте либо со школярами, таксистами и садовниками, либо с учеными с мировым именем; никогда не беседуйте с учеными, которые не сделали ничего особенного, но заботятся о своей карьере. Если вам кто-то не нравится, оставьте его в покое или вычеркните из своей жизни; даже не думайте оскорблять его словом[53].
Повторим: в отношении случайности стратегия штанги приводит к обретению антихрупкости через уменьшение хрупкости и ограничение риска потерь и утрат; катастрофы нам не так страшны, и в то же время мы извлекаем выгоду из потенциальных доходов.
Возвращаясь к финансам: штанга не обязательно должна проявляться в форме размещения средств, с одной стороны, в защищенные от инфляции наличные деньги, а с другой – в рисковые ценные бумаги. Штангой является все то, что сводит риск банкротства к нулю. У легендарного инвестора Рэя Далио есть правило для тех, кто играет на бирже: «Убедитесь, что вероятность неприемлемого результата (риска банкротства) равна нулю». Это правило ведет нас прямиком к стратегии штанги[54].
Еще о штангах. Творите безумства (иногда ломайте мебель), как поступали пьяные греки ближе к завершению философских пиршеств-симпозиумов, и оставайтесь «рациональными», когда дело касается важных решений. Грошовые желтые журналы и классика пополам с научными трудами; не читайте книг «среднего уровня». Разговаривайте либо со школярами, таксистами и садовниками, либо с учеными с мировым именем; никогда не беседуйте с учеными, которые не сделали ничего особенного, но заботятся о своей карьере. Если вам кто-то не нравится, оставьте его в покое или вычеркните из своей жизни; даже не думайте оскорблять его словом[53].
Повторим: в отношении случайности стратегия штанги приводит к обретению антихрупкости через уменьшение хрупкости и ограничение риска потерь и утрат; катастрофы нам не так страшны, и в то же время мы извлекаем выгоду из потенциальных доходов.
Возвращаясь к финансам: штанга не обязательно должна проявляться в форме размещения средств, с одной стороны, в защищенные от инфляции наличные деньги, а с другой – в рисковые ценные бумаги. Штангой является все то, что сводит риск банкротства к нулю. У легендарного инвестора Рэя Далио есть правило для тех, кто играет на бирже: «Убедитесь, что вероятность неприемлемого результата (риска банкротства) равна нулю». Это правило ведет нас прямиком к стратегии штанги[54].
Еще одна идея Рори Сазерленда: в Великобритании пациентам, страдающим не слишком серьезными болезнями, связанными с употреблением алкоголя, советуют ограничиться определенным количеством граммов в день. При этом оптимальное решение – избегать алкоголя три дня в неделю (то есть давать печени подолгу отдыхать), а оставшиеся четыре дня пить столько, сколько хочется. Математическое обоснование этой и других стратегий штанги будет приведено позднее при обсуждении неравенства Йенсена.
Бо́льшая часть вещей и явлений в правой колонке Триады связаны с идеей штанги – это необходимое условие, но не достаточное.
Стоицизм – это одомашнивание, а не устранение эмоций; штанга – это одомашнивание, а не устранение неопределенности.
Книга IV Опциональность, технология и мудрость антихрупкости
Мы добрались до инноваций, концепции выбора (опциона) и опциональности. Как обрести непробиваемость и полностью освоиться с ней, как стать ее властелином?
Вы правда знаете, куда идете?
«Сумма теологии» святого Фомы Аквинского – из той категории книг, которых давно никто не пишет: книга-как-памятник, сумма, то есть детальное изложение данного предмета, освобождающее его от структурных оков, наложенных авторитетами прошлого; по сути, антиучебник. В данном случае предметом книги является богословие, включая все то, что мы понимаем под философией, при этом Аквинский касается в аргументах остальных областей знания и оставляет о них комментарии. «Сумма теологии» отразила – и по большому счету направила – философскую мысль Средних веков.
Это совсем не то, что книга о простом, замкнутом в себе предмете.
Презрение, с которым эрудит относился к антихрупкости, ярче всего проявилось в предложении, которое является основой основ «Суммы» и повторяется в тексте много раз, в том числе вот так: «Действующее движет лишь постольку, поскольку стремится к цели»[55] (agens autem non movet nisi ex intentione finis). Другими словами, предполагается, что люди, которые что-то делают, знают, к чему они стремятся, – это телеологический аргумент (от греч. «телос», «результат, цель»), выдвинутый еще Аристотелем. Все, включая стоиков, но исключая скептиков, принимали этот аргумент умом, но, конечно, не следовали ему на практике. Кстати, Аквинат цитирует вовсе не Аристотеля – его он называет Философом, – но араба, комментировавшего сочинения Аристотеля, Ибн Рушда, также известного как Аверроэс; его Аквинат именует Комментатором. И этот Комментатор наломал немало дров. Ибо западная философская мысль опирается на арабскую куда больше, чем принято думать, между тем арабы после Средневековья сумели избежать средневекового рационализма.
Весь корпус философского наследия, базирующийся на предложении «действующее движет лишь постольку, поскольку стремится к цели», таит в себе наиболее распространенную в народе ошибку, усугубляемую двухсотлетней иллюзией научного понимания мира. Эта ошибка делает нас весьма и весьма хрупкими.
Телеологическое заблуждение
Мы будем называть телеологическим заблуждением следующую иллюзию: вы точно знаете, куда идете, более того, вы точно знали, куда шли, в прошлом, да и другим точно так же всегда удавалось знать, куда именно они двигались.
Рациональный фланёр – это человек, который, в отличие от туриста, пересматривает свой маршрут на каждом шагу, чтобы сделать его зависимым от получения новой информации. Именно это Ниро пытается практиковать, когда путешествует, так что зачастую его ведет вперед чутье. Фланёр не является рабом плана. Туризм, буквальный или фигуральный, пропитан телеологической иллюзией; он предполагает, что вы уже все знаете, и дает вам программу действий, которую сложно пересмотреть, в то время как фланёр постоянно – и, самое главное, рационально – меняет цели по мере поступления новой информации.
Важное замечание: непостоянство фланёра хорошо в бизнесе и жизни, но только не в личной и не в тех делах, которые касаются других. Противоположностью такому подходу в человеческих отношениях является верность, благородное качество, которое, однако, следует применять там, где оно нужно, – в отношениях между людьми и при взятии на себя моральных обязательств.
Когда вы ошибочно полагаете, что точно знаете, куда движетесь, и уже сегодня понимаете, каковы будут ваши предпочтения завтра, вы склонны к другому, связанному с первым заблуждению. Вам начинает казаться, что другие тоже знают, куда идут, и что если их об этом спросить, они скажут вам, чего хотят.
Никогда не спрашивайте человека о том, чего он хочет, или куда идет, или куда он, по его мнению, должен идти, или, еще хуже, о том, чего, как ему кажется, он пожелает завтра. Компьютерный предприниматель Стив Джобс был столь успешен именно потому, что не доверял исследованиям рынка и фокус-группам – когда людей спрашивают о том, чего они хотят, – и следовал за собственным воображением. Он считал, что люди не знают, чего хотят, пока он не даст им то, чего они хотят на самом деле.
Способность отклоняться от заданного курса – это выбор, который мы вольны сделать. Выбор возможности и возможность выбора, опциональность, – вот темы Книги IV. Понятие выбора уведет нас далеко, однако по сути опциональность – это то, что делает вас антихрупким и позволяет извлечь выгоду из позитивной стороны неопределенности, а заодно и уклониться от серьезного вреда с ее негативной стороны.
Главный актив Америки
Только опциональность дает нам возможность работать и расти, но для этого нужно быть человеком особого склада. Многие сожалеют о том, что в США очень низок уровень общеобразовательной подготовки (если учитывать, например, оценки по математике). Эти люди не хотят понимать, что все новое появляется здесь и имитируется в остальном мире. И происходит это вовсе не благодаря университетам, которые претендуют на славу, но часто не в состоянии подтвердить ее достижениями и патентами.
Главный актив США тот же, что и у Великобритании в эпоху индустриальной революции: принятие риска и использование опциональности – замечательная способность добиваться своего рациональным путем проб и ошибок, терпеть неудачи, но не слишком их стыдиться, начинать все сначала и вновь терпеть неудачи. В современной Японии, наоборот, неудачнику должно быть стыдно, отчего японцы скрывают риск, финансовый или связанный с атомной энергетикой, и довольствуются небольшой выгодой, сидя на динамите; эта философия странно контрастирует с традиционными для японцев уважением к павшим героям и так называемым благородством побежденного.
Книга IV доведет идею опциональности до логического конца и докажет на разнообразнейшем материале (от средневековой архитектуры до медицины, инженерного дела и инноваций), что, возможно, наш величайший актив – это качество, которому мы меньше всего доверяем: антихрупкость, встроенная в некоторые системы принятия риска.
Глава 12. Сладкий виноград Фалеса
Мы обсуждаем, что лучше: делать дело или отправляться на Большую Прогулку? – Идея свободного выбора. – Можно ли называть философа нуворишем?
В «Политике» Аристотеля есть занимательная история о досократическом философе и математике Фалесе Милетском. Эта история, занимающая от силы полстранички, повествует как об антихрупкости, так и о презрении к ней, и вводит понятие опциональности. Замечательно здесь то, что Аристотель, вероятно, самый влиятельный мыслитель всех времен и народов, совсем не понял смысла собственной же истории. Точно так же не поняли ее и последователи Аристотеля, особенно после Просвещения и научной революции. Я говорю это не для того, чтобы принизить великого Аристотеля, но для того, чтобы показать: интеллект заставляет человека недооценивать антихрупкость и игнорировать силу опциональности.