– Увеличив свой Союз сразу на тринадцать стран, – повторил он, – Евросоюз взвалил на свои плечи те проблемы, которые сбросила со своих Россия. Поддерживать те новые страны в работоспособном состоянии Евросоюз, как ни пытается, не может и сейчас. Приходится выделять из своих бюджетов огромные дотации новым членам, которые те принимают без капли благодарности. Как же, Евросоюз обязан кормить их и лелеять, как делал Советский Союз! Жители Германии, Франции и других стран сперва закрывали глаза на «временные трудности», так как зато Евросоюз, по их мнению, стал вдвое крупнее и как бы могущественнее, все так думали, а ради этого можно немножко потерпеть, а потом все наладится, всем будет еще лучше, все станут еще богаче и счастливее…
Ингрид проронила:
– Уже видят, что не налаживается, а становится все хуже…
Он неожиданно и с каким-то злорадством рассмеялся.
– А теперь представьте себе, каково сейчас Штатам!.. На них плюет весь мир, как на нас тогда всего лишь пятнадцать республик… Вернее, не столько плюет, как предъявляет претензии. Большинство в мире уверены, что исчезли бы США, сразу б всем стало жить легче… Дураки. Не понимают, что именно Штаты после Второй мировой приняли жесткие меры, чтобы третьей не дать даже шанса. Для того в Германии оставили свою армию, как и в Японии, законодательно запретив обеим странам вообще иметь армию, флот и авиацию! И сейчас Штаты по всему миру в меру своих сил стараются не допускать возникновения мощных авторитарных режимов, где могут начать большую войну!
Ингрид робко вякнула:
– Но Штаты по всему миру сами развязывают войны…
Он отмахнулся.
– Не смешите, девочка. То не войны. Обычно это подавление очагов огня, из которого могут образоваться лесные пожары, сжигающие целые страны.
Она не сдавалась, судя по ее лицу, сказала:
– Но после прихода туда американцев конфликты разгораются с новой силой!.. Там льется кровь…
Он хмыкнул.
– Льется кровь не американцев и даже не европейцев, девочка, что тоже почти американцы, но похуже. Воевать и одерживать победы можно по-разному. Я вот считаю величайшей победой Массада не операции по вызволению заложников, а прекрасную операцию иудейского агента Эбн Альсоди Сабай, который принял ислам, а затем в нем создал учение шиитов и расколол единый и могучий ислам и заставил мусульман настолько яростно воевать друг с другом, что сил для натиска на Европу уже не осталось. Если бы не та блестящая операция, ислам бы с легкостью захватил Европу. И весь мир, потому что тогда Европа и была всем миром, и открывать Америку отправились бы уже мусульмане.
– Сейчас, – вставил я, – США делают примерно то же самое.
Стельмах кивнул.
– Вот-вот, то же самое, что делал Эбн Альсоди Сабай. Сунниты и шииты продолжают истреблять друг друга с прежней первобытной яростью, а когда Штатам это кажется мало, они умело создают всякие там алькаиды, хесболлахи, игилы и прочие-прочие, что никогда не примирятся в первую очередь друг с другом.
Она сказала растерянно:
– Вы что же… оправдываете Штаты?
– Штаты наш противник, – ответил он, – но не враг. Штаты делают то, что делал Советский Союз. Вы не представляете, что будет, если Штаты устанут от плевков в лицо и бросаемых в них камней и скажут: да гребитесь вы конем, живите как хотите!.. Мы забираем все свои военные базы к себе за океан, а вы тут хоть поубивайте друг друга!
Ингрид спросила настороженно:
– И что… поубивают?
– А вы сами подумайте, – сказал он почти ласково. – Вы же умная девушка. Вам всего лишь некогда было над этим задуматься, а то бы сами пришли к этим выводам. Нам всем некогда самим задумываться над всем на свете. Потому то, что не касается именно нашей непосредственной работы, принимаем на веру. Я тоже такой, кстати. Просто политология – моя профессия. Но вот насчет бозона Хикса или квантового компьютера принимаю на веру. Надеюсь, меня не обманывают, ха-ха…
– Я тоже принимаю на веру, – признался я, – хотя вроде бы тоже из мира науки.
Он вздохнул, жестом велел возникшей на пороге Терезе принести еще кофе.
– Я с сочувствием, – сказал он, – и злорадством слежу за попытками Штатов удерживать мир в относительном равновесии. Они стараются не допустить большой войны, по которой просто изголодался род человеческий. За годы со времен Второй мировой накопилось много мусора, который популяция жаждет выбросить, опасаясь погибнуть из-за него. Всю историю человечества род людской чистили от больных и слабых эпидемии чумы, холеры, оспы, испанки, а также войны. После каждой войны род человеческий выходил ослабленным, как всякий больной, но быстро восстанавливался и делал рывок в прогресс с новыми силами!
Она следила за ним пристально большими серьезными глазами.
– Сейчас эпидемии ликвидированы, – произнесла она. – Остаются только войны?
Он посмотрел на нее с сочувствием.
– Вы знаете о наших инстинктах, у которых могучий разум всего лишь на побегушках, но знаете ли, что у каждого вида тоже есть свои регуляторы?.. Обыкновенные кузнечики умеют только прыгать, но при превышении некого порога в популяции превращаются в ужасную саранчу, улетающую на сотни миль на невесть откуда взявшихся могучих крыльях! Лемминги бегут топиться, а человек затевает войны… Как вы догадываетесь, первой жертвой войны становятся нищие, больные, бездомные, хосписы и санатории, где содержат даунов, которых становится все больше!.. Да, мы рассчитываем вот-вот найти лекарство, что излечит как их, так и всех и все, но наш могучий инстинкт об этом не знает и настаивает на великой очищающей войне! И она, к сожалению, все ближе.
Она прошептала:
– Так что же делать?
Он сдвинул плечами.
– Стратегию России я знаю. Ослабить Евросоюз и Штаты, чтобы и самой втиснуться в число тех, кто действительно руководит миром, а потом помочь Европе и Штатам удержать мир и порядок, дать возможность простым людям существовать и кормить науку с ее производным хай-теком… Все-таки мы, несмотря на все демонстративные развороты то к Азии, то к Востоку, – Европа. И не просто «тоже Европа», а сейчас как раз Россия становится настоящей Европой, сохранившей и европейские ценности, и европейскую основу. В таких громадных странах, как Россия, поневоле запрягают долго, то есть планировать приходится на десятилетия вперед.
– Да, – согласился я, – Россия не Эстония, где государственную экономику, состоящую из десятка сел, можно планировать даже на месяц.
Он кивнул, печенье на его крепких белых зубах лопается с хрустом, я подумал, что наверняка у него уже ни одного своего зуба, а это имплантаты, а до них были вставные челюсти, так как имплантаты все-таки вошли в жизнь сравнительно недавно.
– В главном, – произнес он задумчиво, – наши цели с Европой совпадают. Мы все хотим единое пространство от Лиссабона до Владивостока! Но Европа хочет, чтобы это была только Европа, а Россия вообще исчезла, превратившись в территорию Европы, а все жители России обслуживали европейские нужды.
– Обидно, – сказал я, – но, с другой стороны…
Он нахмурился.
– Вот-вот. С этого и начинают либералы. Договариваются до того, что нужно было бы сдаться Гитлеру, тогда бы сейчас Россия была богатой и толстой… Но если бы Россия сдалась, Гитлер захватил бы Англию, а вместе с Японией сумели бы сломить США. Это промоделировано на самых мощных компьютерах России, Америки, Японии и Китая, везде результат одинаков… И еще в том будущем нет компьютеров, нет Интернета, нет лунной базы… В общем, сделано было мудро, однако резать пришлось с кровью, и потому операция проводилась так, что весь мир, как и в самом СССР, был уверен, что это США нас победили в гонке вооружения, и потому СССР не выдержал, рухнул, развалился, и обрадованные народы начали строить свои суверенные государства, а униженная и оскорбленная Россия осталась в дерьме кусать локти.
Я кивнул.
– Да, в Штатах все были поражены, что СССР рухнул так внезапно. Ни один аналитик не мог этого предсказать.
– Вот-вот, – сказал он. – Потом, правда, некоторые западные аналитики начали замечать, что катастрофический распад СССР неожиданно оказался удачным для России..
Я вставил:
– Да-да, я читал. У них там то и дело звучит «неожиданно», «удача», «почему-то»…
Он сказал одобрительно:
– И вы заметили?.. Вот-вот. Неожиданно это только для тех, кто не понимает масштабнейшей операции по подготовке отрезания от России обременяющих ее народов с чуждой культурой и чуждыми традициями, давайте говорить прямо. А если в той же Европе допустят это хотя бы в качестве гипотезы, то все последующее будет ложиться, как цветные камешки в мозаику, точно на место.
Я допил кофе, посмотрел на застывшую в дверном проеме Терезу.
– Можно еще чашечку?.. Спасибо. Но в наших интересах, чтобы Европа об этом не знала?
– Она и не знала, – ответил он, – а сейчас, как я доказываю нашим, можно и сказать. Почему?.. Вовсе не ради того, чтобы побахвалиться своей уникальной операцией по переустройству мира. Европа все равно уже не может сбросить этот груз, там нет де Голля, а он единственный, кто был способен на крутые меры в Европе. А раз не может, то ей остается только разваливаться под непомерной тяжестью, что взвалила на себя от жадности. Разваливаться и оглядываться на Россию уже не с презрительной жалостью, а с надеждой на помощь.
– Она и не знала, – ответил он, – а сейчас, как я доказываю нашим, можно и сказать. Почему?.. Вовсе не ради того, чтобы побахвалиться своей уникальной операцией по переустройству мира. Европа все равно уже не может сбросить этот груз, там нет де Голля, а он единственный, кто был способен на крутые меры в Европе. А раз не может, то ей остается только разваливаться под непомерной тяжестью, что взвалила на себя от жадности. Разваливаться и оглядываться на Россию уже не с презрительной жалостью, а с надеждой на помощь.
– А Россия всегда помогала, – буркнула Ингрид. – Дура набитая.
Я сказал медленно:
– У меня тоже сердце кровью обливается, когда слышу, как тупейшее быдло по ту сторону океана победно кричит, что они нас победили… И как еще громче кричит не менее тупое быдло в тех землях, где совсем недавно были процветающие республики… Кричат, что они наконец-то освободились от проклятого ига русских угнетателей.
– Вот-вот, – сказал он угрюмо.
– Но эти голоса все тише, – заверил я, – и все… растеряннее, что ли?.. Можно сколько угодно кричать про голод в России, но к нам постоянно ездят как бизнесмены из других стран, так и просто туристы, и все видят, что Россия живет богаче всех республик, которые ее «содержали и кормили»!.. А правда расползается по инету, соцсетям, форумам…
Он возразил желчно:
– Почему тогда я вижу только торжество по поводу победы над СССР?
– Потому что хвалу в наш адрес, – пояснил я, – воспринимаем как должное. Мы ее в самом деле заслужили! Но нас сердит, что не хвалят, а если и хвалят, то как-то сквозь зубы. Но мы побеждаем. Просто нам хотелось бы, чтобы это произошло быстрее.
Он взглянул на меня поверх чашки с некоторым, как мне показалось, укором.
– Вы говорите так, будто у вас в жилах рыбья кровь.
– Вот-вот, – сказала Ингрид, – я ему это тоже говорю! Вроде бы совсем сопляк, а рассуждает, будто столетний буддист.
Он чуть улыбнулся.
– Он ученый, а ученые всегда старше своих лет, так как в них живут труды мудрецов прошлых веков. Думаю, вам трудно было затаскивать его на дискотеки?
Ингрид отмахнулась.
– Да я и сама до них не охотница. Мне куда интереснее кач в тренажерке. Да и пить предпочитаю протеиновые смеси, а не какую-то гадость, называемую вином.
Он посмотрел на нас заблестевшими после второй чашки кофе глазами.
– Ладно, на закуску скажу еще об одной важнейшей детали. Управлять империей из пятнадцати республик с разными народами и конфессиями, где запад полностью католический, центр православный, а юг мусульманский, было не только не просто, а уже невозможно. Я имею в виду, чтобы одни законы были для всей территории СССР. Особенно опасный перекос был в отношениях со Средней Азией. У нас в СССР, повторяю, все были равны. Когда-то, помню, был учрежден орден «Мать-героиня», его давали женщинам, родившим десять детей. К нему прилагалась квартира, машина, оплачиваемая государством медсестра для помощи многодетной матери, большие денежные пособия на каждого ребенка…
– Прекрасный закон, – сказала Ингрид.
– Прекрасный, – согласился он. – Но как только в Средней Азии советская власть создала условия для нормальной жизни и даже процветания, там начался демографический бум. Практически все женщины там стали матерями-героинями вовсе не потому, что стремились ими стать, а просто рожают столько, сколько рожается, так как аборты в исламе запрещены.
– А в Прибалтике, – сказал я, – наверное, ни одной матери-героини так и не появилось?.. Да и в России это была редкость уже тогда.
Ингрид потемнела, спросила враждебно:
– Значит, все денежные пособия уходили в Таджикистан?
– И в остальные среднеазиатские, – подтвердил он. – Деньги деньгами, но там пришлось развернуть грандиозное строительство детских садиков, школ, детских больниц… Но встревожило власти не это. Власть на то и власть, что обязана смотреть в будущее. На тот момент, когда было в глубочайшей тайне принято решение начать подготовку к роспуску СССР, доля мусульман в СССР была равна сорока двум процентам.
– Ого, – сказала Ингрид.
Глава 14
Я промолчал, уже посмотрел в инете и даже знаю, что Стельмах скажет дальше.
– Но на тот момент, – сказал он, – когда мы начали действовать, доля мусульман уже стала равна сорока восьми процентам!.. Пока сорока восьми, да, но мы-то знали о той хитрости, которую применяли переписчики и о которой умалчивали в официальной статистике.
– Какой?
– Дело в том, что браки между мусульманином и русской были нормальным явлением, как и между русским и мусульманкой. Так вот их дети всегда в свидетельство о рождении записывались русскими по национальности!.. А вы понимаете, что в реальности вырастали фифти-фифти. Потому близок был тот день, когда во главе Советского Союза вполне легальным способом мог стать мусульманин. А это означало законы шариата не только в России, но и по всему пространству, куда дотягивалось влияние СССР…
Ингрид, уже чуточку побледневшая, шумно выдохнула.
– Фух… в самом деле избежали большой беды.
Он сказал мирно:
– Я уважаю мусульман, а Коран прочел несколько раз, это в самом деле книга мудрости, но… пусть мусульмане будут нам братьями, а не господами.
Ингрид потрясла головой.
– Даже не представляла, какая беда грозила, если бы не распустили СССР…
Я подумал, поинтересовался:
– Думаю, тогда же продумали и насчет открытых границ с теми же среднеазиатскими республиками? Со времен отделения уже не республиками, а государствами?
Он кивнул.
– Продумали и много раз просчитали. Во всех вариантах, от самого легкого до тяжелого. И как видите, теперь все проще. Они приезжают, работают на стройках и прокладке дорог, а на зиму уезжают, оставляя целые кварталы выстроенных домов. Увозят с собой сотни миллионов заработанных долларов, об этом все здесь помнят, но оставляют выстроенного жилья и дорог на миллиарды долларов!.. Об этом забывают. От таких гастарбайтеров не просто прибыль, а высокая прибыль!.. К тому же теперь не строим там у них за счет России, как было раньше, заводы и фабрики по переработке хлопка и прочего, что у них есть, не выплачиваем пособия многодетным матерям, что раньше почти целиком уходили в Среднюю Азию! Не строим там школы и детские сады, пусть строят теперь все сами… В общем, те реки золота, что текли в республики, хоть на юг, хоть на восток или запад, были повернуты в сторону вконец обнищавшей России. А она громадная, чтобы ее поднять, за год-два не управиться.
Ингрид буркнула:
– Да, это не Прибалтика. Европа бросила ей со стола небольшой кусок, и вот все прибалты сразу миллионеры!
Он кивнул.
– Совершенно верно. Но теперь и Прибалтика, хоть и живет практически на подачки Евросоюза, так как она и в нем, и в НАТО, но все равно беднеет день ото дня. Потеря России для всех оказалась катастрофой.
Он поднялся, мы тоже вскочили, он сказал почти отечески:
– Доброй ночи!.. рекомендую заглянуть в теплицу, если вы в ней еще не были. Там такой зимний сад… говорят, красиво.
Ингрид спросила:
– А вам нравится?
Он кивнул.
– Да. Я два раза заходил. Э-э… мило.
Наш человек, сказал я мысленно, а Стельмах взглянул на меня смеющимися глазами, один доктор наук понял другого доктора.
В нашем гостевом домике Ингрид бросилась на диван, вся в растрепанных чувствах, перебирает сказанное Стельмахом, ужасается с настоящей женской экспрессией, а я вот уж холоднокровное животное, точно ученый, перебрал все доводы «за» и «против», сказал с некоторым равнодушием:
– Ну узнали мы всю правду… и что? Что с нею делать? Мир принял ту легенду, которую КГБ распространил. И, уверен полностью… ну, почти… сделал умно и милосердно. Брошенные Россией республики ликующе начали строить свою государственность, абсолютно уверенные, что вот теперь-то заживут, как в раю!.. Они и сейчас, хоть рая и не получилось, свято уверены, что это они добились независимости от проклятой России, угнетавшей их гордый дух и свободы. Так зачем ворошить прошлое… Нет, скажу точнее, зачем бередить раны?
Она возразила с достоинством:
– Но чтобы все узнали правду! Разве правда не важнее всего?
– А ложь во спасение? – спросил я. – Правда чаще всего губительна. Вся цивилизация построена на лжи, без нее превратимся снова в озлобленных питекантропов. Со лжи начинаем утро, когда говорим проснувшейся женщине, что без макияжа выглядит еще свежее и моложе, и заканчиваем у постели умирающего бодрым уверением, что он уже начинает поправляться!
Она сказала сердито:
– Ну, знаешь ли…
– Такая правда, – ответил я, – не просто может навредить, она точно навредит. Всем навредит! И России, и всем связям с другими странами. Во-первых, все бывшие республики, а теперь независимые страны, поймут наконец, что их требования независимости использовали против них же, использовали с блеском!.. Как они поступят? Еще больше озлобятся против России! Нам это нужно? Всего лишь ради мальчишечьего хвастовства?