Впервые стальной Ришелье публично открылся только в начале 1639 года, разрыдавшись на похоронах своего друга отца Жозефа. «Человек в красном» назначил на место «Серого Преосвященства» Джулио Мазарини, объяснив ему, как он вместе со своей правой рукой усмирил провинциальных губернаторов-аристократов, не хотевших королевского ограничения свои неограниченных полномочий.
Французскую «Табель о рангах» дворянских титулов возглавлял герцог, имевший много земель с большим годовым доходом. Маркиз имел маркизат, состоявший из трех и более бароний и трех имений-шатленств. У графа было графство из двух бароний и трех шатленств, у виконта – виконство, у барона – баронство, у шевалье – имение-шатленство. Гранды имели всю власть в провинциях, пока Ришелье не послал к ним подобранных отцом Жозефом королевских представителей-интендантов юстиции, полиции и финансов. Умные интенданты быстро перехватили у нотаблей всю полноту административной власти, и с местным сепаратизмом во Франции было покончено.
Интенданты были назначены в армию, флот, торговые компании и дворцы и ревностно выполняли инструкции своего главного государственного министра, желавшего «прекратить, насколько это возможно, жалобы наших подданных на обманы, тяготы и притеснения, принять меры против злоупотреблений и беспорядков и оградить подданных от вымогательств, обременений и притеснений, от которых они страдают».
В 1640 году вдруг произошли антииспанские восстания в Каталонии и Португалии, ставшей независимым государством. Людовик XIII принял от Каталонии титул графа Барселонского и на страну басков в сердце воюющей Испании распространился французский суверенитет. Империя Габсбургов напряглась и ответила великолепному «человеку в красном» очередным мятежом французских принцев крови.
Армия сражалась в Испании и мятежные войска аристократов, сняв малочисленные заслоны, ринулись на, казалось, беззащитный королевско-кардинальский Париж. Вот-вот время усиливавшейся монархии должно было закончиться очевидной смертью гениального Ришелье, но вдруг был зарезан предводитель мятежа граф Суассонский, и вся пораженная Франция обсуждала, что граф был убит в минуту победы в кольце своих друзей и сторонников: «это кажется невероятным, но это чистая правда». Мятеж исчез, а племянница главного министра вышла замуж за сына принца Конде, герцога Энгиенского, сделав Ришелье и Людовика XIII родственниками. Король, у которого в 1638 году, наконец, родился долгожданный наследник, будущий Людовик XIV, был на вершине своего могущества.
17 февраля 1642 года аристократы-заговорщики во главе с братом короля Гастоном Орлеанским, заманили кардинала во дворец принца крови без его верных гвардейцев. Десятки заговорщиков во главе с любимцем короля де Сен-Маром из-за колонн вот-вот должны были броситься на олицетворение сильного государства, как всегда прикрытого со спины только его отчаянно верным капитаном гвардейцев дю Баром. Никто не понял, что произошло в следующие секунды, но заговорщиков вдруг охватил дикий страх, они мгновенно разбежались и были быстро арестованы в своих дворцах, трясущимися от непонятного ужаса. Возбужденная Франция говорила, что Ришелье разбросал в секунды совсем не трусливых убийц своим парализующим взглядом, и возможно это была чистая правда.
Людовик XIII в ярости стер заговорщиков, а Арман де Ришелье, спокойный за судьбу Франции, скончался 4 декабря 1642 года от долголетнего переутомления. В ночь перед смертью «человек в красном» десять часов говорил с заплаканным королем один на один, передав ему и его потомкам свое «Политическое завещание”. Вся Франция в грандиозной минуте молчания в память своего гения, повторяла его последние слова:
– У меня не было других врагов, кроме врагов государства. Если моя тень, которая явится в завещании, поможет в создании нашего великого государства, то я буду счастлив.
«Слабость человеческого существа требует во всем равновесия и в этом – истина.
Разумный Государь и искусный Совет – это великое сокровище государства и согласие обоих бесценно. От этого зависит все государственное благополучие. Самые успешные государства те, в которых государи и советники мудры.
Народная польза должна быть единственным делом Государя и его советников. Море доброго будет от соблюдения этого правила и океан зла для государства, если собственная корысть будет предпочтена народной пользе.
Главное в управлении государством – прозорливость. Министры должны чаще напоминать своему Государю о будущем, чем о настоящем, потому что лучше выступить навстречу государственным проблемам, чем убирать их после нашествия.
Нужно спать по львиному, не закрывая глаз, чтобы предвидеть все беды для государства, из которых меньшие могут стать большими и самыми опасными.
Королем нужно очень обдумывать все договора и подписав, соблюдать их свято.
Назначать на ответственные должности нужно талантливых людей к ним подходящим, иначе потом придется сто лет исправлять то, что они натворят. Могу сказать, что если бы все высшие государственные сановники были достойными людьми, то государство наслаждалось бы несказанным благоденствием. Я очень хорошо знаю, что очень трудно пойти таких чиновников, но обязательно необходимо, чтобы самые главные из них были достойными и умелыми людьми. Если маска, которой большая часть людей покрывает свои пороки, у больших чиновников срывается, необходимо исправить ошибку их назначения.
Государям следует помнить, как страшно им придется отвечать перед Богом за раздачу больших чинов посредственностям. Самые опасные для государства – временщики, ибо, возвышенные счастьем, редко используют ум, который у них бессилен. Многие государи погубили себя тем, что предпочли свои блажи и прихоти народной пользе.
Самые страшные для государств – это дворцовые льстецы, клеветники и сплетники, очень проворные в рассеивании своего яда самыми разными способами. Защититься от них можно только большими предосторожностями. К таким людям следует быть немилосердным, чтобы предупредить страшный вред от них государству, заполненному сделанных ими раздорами.
Государь дожжен быть силен славой, большой и сильной армией и казной, а также привлечением к себе сердец своих подданных и крепостью границ. Самое сильное государство в мире не может похвалиться благополучием, если оно не в состоянии защитить себя в любой момент от внезапного нападения.
Каждая страна имеет свои пороки, а самые умные народы – это те, которые стремятся достигнуть талантом и трудом того, чего лишены от природы.
Нет общества, в котором бы не находилось гораздо больше плохих людей, чем хороших.
Никогда сильное государство не должно сносить обиды и оскорбления, а всегда мстить в ответ.
Без большого запаса финансов средств государств не может совершить ни одного славного дела. Если этого требует народная польза, надо быть щедрым в использовании казны. Очень много было в истории таких государей, которые пожалели деньги и потеряли и деньги, и государство вообще.
Государи должны помнить, что если они употребят свою власть на несправедливости и насилия, то совершат государственный грех, за который Господь в судный день взыщет с них грозно ответ.
В государственных делах часто не бывает бесспорных доказательств, которыми могут служить и основательные догадки.
Моей первой целью было – величие короля.
Моей второй целью было – могущество королевства».
* * *В мае 1645 года Богдан Хмельницкий с товарищами вернулся в Чигирин, доложив о переговорах с Мазарини и Конде великому коронному канцлеру. Все лето старшины обучали казацких добровольцев европейским приемам ведения большой войны. В начале октября 2600 украинских казаков высадились во французском Гавре и срезу же приняли участие в боевых действиях на севере Франции. Вскоре Конде Великий заявил Хмельницкому, что казацкая пехота – лучшая в мире.
Крепость-порт Дюнкерк удерживали пять тысяч испанцев маркиза Лейда, и к концу 1645 года объединенные франко-украинские войска осадили стратегический город, контролировавший важнейший пролив Па-де-Кале. Через месяц после начала осады французские корабли с большим казацким десантом на бортах попытались ночью тихо войти в дюнкеркскую гавань, и мгновенно были блокированы испанскими судами, которых было втрое больше.
Испанский командующий флотом предложил оказавшимся в безнадежной ситуации французам сдаться, но командир десанта Иван Сирко заявил своим новым товарищам по оружию, что казаки не сдаются никогда. На французских судах были подняты белые флаги, испанцы победно подошли к ним борт о борт и отчаянные запорожцы тут же привычно взяли боевые корабли военного флота Испании на абордаж. Сирко быстро переговорил с находившимся на берегу Хмельницким и через час план взятия Дюнкерка был готов. На рассвете казацкий десант на испанских кораблях без единого выстрела береговых батарей вошел в гавань, высадился на красивой набережной и атаковал Дюнкерк с моря. Одновременно казацкие эскадроны и французские полки ударили по испанцам с суши и через три часа сумасшедшего штурма Дюнкерк снова стал французским городом.
Испанский командующий флотом предложил оказавшимся в безнадежной ситуации французам сдаться, но командир десанта Иван Сирко заявил своим новым товарищам по оружию, что казаки не сдаются никогда. На французских судах были подняты белые флаги, испанцы победно подошли к ним борт о борт и отчаянные запорожцы тут же привычно взяли боевые корабли военного флота Испании на абордаж. Сирко быстро переговорил с находившимся на берегу Хмельницким и через час план взятия Дюнкерка был готов. На рассвете казацкий десант на испанских кораблях без единого выстрела береговых батарей вошел в гавань, высадился на красивой набережной и атаковал Дюнкерк с моря. Одновременно казацкие эскадроны и французские полки ударили по испанцам с суши и через три часа сумасшедшего штурма Дюнкерк снова стал французским городом.
Во Франции с восторгом заговорили о еще невиданном в Европе абордажно-казацком способе взятия отлично укрепленных крепостей, а очевидцы с упоением рассказывали многочисленным слушателям, как ураганом летели на совсем не беспомощно-трусливых, но ошарашенных испанских солдат удивительные чубатые воины с длинными усами, в белых рубахах и широких красных и синих шароварах и с двумя саблями в руках. Париж уважительно назвал казацкую войсковую группу Богдана Хмельницкого легионом, и это было совершенно справедливо.
Армия дипломатических агентов Мазарини быстро разнесла в европейские столицы известия об освобождении от испанских оккупантов северных портов Франции, и в Европе впервые заговорили о полководце из Украины Богдане Хмельницком, который прозорливо писал советнику кардинала по стратегической политике: «В этой зимней войне мощь Испании поколеблена, но не сломлена. Испания атакует снова. Швеция – союзник Франции, но очень опасный, после последних военных событий усилившийся Ливонией, Карелией, Финляндией и Северной Германией. Нужно умело выбрать союзников. Речь Посполитая, угнетаемая королятами, магнатами и нобилями, среди выгод и роскоши забыла, что бог поставил ее бастионом на границах христианской Европы». Впрочем, во Франции хорошо знали способности сената Польской Короны, с легкостью державшего талантливых полководцев в сотниках вспомогательного пограничного войска. Само собой, и кардинал Мазарини понимал, какое политическое будущее ждет такую Речь Посполитую и учитывал это в своей всеобъемлющей европейской стратегии.
Ранней весной 1646 года как всегда геройские казацкие полки победно вернулись домой, вооруженные, кроме рушниц, сабель и пистолей, передовой европейской военной наукой, которую тут же стали передавать боевым хлопцам в реестровых полках и за порогах. Французские газетчики писали: «В 1645 году казацкие сабли часто уничтожали многих врагов. Нашим войскам не приходилось вдохновлять их полки своей воинственностью, потому что им хватало собственной смелости». Богдан Хмельницкий слышал лестные отзывы, казалось, со всех сторон.
Не всем королятам понравился французский поход чигиринского сотника, прогремевший в Европе. Казалось, со всех сторон на Хмельницкого смотрели злобные, зелено-шакальи глаза могущественной шляхты, никогда не обогревших своих рук работой, а только чужой кровью. Еще в 1644 году сановная Варшава хорошо расслышала последние слова, сказанные перед смертью своему сыну Александру великим коренным гетманом Станиславом Конецпольским:
– Как бы Речь Посполита не испытала от Хмельницкого многие беды, потому что никогда еще не было среди казаков человека такого разума и способностей. Обвини его в чем-нибудь сын, и сживи со свету.
Автор Куруковского соглашения 1625 года, великий коронный гетман с 1632 года, автор «Ординации» 1638 года, человек, уменьшивший казацкий реестр с сорока до шести тысяч воинов, Станислав Конецпольский хорошо знал, о чем говорил сыну. Александр, новый староста корсунский и чигиринский, держал в Чигирине своим подстаростой вывернувшегося из Литвы еще в 1639 году шляхтича Даниэля Чаплинского, хорошо умевшего сдирать неуемные налоги с посполитых вместе с их кожей. Чаплинский писал Александру Конецпольскому в своих частых доносах: «Все видят непреклонную волю сотника Богдана и понимают, что его невозможно остановить».
Судьба Богдана Хмельницкого, а значит и Украины, вот-вот должна была свершиться.
Корсунский палац Конецпольских был иллюминирован на славу и торжественный прием-бал, на который были приглашены сотни значных особ, гремел на всю округу. Пары кружились в бесконечном полонезе, за ломившимся, как всегда, яственными столами гуляла гоноровая шляхта, а в группах поветовых панов велись обычные громкие разговоры о величии дворянского происхождения в природе. В самой большой группе выделялся пышно детый Чаплинский, не знавший удержу в похвальбе того, чего никогда не было ни в его жизни, ни в жизни окружавших его панов. Дождавшись, когда музыка затихла, Чаплинский нарочито громко сказал:
– А вы панове, разве не слышали, что Хмельницкий при штурме Дюнкерка прятался за спины своих казаков. Пятерых перед ним убило, а ему как с гуся вода!
В мгновенно заледеневшем пиршественном зале повисла мертвая тишина, в которой сотни гостей слышали и видели, как в большое стрельчатое окно бьется большая зеленая муха, почему-то очень похожая на чигиринского подстаросту. Побледневший до холодной ярости Богдан приблизился к красному до синевы Чаплинскому и все увидели, как сползло с пана все несусветное высокомерие, чуть не запутавшись в позолоченных, мелко дрожавших шпорах. Хмельницкий одними белыми пальцами взял свою боевую саблю за лезвие чуть ниже рукояти, вытянул ее из свистнувших шепотом ножен, эфесом вверх поднял ее прямо к носу лгавшего шляхетного хама и медленно, звучно произнес:
– Понюхай это.
1645–1647 годы – Обвини его в чем-нибудь сын и сживи со свету Королевская провокация или как можно устроить многолетнюю резню в Речи Посполитой
Богдан Хмельницкий белыми от ярости пальцами взял свою саблю за лезвие чуть ниже рукояти, вытянул ее из свистнувших шепотом ножен, эфесом вверх поднял ее прямо к носу лгавшего шляхетного хама и медленно, звучно произнес:
– Понюхай это.
Чаплинский вдруг ясно понял, что ему сейчас немедленно придется рубиться совсем не с золотисто-поджаристым молочным поросенком, лежавшим в трех метрах на пиршественном столе в серебряном корытце, а с собственной неминуемой казацкой смертью.
От него вдруг резко запахло ацетоном и багровый от яростного испуга подстароста покинул зал, закончив гоноровый пыхатый взрыв ничем. Позже, будет казацкий вызов на дуэль, отказ от него пышного шляхтича не желавшего, конечно, биться с не равным ему по знатности казаком герба Абданк, общее презрение чигиринского панства, вынужденное согласие на поединок, засада наемных убийц для неистового Богдана, о новой неуемной выходке которого в адрес уродзонной шляхты, опять стали говорить на юго-восточных крессах Речи Посполитой.
* * *С 1644 года великий коронный канцлер Ежи Оссолинский в полном согласии с Владиславом IV тайно готовил войну с Оттоманской Портой, дружно мечтая с монархом о разгроме Крымского ханства, захвате Причерноморья и даже атаки Балкан с поднятием флага Речи Посполитой над Босфором. Умно-циничный Оссолинский не раз говорил, что государственный строй Польской Короны – анахронизм, но дошедшее до ни раз отодвинутого предела своеволие королят никогда не позволит королю стать могущественным магнатом, а не только драгоценной престольной куклой.
Для начала королевской атаки на собственноелюбимое государство монарху и канцлеру были нужны внутренние и внешние союзники и, конечно, деньги, деньги и деньги. В 1645 году неудачно воевавшая с Турцией республиканская Венеция за деньги попросила военной помощи у Владислава IV, прислав в Варшаву специального посланника. Королевский полковник кварцяного войска Иероним Радзиевский сразу же после возврата казаков из Франции тайно встретился со старшиной реестрового Войска Запорожского. Зная, что магнаты, а значит и их ручной сейм, будут против усиления короля турецкой войной, Владислав IV предлагал казакам атаковать Стамбул походом в Черное море. В конце апреля 1646 года в Варшаву от реестровиков приехали войсковые есаулы Иван Барабаш, Ильяш Караимович, полковые есаулы Роман Пешта, Яцко Клиша, Иван Нестеренко и сотник Богдан Хмельницкий.
Казаков по очереди приняли канцлер, венецианский посол Джованни Тьеполо и король. Для войны с Турцией было необходимо набрать и подготовить пятьдесят тысяч казаков и старшина обещала сделать это в течение года. Король выдал казакам для строительства шестидесяти морских боевых чаек шесть тысяч золтых талеров и на ночной аудиенции в своем дворце заявил:
– Я доверяюсь вашей доблести, преданности и чести и убежден, что вы не подведете. Я надеюсь, что когда я вас позову, вы все слетитесь ко мне орлами с избытком отваги и преданности.